***
За окном третий день идет ливень почти без перерыва. Были моменты, когда он либо утихал, либо заканчивался, но тут же начинал лить со всем напором. Костя сидит на кровати, смотря в градусник, который показывает ему 38,9. Тихо вздыхая, он кладет градусник на прикроватную тумбочку, а сам валится на кровать. Это было зря, так как голова тут же отдается ужасной болью. Еще вчера он почувствовал себя плохо, но все равно пришлось ехать и делать отчеты, был конец месяца. Из-за этого он и попал под ливень, хоть дождь был летний, все равно, зайдя в кабинет немного промокшим, его, наверное, продуло кондиционером. «Надо было лучше дома остаться, позвонить Тане, чтобы заменила меня» — продолжал терзать себя этими мыслями Екатеринбург. Делать было нечего, ведь сейчас уж точно он никуда не пойдет, из-за любого движения голова жутко раскалывалась, поэтому он аккуратно берет телефон, и пишет Турской, чтобы она его заменила, и он заболел. Уралов прекрасно чувствует, как все его тело горит. Пришлось встать и пойти на кухню, выпить хоть какие-то жаропонижающие. Выбора представило немного. Все же он не часто болеет, и даже для Кости это было ужасно, когда дома было мало лекарств. «Сколько раз обещал заполнить аптечку, все никак руки не доходили. Теперь сиди и довольствуйся тем, что есть» — и выпивает таблетку, идет обратно в комнату. Нужно поспать, хоть немного..***
Просыпается из-за жуткого звука звонка, голова еще пуще прежнего болит, и он еле встает, и идет открыть дверь. Ноги еле держат, тело ватное и все ломит. Давно конечно он так не болел. Костя открывает дверь, а за порогом стоит недовольный и обеспокоенный Юра, держа какой-то пакет. Костя даже улыбнуться не может, так как из-за боли это очень трудно сделать. — Наконец-то, Костян! Я уж думал, ты уже копыта откинул, хоть это и невозможно. Я уже начал переживать, — заходит он, разуваясь и кладя мокрый зонт куда-то в сторону, — мне Танька звонит, говорит, что я должен отчеты сдать, я спрашиваю, а почему она мне это говорит, а не ты? Как только узнал, что ты заболел, тут же примчался! Кость, ты хотя бы написал мне. Татищев уже прошел на кухню, положив пакет на стол, но обернулся, видя как Костя еле плетется за ним. — Блять, Катюх, ты вообще как чувствуешь то себя? — Юра подходит ближе и дотрагивается до лба, тут же отдергивая руку, — еп твою мать! Костя, блять, ты че молчишь, ты весь горишь как Московский в 1812. Бля, а я тут тебя донимаю, так еще и ору. Иди в кровать. — Юр, да я не так уж плохо... — недоговаривая, Костя тут же зашелся в сильном кашле, Юра только под нос что-то сказал, и провел его в комнату, кладя на кровать и заботливо накрывая. У Уралова хоть мозг работал плохо, все же он осознавал, что вокруг него, и сердце приятно заныло, когда Юра начал заботиться о нем. — Ты хотя бы таблетки пил какие-то? Я Анютке сказал про тебя, она не смогла приехать, так как у самой работы много, но дала мне поручение, купить лекарств, которые нехуево так стоят. Но что не сделаешь для здоровья друга? Пока померяй температуру, потом и посмотрим че дальше делать. Костя взял градусник, а Юра прошел на кухню, разбирая лекарства, которые он ему купил. Видя всякие таблетки и микстуры, он вспоминает, как Аня строго говорила по телефону, чтобы Юра купил все то, что она скажет. Встречу Аня сама перенесла, сказав, что сейчас слишком много дел, Юра не стал с ней спорить. Зайдя обратно в комнату, он взглянул на лицо Кости, которое побледнело и нездоровый румянец играл на его щеках. Глаза были