Мартин
24.12.1941 г.»
Дочитав до конца, Нацуки испытала облегчение. Пара капель слёз упала с её глаз на листок. «Живой», - промелькнуло в её голове. – «Главное, что живой». Захотелось ей сразу ответить на его письмо, не оставлять без ответа. Листок она аккуратно сложила и вложила обратно, а сама принесла из комнаты другой, чистый листочек, на котором начала выводить буквы неторопливыми движениями. Она свои чувства выносила на бумагу, хотя это было сложно. Ей в голову пришла идея. «Пусть каждый напишет немного от себя в этом письме, чтобы рассказать Марти, как они», - такова она была. Нацу забрала лист со стола и отнесла его в свою комнату, чтобы на утро показать Блэйку. После этого она направилась в ванну, где, сидя в невыносимо горячей для обычного человека воде, прокручивала в голове фразу из письма: «Я осознаю, что ты стала для меня самым верным другом. Спасибо тебе». Девушка помнила о договорённости, которую она с Мартином заключила, но ей будто хотелось, чтобы уже сейчас время пролетело и остановилось тогда, когда настанет этот момент. Момент, где не нужно ждать. Не нужно сомневаться. Наверное, это и имела в виду Сара, когда сказала то, что врезалось в голову Нацуки: «Любить – дело не простое!» Да, ей сейчас непросто. Однако, раз она связана этим договором, она будет ждать. Столько, сколько надо. Бледная кожа краснела, превращая тело девушки из фарфоровой куклы в панцирь краба после варки. В комнате становилось тяжело дышать, но Нацу не обращала на это внимания. Она откинулась на стенку ванны, издав лёгкий стон: горячая спина соприкоснулась с прохладной для её кожи спинкой ванны. Именно сейчас при мыслях о мужчине, в которого она влюблена всем сердцем, ей было неописуемо хорошо. Это ли возбуждение? Она осознавала точно: сейчас её окутывало блаженство, которого ещё никогда не испытывала. Нацуки откинула голову назад. Мысли туманились и спутывались, сплетались и прояснялись, мрачнели и ярко сияли. Фантазии приобрели двусмысленность, хоть этой двусмысленности не было вовсе. Она в них тонула, тонула в наслаждении своих вымыслов и представлений о нём. В её голове рисовался каждый сантиметр его тела, к которому так хотелось прикоснуться. Хотелось, чтобы его тело соприкасалось с её, приятно обжигая. Своими пальцами она нежно провела по своей груди, представляя, что это его пальцы её ласкают, от чего та слегка дрожит и томно вздыхает. Нацу смущается, но не останавливается. Рука движется ниже, заставляя тело приятно содрогаться. Девушка знала, что она чувствительна к прикосновениям, но в этот интимный момент каждое движение пальцев по коже приносило ей наслаждение. Разум настолько был одурманен, что она почти поверила в то, что мужская рука одаривает её тело блаженными вспышками удовольствия. Однако нить здравомыслия вывела её из приятного и расслабляющего транса. «Он тебе не принадлежит. Если Мартин этого захочет, он станет твоим, и тогда придумывай себе что хочешь. Ты ему сейчас друг. Верный. Пожалуйста, не порочь это». Осознание жестокой правды вернуло Нацуки в реальность. Вода немного остыла, из-за чего она казалась разгорячённой девушке прохладной. На плечи девушки тяжким грузом взвалилась усталость. Выйдя из ванны, она надела хлопковую сорочку, в которой Нацу доплела своими ногами до кровати и провалилась в сон. На утро она встретила Блэйка в гостиной. Растрёпанная голова и еле заметные синяки под глазами выдавали его позднее возвращение домой. -Доброе утро, цветочек, - прохрипел он, после чего глотнул из своей кружки кофе, что как-то его бодрило. -И тебе не хворать! – ответила девушка. Она вспомнила о вчерашней весточке, о которой уже начала говорить с восторгом и небольшим смущением. – Вчера письмо от Марти пришло! Я его уже прочитала, и сейчас подумываю над ответом! – пока Нацу восклицала, она уже сбегала обратно до комнаты и принесла удивлённому Блэйку конверт с листком внутри и лист с началом ответного письма. – У меня возникла мысль: если мы немного от себя напишем, как мы, и пожелаем ему дальнейшей службы, то ему будет приятно! Ты же представляешь! Вот так получить письмо, где каждый близкий человек желает что-то приятное! Как же это здорово! Мужчина поднятием руки прервал словесный поток Нацуки и погрузился в задумчивость. Девушка сдерживалась, как могла: разговор о Мартине оживил её с самого утра, придавая сил жить в новой реальности. После молчания, длившегося