***
Мацуо закинул на плечо сумку с чёрными капсулами и вышел из заброшенного ангара. Удобное скрытое место на окраине города: с одной стороны — заборы фабрик, с другой — зеленеющий овраг. Мацуо коротко вздохнул и побежал вниз по каменным ступеням, ныряя в реку влажной прохлады; над головой — летнее небо, пепельно-матовое от жаркой дымки, и полукруглый разрез луны. Перескочив по камням мелкий ручей, взобравшись на другой берег оврага, Мацуо шёл через дворы жилых домов и намурлыкивал бодрую мелодию. До съёмной квартиры — рукой подать. Мимо цветочной клумбы, мимо окна с ярко-красными вязаными шторами, к металлической лестнице, у которой не хватает одной балки под перилами — всё привычно… Всё, кроме одного. Мацуо остановился около забора, соединяющего два соседних дома. Темнота позади прутьев не была пустой. Но Мацуо не требовалось даже поворачивать голову, чтобы вглядеться в неё: ауру любого духа он считывал безошибочно за долю секунды. Взгляд его по-прежнему был прикован к лестнице, к недостающей балке. Ночь обещала быть долгой и приятной… У него есть чем заняться — продолжай путь, не смотри по сторонам… Но он повернулся к забору. Он увидел два человеческих глаза, серое лицо, почти сливающееся с прозрачностью летней ночи. Глаза не двигались, смотрели исподлобья, но не на Мацуо — на брусья забора. Зрительный контакт в его случае — настоящая роскошь… Мацуо подошёл ближе, чуть склонился к забору и разглядел: между брусьями протянулись серебристые ниточки, сплетённые в идеальный диск, и посреди него, раскинув лапы королевским веером, сидел паук. Неподвижный, как и взгляд с другой стороны забора. — Я так давно тебя не видел… — сказал Мацуо и осёкся — очень вовремя. Он привык называть своих подопечных по именам, но имя этого духа каждый раз приходилось глотать и давиться его сладостью. «Пудинг…» — добавил Мацуо про себя. Ответа он, разумеется, не получил: Пудинг откликался только на короткие, чётко поставленные вопросы. Поэтому Мацуо выпрямился и, стараясь не терять растворяющееся в темноте лицо, спросил: — Тебе что-нибудь нужно? Взгляд Пудинга проскользнул сквозь паутину — удивительно, что не расплавил её. — А тебе как кажется? Его голос дрожал, словно стрёкот цикад в мареве июльского жара, и лип к ушам. Искал, во что бы впрыснуть яд… — Хорошо, не буду отвлекать, — сказал Мацуо и бодро улыбнулся. — Прости за беспокойство. Развернулся на каблуках, затем уверенно зашагал к лестнице. В таких случаях главное вовремя пресечь эскалацию… Пудинг угрожающе дразнил его, и враждебность пропитала весь двор, ища физического воплощения. Казалось, если по воздуху провести губкой, она вымокнет за мгновения и тут же расщепится на молекулы. Настолько ярко Мацуо чувствовал, каким едким стал его непокорный Пудинг… Но что с ним сделать? Он разумный дух. Мацуо старался не иметь дел с теми, чьё самосознание развилось дальше самосознания вороны, но этот случай… он был настолько уникален, что Мацуо не устоял. Это дорогого ему стоило… Но любой дух в своей сущности — дух. И Пудинг был духом, в некотором роде даже больше, чем остальные подопечные Мацуо… И он бился в агонии. Когда он неожиданно вернулся, она ощущалась даже сильнее, чем при их первой встрече. Однако Пудинг поставил жёсткие условия — никаких чёрных капсул, никаких фокусов — и отзывался только на сухое «ты». С каждым годом Мацуо удавалось читать его всё лучше и лучше, только вот состояние его становилось хуже. В таких запущенных случаях Мацуо просто применял к страждущему силу, но с Пудингом это не сработает… И что, что с ним делать? Сколько ему лет? Когда он умер?.. Обычно Мацуо удавалось прощупать и установить дату смерти спустя всего пару минут после знакомства с новым подопечным. С Пудингом — совсем не так. Его решающее мгновение будто было размазано по календарю на долгие, долгие годы… Мацуо так и не нашёл этому объяснения. Порождающую эмоцию он худо-бедно определил: жажда мести. Но без других зацепок это открытие было бесполезным… Когда-то, кажется, Пудинг назвал своё прижизненное имя, но оно напрочь вылетело у Мацуо из головы, а спросить ещё раз ему помешала прямая угроза смерти. До двери квартиры оставалась пара шагов, и его рука скользнула в карман, но вместо ключей пальцы нащупали тяжёлый шершавый кругляшок. Мацуо замер от неожиданности, но через мгновение просиял. Вот на это он потратит остаток ночи. Переступив через порог, Мацуо захлопнул