закрыты, губы бледны и что-то шептали. Юра прошел тихо и сел рядом на кровать, Костя тут же открыл глаза, и отдал градусник. На нем показывало 39,1. — Не густо конечно... Не зря все же я приехал, а то при такой температуре и копыта откинуть не далеко, хоть это и невозможно в нашем случае, надо таблетки выпить. Я прекрасно вижу как тебе хуево. Но только вот какие... Анюта мне такую херню сказала, что я даже сам не понял! Пойду ей напишу, че скажет, то и дам. Костя смотрел на удаляющуюся фигуру Юры, а потом посмотрел в окно. Дождь так и барабанил по окнам, из-за этого голова будто трещала. Одна мысль радовала его — Юра здесь. И он заботится о нем. Костя понимал, что он теперь от него ни на шаг не отойдет, даже если будет стоять под дулом пистолета. Юру он хорошо знает, и он сделает все что угодно, главное, чтобы Костя выздоровел. Сейчас, даже мысль о том, что уже скоро состоится встреча Анюты с Татищевым, не беспокоила его. Все мысли занимали глаза, которые с не скрываемым беспокойством, смотрели на него. Костя взглянул на часы и впал в шок. Они уже показывали девять вечера. Это что же, он весь день проспал? Он думал, что на улице, возможно, уже день, но все же видел, как летнее небо потихоньку темнело, надвигая ночные сумерки. Пришел Юра с таблетками, микстурой и чаем, поставил их на стол, и дотронулся своей бледной и такой любимой рукой до Костиного лба. Для Кости это были самые лучшие минуты и он запоминал каждую секунду, проведенного времени с ним. — Аня написала, что дать тебе сегодня и завтра утром. Все же ты реально весь горишь, поэтому выпей сначала таблетку, потом микстуру, а затем и весь чай. Он с лимоном. Пей сразу, не жди пока он остынет. Вроде все слова Ани передал, я сам не часто болею, ты это прекрасно знаешь, поэтому в этой хуете не разбираюсь. Черного угля закинулся и хорошо. Костя, с помощью Юры, присел на кровать, выпивая все то, что ему дали. Чай был вкусным, но он смотрел на Юру, который передвинул стоящее кресло около окна ближе к кровати, и сел туда, смотря на тумбочку, и, взяв книгу, которая там лежала, прочел название в слух. — Эмили Бронте «Грозовой перевал»? Костян, ты решил по этим романчикам пройтись что ли? Ты бы еще «Унесенные ветром» перепрочел... Читал конечно, но все же эти романы мне вообще не заходят. Сопливо все для меня. А ты, как вижу, только ее начал читать. — Да... Решил перепрочесть... Скучно было. — хриплым голосом сказал он, Юра положив на место и кладя свою голову на руку, исподлобья смотря на него. — Надо читать строения танков, вот это тема! Вот это я готов всю свою оставшуюся жизнь читать и перечитывать. Кстати! У меня на заводе, на днях, такая хуета произошла! Короче, есть там один мужик.... И Костя слушал с блаженством его голос, смотря с каким энтузиазмом Татищев рассказывает историю, где мужик напился, а дальше Костя не вслушивался, а просто наслаждался голосом, и смехом Юры, который через каждую минуту смеялся, не заканчивая историю. Какое прекрасное мгновенье, и как бы хотелось остаться навсегда. Вся боль уходила, смотря в глаза, которые блестели из-за света ночника, и губы, на которых играла улыбка, и они будто казались еще розовее при этом свете. Когда Юра закончил удивительный рассказ, вытер слезы, которые выступили из-за смеха. Он опять потрогал тыльной стороной ладони лоб, и чуть заметно вздохнул. — Вроде температура спадает, но все равно, как печка. Я тогда остаюсь у тебя, кто его знает, вдруг хуже станет? Че делать будешь? Я постелю тогда в гостиной, и возьму одежду