Метанойя

Было уже далеко за полночь. Мацуо не знал этого точно: лежал, закрыв глаза, и часов не видел, но время тянулось так долго, что полночь давно должна была настать… Он лежал на спине на своей кровати — не под одеялом, потому что лечь под одеяло — значит спать. А он не собирался, хотя стоило бы. Кейджи смотрел за ним и стерёг его, поэтому он обманул их обоих: и лёг спать, и не лёг. Было очень приятно… Даже хорошо. Мацуо лежал на кровати, чуть-чуть сдвинувшись к краю, чтобы освободить место. Чтобы Кейджи уместился рядом: перекинул ноги через его живот, ладонь опустил на грудь и сжал пальцы, когда Мацуо взялся за неё. И они просто были рядом. Только они вдвоём, с мыслями друг о друге, изолированные в своём укромном уголке и во времени. Но всё же, как бы Мацуо ни хотелось застыть в одном идеальном моменте, чувствуя и впитывая только бережные вздрагивания руки Кейджи и его чуткий, заворожённый взгляд, время шло. Ночь становилась глубже. Тяжелее. Мацуо тянуло вниз… Но он знал, что не хочет спать. Ему пока что нельзя спать. Он думал: подождать ещё немного, и тревога отступит, он будет готов… Но момент полной безмятежности, надёжности не наступал. Веки слипались, но он жмурился и растрясал застывающую клейкость. Он не хотел открывать глаза и тревожить Кейджи. Но знать, что он точно сможет открыть их в любую секунду, было приятно. Часы тикали, хотя те, что висели на стене комнаты, уже давно встали. Образы из прошлого и настоящего, реальности и нереальности мешались в голове, словно акварельные разводы на влажной бумаге. Но что-то скреблось на краю сознания и не давало им свиться в ясную картину и застыть. Ноги и плечи наливались паралитической твёрдостью, и Мацуо понимал, что уже не сможет пошевелить ими, не потревожив ладонь, лежащую на груди. И замерзающие волны сознания бились о тесные стены: Мацуо толкал их, кидаясь на любую возможность не оказаться под ледяной коркой. Но теперь борьба велась не с единственной целью не заснуть. По комнате что-то ползло невидимой дымкой — не кошмар и не тревога. Что-то другое. И Мацуо пронзило ощущение. Молния, сплетённая из тысячи разнородных волокон. Страх, дрожь, тихое звучание, похожее на стук копыт. Мацуо распахнул глаза и приподнялся на постели. Кейджи подался ему навстречу, стискивая ладонь. — Что такое? Мацуо пару секунд смотрел в его взволнованные чёрные глаза, затем сел и потёр висок. Всё ещё ощущал: мистическое напряжение на изнанке воздуха крепло с каждой секундой. Он не ошибся. Он никогда не ошибался. — Кому-то нужна помощь, — прошептал Мацуо, перехватывая ладонь Кейджи. — Пойдём.

***

По металлической лестнице вниз, мимо цветочной клумбы — Мацуо чуть не запнулся о неё, но Кейджи достаточно надёжно держал его за руку. Потом — спуск в овраг, под прохладную подушку впитавшейся в воздух влаги, и переправа через ручей. Мацуо нравилось, что Кейджи вслед за ним перескакивает с камня на камень вместо того, чтобы вовсе не касаться земли. Улыбчивый полумесяц смотрел на них сквозь пепел пока ещё летнего неба. Впервые обнаружив заброшенный ангар, Мацуо развесил по стенам гирлянды — временное освещение. Но мягкий полупрозрачный жёлтый так удачно заполнил пространство под плавными сводами потолка, что Мацуо решил ничего не менять. Большинству его подопечных такой свет пришёлся по нраву. Грильяж входил в их число. Хотя Мацуо часто казалось, что он слишком быстр и порывист, чтобы замечать свет. Он был воплощением древнего, сметающего всё на своём пути гнева и жажды добиться цели во что бы то ни стало. Мацуо тёр пальцами крышечку чёрной капсулы, держа её почти у самых губ, и затем обеспокоенно повернулся к Кейджи. Его порождающая эмоция — мстительное желание — напрямую не противоречила эмоции Грильяжа… однако что-то говорило Мацуо поостеречься. Он будто предчувствовал, что их ауры сложатся в неправильный узор — или нечто в этом роде… Это был всего лишь второй раз, когда он подпустил Кейджи так близко к своей работе. И не как зрителя — как партнёра… Мацуо дал ему коснуться самой