Хотя ты сам-то не упрям, Алатус?..
— Пейжи, я обещаю, что постараюсь поддерживать связь и беречь это тело, — он берёт девушку за запястье и деликатно убирает её нежную руку от себя, ни капли не желая нагрубить ей. — И своё мнение я не буду менять. Пожалуйста, пойми меня правильно. Та выпрямляется, разочарованно приподнимает свою головушку и вновь смотрит в несуществующие трещины в асфальте, теперь желая спрятаться в них, заблудиться и пропасть, чувствуя себя прискорбно после подобного неутешительного ответа, но ей ли выбирать? Разве может она хоть что-то сделать, чтобы убедить этого строптивца в своей нужности? Цзинье не пришлось бы это объяснять, да и он куда чаще прислушивается к людям!.. …А в каком это месте она, не умеющая сражаться вовсе, нужна такому хладнокровному человеку, как Сяо, способному защищать целые города и территории? Способному сохранять самообладание, в отличие от неё, эмоциональной и нетерпеливой? Спорить с фактом, что в большинстве случаев её придурковатая душонка отнюдь ему не понадобится, было бы лишь тратой времени и чужих сил. — Ладно, — делает та ещё один вредный глоток, запивая безнадёгу, точно профессиональный алкоголик, — раз обещаешь, то я поверю тебе. Уже выбрал, куда для начала отправишься, когда мы прошерстим Лофу? Хотелось бы верить, что её не бросят. Их и так достаточное количество раз оставляли в смиренном одиночестве друг с другом. Оставляли вертеться в круговороте, как брошенных кукол. — Я видел во сне снежные просторы, — что-то тычет в телефоне парень. — Если поискать в Интернете, то более-менее похожей и живой планетой является Ярило-VI, — делится результатами поиска он, где всплывают картинки не самой тёплой погоды, но оттого не менее завораживающей своей холодной молочной оболочкой. Так и хотелось бы рухнуть в эти комочки снега да окунуться в них с головою! Но, конечно, не адепту: ему бесчисленных кристалликов льда в его затяжной жизни хватило по горло. — А если это просто совпадение? — с опаской говорит Пейжи, недоверчиво разглядывая просторные поля. — Там и связи-то нет, я уверена. — Проверить стоит, — объяснять тонкости своих «снов» не хотелось. Помимо ушей, по которым будто резво и бездушно трезвонят, за биение чёрных ноготочков по разукрашенному алюминию цепляется и янтарный взгляд: было ясно как день, что та продолжит паниковать. Сяо запинается: слова стали набором случайных букв, утеряли значение и выбежали тайком из головы — весь лексикон приравнялся к нулю, а чувство необъяснимого смятения осело в руках и ногах, в горле и в мозгу. Сказать совсем нечего. Поддерживать и успокаивать людей адепт так и не научился за тысячи лет проживания, поскольку, получая просьбу или приказ, он попросту доказывал свою правоту действием — так не было необходимости сотрясать воздух ртом, напрягая голосовые связки. Его рука тянется к женскому плечу, и ровно в этот момент, по закону подлости, девушка вдруг выпрямляется, вновь въедаясь в чужое сознание своими золотыми глазами, но ничего более не говоря по поводу прошедшей темы. — А что потом? Из прочтённого нами мы ничего так и не узнали, — напоминает Пейжи, что изучила бо́льшую часть книги, взятой из библиотеки, за вечер. Удивительный человек и надёжный читатель. Со стороны Сяо звучит «многозначительное» молчание — происходит мыслительный процесс: козырей в рукаве никаких нет, а предположить, что возвращение в родной мир возможно обратным способом — лишь что-то на забавном. Найти похожее подземелье (если оно вдруг чудным образом не мигрировало из Тейвата, что было бы ещё смешнее) и… умереть? Ощущения в тот роковой день были именно такими, да и человеческое тело не выдержит того напора чёрного нечто, обвивающего туловище и каждую конечность, желая скрутить их и выгнуть наизнанку. Полагаться на матушку-судьбу совсем не хотелось. И есть лишь одна персона, у которой можно узнать ответы на большинство вопросов. Наверное. — Посмотрим. Я постараюсь проанализировать произошедшее тогда ещё раз, — отвечает брюнет, — а пока давай… дальше прогуляемся. Кажется, ты говорила, что хочешь ещё мне что-то показать. Пейжи недолго смотрит в одну точку, пытаясь вспомнить, что именно. Чешет висок, будто вычисляет задачу из категории высшей математики, а после восклицает осознавшее «Аа-а!» и снова улыбается, что было уже приятней видеть. — А что, желаешь сходить? — Посмотреть стоит. — Тогда вперёд, в Переулок ауруматонов! Девушка бодро встаёт со скамьи, выкидывает в мусорку опустевшую банку и, убрав руки за спину, яркая, словно солнце, радостная, словно дитя от полученной сладостной награды, едва ли не вприпрыжку идёт дальше, оглядываясь и дожидаясь врунишку-Сяо: та и словом ни разу не обмолвилась о подобном желании, но парень знал, что эту болтушку разутешит работа местного гида.Небольшое странное чувство, кажется, успокаивающее и греющее, на время разразилось в грудной клетке.