свою, она вроде у тебя где-то завалялась. — Конечно... В шкафу посмотри. Там и постельное белье, и твоя одежда... Челябинск кивнул, и подошел к шкафу, а Костя закрыл глаза, так голова болела меньше. Открыв шкаф, Татищев, найдя постельное белье, начал искать свою одежду. Забравшись в глубь полки, он заметил какую-то свернутую бумагу, и, видимо, там было что-то нарисовано, посмотрев на умиротворенное лицо Кости, он не стал спрашивать, но решил взять, а потом вернуть. Все же как Екатеринбург рисовал — достойно, чуть ли не в самой Третьяковской галерее висеть, по мнению не только Юры но и Анюты. Взяв рисунок, а позже найдя и одежду, он прошел в гостиную, расстелил там и положил бумагу. Переоделся и прошел опять в комнату. Уралов продолжал лежать, на вид, можно было подумать, что он спит, но глаза чуть приоткрылись, почувствовав на себе взгляд бездонных черных глаз. — Ты как себя чувствуешь вообще? — Лучше. — В этом он не соврал, с Юрой и правда стало лучше во всех смыслах. Он чувствовал какую-то невесомую легкость рядом с ним. — Прекрасно. Не переживай, Костян, скоро ты выздоровеешь, Катюша к тебе приедет, перепроверит еще сто раз, главное, чтобы ты был здоров. Юра улыбался, и у Кости сама появилась улыбка на губах. Он прикрыл глаза, чувствуя себя просто прекрасно. — Ну ладно, ложись спать, сон важен для здоровья. Спокойной но... — Юра не успел договорить, как Костя тут же взял его руку. — Подожди!.. — тупая боль в голове отозвалась тут же, и он скривился, но отпустил руку. — Юр, почитай мне книгу, пожалуйста. Я в последнее время так и засыпаю, а сам сейчас не в состоянии читать. Костя тут соврал, засыпал он хорошо, но захотел вновь услышать его голос, этот голос на него действовал как колыбельная, поэтому он и хотел вновь его слушать. Татищев взглянул на часы, а позже на больного. — Хорошо, почитаю. Только погоди, — он вышел из комнаты и тут же вернулся с пледом в руках. Костя сначала и не понял, а потом дошло, что в комнате все же было довольно прохладно, летняя ночь была, на удивление, как осенняя, но дождь уже не так сильно шел. Накинув на свои плечи плед, Юра забрался в кресло с ногами, взяв книгу, и, повернув сторону ночника себе ближе, стал искать страницу. Как же он сейчас выглядел... Костя аккуратно перевернулся на бок, смотря на него. Лицо было умиротворенное, губы шептали слова в страницы, а потом спрашивая на каком моменте он остановился. Как только нашел, он закутался еще больше в плед и начал читать. Костя прикрыл глаза. Он готов был расплакаться в этот момент от счастья, слушая его голос. Как же он прекрасно читал, без запинок, и с правильной интонацией! Ему было не интересно слушать именно события в романе, ему было интересно слушать Юрин голос, наслаждаясь этим моментом. Даже физически стало очень легко, головная боль куда-то исчезла, а ломота в теле не беспокоила его. Он взглянул на него исподлобья, смотря и чаруясь его лицом и всей фигурой. Черные волосы стали еще чернее в ночи, и беспорядок творился на голове. Глаза будто расширились, или Косте это уже кажется? Но хоть и через всю боль физическую и моральную, он готов был в них тонуть. Щеки были бледные, но лишь легкий румянец был виден Екатеринбургу. Губы говорили текст книги, но Косте было без разницы. Он хотел, он желал примкнуть к этим немного искусанным розовым губам. Такими темпами, сна долго не пришлось ждать, и родной голос утихал в небытие. В один момент, ему почудилось, что на лбу его оставили легкий поцелуй.***