дверь, бережно опустил позвякивающую капсулами сумку на пол и, не разуваясь, кинулся на кухню. Оставалось спешно пробраться сквозь рутину: плеснуть в лицо водой, воткнуть в розетку шнур чайника, щёлкнуть выключателем и дальше — как можно скорее в комнату, к рабочему столу. Мацуо вывернул карманы брюк. Пара монеток и конфетные фантики упали на пол, а руки снова жадно вцепились шероховатые бока небольшого — чуть крупнее спичечного коробка — округлого камешка. На первый взгляд — простая скучная галька. Но если хорошенько потереть её пальцем… Мацуо с наслаждением улыбнулся. Её аура раскрылась, словно пышный ирисовый цветок, а на серой глади проступили лиловые символы. — «Кувшинку сорви», — прочитал Мацуо. Вздёрнул подбородок и глубоко вздохнул, однако кислорода в лёгкие как будто не набралось. Запечатанная квартира за день превращалась в духовку, и ночью спёкшийся воздух приходилось выпихивать на улицу чуть ли не лопатой. Мацуо распахнул окно, перегнулся через подоконник — на этот раз вдох получился насыщающий, сладостный. Половинка луны улыбалась с тёмно-василькового неба: любуйся и улыбайся в ответ… Однако суетливый взгляд скользнул вниз, во двор, к забору… но ничего не зацепил. Чайник вскипел. Мацуо поставил полную горячую кружку на дальний край рабочего стола, размял пальцы и снял с надстольной полки пачку толстых тетрадей. Все записи о всех духах, что успели побывать под чутким надзором Мацуо, приправленные личными заметками и красочными иллюстрациями. Он с юных лет питал страсть к ведению дневников и журналов, к сухой фиксации наблюдений и к сентиментальным рассуждениям… Только вот почерк у юного Мацуо был отвратительный: иероглифы похожи на спички, обляпанные клеем и сложенные кое-как. Даже смотреть противно… И никакой организованности! Заметки налезают на графики, графики — на сводки, сводки — на рисунки, набросанные нетвёрдой и неумелой рукой. Мацуо закатил глаза и вздохнул. Когда он находил легенды об этих камнях? Лет семь назад? Восемь?.. Тетради все истрёпанные, измотанные, запачканные кровью и лаком для ногтей. С залистанных страниц смотрит бестолковый парнишка с трясущимися руками — ну кто с таким захочет встретиться? Мацуо снова вздохнул — тоскливо и разочарованно — и отхлебнул чай. Торопиться некуда. Луна ещё высоко. Он взял новую, аккуратную тетрадь в твёрдом переплёте, открыл чистую страницу. Сегодня он так чудесно провёл время со своими подопечными — писать о них будет одно удовольствие… И с улыбкой взялся за ручку.***
Луна продолжала серебрить подоконник и волны тёплого воздуха, льющиеся в комнату. Но чайная кружка опустела. Мацуо потянулся, размял затёкшие ноги. Работы оставалось совсем немного: дочертить и дозаполнить одну таблицу. Но сперва — чайник. Свет включать не стоит: синтетическая желтизна лампы спугнёт серебро луны, а мрак приятно умиротворяет, ощущается как вода в прогретом бассейне и единит с ночью… Но Мацуо почти моментально пожалел о своём решении, потому что из темноты на него уставились два глаза. Кружка чуть не превратилась в кучку осколков на паркете. Вокруг злобно прищуренных глаз проступали очертания человеческой фигуры: впалые щёки, жёсткие волосы, зелёный пиджак. Пудинг молча смотрел на Мацуо, перегородив дверь на кухню. Мацуо, не моргая, глядел на него в ответ и скрытно радовался, что вовремя остановился и не прошёл насквозь. — С каких пор ты ходишь через мою комнату? — дружелюбно поинтересовался он. — Где хочу, там и хожу, — проворчал Пудинг и двинулся дальше, обогнув его по широкой дуге. Шёл неторопливо. Должно быть, незаметно оглядывался… Интерес к новому месту — положительная динамика. Может, копнуть глубже? Как назло, все вопросы вылетели из головы. Мацуо безуспешно метался взглядом по тёмной комнате, пока не наткнулся на светящийся камень, подмигивающий со стола. — Ты когда-нибудь слышал о Дьявольских Треугольниках? — спросил Мацуо. Пудинг остановился у самого окна, но не обернулся и не ответил. — Это тройки камней со скрытыми надписями, — продолжал говорить Мацуо. — Если собрать их вместе, можно прочитать зашифрованное послание… Легенды гласят, что оно указывает на тайник с несметными сокровищами. Хотя настоящие сокровища, безусловно, это духи, которые его охраняют… Пудинг повернул голову. Луна не очерчивала его профиль. — Нет, не слышал, — сказал он, перелез через подоконник, словно через забор, и как ни в чём не бывало пошёл дальше.***