Пока те сидели за столом, Пейжи попросила телефон Цзиньи, чтобы «посмотреть один видос с рецептом крутых и милых кексиков, так как ночью забыла зарядить свой, но другу она его давно пересылала». Из её уст даже сожаление было слышно. Значит, придётся сегодня и по магазинам сходить. Сделав дело и запомнив ингредиенты, она кивнула самой себе и отдала гаджет Сяо. …При следующем вспыхивании экрана видео перелистнулось на следующее, где двое друзей, видимо, пытаются что-то испечь. Сейчас девушка отошла за ещё одной порцией, а любопытство к другому себе неумолимо просит узнать содержимое, так и тянет руки к этому по-своему запретному плоду, любые чувства к которому стоило бы блокировать. Необъяснимый интерес, оттого и неподдельный. «Цзинья, тебе ни плиту, ни печь нельзя доверить!» — твердит розоволосая, тыча пальцем видьядхаре прямо в родинку на лбу, а он, снимая это на камеру телефона, заливается смехом. «Ну получились они горелыми, что теперь? Первый блин комом!» «Это третий блин за пару дней». «Бывают в жизни огорчения... — подходит он к своему подносу со сомнительно тёмными мучными изделиями. — Спорим, что внутри они вкусные?» Пейжи берёт один в руку и с опаской его осматривает, будто учёный-археолог ищет новые зацепки и интересности в неопознанном объекте. «Если и травиться, то вдвоём», — и пробует его вместе с другом: по выражениям лиц обоих понятно, что эти кексики быстрее поставят крестики на их аппетиты и здоровье. «Я пытался, — пожимает плечами парнишка, безжалостно выкинув своё неудачное произведение кулинарии. — Вообще, Пейжи, это твои видео не работают». «Да, именно так», — она не стала спорить. В отсутствии таланта её друга к умению правильно справляться с ингредиентами виноват не он, а сама Вселенная — факт. «Давай что-нибудь закажем и посмотрим ужаснейшую комедию?» «Давай». «Если после мы умрём от испанского стыда, — переводит камеру Цзинья на себя, и только сейчас Сяо прекрасно видит его лукавые глаза с цветущей сиренью, — запомните нас как отчаянных… Пейжи, мы кто?» «Для друг друга — мир, а для мира — пылинка», — таинственно заявляет девушка, улыбаясь и поправляя помаду на губах при помощи отражения… в микроволновке. «Как-то грустно звучит. Группы философских цитат перечитала?» «Видно сразу: не смотришь сериалы, никакой романтики! Даже если мир рухнет перед нами, то мы будем им друг для друга, сечёшь?» — несмотря на формулировку, прощебетала она это ничуть не грубо, а, скорее, пытаясь сыграть роль отчаянного уличного хулигана. «Предположим, что я усёк… грубиянка, — мстительно Цзинья тыкает ей в живот, а та в свою очередь изворачивается как может, хихикая. — Время идёт, а щекотки ты всё ещё боишься!» Тот, кто ухохатывается до падения на пол, покуда брюшная полость не начнёт выть от подступающей ноющей боли, а лицо не превратится в помидор с разумом… тот, кто не расстраивается неудачам, легко и просто отпуская их… Цзинья. Ты куда интереснее того, кто занимает твоё тело.Оставим их развлекаться.
Ярило-VI.
