Состав хашира эпохи Тайсё.

Шли они долго, целую ночь, и практически безмолвно: лишь весёлый голос Кёджуро порой разносился над притихшими дорогами и полями, оглашая спящий мир своим чистым, радостным звучанием. Санеми же угрюмо молчал, только изредка кивая в знак согласия и без конца хмуря брови, будто что-то мучительное, страшное томило неласковую душу. Путники шли торопливо, быстро, и остановились лишь тогда, когда впереди сквозь частую решётку леса забрезжил рыжими и красными лучами яркий рассвет. Здесь столпы и порешили расстаться: Шиназугава нужно было направо, дабы добраться до Тысячилетней Рощи и разбудить нерадивого хашира воды, а Ренгоку, напротив, налево, что бы обойти вставший перед ними густой стеной лес, за которым пряталось поместье Убуяшики. Разминувшись с коллегой и пожелав ему удачи, Кёджуро, вопреки изученному давным-давно маршруту, рванул прямиком в зелёную, шумящую на летнем ветру рощу, надеясь срезать таким манёвром неблизкий путь к поместью Главы. Мягкие ветки хлестали по лицу парня, высокая, никем и никогда не кошенная трава норовила запутать ноги, а яркие солнечные блики, что местами пробивались через густую листву, задорно играли на белоснежном хаори и слепили глаза. Быстрый, как мысль, Ренгоку выбежал из под раскидистых сводов деревьев, в пару прыжков преодолел небольшую зелёную полянку, забрал чуть вправо и наконец-то увидел то, зачем сюда пришёл: аккуратный, залитый лучами утреннего солнца благоухающий сад — хосты, азалии и жасмин были в самом цвету и на нежных лепестках бисером блестели капельки росы. Яркий солнечный свет, пробиваясь сквозь ветви деревьев, полосами ложился на изумрудную траву и та, отражая его бесконечными капельками влаги, вся блестела и переливалась, вся искрилась бликами рассвета, и в этом неясном, неверном свете, что лился и с небес, и с самóй земли, поместье Убуяшики казалось пристанищем святых духов, что зашли на нашу землю нечаянно, ненароком. А может, специально? Чтобы исправить все людские ошибки? Лёгкое облачко, что быстро, играючи пролетело по рыже-голубому небу на секунду затмило солнце, и эта чудесная картина, представшая перед нами, словно бы враз потускнела, но лишь для того, что бы уже через считанные секунды вновь засиять яркими, невообразимым красками. Как божественна, как невероятна и удивительно проста природа! Насколько она прекрасна, ясна‌ с утра, насколько безмолвна и тиха! Но сейчас эту прекрасную тишину уже нарушили неугомонные птицы, что старательно выводили свои трели, сидя где-то на деревьях и тщательно спрятавшись от людских глаз. Или... Не только птицы? Взгляд Кёджуро метнулся в сторону от поместья и сада, к источнику непонятных шорохов и звуков чьей-то возни — на поляну, где они с составом всегда устраивали небольшую сходку за пару часов до собрания, чтобы мирно дождаться прибытия и Главы и немного подурачиться, поговорить, убедиться что всё хорошо с дорогими, такими необходимыми сердцу людьми! С маленького закутка земли, так удачно огороженного низким кустарником, доносились тихий смех и приглушённые голоса, словно люди, находящиеся там, не хотели тревожить сон Главы и спокойствие этого замечательного утра, но слишком уж им было весело! Не раздумывая ни секунды, Ренгоку кинулся туда, за поросоль кустов и травы, увернулся на бегу от какой-то сонной мухи, летящей ему прямо в лицо, подскользнулся на мокрой траве, выровнялся вновь, но перед самым завершением своего короткого кросса как-то неудачно поставил ногу, и потому его прибытие для всех собравшихся на поляне выглядело крайне эффектно: парень, не удержав равновесия, упал прямо на руки хашира звука, который, видно, услышал неладное и успел его как следует подстраховать. Появление столпа пламени вызвало бурный прилив эмоций у всех собравшихся. — Кёджуро! — Узуй что есть сил прижал к себе друга, словно плюшевую куклу, держа его на руках так просто и крепко, словно Ренгоку и весил не больше игрушки. — А мы тебя уже заждались! — Узуй! Привет! — пламенный хашира попытался выбраться из железной хватки, дабы иметь возможность вернуть другу все объятия и нежность, но звуковой столп лишь перехватил его поудобнее и сгрёб обоими руками в охапку, прижимая к себе, как любимого кота. — Не пущу! — парировал Тенген усердные попытки