Проснулся он, а за окном темнело, но чувствовал он себя лучше. Взглянув на часы, он впал в шок. Опять проспать весь день? Часы показывали уже семь вечера. Он привстал, но лег опять со стоном, все же вставать ему не стоило. На стон прибежал Юра, на лице было отчетливо видно волнение. — Катюша! Наконец-то ты проснулся! Мы уже с Аней с ума сходим! Она даже порывалась приехать, но я ее успокоил. Блять, Ты хорошо себя чувствуешь? Или еще хуже? — Нет Юра... Все прекрасно... Юра прошел к нему, дотрагиваясь до лба, а потом щек, и улыбнулся. — Да, температура уже не такая высокая. Бля, Кость, ты так меня напугал, если бы ты знал. Весь день спишь и не просыпаешься, а мне страшно будить, а вдруг че? Костя заметил, что рука Юры все еще лежала на его щеке. — Юрочка... Я так тебе благодарен, что ты есть. Я хочу кричать об этом, если бы не ты... — счастливо улыбался он. Юра нагнулся почти к самому лицу, улыбаясь в ответ. — Кость, ты сам понимаешь, я о тебе беспокоюсь очень сильно, и Аня. Я не могу поступить иначе. Ты мне очень дорог. Костя смотрел в темные омуты напротив, и на чуть приоткрытые улыбающиеся рядом губы. Счастье его озаряло всего, он даже не помнил когда был так счастлив. Хотелось и плакать и смеяться, и петь и танцевать. Душа его была полна любви. И он сам не понял, но поддался внезапному порыву и примкнул к чужим губам. Губы были почему-то холодными, сухими. Вкус сигарет тут же почувствовался на языке. Внутри было чувство безумной радости и бесконечной любви. Он осознавал, что становился счастливым. С минуты Юра просто был в шоке, давая целовать свои губы, а как только осознал, что происходит, резко отсранил от себя Костю, чуть ли не пихая его, что он даже упал обратно на кровать, не заметив, что во время поцелуя он чуть приподнялся. Челябинск смотрел дикими глазами, оттирая свои губы руками, плевался на пол, не обращая внимания, что потом он и не будет это убирать. В Косте резко что-то треснуло, и рвалось. — Ты... Ты пидорас конченый... Ты что наделал?! Блять, я то думал ты реально мужик, что ты любишь девчонок, даже думал, что ты Аню любишь! А ты вот как... Сука, ненавижу... ненавижу тебя! ты сейчас мне всю жизнь испортил!.. Почему? Почему, блять, ты пидор?! Костя, ответь почему?! Я никогда бы не мог поверить в это... — Юра... Юра, это не то... Юра, это случайность... — В груди разрасталась невыносимая боль, слезы сами начали ручьем катиться по щекам. Что он наделал... Татищев смотрел на него взглядом, полным ненависти и призрения, но также в них стояли слезы. Он сделал ему больно. Костя схватил его руку, но Юра лишь вскрикнул и отшвырнул его. — Не трогай меня! Пидорас ебанный, да ты представляешь, что ты сделал?! Я не хочу больше тебя видеть. Никогда. Никогда больше не приближайся ни ко мне, ни к моим детям. Ты потерял нас. Ты потерял меня! И плюнув рядом с кроватью, чуть ли не выбежал из комнаты. Костя рыдал, смотря в след, и даже встал, пытаясь побежать за ним, но тут же рухнул на пол. В теле отразилась острая боль. Сердце разбилось. Костя полностью разрушался внутри. — Юра! Юрочка, прости, прости меня! Юра, пожалуйста, не уходи, не уходи! Юрочка, я жить без тебя не смогу! Юра!.. Юра... — Слезы с еще большим напором потекли из глаз, а изо рта вырвался громкий крик. Он потерял его. И виноват только в этом он. Зачем? Зачем он его поцеловал? Зачем?! Он сломал не только себе, но и ему жизнь.***