«…Расскажи, как у тебя дела? Где ты был всё это время? Мне говорили, что ты ночевал в Поселении роботов, что и в Заклёпкограде тебя часто видели».
Черепные нервы пульсируют, тело с трудом поднимает ноющую от пренеприятной боли спину. Скрестив ноги, осматриваешься и невольно задаёшься одним интригующим вопросом… «Где я?» — долго думать не пришлось: воспоминания о произошедшем пронзили голову, будто пуля. Ощущение не из приятных, учитывая, что где-то такое уже было… Словом, в памяти удалось восстановить картинку перед попаданием в лживое царство Морфея: он, заброшенное поселение, чёрная субстанция с золотистыми переливами и, как следствие, тот самый обморок, возникший… непонятно почему. Быть может, из-за соприкосновения с тем нечто. Неужели всё настолько плохо? Но больше Итэра смутил «сон»… нет, лучше было бы сказать, что он прожил воспоминания Эфира, в чьих детских глазах отчётливо пребывал образ повесившегося отца, высокого и худощавого мужчины, на которого внешне сын вовсе не похож. И сейчас вся та забота и тепло, передаваемое мамушкой, приобрело куда больший окрас; все её тревоги о единственном родном человеке, все те прощупывающие настроение аккуратные касания… В тот день, в шутку названный дальновидным путешественником «Жалким Сабзерузом или как чужой мир не понять зачем даёт мне вторые шансы», увидев труп чужой матери, парень почувствовал не в равной мере волну злобы и сопутствующей горечи, съедающей изнутри, что и была куда более ощутима — сопоставляя всю имеющуюся информацию, сделал вывод: всё-таки сознание Эфира никуда не убегало и не исчезало. Если так подумать, то даже сейчас он способен спокойненько, попивая воображаемый чай (или кофе, какие у него там предпочтения-то?), слушать итэровские мысли. Так ведь, местный воришка? «Мяу!» — вот тебе ответ, Итэр! Ты здесь не один: тот самый миленький да крохотный котёнок мирно улёгся в созданное тобой пространство при помощи собственных скрещенных ножек. Ладно, пока чёрный клубок шерсти посапывает, следует наконец-таки осмотреться: судя по старенькому «материалу» серых стен, являющихся брезентом, и их тяге к незыблемым высотам, образовывая в итоге своеобразный треугольник, блондин на сей раз кочует в палатке, малость помятой и потрёпанной бременем в этом холодном отчуждённом мире. Вопрос номер один: как он тут оказался? Справедливо предложить, что его тушку сюда притащили. Вопрос второй: кто же? В этом скромном мини-домике, помимо скромной койки, есть ещё и скромный деревянный стол со скромным стулом рядышком. Насколько же скромен их хозяин?.. Так или иначе, небольшое пространство явно должно впитывать в себя только одну живую душу — больше здесь и не поместится. Зоркий золотистый взгляд привлекает чемоданчик, таящийся (скорее, просто лежащий, место вполне не скрыто чем-либо) под столиком. К нему-то, стараясь не затронуть котика даже сантиметром своей где-то подшитой одежды, Итэр и встаёт, после положив сей кейс на стол. Внимательно осмотрев, видит, что нужен код. Словно решив потешиться ранее полученной догадкой, в голове тот спрашивает: «Помнишь ли ты его, Эфир?» Холодный, но в то же время ехидный; медленный, язвительный и со странным придыханием. Тот, которым изначально говорил Итэр, безнадёжно играя чужую роль. Вместо голоса в голове он слышит будто исходящие из потайных уголков разума звуки, шепчущие ему что-то. Один… пять… ноль… восемь… Оп! Щелчок. Как путешественник открывал когда-то сундук со вкусными сокровищами, так и сейчас он подогревает себя надеждой, что в данном чемоданчике нет ничего противозаконного или, например, моментально взрывающегося. Его приподнятые от изумления очи не совсем успокаивало то, что это всего лишь ещё одно огнестрельное оружие в виде пистолета, бережно, едва ли не с любовью и трепетом уложенного на пенопласте с запасными обоймами. Пустовали пространства в форме ножей и чего-то, напоминающего по форме квадрат — быть может, там когда-то покоились сумки, крепящиеся в данный момент на его ножке. Эфир — любитель огнестрельного оружия или