Утро начало душить и запекать ещё когда стрелки часов еле-еле подползали к девяти, и как бы Мацуо ни старался выжать из него чуть-чуть больше сна, неподвижно лежать в перегретой постели не получилось. Нехотя выбравшись из-под простыни, он протёр глаза и оглядел итог вчерашнего совещания с грудой тетрадей. Ими оказался обложен весь стол, но полезной информации о Треугольниках Мацуо так и не нашёл, кроме маленькой заметки о том, что чаще всего их «вершины» притягиваются друг к другу. То есть, вероятно, остальные два камня следует искать в границах города. Хорошо хоть не по всей стране… Но где? На вид они — самые обычные камни. Наткнуться хотя бы на один — уже огромное везение. С другой стороны, если кому-то повезло так же, как Мацуо, и камень был обнаружен со светящимися символами на боку, то оказался он где-нибудь в местной барахолке. Там и стоит попытать счастья. Кое-как собрав тетради, Мацуо поплёлся в ванную. Полотенце, зубная щётка, кремы, расчёска… Вода почти не холодная, но всё равно освежающая. Мацуо вернулся в комнату ожившим человеком. Оставался самый приятный и самый важный этап: подбор одежды. Подходящую рубашку Мацуо придумал, ещё когда стоял в ванной перед зеркалом. Белая в ярко-лимонный горошек, с коротким рукавом: как-то раз из-за неё Мацуо прозвали вырвиглазным мальчиком. Он поначалу смутился, но потом начал носить этот титул с гордостью: в конце концов, Мацуо никому на самом деле глаза вырывать не собирается, не так ли? Выбор брюк оказался сложнее. Мацуо перекапывал шкаф, выдёргивая то одну пару, то другую. Светлые джинсы? Слишком жарко. Ярко-фиолетовые шорты? Настроение не то… Наконец, он вытащил бриджи изумрудно-зелёного цвета. Было дело, они заработали Мацуо комплимент о красивой заднице… Кто он такой, чтобы спорить? И зеркало подсказывало ему, что тот нескромный незнакомец был по-прежнему прав. Украшения подобрались сами собой. Маленькие полупрозрачные бусины с коралловыми разводами внутри — на шею, на место незастёгнутой верхней пуговицы. «Женоподобный фрик» — такая, кажется, кличка добавилась в копилку из-за этих бус? Эмалированные серьги в форме вытянутых цветных глаз, словно застывшие отпечатки, снятые с подопечных Мацуо. Их частички — для тёплых мыслей. Для безопасности. И наконец, его любимые кеды — цветастые, словно сшитые из сотни ярких лоскутков. На обувь смотрят меньше всего, но именно благодаря этим кедам Мацуо получил своё прозвище-фаворита. Пустоголовая чудачина. Да, он может быть кем угодно — чудачиной, чудаком, чудиком… Его вполне могут счесть и за пустоголового студента-бунтаря или туриста, которого хватил тепловой удар. Почему нет? Он чувствовал себя почти как турист: ноги пружинят, на месте не сидится, жажда искать, изучать, везде совать свой девчоночий нос так и бурлит в груди. Мацуо в последний раз прокрутился перед зеркалом, хлопнул в ладоши и собирался схватить с тумбочки сумку и ключи… но остановился. Он снова приблизился к зеркалу. Ближе, ближе… виден трепет ресниц и застывшие, похожие на кусочки хрусталя, глаза. Пальцы сами потянулись к губам, дрогнули у их края. Поперёк нижней губы тянулась тонкая, тёмно-красная трещинка… Как? Почему летом? Давно ли?.. Мацуо отдёрнул руку. Тронуть это красное, закрытое, зловещее — и кровь польётся несмываемым потоком… Так дело не пойдёт. Мацуо аккуратно опустился перед зеркалом на колени и дёрнул ящик тумбочки, где хранились все его запасы: тушь, карандаши, тональник… и главное — помада. Сначала осторожно, ювелирно тронуть трещину гигиенической, а затем замаскировать розовым оттенком — и на губах не останется ни следа крови. И теперь можно засунуть мысль об этой трещинке в самый глубокий уголок сознания, как избыток одежды в тесноту шкафа, упихивая и ужимая, даже если они не влезают. Подобрать к помаде тени и замазать синяки под глазами тоже не повредит, раз уж ящик открыт. И капелька жасминовых духов.***