сокровенной её части, где всё было выстроено и выверенно много лет назад, куда он вписал себя — и никого больше… Теперь на нём лежал двойной вес ответственности. Но он знал, что вынесет его. Он хотел ощущать эту тяжесть — так же, как когда Кейджи лежал у него на коленях, и его голова тяжелела под ладонями. — Послушай… Отойди вон туда, — сказал Мацуо, мягким, но уверенным жестом указывая на угол ангара. — Стой там... И пока что ничего не делай. Я справлюсь. Кейджи послушался его без слов. Мацуо вздохнул и стиснул пальцы на крышке колбы. Под ней — его подопечный. И ему нужна помощь. И они не виделись слишком давно. И он чувствует себя отнюдь не хорошо… Крышка щёлкнула, и почти в тот же миг Мацуо разжал пальцы. Их обожгло. Колба звонко ударилась об пол и взорвалась клубами сизого дыма, а воздух натянулся, заискрился, взбурлил костяными пиками, вскипел жилистой плотью. Ветер, который вышибает сердце из груди, буран чистой ярости — Грильяж вскочил на дыбы; копыто просвистело в миллиметрах от носа Мацуо; скрежещущее ржание перерезало испуганно-заворожённый вздох. Он готов был обрушиться, всей своей необузданной агрессией, всей опасностью, щекочущей самые хрупкие потаённые струнки сознания. Жажда воли свистела и скребла его горло, сводила крепкие мышцы судорогой, он хотел, желал, вожделел свободу — и он заслуживал её, о, как он её заслуживал… Каждая жилка, каждая искорка мёртвой жизни, так долго скованные и скрытые от мира… Ночь принадлежала ему. Мацуо положит её к его копытам, как только они коснутся земли. Шагнув назад, он вскинул руки. Морозная ярость рвалась сквозь пальцы, сдирая кожу, и дыхание никак не возвращалось, но несмотря на это, несмотря на снег, забивающийся в горло, Мацуо сумел выговорить: — Тише… Прекрасный… Тише… И неистовый визг и всхрапывания не могли перебить его голос. Грильяж успокаивался, реже мотал головой и перецокивал копытами, пока Мацуо не смог подойти к нему, ведя пальцами вдоль ауры, которая укладывалась плавными волнами, а затем по рельефной, черепообразной морде. Дробные голубые огоньки мерцали в круглых провалах глазниц: Грильяж смотрел на Мацуо и узнавал в нём хозяина. Мацуо взялся за его холку, погладил по редким прядкам гривы, которая наконец-то расправилась полностью. Его аура окончательно улеглась и стелилась по полу голубоватой дымкой. Теперь можно было с уверенностью сказать: он взбунтовался из-за того, что слишком долго был заточён в капсуле. Не из-за чего больше. Мацуо повернулся к Кейджи и, улыбаясь, позвал: — Иди сюда. Иди, иди… Скорее. Кейджи сделал пару нерешительных шагов вперёд. — Не бойся, — подбадривал его Мацуо. — Помоги мне… Всё хорошо, просто держи ладонь вот здесь. Грильяж перенёс духовное соприкосновение прекрасно: даже не пошевелился. Из них двоих Кейджи явно нервничал больше: его рука дрожала, когда Мацуо бережно прижимал её к костяной лошадиной холке. Но он твёрдо верил, что Кейджи справится. Работать вдвоём и проще, и приятнее. Из сумки, где хранились индивидуальные принадлежности для каждого из подопечных, Мацуо достал узду из зачарованных ремешков. Грильяж чуть-чуть взвился, повертел головой, но дался быстро — за что получил щедрую порцию ласки и похвалы. Кейджи помог подвести его к дверям, и Мацуо со звонким шлепком отпустил Грильяжа в ночь. Дверь закрыл не сразу. Пару раз глубоко вдохнул прохладный запах свободы. Мацуо посмотрел на свои ладони. Невредимые. Но когда он укрощал ауру Грильяжа, казалось, будто с них сдирают кожу. Что ж, он сам виноват, что так долго не выпускал на волю самого свободолюбивого из своих подопечных… Грильяж нуждался в пространстве, в свободных скачках — не критически, но достаточно сильно, чтобы его аура вскипела от перенапряжения. И в чёрных капсулах ждёт ещё много духов таких же, как он: с нуждами не гибельными, но важными. Сколько же Мацуо успел натворить… И теперь он чувствовал себя ужасно уставшим. Он зевнул, но тут же тряхнул головой и протёр глаза. Нужно дождаться возвращения Грильяжа. Нужно быть готовым, если что-то пойдёт не