злодей с пылким желанием посеять хаос? Если окажется, что где-то здесь ещё припрятано подобное оружие… будет очень… очень… в общем, вам стоит самим вставить подходящее слово. С местным «диковинным» интерьером было покончено, и, честно, отзыв пришлось бы оставить сомнительный. На всякий случай пусть этот кейс останется где-нибудь… хотя бы под пледом? Этот жупел, не пойми откуда взявшийся у юноши по имени Эфир, даже и спрятать-то некуда. Разве что в землю зарыть. Да только нечем… Чёрт бы с этим чемоданчиком. В палатку просто так ведь не заявятся? Не заявятся. Всё. Пора бы и свежим воздухом подышать. Только сначала белокурый оборачивается: котик спит? Спит. Ну и хорошо. Палаточные «шторки» открываются, и перед блондином простирается бесконечность, буквально: тёмно-лазурные просторы тянутся всё дальше, дальше и дальше, не давая приблизиться к себе; в нескольких метрах от эфировского ковчега располагался резкий обрыв, который, кажется, имея начало, позабыл о конце. Где-то там, вдалеке, виднеются синеватые фигуры остальных разноуровневых гор, до которых навряд ли кому-то захочется дотянуться. Главное не поскользнуться. Обернувшись назад, блондин видит чуть дальше заурядное поселение. Брезентовые палатки одиноко стоят кто где, а нескольким повезло нежиться у ещё пылающего огня, танцующего страстные танцы в костерке. Деревянные коробки, словно сами по себе, стоят в стороне от бюджетного подобия домиков — вся эта конструкция повторяется по нескольку раз, но где же весь народ? Создаётся впечатление, что все мигом исчезли, как по щелчку. Ну или Итэру всё-таки нужно выйти из прикрытия в виде гор. — Проснулся, значит, — возникает голос слева, на который наш герой тут же оборачивает голову, — как самочувствие, Эфир? Его собеседником становится самый обыкновенный — ровно такой же, как и это место для посредственной жизни — юноша, одетый в шахтёрскую одежду и имеющий при запасе растрёпанные волосы, вставшие словно иглы крупного ёжика. — Сойдёт, — осматривает дальнейшую местность парень, ничего примечательного так и не заметив. — А… где все? — Ну, после того, как открыли Надземье, какой-то части удалось выбраться туда и наконец-то начать жить нормальной жизнью, — пожимает плечами работяга, осматривая «Эфира». По нахмуренным бровям можно было понять: тот заметил мелкие внешние отличия и пытается убедиться, точно ли он правильно видит, но так и не решается спросить. — Остальные сейчас у базы Сварога, как обычно соревнования устраивают или ещё чё, — чешет он затылок, будто накосячил где-то. — Слуш, Эфир, ты хоть помнишь, как у детского дома-то оказался? — Да так… случайно вышло, — прячет руки в карманы. — Аа, ну понятно, — недолгая пауза и отсутствие допроса. — Кстати, помнишь этого… как там его… Якова Леоныча? Тот, бухтящий всё время про свою жену. — Не особо, — покачивает головой Итэр. — Да он тебя вроде ещё о помощи просил, если я правильно помню. Короче, говорят, что он на глазах у всех жену свою убить попытался, когда вышел в Надземье! Я как услышал, так у меня волосы дыбом встали! — эффект, видимо, всё ещё не отошёл, если посмотреть на волосы… – Такой мужик же был хороший, а она как ушла от него, так он и взбесился. А у неё ж до этого, поговаривали, вроде кольцо с кулоном пропало, зуб даю, его рук дело, — интонация юноши сменилась на задумчивую: весь пазл собрался ещё в начале этого диалога с учётом того факта, что местный блондин подозрительно не заявлялся сюда несколько дней. Вот значит какова судьба того, кто так отчаянно бежал за пушистым и пленительным хвостом мести, не задумываясь ни о своих действиях, ни об их последствиях. — Среброгривые Стражи его поймали, получается? — Да-да, ещё бы секунда и!.. — Понятно, — на тяжком выдохе произносит Итэр, понимая, что если бы не «помощь» самой госпожи Вселенной, то он был бы в списке жертв этого недоброжелательного мужчины. Возвышается купол тишины… — Она не сильно пострадала, я надеюсь? — Вроде бы нет. Наташа передавала, что без ран не обошлось, но жить будет. Это… ладно, я пошёл. Больше не