Мацуо бросил ключи в сумку, спустился по лестнице и оглянулся, задрав голову: окно прикрыть не забыл. Но на этот раз он не стал закрывать его наглухо и оставил маленькую щёлочку: может, хоть так комната не превратится в раскочегаренную печь под конец дня… А Пудинг будет знать, что для него вход в квартиру открыт даже в отсутствие её хозяина. Впрочем, ему-то какое дело… Его останавливает не закрытое окно, а собственное нежелание связываться с человеческим жильём. С самого дня своего возвращения он всегда был неподалёку, но никогда — рядом. Никогда не находился в помещении дольше пяти минут. Никогда не показывал свои привычки, пристрастия, потребности… И оставлял после себя только ощущение нарастающего напряжения и неблагополучия, и накалял любопытство Мацуо. Любопытство, а в последний год — беспокойство. Мацуо думал — возможно, решение кроется во внешней среде? Изменить её — изменить повадки наблюдаемого… И когда Мацуо объявил, что переезжает на юг, Пудинг даже вопросов задавать не стал. Он молча последовал за ним, ни на шаг не сокращая дистанцию… и ничуть не изменился. Даже обилие солнечного света не тронуло его… То, что злые духи ненавидят солнечный свет, — миф. Редкие экземпляры наслаждаются им, а некоторым попросту нет дела до того, какую энергию поглощать, поэтому они всасывают солнечный свет, словно плесень — питательные вещества. Но Пудинг не относился ни к тем, ни к другим.***
Сомнения начали подбираться к Мацуо уже на подходе к блошиному рынку. Он давно не заглядывал на барахолку, а потому воображение щадило его, когда он представлял, насколько глубоко и усердно придётся копать. Все мелкие детальки: значки, монетки, ложки, марки, часы, браслеты, очки, стаканы, коллекционные фигурки — вытряслись из головы, и теперь засыпались обратно бесконечным пёстрым потоком… Мацуо видел перед собой трёхъярусный лабиринт: внизу — коврики и циновки, мозаично обложенные мелочёвкой всех сортов; наверху, зацепленные за края навесов, — одежда и абажуры для ламп. Мацуо видел и понимал: где-то под этими нагромождениями может быть погребён его драгоценный камушек… Искать его — всё равно что голыми руками рыться в гигантском развороченном и перекопанном карьере, надеясь наткнуться на алмаз. Мацуо задумчиво стукнул ногтем по колокольчику, висящему на крайнем прилавке, и пожал плечами. Торопиться ему некуда. Картины, книги, карты… Глаза Мацуо хорошо натренированы. Кувшины, чашки, тарелки… Ему требуется всего несколько секунд, чтобы разглядеть, что чешуйка на шкуре духа чуть-чуть поменяла оттенок, и оттого он ведёт себя странно. Статуэтки, чемоданы, очень милые серёжки в форме паучков… Или когда от духа отщепляется крохотный полуразумный кусочек… Не может же простой безмозглый камень сбежать от его взгляда? Пластинки, прихватки, бусы, веники, игрушки… Голова начала кружиться. Мацуо остановился, чтобы перевести дыхание и проморгаться, пока овальный силуэт камня не начал мерещиться ему в каждой округлой форме. Напротив стоял прилавок с чайниками всех форм и цветов: от миниатюрных глиняных до вытянутых, пузатых, расписных… Особенно Мацуо заинтересовал шарообразный чайник с двумя носиками, расцветкой напоминающий церковный витраж. Где ещё такое увидишь? Конструкция, кажется, рассчитана на парное чаепитие… было бы с кем пить чай. Но почему бы не перестроить её под другие нужды? В одной из капсул Мацуо уже пару месяцев лежит спящий дух. Впавший в кому, если говорить точнее, а то и вовсе издохший… Вернуть его к «жизни» можно с помощью специального ингаляционного процесса, и для этой процедуры нужен подходящий сосуд… И вот он, во всей красе, смотрит на Мацуо с загромождённого прилавка блошиного рынка! Приделать к нему пару эластичных трубок, связать правильную сетку, сделать настойку лаванды… Нет, лаванда будет мягковата: этот несчастливец умер всего лет двадцать назад. Что тогда, лимон? Мелисса? И не забыть протереть эмаль каким-нибудь эфирным маслом… Мацуо торопливо выхватил из сумки карандаш и блокнот, чтобы свежий план не вылетел из головы под напором хлама — настоящего и метафорического. Но на бумаге оказалась всего пара символов. Мацуо поднял глаза… И карандаш выскользнул у него из пальцев. Когда среди груд хлама мерещится обычный серый камень — это ещё ничего… Но когда мерещится человек, дело принимает нешуточный оборот. А если это дух в человеческом теле — самый невероятный, единственный в своём роде… Нет, он не может мерещиться. Мацуо не кажется: Экубо действительно здесь. Рассматривает плетёные коврики на блошином рынке чужого города… А что, если он приехал специально, чтобы повидаться?.. Нет, глупости, конечно… Он дерзок, свободолюбив и непредсказуем. Самые прекрасные и самые любопытные качества, которые может воспитать в себе злой дух. Мацуо не мог отвести глаза. Смотрел и смотрел на статную фигуру, смуглую кожу и главное — на красный кружок на щеке. Казалось, реальность рассыпалась в пыль и обратилась то ли