Жаркий день

– Агх...у меня уже мозги плавятся. Я так больше не могу... – уткнувшись лицом в подушку, Максим еле бубнит, отбрасывая на пол документы, текст на которых всё равно он уже не различает – Чёртова жара... Синоптиками и вправду обещался аномальный зной почти в +37 градусов, хотя Иртышскому казалось, что они, откровенно говоря, наебали, потому как, по его личным ощущениям, были все +45. Не спасало ничего: ни второй по счету брикет мороженого, ни прохладительные напитки прямо из морозилки, ни плотно задернутые во всём доме шторы, препятствующие солнечным лучам. Даже чёртов кондиционер не спасал от пекла, из-за которого кружилась голова, мешая нормально работать. Если в обычное время Максим тратил на проверку документации и правки в неё около двух часов, то сейчас он уже третий час даже первые несколько листов не может осилить. Перед глазами мерцают чёрные мушки, а в голову словно залили липкую и такую же горячую патоку. Максим и без того плохо жару переносит, так в этом году лето решило его конкретно разъебать. – Всё так плохо? А вот Дугару, кажется, жара вовсе не мешала спокойно сидеть на балконе прямо под убийственными солнечными лучами и читать себе, как ни в чём не бывало, книгу. – Макс? Ангарский отрывает взгляд от строчек в книге, переводя его на балконную дверь, за которой была видна часть спальни. От Иртышского всё так же ни звука. Немного нахмурив брови, Дугар поднимается с насиженного места, делая буквально два шага в сторону комнаты. Рукой он отодвигает тюль и сразу бросает взгляд на большую кровать. И на какие-то несколько секунд мозг отключается от реальности. На кровати Максим лежит животом вниз. Однако даже так видно, как он часто-часто дышит, пытаясь насытить лёгкие достаточным количеством кислорода и не задохнуться от духоты. Как обсыпанные веснушками руки сжимают подушку, к которой парень прислонился лбом. Как с губ слетают частые вздохи. И вся эта картина практически не прикрывается ничем, кроме нижнего белья. Для всего остального тряпья слишком жарко. – Жарко... – только и срывается страдальчески с губ Максима, когда он всё-таки находит в себе силы повернуть голову в сторону Дугара. Светлые кудри у лба взмокли и завились ещё сильнее, опадая на полуприкрытые глаза, смотрящие будто бы в никуда. – Погоди минутку. – очнувшись от залипания на тело Максима, Ангарский бросает короткую фразу, быстрым шагом удаляясь из спальни. Иртышский лишь вновь утыкается лицом в подушку, мечтая, чтобы это долбаное солнце наконец скрылось и никогда больше не появлялось. Сколько конкретно времени прошло, сказать трудно. Для Максима сейчас и десять секунд ощущаются как несколько часов мучений в адском котле. Он даже не услышал, как Дугар снова пришёл в спальню и сел рядом с ним. Голову он оторвал от мягкого только тогда, когда почувствовала к своей спине прикосновение чего-то холодного. – Дугар? – парень резко поворачивается к Ангарскому, смотря сначала ему в лицо, а после на крупный кубик льда меж его пальцев, только что взятый из морозилки. – Расслабься, тебе станет полегче. – только и говорит ему тихим, мягким тоном Дугар, немного надавливая на напряжённые плечи, заставляя его обратно лечь. Лёд снова начинает скользить по спине Иртышского, тая буквально мгновенно от соприкосновения с разгоряченной кожей. Поначалу Максим от такого слишком резкого перепада температур мелко вздрагивал, но уже буквально после полуминуты такой процедуры по охлаждению, только удовлетворенно вздыхал. Стало действительно легче. Дугар водил холодным кубиком по плечам, лопаткам, шее, заставляя мокрые дорожки покрывать худое тело, от чего оно блестело ещё сильнее. Красиво. Эстетично. Возбуждающе. В какой-то момент Ангарский наклоняется к спине Максима, проводя языком по всему позвоночнику, слизывая влагу, немного солоноватую на вкус от смешавшегося с ней пота. Иртышский дёргается, выпрямляется, приняв сидячее положение, и поворачивается к Дугару всем телом, явно не ожидая такой выходки от него. Однако сказать он ничего не успевает. Его затыкают поцелуем, мягким, но весьма требовательным. И противиться ему не то что сил — желания нет. Максим закрывает глаза, позволяя чужому языку хозяйничать во рту, в свою очередь укладывая ладони на широкие плечи, полностью отдавая контроль над ситуацией Дугару. В этом круговороте ощущений он окончательно теряется, лишь в состоянии думать о том, как же всё-таки Ангарский охуенно целуется. До головокружения и дрожи по всему телу. Однако в реальность его возвращает холод, резко коснувшийся груди. Невольно Максим отстраняется от Дугара, на секунду