так… В тёмном болоте ночи Мацуо видел резкие, летящие отпечатки копыт. А дальше, глубже, в самой хваткой и удушающей трясине — столько непонятного, незавершённого, неотвеченного и непредсказуемого… И Мацуо стискивал руку на холодной металлической створке двери и пытался держаться на ногах. Отчаяние — такое чёрное, топкое чувство… Дать ему засосать себя — неизбежная гибель. И впереди призрачные огоньки дробили уголь ночи, будто осколки голубых бриллиантов. Мацуо не мог до конца понять, видит он их на самом деле или у него мерцает в глазах от усталости… Но Кейджи стоял с ним рядом, и выглядывал за створку двери, и тихо, размеренно дышал. Он тоже был очарован… Он тоже их видел. Он отчаянно желал коснуться той стороны ночи и взглянуть на мир так, как никогда не пробовал раньше. Мацуо готов был показать ему — сотни бриллиантов, тысячи драгоценностей, всё, что знал сам, и хотел разделить с ним, только с ним… Неожиданно Кейджи заговорил. — А для чего нужна эта… штука? — спросил он, обрисовывая расплывчатую линию вокруг головы. — Я планирую когда-нибудь оседлать его, знаешь… когда-нибудь, — ответил Мацуо и улыбнулся. «И это возможно только благодаря тебе», — крылось за этой улыбкой. — А ещё с этой уздечкой он обязательно вернëтся, — добавил он. Кейджи снова задумчиво смотрел в темноту и слегка морщился, будто пытался что-то вспомнить. — Этот дух имеет отношение к сагари?.. — Возможно. Хотя у него многовато частей тела для сагари, не находишь? — усмехнулся Мацуо. — В мире много призраков лошадей бродит. Ну, в образе лошадей. Грильяж был человеком, вообще-то… — Правда? — Ага. Но он лишился человеческого рассудка. Это часто происходит с теми духами, кто поглощает слишком много силы или слишком долго существует на свете… Тем не менее, сейчас он выглядит вполне счастливым, не так ли? Неслышно хмыкнув, Кейджи смотрел за дверную створку, на огоньки, гаснущие во тьме. — Часто ты вот так по ночам вскакиваешь? — спросил он. Мацуо неловко пожал плечами. — Да… На самом деле, у меня никогда и не было постоянного графика сна. — Он с трудом поднял руку и провёл ей у себя под глазами. — А синяки я обычно замазываю. Кейджи повернулся и поглядел на него внимательно, изучающе, и его светлое лицо оказалось так близко… можно поцеловать. — Мне кажется, с синяками тебе идёт больше, — сказал он. И Мацуо осторожно подался вперёд, однако Кейджи не позволил ему. — Но… тебе всё равно нужно спать. Ладно?.. Мацуо отстранился и поёжился. Неужели без этого — совсем никак?.. — Я не очень-то хочу… — начал он, но в этот миг за створками дверей послышался стук копыт. Грильяж возвращался в ангар. Он наскакался почти до полного истощения и совсем не противился, когда Мацуо позвал его обратно в чёрную капсулу. Крышка захлопнулась. Мацуо сжимал капсулу в руке, привалившись спиной к закрытой двери. Во всём теле было так сладко и легко… Он проделал отличную работу. И он сделает это ещё раз, и ещё, и ещё — с каждым, у кого будет в этом нужда, даже самая крошечная, как бриллиантовая искорка. И Кейджи будет с ним рядом. Помогать, учиться, справляться… Он стоял напротив и слабо, но ласково улыбался ему. А Мацуо понимал: оттолкнуться от двери и встать на ноги совсем нет сил. — Кейджи, я… — заговорил он. — Я… ужасно хочу спать. Я себя чувствую как мешок с картошкой. Вот бы до дома дойти… — Ничего. Хочешь, я помогу тебе? — спросил Кейджи и шагнул к нему. — Хочешь… я донесу тебя до постели? Мацуо на мгновение оцепенел, приоткрыв губы. Неужели… всё было настолько просто? Он так давно этого не делал… Он успел уже забыть, каково это: просто закрыть глаза, уткнуться в подушку и довериться тяжести, наполняющей тело. Но когда Кейджи крепко обхватил его за спину, и земля естественно и без усилий ушла из-под ног, он начал вспоминать. И верил: должно быть, в этот раз получится… Потому что голова быстро пустела, и он прижимался к прохладному, как свежее бельё, плечу, и последняя мысль, убаюкивающая его перед погружением в сон, была сладостной и надёжной: Кейджи отнесёт его домой.