скажи гав

Чон Юджун крошечный. Хантер смотрит на него и каждый раз думает, что хочет его сожрать. Просто сожрать. Это то самое чувство, которое возникает, когда видишь малюсенького очаровательного щеночка нескольких месяцев отроду, способного уместиться у тебя в ладошках. Он на тебя смотрит своими чернущими глазками-пуговками, тыкается маленьким носом в щёку, дышит смешно, а ты чувствуешь, что твоё сердце вот-вот взорвётся от умиления, оставляя ошметки на внутренностях. В такие моменты даже и не знаешь, что хочется сделать первым – то ли запищать абсолютно по-девчачьи, то ли зацеловать мордочку, не оставив ни одного необласканного места. Своих мыслей боишься, потому что идея затискать и зажамкать щенка до смерти уже не кажется плохой. — Юджун-и, — Хантер, словно хитрый кошак, тихо подбирается сзади и резко выдыхает в ухо, заставляя Чона, до этого играющего на телефоне в какую-то аркаду, подпрыгнуть на диване с испуганным возгласом и возмущенно воззриться на друга. — Ты чего! Зачем так пугать! — негодует он, по привычке смешно вытягивая губы во время возмущений. — Что такое? — он откидывается на спинку кожаной софы, наблюдая за тем, как Хантер огибает диван и приземляется рядом с ним, в полете поджав под себя ногу. Юджун быстро отходит от мимолетного испуга – он никогда не был обидчивым. Поэтому сейчас Чон лишь выжидающе смотрит на Хантера, часто мигая глазами. — Я пришёл тебя попросить об одной очень важной вещи, — он прокашливается перед тем как на глазах посерьёзнеть, и Юджун даже начинает немного волноваться: кажется, разговор намечается нешуточный. Хантер чуть наклоняется к нему, заговорщически подзывает его жестом, и Юджун послушно приближается к другу, весь во внимании. Пак теперь совсем-совсем близко у уха, а Чон, даже используя всё своё воображение, не имеет ни единой догадки, что же тот сейчас скажет. Дыхание щекочет щеку, и Юджун чуть хмурится, готовясь услышать что-то совершенно весомое и волнующее, но... — Скажи «гав», — шёпотом выдаёт Хантер на ухо и улыбается задорно, смотря прямо в глаза, не отдаляясь, а когда чувствует раздражённый толчок в грудь и сердитое «Ты!—», заливается радостно и даже не пытается защищаться от лёгких полушутливых ударов по всему телу, — Ты так легко на это повёлся! — хохочет он, откидываясь назад, пока Юджун тарабанит по его груди, пыхтя, как ёж. — Это не смешно! — ещё один шлепок по бедру, — А я уж было обрадовался, что вы забыли про это! — хнычет по-детски, постепенно прекращая атаку. — Такое забудешь, — хихикает плутовато тот, — Что совершено в «Правда или Действие», то остаётся в памяти игроков навсегда, вот тебе урок, Юджун-а. Юджун вспоминает, как всё началось: ещё в Америке Джиншик в один из весёлых совместных вечеров во время игры задал ему изображать послушного щенка в течение получаса, что впоследствии стало головной болью и причиной красных от стыда щёк Юджуна. Чего он только не натерпелся после этого: успел прогавкать мелодию Трики Хауса, позорно поползать на четвереньках и, внимание, посидеть на коленях того же Хантера, словно чихуахуа у дамочки за сорок. Все юджуновы возмущения про «Так нечестно» и «Вы задали мне больше одного действия!» остались деликатно проигнорированными. Отказаться от выполнения он не мог – гордость не позволяла (как бы абсурдно это не звучало в его-то ситуации), ведь это непременно бы привело к репутации скучного трусишки. Что он, слабак какой-то, чтобы не выполнить детское глупое задание? После того вечера даже Йечан стал над ним регулярно подтрунивать, проказливо почесывая за ушком и моментально скрываясь за спинами хёнов во избежание возмездия. Воспоминания заставляют кровь опять прилить к щекам, и Юджун возобновляет гневное нападение, вызывая ещё один приступ смеха у Пака. — Ну пожалуйста, — на этот раз Хантер резво перехватывает запястья Юджуна, останавливая воинственный бунт и едва дёргая его на себя, улыбается обезоруживающе, — Скажи «гав», Юджун-а, — звучит так беззлобно и ласково, что Чон случайно ловит себя на мысли о том, чтобы мяукнуть в качестве бонуса по старой дружбе. Направления своих мыслей пугается, поэтому делает абсолютно безуспешную попытку вырваться из плена длинных цепких пальцев, чувствуя в ответ, как они сжимают тонкие руки ещё сильнее, и встречая взгляд, красноречиво говорящий о том, что у него нет шансов. — Скажи, и я отстану, — Хантер наклоняет голову в сторону и сам становится похож на любопытного щенка, всё ещё растягивая полные губы в смешливой улыбке. Юджун открывает было рот, чтобы то ли в очередной раз начать капризничать, то ли и правда гавкнуть, но воздух из лёгких мигом выбивают большие пальцы, теперь щекотно выводящие витиеватые узоры на запястьях Чона. Хантер наблюдает за тем, как Юджун