теряй сознание в Заклёпкограде, там всё-таки монстров тьма-тьмущая. Собеседник уходит, оставляя в Итэре чувство чужой скомканности, точно тот боялся и слово лишнее сказать, если не просто неправильно донести свою мысль. По крайней мере, за чужую душу было поспокойней. В её смерти Эфир и не должен был быть виновным: дальнейшая воля тех, кто его «попросил о помощи», явно не распространяется на него самого. Так ведь?.. Ощущая на духовном уровне нечто странное, схожее на сомнение о взаимоотношениях воришки с местными, белокурый решает продолжить осматривать округу. Чуть дальше, будто мостом из-за ещё одних обрывов, виднелся проход к раскрытым воротам, где находиться какой-никакой народ, причём среди них были и дети. Есть одно но: охраняющая врата железка — робот на четырёх механических ножках. Где-то его части — серенькие, где-то — голубоватые, однако больше выбивались из общей колеи два огромных «глаза», будто красная и желто-зелёная фары берут и таращатся, готовясь стереть недоброжелателя в пух и прах. — Бип-буп, — говорит он малость поломанным голоском, — обнаружен!.. — не закончив речь, замолкает робот. А было многообещающе. Как же его идентифицировали бы и по каким параметрам? Проходя сквозь громоздкие железные врата, первым, что бросилось в ошарашенные очи, стала девочка, сидящая на голове у большого, пузатенького робота, внушающего мелкий страх только из-за размера: задавит и не заметит, а она, крохотная да худенькая, сидит на самом его верху и ножками качает, пока её друг, прикрывая ладонью лицо, просит ту слезать побыстрее. Помимо этой дивной картины, есть ещё одна: человек эдак семеро окружили двоих роботов, более широких чем тот, что охранял врата. По форме они напоминали… кулак. Нет, это взаправду был именно он. Пусть где-то было видно ржавчину, выцветшие участки, царапинки и прочие прелести коррозии, эта «махина» весьма завлекала своей конструкцией. Вероятно, Фонтейн, будучи целью следующего визита, так же смог бы похвастаться своими механическими работягами-трудягами, хотя он мог предполагать, что там конструкции будут поновее… и надёжнее. По сей видимости, там устроили какие-то соревнования. Хотев уже было подойти поближе, чтобы расслышать возгласы и рассмотреть процесс, Итэр уловил тяжёлые шаги позади себя. Не такие, конечно, как если бы тот пузатенький робот вдруг раздвоился и пошёл бы по людские души, но от такого хочешь-не хочешь было не по себе, особенно после того, как тело автономно напряглось, учуяв… опасность? — Обнаружен биологический источник тепла. Блондин оборачивается. Его глаза широко раскрылись, словно вот-вот да вылетят из орбит, уголки сухих губ поджались, он сглотнул, в руках кривой молнией отдалось желание схватиться за оружие, что не получилось претворить ввиду крайней ошарашенности размерами его собеседника по сравнению с эфировским ростом: пред подростковой тушей возник огромный робот, раза в два с половиной больше его. Одна тень этой машины покрыла бы человек восьмерых, наверное. Ко всему прочему, сие чудо технологии отнюдь не лишено брони и пади модификаций для преимущества в бою: по телу его красиво разбегаются стальные пластины, а его грозные руки как три человеческих головы — страх, жуть, ужас, вопиющий! Он ещё и модный! В брючках, в мужских туфлях и навороченном чёрном пальто с белым воротником и небольшим количеством меха… и лишь светлый пурпурный свет из шлема смотрит на малыша Итэра. — Идентифицирую объект… — его голос по-механически хрипловатый. — Отчёт об идентификации: житель Заклёпкограда Эфир, уровень угрозы — высокий. Напоминание: заключённое между нами соглашение требует отсутствия встреч, в случае невыполнения данного условия временно отключается протокол миротворчества и запускается протокол уничтожения.Упс…