пару минут, Блэйк заговорил: -Это, правда, замечательно, цветочек мой. Можешь дать мне прочитать это письмо? -Конечно! Я его забыла дать? Прости, пожалуйста! Тебе нужно было время подумать, вот я и-… - мужчина громко кашлянул, что заставило Нацу уже молча передать конверт. Его руки достали и развернули лист бумаги. Его глаза вчитывались в каждое написанное слово. Его мозг анализировал каждую фразу. Почему после известия о письме он стал таким серьёзным? Страх? Беспокойство? Затем последовал тяжёлый вздох. Вздох облегчения. -Как хорошо, что с ним, пока что, всё в порядке, - вымолвил он радостно. -Почему пока что? – такой речевой оборот не особо понравился девушке. – Он работает, его жизни ничего не угрожает! -Цветочек мой, присядь. Буду учить тебя читать между строк. -Между… Строк? – переспросила Нацу, подсаживаясь к приёмному отцу. – Как это? -Сейчас увидишь, - усмехнулся мужчина, после чего начал проводить пальцем по некоторым строчкам, объясняя их смысл. – Смотри: он здесь пишет, что работает, но ничего сказать не может. Поскольку для него это работа, а не борьба, то можно сделать вывод, что он не в пехоте. Зная его характеристики, можем сделать вывод, что он в разведке. Однако меня смущает место… Пригород Мадрида… Он разве знает испанский? -Так если это разведка, его и других могли экстерном обучить, разве нет? – поинтересовалась Нацуки. Разговор об этом её сильно заинтересовал: так она, возможно, куда глубже поймёт Мартина и то, что он хотел сказать на самом деле. -А это мысль… - ответил Блэйк. – Видишь, у тебя уже получается. Давай пойдём дальше. Из-за его работы он не афиширует детали своей жизни… - мужчина был прерван продолжением дочери. -Иначе так его будет легче найти врагам? -Замечательно! – восхитился приёмный отец своей дочуркой. – Теперь обратимся к концу письма. Ждёт ли Мартин полных подробностей о нашей жизни, если здесь он не обращается к тебе так, как обычно? -Нет, ведь тогда угроза может возникнуть над нами, - Нацу не знала, действительно ли это было то, о чём Марти думал, когда выводил эти строки на бумаге, но любая мелочь, добытая, казалось бы, немыслимыми путями, из них, сейчас рассказывала о реальном положении дел, о которых он не мог написать. -Да, цветочек мой! Определённо! – воскликнул Блэйк. – Однако, расскажи мне, пожалуйста, к чему были его строки с благодарностью к тебе? Мне кажется, ты прекрасно это знаешь. Вопрос мужчины ввёл девушку в некое замешательство, но она не собиралась лукавить и бежать от ответа. Ей хотелось остаться честной своим чувствам перед Блэйком. -Дело в том, что ввиду работы мы стали тесно общаться, - начала она, сделав небольшой вздох. – И после одного инцидента я поняла, что в него влюблена. Я думала, что это была привязанность ввиду того, что он был со мной на протяжении первых лет пребывания здесь, но нет, это абсолютно другое. Точнее, то же, но в другом понимании, - девушка запуталась в своих словах: когда Нацу говорила о чувствах, слова подбирались с трудом. – Я думаю, ты меня понял. Так вот. До всех этих событий я ему призналась, на что получила отказ. Ожидаемо, наверное. Но мы заключили небольшую сделку: если через пять лет всё будет так же, то я получу взаимность с его стороны. После этого о данной договорённости и речи не было, просто происходило много всего, в результате чего мы сблизились, как друзья. Вот так, - закончив повествование, Нацуки выдохнула. Лёгкость, наверное. Хотя, почему лёгкость? Она ничего не скрывала, чтобы после раскрытия правды испытывать такое. -Я, конечно, не просил столь душещипательной истории в подробностях, но спасибо, что поделилась! – ответил Блэйк спустя пары минут обдумывания сказанного. – Меня, конечно, интересует, почему тебя привлёк столь взрослый дядька, но это твой выбор! Только, милашка моя, когда тебя про такое личное спрашивают не в семейном кругу, постарайся отвечать более кратко, хорошо? -Ну ладно, - с наигранной грустью сказала девушка, но после повеселела. – Так что, будем писать ответ? Под диктовку Блэйка Нацу выводила карандашом слова на бумаге нежным размашистым почерком. Строки не несли за собой полные подробности происходящего, лишь общие детали и приукрашенные истории. В конце ей был дан шанс сделать своё небольшое отступление, после написания которого, наконец, была поставлена точка. По прибытии на почту с конвертом и небольшой коробкой с чем-то, семью Форстер