Костя резко просыпается, а рядом с ним взволнованный Юра, дергает его и проговаривает: «Костя... Костя, блять, я здесь!.. Катюшенька, я тут, проснись, проснись, пожалуйста. Это сон...» Тело его ужасно горело, из глаз продолжали литься слезы, а футболка была вся мокрая из-за пота. Все хорошо... Это был сон. Екатеринбург резко хватает Юру и прижимает к себе, тот, в свою очередь, не ожидал этого и чуть ли не падает на него, но смог удержаться и сел на кровать, пока Костя прижимал его тело, а лицо спрятал в области ключиц, вдыхая родной запах. «Это, конечно, выглядит по пидорски, но... Я чувствую что его лихорадит, он весь горячий!» — думает Юра, и только прижимает к себе, гладя по голове, говоря, что все хорошо. Он также чувствует, как в его области шеи обжигают не только дыханием, но и слезами. «Я не понимаю, какой мог присниться ему сон, что он просил у меня так сильно прощения?» Минут десять они просидели в таком положении, и Костя более или менее успокоился и отстранился от него. Юра продолжал смотреть с беспокойством. Костя, чуть с заметной улыбкой, дал понять, что все хорошо, и лег обратно, смотря в потолок, и разрываясь от кашля. — Блять, Катюш, ты меня так больше не пугай, ладно? Надо было побольше таблетками закинуться. Пойду посмотрю, может что-то посильнее дать. — Он встал с кровати, но его удержали за руку, Юра вопросительно посмотрел. — Юр... — тихо, почти шепотом говорил Уралов, — можно вопрос задать? — Хорошо... Какой? — Вот представь, что это не шутка... И тебе признается твой друг... Ну или знакомый, что он, так скажем... Влюблен в тебя. Как ты будешь себя вести? Юра с недоумением посмотрел на Костю, и задумался. Вопрос и правда был неожиданный, болезнь Костю видимо совсем не щадит. — Ну... Катюх, ты сам понимаешь, как я к этому отношусь. Ну, как минимум, я откажу. Мне нравится девушки, ну что поделать? Я когда шел к тебе, заметил, как два пидора около дерева обжимаются, мне настолько противно стало, даже в дрожь. Поэтому, я откажу этому человеку. Кость, не думай ты вообще об этом, не забивай голову всякой хуйней. Лучше отдохни. И Юра вышел из комнаты, пройдя на кухню. Костя закрыл лицо руками, и, думая про себя: «Как хорошо, что это оказалось сном. И как больно, слышать эти слова. Юрочка, я обещаю тебе, что ты никогда не услышишь от меня этих слов. Я не буду делать тебе больно». Юра написал Анюте, Камская тут же ответила, и сказала, какие таблетки дать Косте. Конечно, Татищев был даже озадачен этим вопросом. К чему он это спросил? «Его просто лихорадит, не стоит обращать внимания на эти слова» и он вспомнил, что делал, после того, как Костя уснул. Читая книгу, он и сам уже засыпал, но держался стойко, и, взглянув на Костю, когда переворачивал страницу, он увидел, как тот заснул. Отложив книгу, он лишь поправил одеяло, и ушел в гостиную. Присев на диван, взгляд наткнулся на листок бумаги. Взяв его в руки и включив свет, он рассматривал его. На рисунке он не понял, кто был изображен, но это был точно человек. На «портрете» были как будто отрывки человека. В одном углу черные, как смола, волосы, причем каждый торчащий волосок был прорисован, тут глаз, именно зрачок. Черный с бликами. Юра присматривался, и там будто было море нарисовано, все настолько детально было. Губы были бледно-розовые, и на рисунке создавался эффект будто они немного покусаны. Кисть руки тоже была очень красивая, пальцы длинные, как у пианиста, с аккуратными ногтями. Можно было подумать, что это также и женская рука. В самом углу были нарисованы худые щиколотки с ступнями. Причем сама ступня была нарисована, как она стоит на носочках. Даже здесь были нарисованы все детали, видящие и