прослеживает движения его пальцев, и лукаво фыркает. Однако уже в следующую секунду пытается не расплыться лужей от умиления прямо на диване, потому что Чон на автомате смешно дёргается, вжимает голову в плечи и хихикает, демонстрируя очаровательную улыбку дёснами. — Щекотно, пусти, — он снова начинает слабо протестовать, скорее машинально, чем обдуманно, но Пак, даже завороженный его улыбкой, не ослабляет хватки, — Отпусти... — Отпущу, если скажешь «гав», — спустя мгновение он отвисает и снова начинает хитро лыбиться, оказываясь ещё ближе к Юджуну. Юджун сдаётся. Он коротко вздыхает и тень смущённой улыбки трогает его губы. В конце концов, это всего лишь одно слово! Одно слово – путь к долгожданной свободе, спасающей его от теплых пальцев, дразняще касающихся тонкой кожи, соприкосновения коленками сквозь ткань паковских джинс и прожигающего взгляда буквально в паре дециметров. — Гав... — выходит жалобно-вопросительно, но Хантеру и этого достаточно, чтобы ликующе осклабиться, освободить запястья Юджуна и опрокинуть его спиной на кожаную подушку, коленом упираясь между разведенных ног. Чон ошарашенно ойкает, опирается локтями на диван, чтобы встать обратно, но Пак мягко толкает его в грудь, возвращая в прежнее положение. Теперь Хантер нависает над ним и Юджуну он кажется немыслимо громадным: по сравнению с Паком Чон, действительно, словно хлебная крошка. — Что ты делаешь?.. — Юджун неосознанно переходит на шёпот, как будто боясь нарушить интимную атмосферу; чувствует, что частота пульса вот-вот превысит все допустимые нормы. Он уже представляет, как станет медицинским чудом всея Кореи, если Хантер не увеличит расстояние между их лицами и Чон будет в состоянии это пережить. Хотя то, что говорит Хантер в ответ, кажется, заставляет его сердце остановиться навсегда, а воображаемых медсестёр около его койки – суматошно забегать с воплями от одного прибора к другому, исступлённо хватаясь за волосы. — Хорошие мальчики не задают вопросов, знаешь? — тянет низко и хрипловато, настолько вкрадчиво, что тугой узел внизу живота затягивается до желания втянуть его как можно сильнее. Юджун неосознанно облизывает губы, смазывая розовый блеск, и с едва сдерживаемым восторгом наблюдает за тем, как Хантер это неуловимое движение языком замечает взглядом. Хантер думает, нет, он знает, что Юджун обязательно запищит, когда Пак его поцелует. Так и случается: когда его полные губы обрушиваются на юджуновы, тот издаёт слабый полупротестующий писк, жмурит глаза и упирается кулачками в грудь Паку. Тот еле улыбается в поцелуй, потому что всё происходит именно так, как он себе и представлял, ежедневно задерживая взгляд на губах Чона во время обычных разговоров: Юджун слабо давит на его плечи в попытке сопротивляться, дрожит под ним, но при этом сладко открывается. Хантер напирает совершенно нагло, беззастенчиво заставляет его раскрыть рот шире, и Юджун вздрагивает, когда чувствует чужой горячий язык у себя во рту. Он не отдавая себе отчета всхлипывает, а Хантера это только распаляет: он фиксирует юджунову голову обеими руками, едва ли не ложась на него полностью. Юджун ощущает жар от тела в паре сантиметров над ним. Хантер настолько близко, что, когда Чон в очередной раз рвано вдыхает во время поцелуя, он чувствует чужую крепкую грудь своей и почти скулит. Губы Хантера уже на его шее – кусает и зализывает, аккуратно, так, чтобы собственнические следы можно было потом замазать. Ведёт носом у мочки уха, и Юджуна подбрасывает под ним. У того в голове перекати-поле, а вместо мозга красная пульсирующая субстанция, заставляющая поддаваться Теру, извиваться и позорно хныкать. В один момент Чон собирается с силами, в буквальном смысле отцепляется от Хантера, который моментально возвращает его голову в прежнее положение, но тот всё равно дёргается в сторону. Он тяжело дышит, голова кружится, однако он способен проговорить: — Нельзя… Это неправильно, Хантер… Пак снисходительно фыркает и легонько проводит большим пальцем по юджуновой щеке, перемещая вторую руку на чужой бугорок, выпирающий из голубых шорт. Юджун жалобно ахает, царапая ногтями обивку софы, и безрезультатно пытается отдернуть пах назад, куда-то в черную кожу дивана. — О, думаю, вот так будет правильно. Он приникает к впадинке между ключиц, прикусывает, бесстыдно лижет, пока Юджун едва сдерживается, чтобы не застонать во весь голос. Вторая загребущая рука уже забралась под футболку и беспорядочно шарит по плоскому животу, нагло пересчитывает ребра, гладит бока и задевает кромку белья. Руки Чона сжимаются на плечах Хантера, и сверху раздается беспомощное и тихое: — Так нельзя… Хантер улыбается, потому что на данный момент это волнует его меньше всего. Он слишком долго терпел. Обнять