встретила улыбчивая почтальонша. Завидев мужчину, улыбка её стала ещё шире. Казалось, ещё немного, и она станет настолько широкой, что она не будет помещаться в границы лица. -День добрый! – крикнула она в приветствии, разворачиваясь к посетителям от ящиков с посылками. – Давно я вас тут не видела! Вы же получили то письмо из далёких краёв? -Здравствуй, Венди, - поприветствовал в ответ Блэйк. Его приёмная дочь помахала рукой и также поздоровалась. – Да, получили. Вы оперативно работаете, несмотря на условия! -Приходится, - девушка выдохнула. – Как-никак, родным нужно поддерживать друг с другом связь. Вы хотите отправить письмо и…посылку? -Очень! – чуть ли не выкрикнула Руби от волнения. – Нужно же знать, как там, в далёких краях! Да и… Посылка – это подарок. -О, я тебя поняла, милашка, хорошо, - со смешком ответила Венди, давая форму на заполнение. Несколько минут бумажной волокиты, и письмо с посылкой были отправлено. Девушка испытывала полное удовлетворение собой: она так много узнала за этот день, хоть это и не базовые знания по школьным предметам, которые предстоит ей учить вечером. К сожалению, на момент оправления с Мартином происходили другие события, и адрес, куда было отправлено всё это, не имел теперь значения. В начале января, когда солнце только поднялось и одарило лучами дома, группа из четырёх человек, в которую входили Митчелл Сноу, Боб Джонсон, Адам Стюарт и Мартин Литвин, была задержана испанскими хранителями правопорядка и направлена в Шталаг-8А – один из немецких лагерей для военнопленных. С каким же позором они выдали свою базу… После передачи сообщения в Англию компания мужчин собиралась на ночную операцию. На неё отправились Мартин и Адам, как более опытные. Митчелл и Боб должны были ждать ответ от начальства. Однако по утреннему прибытию дом тщательно осматривали полицейские. Дело в том, что после сообщения о дальнейшей работе парни не прикрыли шкаф с аппаратом, а сигналы аппарата уловили немецкие разведчики, по команде которых дом оккупировали, а мужчин задержали. Теперь Мартин глядел в лица паникующих товарищей. Несмотря на темноту в закрытой повозке, через окошко попадал свет, освещавший напуганные глаза. -Что теперь делать? Вопрос на японском невольно вырвался из уст Мартина. В ответ на это остальные в повозке переглянулись. Затем три пары глаз устремились на него: в них читалось негодование. -Что это значит? – спросил Митчелл растерянно. -Что? – мужчина сначала не понял, о чём идёт речь, но он быстро вернулся в реальность. – Я учил японский в колледже. Это не внушило доверия парням, но немного успокоило. Сейчас все будут плыть в одной лодке, так какая разница? Мартин боялся. Неосознанно. Страх не выходил наружу, но мучил изнутри: что будет с родными его людьми. Молча и в своих мыслях, мужчины были доставлены в лагерь. Их посадили в один барак и поочерёдно выводили на допросы. Когда очередь дошла до Мартина, товарищи его съёжились. В ответ на это мужчина лишь глянул на них с серьёзностью, вышел и направился под выкрики немецкого младшего офицера к людям более высокого статуса. Мартина, по приходе в кабинет, поприветствовал необычный и вырвиглазный интерьер в алых оттенках. Стены, ковры были ярко-красными, однако мебель выделялась цветом тёмного дуба. Почему сейчас мужчина подмечает эти детали, он и сам не мог этого понять. В кресле за столом сидел молодой немец с девственными усами, что так ему не шли. Вид грозного парня в серой строгой форме с нашитой свастикой и с нелепыми усиками заставил Мартина пустить смешок. В ответ на это он выкрикнул на немецком: -Ты как смеешь надо мной смеяться, жалкая русская свинья?! – по виду мужчины главный офицер подумал, что мужчина принадлежал к русским, что было правдой, однако к ответной фразе на его языке он не был готов. -Простите, товарищ старший офицер, но у меня хорошее настроение. Конечно, это было ложью. У кого будет такое настроение, когда будущее казалось таким размытым? Убьют сразу или потом? Если потом, что могут сделать с телом? Если ничего, для чего ты им тогда нужен? Мартин не допускал себя к тому, чтобы над этими вопросами думать. -И ещё, - дополнил пленник. – Вы правы, что я русский – у вас хорошо намётан глаз, что похвально. Но, по некоторым обстоятельствам, я проживаю в Америке на протяжении почти всей своей жизни. -Раз вы американец, - начал немец, рукой приказывая подчинённому посадить