сказочной фантазией, то ли чудесным сном. И Мацуо не верил… не верил ни сну, ни своему телу, но мысленно прощупывал себя и млел: сердце трепещет, дрожь рассыпается по груди и рукам, нежное тепло обливает кожу, а губы растягиваются в невольной улыбке… Ничего не изменилось. Экубо по-прежнему его сладчайшая мечта… Как его поприветствовать? «Привет, давно не виделись»? «Хей, красавчик»? «Сегодня так жарко… Теперь я вижу причину...» Вариант за вариантом, один другого лучше, вертелись в голове, пока Мацуо сбивчивым шагом приближался к Экубо. Он едва не уткнулся носом в его прелестную салатовую рубашку, а правильная фраза так и не пришла на язык. А потому Мацуо ляпнул первую попавшуюся: — А ты ещё горячее, чем я тебя запомнил… Экубо посмотрел вниз, и его лицо удивлённо вытянулось, брови поползли вверх, скрывшись за пышной чёлкой. Мацуо сконфуженно кашлянул. — Я хотел сказать, давно не виделись! Жарко сегодня, а? А ты… какой сюрприз! Что ты здесь делаешь? — И правда, сюрприз… — пробормотал Экубо и очевидно собирался сказать что-то ещё, но был окликнут. Мацуо пришлось закончить его горячее приветствие у себя в воображении. — Экубо! Ты что, мой кошелёк стащил? — донёсся звонкий голос из толпы. — Это была мера предосторожности! — крикнул Экубо в ответ. К нему подошёл мужчина: светловолосый, хорошо сложенный, с приятными чертами лица и улыбкой прямиком из рекламы какой-нибудь газировки. Прежде, чем кто-нибудь успел заговорить, Экубо уверенно закинул руку на плечи симпатичного мужчины и снова обратился к Мацуо: — Эй, сюрприз, помнишь Рейгена? Моего партнёра? Мы приехали сюда на отпуск. Вместе. Мацуо помнил Рейгена. Он приложил руку — или даже несколько рук — к уничтожению Когтя, в городе Специй его лицо мелькало то там, то тут… Но лучше всего Мацуо помнил Рейгена по рассказу Экубо во время их последней личной встречи. И он больше не чувствовал сладкого сонного тепла: оно сменилось ползучей прохладой, как от утреннего сквозняка… Что же, хотя бы жара перестала донимать. А на вопрос Экубо Мацуо ответил натянутой улыбкой. — А кто это? — нахмурился Рейген. — О, я, кажется, помню! Вы с телевидения, с той программы!.. Ах, нет, там была девушка с похожей причёской… Тогда, может… вы были у нас клиентом? Нет, нет, погодите… Неужели… Коготь? — Да, верно, когда-то я работал на Коготь… — сказал Мацуо с вежливой усмешкой. — Мне кажется, мы друг другу так и не представились. Мацуо Джуна. — Рейген Аратака. Очень приятно! А с Экубо, я так понимаю, вы уже знакомы? — Да, мы пересекались, — сказал Экубо. — Несколько раз. Я тебе рассказывал, разве не помнишь?.. Он легонько тряхнул Рейгена за плечо, будто намекая на какой-то конкретный рассказ, но Рейгена это ничуть не тронуло. — А вы здесь тоже отдыхаете? — спросил он. — Такой приятный город… Или, может, вы сюда переехали? — Я много путешествую, — ответил Мацуо. — Но места тут правда приятные… С радостью бы остался. Особенно если бы нашлась подходящая компания. Он бросил мимолётный взгляд на Экубо, но того занимали метёлки для пыли, развешенные вдоль навеса. — Вот, значит, как складывается новая жизнь у бывших членов Когтя… Мацуо мысленно усмехнулся. Неужели он правда считает, что Коготь — это пик жизни эсперов, что туда попали? Мацуо даже не сразу заметил, что его отделение распалось, а половина имён коллег вылетела у него из головы спустя неделю после осознания… — Можно и так сказать, — ответил он. — Я почти не вижусь с теми, кого там встретил… Но кое о ком всё ещё думаю с теплотой… На этот раз Экубо отвлёкся от метёлок, но слова и томный взгляд Мацуо всё равно прошли мимо него. — Что ж, это была замечательная встреча, — сказал он с усмешкой. — Но нам уже пора, не так ли, Рейген? Столько непосмотренного хлама… Мацуо огорчённо нахмурил брови и как бы случайно поправил бусы в разрезе рубашки: он видел почти точно такие же на одном из прилавков… Ну зачем же куда-то ходить? Однако Рейген вывернулся из-под руки своего спутника и воскликнул: — Мы уже часами тут бродим! — Дёрнул за лямки рюкзак у себя за спиной — он отозвался резвым барахольным звоном. Затем обратился к Экубо: — Ты не проголодался? Самое время пообедать. — Учти, твой кошелёк по-прежнему у меня, — вздохнул тот. — Вы тут живёте, может, вы знаете, где можно вкусно поесть? — невозмутимо спросил Рейген у Мацуо. — Только что-нибудь не слишком экзотическое… — И чтобы можно было взять заказ на вынос, — добавил