за талию, тыкнуться носом в шею, понюхать волосы — каждый тактильный контакт Хантер лелеял как самое драгоценное, что у него есть. Варился в собственном соку из мыслей и чувств, потому что привык справляться с ними один. Унизительно глуша стоны подушкой, на собственной кровати занимался самоудовлетворением, представляя человека, который называет Хантера близким другом и братом-близнецом. Юджун и не догадывался, что этот брат каждый день мечтает прижать его к любой вертикальной поверхности или разложить на любой горизонтальной и целовать-целовать-целовать. Прямо как сейчас. На этот раз Хантер добровольно отстраняется от Юджуна и тут же об этом жалеет, потому что теперь Паку хочется натурально взвыть от картины под собой: красные щеки, смазанный блеск для губ, расфокусированный взгляд, взъерошенные вихры блондинистых волос и цветных прядок. Юджун не может сказать ни слова и все еще тяжело дышит, пока Хантер роняет голову ему на грудь где-то под ключицами и глухо хнычет: — Ну почему ты такой… Какой «такой»? Да Хантер сам ответить не может. Вернее, может, но это займёт слишком много времени. Красивый, добрый, очаровательный, заботливый, милый, обнимательный, талантливый, умный, интересный, смешной, внимательный, чудесный, удивительный — если Пак начнет, он не сможет закончить никогда. Хантер, честно говоря, каждый раз рядом с Юджуном чувствует себя влюбленной пятиклассницей, которая в своем дневничке блестящей розовой ручкой рисует вокруг имени мальчика из танцевального кружка сердечки, болтая ногами и глупо хихикая. Да, несмотря на мышцы, колкие паковские шутки и разницу в росте в полголовы, в их с Чоном парочке именно Хантер ощущает себя этой пятиклассницей. Когда это началось, он не знает, просто в один момент Пак понял, что из всех мемберов стоять в обнимку и спать на одной кровати с Чоном почему-то приятнее всего, а желание сердито отгонять Пак Сэына, прилипшего противной жвачкой к его Юджуну, с каждым днём возрастает до небывалых высот. Поэтому сейчас Хантер снова поднимает взгляд на белобрысое чудо, выдыхает, убирает руки из всех неприемлемых мест, напоследок коротко чмокает в губы щенком глядящего на него Юджуна и с неохотой отодвигается, поднимаясь с Чона. — Извини за напор, я перегнул, — виновато улыбается Пак, проводя рукой по черным волосам, — Не сдержался. Юджун несколько секунд многозначительно хранит молчание и полувозмущённо сопит, глядя на него снизу; по глазам видно, что он все еще ошарашен и соображает приторможенно. Он не до конца приподнимается на руках и автоматически тянется одной к шее, к тому месту, где расплывается наиболее яркий алый цветок. Хантер окидывает извиняющимся взглядом сотворенный им беспорядок в виде следов укусов, задранной футболки, смятой пары подушек и зацелованных розовых губ. — Давно? — первое, что слышит Хантер от Юджуна после марафона поцелуев. Звучит нетвердо, голос охрипший. После этого вопроса Хантер понимает, что их история начинается. Он понятия не имеет, драма это или ромком, сериал или короткометражка, счастливый у неё конец или нет. И он определённо волнуется за её развязку. — Мне кажется, с момента знакомства, — признаётся Пак больше сам себе, на миг замолкает, а затем возвращает взгляд к шоколадным глазам, — Я пойму, если ты не захочешь со мной общаться после этого. Прости. Ответ бьет под дых. — Если бы я был действительно против, я бы дал тебе знать. Хантер едва не подскакивает на месте. Ему не послышалось? — Подожди-ка, то есть весь этот спектакль с «Ах, так нельзя, это неправильно», — он драматично повторяет за Чоном, экспрессивно растягивая слова, — был показухой? — Можно и так сказать, — Юджун смущённо морщит нос и фыркает, наблюдая за тем, как брови Хантера взлетают вверх, — Скорее, я так тянул время. Пытался понять, не пожалею ли я. — И как, — Хантер поджимает губы, и это, пожалуй, единственное, что выдаёт его беспокойство на данный момент, — Пожалел? Юджун дует губы, словно задумываясь на мгновение, и разрывает зрительный контакт, переводя взгляд куда-то в район собственных острых коленок и лихорадочно теребя шнурки своих шорт. Он поднимает глаза, смотря исподлобья, и скрывает озорную улыбку, мотнув головой. — Нет, не пожалел. О. Ого. Пак ошалело откидывается на спинку дивана, потому что в голове теперь ни одной мало-мальски связной мысли. Одна вещь, которую мозг способен сейчас вычленить из хаотичного клубка впечатлений – это то, что, фактически, его симпатия взаимна. Он выдыхает, задерживает пленённый взгляд на мальчишке перед ним и тихо, но отчётливо проговаривает: — Я хочу, чтобы ты был моим. Чон Юджун сдерживает игривый смешок, на мгновение тупит глаза, а потом вновь лучезарно улыбается, показывая дёсны. — Сводишь меня в кино, и я подумаю.