выкарабкаться — Не пущу, и во сне не проси! Где ж вас с Санеми шатало-то так долго? — говорил он, без усилий удерживая друга одной рукой, а пальцами другой осторожно поглаживая огненные, взъерошившиеся волосы — Я пока вас всех ждал, чуть с тоски не помер! Это так уныло!!! — Узуй-сан пришёл ночью и ему пришлось дожидаться нас в одиночестве, поэтому теперь он недоволен. — высокий, звенящий как колокольчик и проникающий в самое сознание голосок Шинобу запел где-то над самым ухом Кёджуро. Из-за полностью закрывающих обзор волос Узуя, Ренгоку никак не мог видеть коллегу, хоть и был рад её появлению. — Шинобу! И ты здесь! Здравствуй! — парень снова постарался вырваться, но Тенген ловко перехватил его под коленки, и попытка осталась лишь бесплодной попыткой. — А кто ещё пришёл? — Да почти все здесь. — раздался едкий, ядовитый и тягучий голос змеиного столпа. Судя по тому, как звучали и отражались от мира вокруг неласковые слова, Обанай вскарабкался на какое-то дерево и теперь лениво дремал там, возвращая себе все упущенные часы сна. — Все на месте... Только тебя где-то носило... И Томиока с Санеми так и не появились... Где они? — Всё с ними в порядке! — Кёджуро поднапрягся и смог-таки усесться на коленях Тенгена. Тут же заключив смеющегося друга в жаркие объятия, он продолжил: — Мы шли сюда вместе с Санеми, но потом он свернул в Тысячилетнюю Рощу, чтобы позвать Томиоку! Так что не беспокойся, всё будет хорошо! — Да кто беспокоится-то... — равнодушно пробурчал столп змеи, хотя по его тону хашира поняли, что беспокоится именно он. Последовала прекрасная, милая сцена долгожданной встречи: объятия, смех, вопросы, поцелуи... Все были рады, что с коллегами всё хорошо, что никто не болен и не травмирован, что у всех всё нормально в жизни. Шинобу рассказала про своих милых учениц, которые научились печь моти, Узуй поделился впечатлениями от похода на новое представление, на которое ему вместе с жёнушками посчастливилось попасть, Ренгоку во всех подробностях рассказал про самочувствие и настроение Сёндзуро, Канродзи просто была рада всех видеть, а потому никак не могла успокоиться и прыгала от счастья, Игуро, делая вид, что ему всё равно, украдкой поглядывал на неё... Так, постепенно, слово за слово, разговор перетёк из обычного и безобидного обмена новостями в обсуждение важных и животрепещущих проблем: что же с Главой? Что случилось? И где же эти несносные Санеми с Томиока? А где Гёмей? — Сэнпай в лесу! — мигом разрешил один из вопросов Узуй, который вальяжно развалился на траве, полулёжа-полусидя и опираясь спиной на толстое дерево эвкалипта. — Он пришёл ещё раньше, чем я! Мы поздоровались, он извинился. Сказал, что вынужден меня оставить, потому что ему нужно помолиться! Объяснил, что для этого ему хотелось бы уедениться, и, если я не против, то он пойдёт в лес! Я был не против, поэтому Гёмей-сан отправился куда-то туда. — Тенген неопределённо махнул рукой в сторону шумящей зелёной чащи — И пока он не возвращался! — О-ой... Не случилось ли чего? Его так долго нет! — мигом забеспокоилась Мицури. Лицо девушки от недавних прыжков раскраснелось, потому теперь она интенсивно обмахивала его вспотевшими ладошками. Мокрая, как после тренировки, чёлка липла ко лбу, и Канродзи то и дело сдувала её, однако под собственным весом тяжёлые розовые пряди опять спадали на лицо мечницы, и она вновь и вновь убирала надоедливые волосы. Это обычное, кажется, зрелище, совершенно очаровало Игуро: он сидел словно загипнотизированный. — Как думаете, всё ли с ним в порядке? Столько уже времени прошло! — Всё хорошо, Канродзи! — успокоил её широко улыбающийся Кёджуро, который тоже расслабленно лежал на траве, широко раскинув руки и ноги. — Молитва — это длительный процесс! Тем более, если бы что-то произошло, Узуй услышал бы! — Блестяще услышал! — подтвердил Тенген. — А где совёнок? — тихий, безразличный, детский совсем ещё голосок туманного столпа робко вклинился в разговор, напоминая составу о остальных, не менее важных сейчас вопросах. — Вы путаете, Муичиро-сан. — мягко поправляет мальчика Шинобу. Она сидит по-турецки со своей неизменной улыбкой, ровнёхонко, как струна вытянулась облачённая в хаори тоненкая спина и кажется даже, что плечи Кочо дрожат от такого напряжения. — Совёнок — это Ренгоку-сан, а он уже здесь. Вы, верно, спрашиваете про Санеми-сан, про волчонка. — Ну да, точно. — равнодушно пожимает плечами Токито, бессмысленным взглядом уставившись на голубое, ясное небо, пока остальные хашира тихонько улыбаются от данных им милых, но чудны́х прозвищ. И ведь как правильно всё подобрал Муичиро! Взять хотя бы Санеми — чистый волк! — Да-да, где они? — с энтузиазмом подхватывает Канродзи. — Скоро уже собрание, а их всё нет и нет! — Не беспокойся, придут. — попытался успокоить её Игуро. Близился полдень: жаркое солнце, вошедшее в зенит, нещадно пекло, но густая листва деревьев и форма истребителей берегли состав от безжалостных жары и зноя. Все старались вести́ себя легко, непринуждённо, однако напряжение ощутимо росло с каждой минутой: ну где, ну где же потерялись эти двое? В конце-концов, Тенген не выдержал всеобщего молчаливого беспокойства: — Да что ж такое-то! Сколько можно там шататься! — столп звука вскочил на ноги, скложил мускулистые руки на груди и негодующе скривил тонкие губы. — Давайте я за ними ярко сбегаю! — Не надо, Узуй-сан, а то тоже пропадёте. — осаживает парня Шинобу. На её лицо, словно скрывающая все эмоции маска, вновь натянута улыбка. — Не стоит беспокоиться: они скоро обязательно придут. — Придут конечно! Куда денутся... — Игуро лениво потянулся на ветке и повернулся лицом к окружающим. Приложив ладонь козырьком ко лбу он сощурился, внимательно вглядываясь в солнечную, звенящую на летнем ветру рощу недалёкого леса — Эй, погодите-ка! А не они ли это часом? — Где!? — высоко подпрыгнув и приземлившись аккурат на тонкую ветку, отчего последняя вся затряслась и закачалась, Узуй тоже нахмурился, стараясь различить видимые лишь им двоим силуэты. — Да, точно! Они! — Ур-ра! — Мицури так высоко подпрыгнула, что чуть было не задела макушкой дерево. — Наконец-то, наконец-то! — ликовала она, — Гию-сан и Шиназугава-сан здесь! И они не опоздают на собрание! Ура! Ура! Ура!!! — Погоди-ка, Канродзи. — Тенген хмурится сильнее, брови сводятся к переносице, лицо мрачнеет и вид столпа становится угрожающим. — Постой... Я не пони... Какого чёрта творит Санеми!? — Что!? — Кёджуро подскакивает к дереву и, обхватив его одной рукой, тоже принимается выглядывать коллег. — Что происходит, Узуй-сан? — Кочо, аккуратно придерживая хаори, поднимается, и, привстав на мысочки, устремляет взгляд на открывшуюся взорам хашира картину: И вправду, на горизонте, рядом с линией близкого леса ясно видно облики двух людей, которые приближаются с каждой секундой: один из них в разноцветном половинчатом хаори, другой в сильно распахнутом сверху кимоно — сомнений в их личностях нет! Но... Что же у них происходит? Санеми, как-то странно перехватив Томиока то ли за шиворот то ли за край одежды буквально тащит его к негласному месту сбора, а тот почти не сопротивляется, только идёт как-то странно, неверно, оступаясь на каждом шагу и чуть не падая. По виску водяного столпа — только теперь стало видно — стекала тёмная, уже застывающая кровь, волосы были страшно всклокочены, будто его за них хорошенько оттаскали, а запястья связывала тугая, жёсткая верёвка. И то, что хашира действительно очень плохо было очевидно: когда Шиназугава особенно грубо тряхнул его, тот едва-едва устоял на ногах и не рухнул навзничь на мягкую траву. Лишь мгновенье состав не́мо смотрел на сцену избиения, не смея, кажется, пошевилиться. — Ренгоку-сан, Узуй-сан, оттащите, пожалуйста, Санеми-сан, пока я окажу необходимую помощь Гию-сан. — первой обретя дар речи после шока, Шинобу быстро и чётко начала отдавать приказы. — Игуро-сан, достаньте мне пожалуйста чистой воды. Канродзи-чан, помогите пожалуйста Игуро-сан отфильтровать воду. Стоило этой тихой, звенящей от несдерживаемого гнева реплике прерваться, как все разом сдёрнулись с места, исчезли, со скоростью ветра разбежались выполнять незамысловатые, необходимейшие просьбы. За пару мгновений поляна опустела. Только Муичиро, которому в силу возраста и болезни не досталось задания, оторвался от созерцания упавшего лепестка сакуры, поднял голову, рассеяно оглянулся, но, не найдя взглядом никого из состава, лишь безразлично пожал плечами и вновь склонился вниз, принимаясь заново разглядывать лежащий перед ним нежно-розовый листик.