Экубо. — Поедим в коттедже? Наедине? Если бы только он не смотрел на Рейгена, произнося заветное «наедине»… Если бы, если бы… Бурное воображение Мацуо успело красочно нарисовать, что могло бы быть. Значит, Экубо поселился в коттедже… Наверное, это один из тех, что ближе к лесу: маленький домик, утопающий в сочных гроздях зелени, с аккуратным заборчиком, пахнущим нагретым деревом, с выложенными круглыми камушками дорожками и качелями-скамейкой у входа. Мацуо всегда мечтал посидеть на таких под закатным небом, положив голову на чьё-нибудь крепкое смуглое плечо… — Да, конечно, я знаю пару мест, — сказал Мацуо, отвечая на вопрос Рейгена. Коротко взглянул на густо краснеющие кружочки Экубо и осторожно спросил: — Вас проводить? Рейген радостно согласился. Экубо не проронил ни слова, но пока они молча шли вдоль стены рыночного лабиринта, Мацуо вспоминал его голос, произносящий полное надежды «наедине», и лепил из него самые желанные формы. Вот они сидят вдвоём на диванчике в уютной тишине коттеджа, болтают… да о чём угодно. Сладостно сахарный свет льётся в комнату сквозь листву за окном, окрашивая комнату в салатовый, изумрудный, лаймовый, мятный — оттенки, которые Экубо так к лицу… Спрятанные, запертые, манящие, словно свежий ночной воздух за закрытыми окнами душной комнаты. Мацуо представлял, как они сближаются, как диванчик становится всё теснее, и они шепчут друг другу… Может, ему даже удастся уговорить Экубо и спасти его из телесной тюрьмы, может, даже… поцеловать. — А вы часто гуляете по блошиным рынкам? — спросил Рейген. Мацуо нехотя выбрался из чудесного коттеджа и вернулся к пыльным перегруженным прилавкам. Хотя бы Экубо всё ещё был рядом… — Нет, не сказал бы, — ответил Мацуо. Они уже почти вышли с рынка, а он так и не придумал, к какому ресторану их отвести. Он не пылал желанием ввязываться в разговоры, но лучшего способа потянуть время не найти. На уме вертелись только зелёные отсветы на цветочных обоях и чайник с двумя носиками… И внезапно тема нашлась — Мацуо едва не щёлкнул пальцами от облегчения. — Вообще-то я искал кое-что конкретное, — сказал он, запуская руку в сумку. — Камень… Я искал заколдованный камень. Вот такой. — Выглядит как обычная галька, — хмыкнул Рейген, оглядев камень у Мацуо на ладони. — Да, но если сделать вот так… — Мацуо заново провернул трюк с натиранием, и сияющая надпись проступила на каменной поверхности. Рейгена ахнул и встал на месте. — Ничего себе! И что он делает? — Нужно собрать три таких, — объяснил Мацуо, довольно улыбаясь. — На каждом есть надпись, и если сложить их в правильном порядке, получится подсказка… По ней можно найти тайное место. По легенде, там хранятся несметные сокровища, охраняемые редчайшими и свирепейшими призраками… Вот их я и хочу раздобыть. — Сокровища? — Нет, призраков. — Значит, вопрос с сокровищами пока что открыт? — прищурился Рейген, и Экубо наконец-то проявил интерес к разговору. — Рейген, нет… — сказал он, предостерегающе поднимая руку. — Что? — повернулся к нему Рейген. — Давай мы поможем найти камни, а взамен возьмём, ну, скажем, часть сокровищ? — предложил он и заискивающе покосился на Мацуо. — Да хоть все забирайте, меня деньги не интересуют, — усмехнулся тот. — Экубо… — мечтательно вздохнул Рейген. — Но ведь мы в отпуске! — запротестовал Экубо с отчаянием. — Я тебя отдыхать привëз, а не бегать чëрт знает где от оравы призраков… — Но он сказал, что призраков возьмëт на себя, — возразил Рейген. — А нам достанутся сокровища. Лицо Экубо неожиданно смягчилось, мягкая полуулыбка тронула его губы, а сердце Мацуо ёкнуло. Такая нежность переполняла Экубо — сразу после того как Рейген заговорил о роли Мацуо в их маленькой авантюре… — Ну, знаешь, сокровища бывают разные… — сказал Экубо, заглядывая Рейгену в глаза. — Знаю, знаю… — вздохнул тот и влюблённо улыбнулся в ответ… однако в следующий миг деловая прыткость взяла над ним верх. — Но и подзаработать в нерабочее время неплохо, м? Разве он не похож на профессионала? — спросил Рейген, энергично тыча ладонью в сторону Мацуо. — Ну… — замялся Экубо. Мацуо только и мог трепетно просиять: Экубо не отказал ему в профессионализме, он не сказал «нет»… Какое счастье, что он не сказал «нет»!***