невидящие взору человека. Кожа была очень бледной, на темном фоне они прекрасно выделялись. «Блять, на сколько же Костя талантлив, хоть и правда неси в Третьяковку. Будто с меня писали!» — усмехнулся он и положил рисунок в карман штанов. Выключив свет, он прошел на балкон, куря раз за разом сигарету. Спать все равно не хотелось, поэтому он наслаждался летним дождем. Услышал голос Кости он только через полтора часа. Сначала из комнаты будто кто-то шепотом говорил, а потом это превратилось в невыносимые стоны боли и, почти выкрикивая слова, как «Юра, прости меня». Юра прибежал тут же, и увидел, как бедного Костю мотает по всей кровати, из глаз лились слезы, а волосы были слипшиеся от пота. Так он и разбудил его.***
Отогнав мысли, он взял таблетки и понес их с водой в комнату. Костя лежал с закрытыми глазами, но открыл сразу, когда Юра вошел в комнату. Выпив все таблетки, он смотрел на Юру. — Кость, а что тебе снилось? Просто... Ты так молил у меня прощения... Екатеринбург взглянул в глаза Челябинску, видя в них беспокойство и любопытство. В этот момент, ему почему-то вспомнилась Катюша. Как же сейчас Юра был похож на нее, с таким же детским любопытством и волнением. Костя даже улыбнулся этому. — Да так... На столько жуткий сон, что даже вспоминать не хочу. Все хорошо, не переживай. — Ладно, я тогда посижу, пока ты не уснешь. — Юра, ты лучше иди спать, думаю, ты и так устал уже от меня. Я сейчас усну. Юра с колебанием, но согласился на это, пожелав спокойной ночи, ушел в комнату. Костя, закрыв глаза, пытался выкинуть из головы тот сон, думая о настоящем. Юра, когда лег на диван, подумал, что Косте возможно приснились 90-ые, так как он помнил отчетливо, что за те года, Костя так же просил у него прощения. Уснули оба почти сразу, и спали не спокойным сном.***
Почти целую неделю у Уралова держалась температура, и ночью был постоянный бред. Юра не отходил от него почти ни на шаг. Костя был ему безумно благодарен, он постоянно наблюдал, как Татищев и убирался где надо, и готовил (не только макароны и пельмени, но пытался супы и мясо. Спрашивал все у Ани), и даже успевал отчеты делать. Пока он полностью переехал к Косте, так как обещал, что не отойдет от него ни на шаг. За это время также приезжала Катя, сказала, что очень хочет помочь отцу, и на вечер совсем не хотела уезжать, но ей все пришлось, по словам Юры, что Косте надо больше отдыхать. Под конец недели Уралову становилось намного легче, и первым днем августа он полностью выздоровел. — Ты смотри мне, если плохо станет, сразу пиши мне, или Анютке! Мы о тебе беспокоимся, Катюш. — Юр, не переживай, все прекрасно. Если бы не ты — думаю, я бы продолжил лежать с температурой под сорок. Юра улыбнулся. Солнце, вышедшее из-за облаков, озарило его лицо, и он сморщился недовольно и опустил свои прекрасные глаза к сумке, все же, перед тем как переехать, он взял из дома немного своих вещей. — Честно, волнуюсь я че то... Все же завтра встреча с Аней, и я даже представить не могу, что будет завтра. Если все она реально будет признаваться мне в любви... Я даже не знаю, что и ответить. Все же в последнее время я даже не лезу к ней, она знает, что я ее люблю — и ладно. Но блять, волнение все никуда не могу убрать. Костя, при услышанном, тут же погрустнел, а лицо стало суровее. В груди опять появлялось чувство боли. — Юр, не стоит переживать. Представь, если у вас... Все же получится, и наконец-то эти чувства не будут тебя терзать. Не так ли? — Ну наверное ты прав... Но все же, я даже... Представить