Когда он вытаскивает из её тела копьё, брызги крови попадают ему на обувь, и тот брезгливо морщится, будучи и так в ней — вся одежда пропитана багряной краской, отмыть её будет стоить большого труда; было видно, как ему мерзко, как ему отвратно это окрашенное в алый пространство, пусть и сам был виновником этого. Когда он стряхивает с древкового орудия портящую его прекрасный вид жидкость, звенят колокольчики на малиновой ленточке, сопровождая последний вдох девушки, глотающей собственную кровь. От него исходит чёрная дымка, благодаря которой появляется неимоверное желание бежать, бежать, пока кровь не станет едкой, как кислота, пока голова не пустится в танец театра теней, бежать как можно дальше, как можно далеко, от чужого лика, взора и касаний — всё, сделать всё, чтобы забыться и спастись. Однако это лживая реальность. Бегство не поможет. Лишить жизни человека, которого знаешь не одну сотню лет, которого любил и ценил больше, чем всё живое. Нет, это и есть искажение — он не сделает этого с малышкой Пейжи, ведь эти двое друг для друга как Вселенная, как путь рука об руку к вечному счастью… Они как люди, полные энтузиазма, как люди, прошедшие всю горечь разлук, не расстанутся. Ни за что. Когда он оборачивается, холод пробирает женское тело: чувство опасности дрожью пробегает по позвоночнику до затылка, неприятно щекочет, режет, пробирается до вен. Его цвет глаз тонет в янтаре, вязком, зачерствелым. Он холоднее зим, он дальше звёзд, и он — не Цзинья. Когда вокруг будет стоять благоговение смерти, ты будешь хладнокровно стоять и возглавлять трупы. Сколько бы не было криков, сколько не было бы слёз — ты успокоишь каждого своим касанием.Кто ты?..
— Вы из другого мира, так? — сложив руки на груди, спрашивает женщина-видьядхара. Её белоснежные волосы едва дотягиваются до плеч, а острота чёрных глаз, в которых ничего, помимо пустоты и нет, насквозь пронзает не ждавшего гостей Сяо. — Верно, — на периферии сознания — напряжение и частичная оторопь, — что Вам нужно? — в теле — скованность и сжатость. Их запах идентичен, притягателен, приторно сладок и в то же время терпкий, вязкий. — Как Вы оказались здесь? — чужой взыскательный взгляд пронизывает каждую клеточку тела, захватывает в сети всю уверенность. — По случайности. У меня нет намерений причинять вред кому-либо, в том числе и Пейжи. — Адепт будто бы робеет перед той, что так похожа на неё, зная, что это совсем иная личность, с иной судьбой и, хотелось бы верить, принципами. Благо, надежду на это даёт разница в одеяниях: если у мертвеца она свободна и легка, то у той, что жива и дышит перед ним, весьма строга, чрезмерно аккуратна и опрятна, пусть и не совсем соответствует полу. …Отчего же её стиль одежды так напоминает ему Властелина Камня? Будто отличаются только цвета и оттенки. Какой же… абсурд. Мир действительно жесток. — Учитывая её сообщение, она всё знает — мои суждения верны? — Да. — Можете ли Вы как-то доказать это? — Гипна! — слышится знакомый девичий голосок, доносящийся из-за открытой входной двери дома. — Не трогай его! — топот ножек в розовеньких тапочках, встреча тревожного взгляда с двумя невозмутимыми. Адепт и без этого умрёт. Процесс возвращения в чрево смерти, жаждущей его скверной души, начался с пульсаций в голове и резкого шума в ушах острым лезвием, любезно заточенным госпожой удачей и пронзившего черепную коробку брюнета. Внутренности горят, и тошнота карабкается из желудка, оседая в горле; женские силуэты становятся едва различимыми, сердце больно вжимается в рёбра, отчаянно мечтая выбраться, а над дрожащими мускулами лица выступает холодный пот. — Сяо! — смотрит умоляющими глазами на друга розоволосая, ловя падающую тушку под руки и медленно присаживаясь. Дрожащие руки парня хватаются за брюхо, после же одна прикрывает рот, удерживая что-то внутри. — Что с тобой?! Сяо, не молчи! — Пейжи хватает его за щёки, замечая всю внезапно зародившуюся мертвенную бледность парня перед ней. Глаза. Пустые. Жертвенные. И всё то, из чего состоит обычное человеческое нутро, по ощущениям лопается там же, один за другим, в результате вырвавшись и после вытекая багровой кровью через ротовую полость на чужую грудь и колени. Крики, подступающие горькие слёзы и волна непонимания, страха и любимого Вселенной сладкого отчаяния. «Опять…»