Они отошли от рынка и оказались на перекрёстке. Мацуо продолжал напряжённо размышлять, в каком направлении проложить маршрут, но Рейген, к его удобству, решил обсудить детали их совместного дела. — И как продвигаются поиски остальных камней? — спросил он. — Честно признаюсь, похвастаться мне нечем… — ответил Мацуо. — Кроме того, что камни должны находиться где-то в городе или неподалёку. Я подумал, что если кто-нибудь нашёл светящийся камень, то искать его надо в барахолке. Сомневаюсь, что много людей знают о его истинном назначении… Правда, далеко пока не продвинулся… Вы пробыли там долго, ничего похожего не видели? — Нет, не думаю… — покачал головой Рейген. — И не думаю, что кто-нибудь попытается продать такую штуковину. Скорее нужно обшарить всякие заведения, связанные с камнями и геологией… Так… — пробормотал он, вытащил телефон и застучал пальцами по экрану. — О, здесь есть геологический музей и институт геологии. Почему бы не начать оттуда? Мацуо вскинул брови: и правда, в нашедшем камень человеке может пробудиться не только жажда наживы, но и научный интерес. — И как я сам не додумался… — пробормотал Мацуо. — Да, идея замечательная! — Музей обыскать будет проще. А вот институт… — Рейген почесал в затылке. — Боюсь, так просто туда не пускают. Нам нужен кто-нибудь, кто сможет проникнуть туда незамеченным. Ну, просочиться сквозь стену или вроде того… Взгляды Рейгена и Мацуо скрестились на Экубо. Тот растерянно пожал плечами. — Я бы мог, пожалуй… Но с телом-то как быть? Оно не проживёт без меня дольше пары часов. И ему понадобится хоть какой-то присмотр, между прочим, — сказал он Рейгену. — Ты на это согласен? По лицу Рейгена пробежала холодная тень, он еле заметно поёжился и проворчал: — Нет уж, давай обойдёмся без этого… Вот, значит, как… Бедняга Экубо. Тяжело, наверное, поддерживать существование в этой ложной, сковывающей форме… Нельзя долго держать активного мыслящего духа в такой клетке, так же как нельзя держать живое растение под стеклянным колпаком. Экубо, должно быть, уже давно не слышал комплиментов о своей бесподобной духовной форме, а может, даже не знает, каково это, поэтому довольствуется малым… — Я могу предоставить одного из своих подопечных духов, — сказал Мацуо. — Обычно они неплохо справляются с поиском, и… Его мысли уже раскрутились, как разноцветный барабан, кандидаты мельтешили: Сахарок, Сорбет, Персик, Барбариска… И внезапно барабан остановился со звонким щелчком. Задуманная авантюра стала куда более рискованной и интригующей… — Я, кажется, даже знаю, кого именно… — пробормотал Мацуо. — Но мне понадобится время, чтобы его подготовить. — А мы никуда и не торопимся, — весело сказал Рейген.***
Затем они снова заговорили про обед, и Мацуо наконец-то вспомнил про ресторан в двух кварталах от места их остановки. Однако играть в проводника ему больше не пришлось, потому что Экубо предложил Рейгену сходить за едой одному, а сам собрался возвращаться в коттедж… и Мацуо соврал, что у него есть некое срочное дело где-то вдали от ресторана. Где-то в направлении леса и коттеджей… Он остался с Экубо. Экубо остался с ним. Наедине. Они шли по аллее, и под плотными кронами деревьев становилось всё жарче и жарче, будто в парнике. Мацуо успел трижды поправить волосы, липнущие ко влажному лбу, прежде чем Экубо завязал разговор. — Итак, ты решил преследовать меня и увидеть, где я живу, — сказал он. — Не думал, что мы так быстро к этому перескочим. — Нет-нет, что ты! — запротестовал Мацуо. — Мне просто в лес надо… За духами. Знаешь лесных духов? — Не знаю, ни разу не общались. Это был не совсем тот ответ, который Мацуо ожидал услышать, и разговор повис на нём, как замершее йо-йо на верёвочке. Аллея уже почти закончилась: дальше лестница, маленький участок шоссе, грунтовка и коттедж… В них умещается так мало шагов, так мало… И сейчас они расходуются на молчание, а не на яркие, искренние, игривые слова… Мацуо ещё раз поправил волосы. — Тебе голову не напекает, без шляпы-то? — спросил Экубо неожиданно. — А… Голову… — растерялся Мацуо. — Не знаю… Но я терпеть не могу шляпы. Не люблю ощущение чего-то лишнего на голове. — А я не люблю галстуки. — Кажется, у нас много общего, — с улыбкой сказал Мацуо и попытался заглянуть Экубо в лицо, но тот продолжал задумчиво и отрешённо смотреть строго вперёд. Шаги капали, капали, утекали, словно вода из треснувшей чашки… Иссякали. Лестница. Шоссе. Грунтовка. А молчание дотянулось и до крыш коттеджей… — Ну, вот здесь мы и живём, — сказал Экубо, останавливаясь у калитки. — Надеюсь, ты доволен. — Милый коттедж, — проговорил Мацуо. Забор — деревянный, но