вскидывая голову и звонко выстанывая. Ещё один кубик льда, взятый из формочки рядом, оказывается в руке Дугара, касаясь теперь тела впереди. – Просто наслаждайся. – Ангарский тихо выдыхает в губы, осторожно укладывая Ирытшского на кровать, немного склоняясь над ним. Кусочком льда он вновь касается часто вздымающейся груди, вырисовывая от самых ключиц несколько спиралей, спускаясь ниже. Водит кубиком по ареолу соска, взглядом пытаясь ухватить каждое малейшее изменение на лице Максима. Румянец на щеках у него стал настолько ярким, что практически перекрыл собой веснушки, всегда появляющиеся при наступлении лета. Тонкие аккуратные брови надломились, и губы, порозовевшие и припухшие после поцелуя, раскрылись шире, выпуская при каждом выдохе тихие стоны. Прекрасная картина. По губам Дугара ползёт довольная ухмылка, и, немного помедлив и ещё раз хорошенько запомнив этот вид Иртышского, он прислоняется губами к набухшему от возбуждения соску, ко второму прижимая остатки от кусочка льда, тем самым вызывая у парня громкий, протяжный стон. Затем рука спускается ниже, вычерчивая вслед за движениями мокрую дорожку от рёбер до низа живота, так часто поджимающегося от судорожного дыхания. Дугар отстраняется от Максима, проходя своим взглядом по всему его телу, будто пытаясь отпечатать такой вид парня у себя в памяти, словно фотографию, которую в случае чего можно будет достать и полюбоваться ею. Прекрасно. Рука Ангарского тянется к верхней полке прикроватной тумбочки, секунд пять копошась в ней, а после вытягивая бутылёк лубриканта и презерватив. Немногочисленная одежда летит куда-то на пол, небрежно оставаясь там лежать ворохом ткани. Янтарные глаза щурятся в предвкушении, походя сейчас на два ярких ехидных месяца. По слуху бьёт шелест раскрывающейся упаковки, а после – щелчок крышки бутылки. Смоченные в вязкой жидкости пальцы Дугар приставляет к колечку мышц, обводя его, второй рукой разводя ноги шире. – Расслабься. – звучит где-то над ухом Максима обжигающий шепот, заставляющий нетерпеливо начать ёрзать. Следом же слышится сдавленный стон Иртышского, когда пальцы погружаются внутрь, неспешно растягивая его, от чего тяготящий жар внизу живота тугим узлом скручивается, болезненно расходясь электрическими разрядами по всему телу. Простынь складками собирается под сжавшимися в кулаки ладонями Максима, когда со временем к двум пальцам добавляется третий. Спина у него застывает в плавном изгибе, а голова откидывается назад, позволяя взмокшим светлым кудрям разметаться по белой подушке. Слишком идеальная картина. – Дугар... – дрожащий в стонах голос шёпотом зовёт старшего, на грани слышимости выдавая одно только слово – Больше... Одно только слово — и Дугар позволяет своим тормозам слететь ко всем чертям. Пальцы покидают разгоряченное тело, но Максим даже толком вздохнуть от ощущения пустоты не успевает, как их место занимает возбуждённый член, в одно слитное движение входя больше, чем наполовину. Два протяжных стона смешиваются между собой, звонким эхом отражаясь от стен, оставаясь крутиться в голове ещё какое-то время, пока их не вытесняет ещё один. А после ещё, ещё и ещё. Вся реальность сужается до размеров их спальни, воздух в которой пропитало невыносимым жаром страсти и желания. Казалось, что за пределами этих стен ничего более не существует — ни проблем, ни дел, ни остального мира. Ни-че-го. Есть только они вдвоем и безграничное наслаждение, пронизывающее тела до последнего атома, заставляющее позабыть о всяких рамках стеснения и стыда и надрывать голос в громких стонах, меж которых вскользь можно уловить имя любимого человека. «Ещё», «сильнее», «глубже» — лихорадочно бьёт в мозгу Дугара голос Максима, заставляя выполнять каждую из этих прихотей, выбивая только больше новых стонов. Жарко. Жарко. Жарко. В какой-то момент напряжение в телах достигает своего пика, заставляя несколько коротких секунд судорожно дрожать их от крышесносного блаженства, пока сознание от экстаза расплывается в одну большую лужу. Заваливаясь на бок, Дугар падает рядом с Максимом, пытаясь вернуть взгляду чёткость. Однако сосредоточиться удаётся только на лице парня, всё ещё пребывающего в состоянии неземного блаженства. Рука его тянется к прядям у лба Макса, откидывая светлые кудряшки назад, чтобы те не закрывали его прекрасных глаз. – Люблю тебя. – от Ангарского слышится тихое признание, за которым непременно следует нежный поцелуй в щёку. – Я люблю тебя больше. – с блаженной улыбкой тянет Максим, перехватывая ладонь Дугара, чтобы сплести их пальцы в крепкий замок. – А я тебя ещё больше.