не могу, а что будет дальше? Ну будем мы вместе, а вот что дальше? Вот это я и не понимаю. — Я думаю надо дождаться завтрашнего дня, и уже увидеть все своими глазами. — Соглашусь с тобой. Ну что ж, я тогда поеду, а ты здоровье свое береги! А то это пиздец, Катюх. Каждый день, как будто ты перед смертью был. Я тебе напишу или наберу. — Хорошо, Юр, я буду осторожен. И, улыбнувшись, Юра взглянул на часы, поняв, что опаздывает. Он попрощался и упорхнул из квартиры. На Костю тут же обрушилась вся тяжесть морали. Юра был как вторым солнцем, хоть и еле давая свой свет, но радость он вызывал тут же. Тот момент, когда Косте приснился ужасный сон, они больше не вспоминали, чего радовало Екатеринбурга. Убирая плед обратно в шкаф, и перед этим вдыхая еще отставший запах сигарет на нем, он захотел достать один портрет, который специально туда положил, сам не зная зачем. Но рисунка не было, и Костя ужаснулся тем, что Юра видимо видел свой портрет. Он взял телефон и написал по поводу этого рисунка, ответ пришел только через пол часа. «Ой, Катюх, прости, что не сказал. Да, я взял его, кстати очень красиво! Но если честно, я нихуя не понял, кто вообще на нем. Я как положил в карман штанов, так и не отдал. Извини еще раз, что взял его» «Да ничего. Если хочешь, оставь себе. Я просто вдохновился одним человеком, вот и решил нарисовать. Ну ладно. Удачно еще раз доехать» Костя заметно выдохнул, все же Юра не понял, кто на рисунке. Ну и прекрасно. Время было уже семь вечера. Надо было работать, так как дел за неделю появилось не мало, хоть и с помощью Турской.***
Время 22:23. Второе августа. Костя сидит уже в офисе, разгружая все отчеты и документы. Таню надо было как-то отблагодарить, ведь работу она выполнила прекрасно. Телефон жужжит, Костя взглянул на него и обрадовался, писал Юра. Вчера они поговорили по большей степени про работу, после того, как он приехал домой, и все. Разблокировав телефон, он тут же прочел бросившиеся слова в сообщении. « ...Она мне в любви призналась» Настроение тут же испортилось, а слезы обиды и горя выступили на глаза. Но ведь он же знал, что так и будет! Телефон опять зажужжал. Он прекрасно видел, что Юра ему звонил, и он решил взять трубку. — Да. — Уралов удивился, насколько голос стал хриплым и дрожал, он пытался его сделать более нормальным. — Костян, я ведь так и знал! Ты же читал мои сообщения? Блять, я так и знал! Меня... Меня прям радость в груди переполняет. Хоть сомнения у меня есть, но сейчас они ни что, по сравнению с этим радостным чувством! — Я поздравляю вас обоих... — Голос не переставал дрожать, это прекрасно было слышно. В трубке резко замолчали. — Катюх... С тобой все хорошо? Че с голосом то? Опять плохо стало? — Нет, нет, Юр! Не беспокойся. — По голосу как будто ты плачешь. Из-за радости что ли? — Да... Да. Я так счастлив за вас, Юр!.. — Слезы уже текли по щекам ручьем. — Ну скажешь тоже, Костян не надо из-за этого рыдать, ну ты же не девушка какая-то! Я тоже безумно счастлив, что слезы сами выступают на глаза, но плакать не надо. Ладно, пойду немного успокоюсь, а то сейчас кричать буду от радости! — Хорошо, Юр. Еще раз... Поздравляю. И сбросив, не дослушав, что ему говорили, он положил телефон на стол, а на руки положил лицо. За окном вдали, были слышны раскаты грома. Всхлипы отчетливо слышались по всему кабинету, но он пытался их заглушить. Он сейчас не счастлив, сердце теперь его разбито полностью. Но теперь счастлив дорогой ему человек, и через боль, все же надо радоваться этому.