деревом совсем не пахнет… — До скорого. — Удачи с духами, — махнул рукой Экубо. Калитка захлопнулась. Мацуо понимал, что пора уходить, но в голове мутилось: он будто не мог вспомнить, в какой стороне лес и куда идти… Пора думать не об Экубо, а о том, как уговорить Пудинга помочь в поисках камня. Ноги совсем окаменели — с места не сдвинуться… Если уговоры пройдут успешно, это приключение может стать тем самым щипком, который поможет Пудингу очнуться или хотя бы приоткрыть глаза… — Экубо! — выкрикнул Мацуо, когда уже зазвенели ключи от двери коттеджа. Экубо обернулся. — Я хотел кое-что у тебя уточнить, — продолжал Мацуо, вцепившись обеими руками в забор. — Как у разумного духа. — Ну? — спросил Экубо, возвращаясь к калитке. Мацуо прочистил горло и спросил, осторожно подбирая слова: — Я понимаю, что ты уже давно живёшь в человеческом теле, но, может, ты помнишь… как ощущаются живые прикосновения? Экубо качнулся назад: то ли от неожиданности, то ли от смущения. — Ну хоть бы на свидание позвал ради приличия, прежде чем такое спрашивать… — сказал он с явным недовольством. — Нет! Я не к тому клоню… — замотал головой Мацуо, успокаивающе вскидывая руки. Затем тихо вздохнул и снова тяжело опёрся на забор. — Я просто пытаюсь помочь одному из своих подопечных… И у меня уже не осталось вариантов. — Погоди-ка… — нахмурился Экубо. — Ты ведь не работаешь с разумными духами? Ты ведь… — Его лицо потемнело. — О нет. Единственный, с кем ты имел дело… О нет! — воскликнул Экубо и хлопнул ладонью по забору — тот слегка качнулся. — Ты что, пытаешься подобраться к нему?! Глаза Экубо оказались совсем близко, и в его сузившихся зрачках Мацуо видел взволнованные, испуганные блестинки и силуэт своего отражения. Глаза Экубо, и нос, и губы… Но Мацуо только восхитился, как точно он понял, о каком нём идёт речь, и отступил на полшага назад, чтобы держать накалившуюся обстановку под контролем. — Он в очень плохом состоянии, — сказал Мацуо. — Я не могу просто смотреть на это, я должен попытаться… — С чего ты вообще взял, что ему нужна чья-то помощь? — перебил Экубо. — Сколько я его помню, он всегда был уверен в себе. И немного это… того. — Это неправда, — настойчиво сказал Мацуо, как только Экубо убрал палец от виска. — И я знаю, о чём говорю. Половина моих подопечных — огромные чудища. Я могу узнать, что кому-то из них надо чихнуть, по малейшему изменению оттенка кожи… Что уж говорить о почти человеке! — Оставь его в покое. Ты не достучишься до него. Ты только его разозлишь! — Не я тут отношусь к злым духам как к расходному материалу, — заметил Мацуо, скрестив руки на груди. Экубо изобразил неопределённый жест: похоже, хотел и отмахнуться, и прижать пальцы ко лбу, но так и не смог выбрать, и в конце концов просто опустил руки. — Почему мне вообще есть до этого дело… — проворчал он. — Что я тут распинаюсь… Мацуо улыбнулся тонкой, скрытной улыбкой: не хотел показывать своё торжество. Момент радости, благодарности и облегчения, когда дух наконец-то сдаётся и готов пойти у него на поводу, он научился чувствовать ярче всех прочих. — Послушай, — сказал Мацуо. — Ко всем есть подход. Ко всем, — твёрдо повторил он. — Ладно… — фыркнул Экубо, отводя хмурый взгляд. — Прикосновения… Я не уверен, как это работает. Мне кажется, это из категории «верю — не верю». Как дух сам о себе думает, так он себя и ощущает… Конечно, если получается коснуться, этого нельзя не почувствовать. Это может быть очень неожиданно… Даже больно. Не знаю я… Лучше вообще в это не лезь, понятно? Мацуо видел, как маленький зелёный клубок сжимается и неуютно ёжится внутри Экубо. Посмотреть бы ещё поближе… но на сегодня хватит: он сказал даже больше, чем нужно. Да ещё так разволновался… — Спасибо, Экубо, — мягко улыбнулся Мацуо. — Ты очень мне помог. И направился прочь от калитки, в лес или в город — было уже неважно. Возможно, на этот раз Экубо смотрел ему в спину — тоже неважно. Мацуо убедился, что держит в руках мощный инструмент — пользоваться им, конечно, можно только в крайнем случае. В таких вопросах с осторожным и бережным обращением переборщить невозможно… Пудинга не выдрессируешь, как неразумных духов, которые редко выглядывают за границы двухцветного восприятия «хорошо или плохо». И не вернёшь, если оступиться хоть раз… Пока что от него требуется только одно: ответ «да» или «нет». Оставалось только дождаться темноты и надеяться, что он объявится.