пленного – Мартин оказался на кресле напротив своего псевдособеседника. – Как вы понимаете мою речь и сами на ней ведёте говор? -Колледж, - таков был ответ Мартина. В сердце била тревога. К чему этот парень ведёт разговор? -А на каких языках вы ещё говорите? -На разных. -Нет-нет, я спрашиваю конкретно, - с напористостью уточнил парень напротив Мартина. Его глаза слегка озлобились после размытого ответа мужчины. -Русский, английский, немецкий, японский и испанский. От озвученного пленником у главного в концлагере заблестели глаза. Казалось, ему уже не терпелось доложить об этом своему начальству. Что бы это могло значить? -Да вы талантлив! – восхитился картаво немец. – У меня есть к вам предложение- … - его речь была неосторожно и нагло прервана словами Мартина. -Я не собираюсь вам служить. Моя совесть уже присягнула Америке, оттого я не могу сейчас предать свою страну. Несмотря на отсутствие практики языка, Мартин говорил уверенно и чётко, чтобы в случае неверно произнесённого слова его всё равно поняли. Остаться он решил честным. Даже если ему бы предложили новую, лучшую жизнь, он бы отказался. Его жизнь и так его устраивала, зачем метаться из одной в другую в поисках чего-то? Чего мужчина и ожидал, так это резкой перемены в лице своего надзирателя: лицо его покраснело в ярости, глаза чуть ли не выпрыгивали из глазниц от повышенного кровяного давления, а усы забавно задёргались, как колокольчик после того, как его помотаешь. Сразу же он выкрикнул что-то невнятное своему подчинённому. Разобрать сказанное Мартин не смог из-за бесконечного потока слюны изо рта начальника. После приказа младший офицер грубо поднял мужчину и повёл в другую комнату, где его уже ждал крупный лысый мужчина с битой в руке. -Ещё один, - вымолвил сопровождающий Мартина, после чего кинул его на пол и вышел, закрыв дверь. Он приземлился не сказать, что мягко, несмотря на то, что он успел развернуться боком для получения меньших травм. Теперь его жизни угрожала лишь, как обозвал его в мыслях Мартин, «бочка пива». Видимо, ей лишь было в радость получить очередную куклу для битья: коварная жуткая улыбка мужика растянулась почти до ушей, а глаза заискрились. Такова была расплата за слова. Его били. По рукам, ногам, животу, плечам. Мартин пытался бороться: поднимался на ноги, а когда падал, старался ими отбить биту. Однако это лишь делало удары сильнее. Пол начинал окрашиваться кровью, которую пленник откашливал после очередного удара. Он кричал, кричал от агонии, от накатившего страха, но получал в ответ битой по какой-либо части тела. С каждым таким криком мир терял материальность. Казалось, один удар, и его не станет. Не увидит он бела света. Не услышит голоса близких людей. Не ощутит радости, лишь боль и агонию. Сознание начало туманиться. Не ощущалась им больше боль. Погрузился Мартин в пучину небытия, затягивающую и бездонную. Там не было ничего. Кроме девушки, которую он никак не ожидал увидеть в своём состоянии. -Я умер? – спросил он у рыжеволосой девушки, которую он безошибочно распознал, как Нац. Почему он сейчас о ней вспомнил? Он хочет, чтобы сейчас именно она была рядом? -Надеюсь, что нет, - со смешком она ему ответила. – Рано тебе ещё. Не дорос до смерти! После своих слов девушка залилась смехом, уже привычным ему. Как же его не хватало в эти дни… -Я знаю, что ты думаешь, - успокоившись, Нацуки продолжила говорить. – И понимаю, что, возможно, не меня ты хотел видеть здесь. Да и… Что ты хотел здесь вообще видеть, если это пустота? – риторический вопрос прозвучал из её уст растерянно. – Тем не менее, я тут. Что же мне хотелось тебе сказать: продолжай бороться. Мы тебя ждём. Мы волнуемся за тебя. Ему хотелось ответить своему видению, но сознание его вернулось в реальность. Тело его болело невыносимо, конечности он не мог ощутить, словно не имел над ними контроля. Слабо оглядываясь по сторонам, Мартин замечает своих товарищей, сидящих по углам тёмного помещения, освещаемое луной из маленького оконца сверху. От тяжёлого вздоха мужчины, который отдался ему очередной волной боли, один из них дёрнулся от неожиданности, а второй к нему подполз. -Они тебя знатно потрепали, - сочувственно тихо произнёс Адам: Мартин его не мог увидеть, но по голосу он опознал его. – Я удивлён, как ты вообще живым оттуда вышел. -Поменьше удивляйся, - огрызнулся Митчелл на безрассудную фразу товарища. Парень потянулся куда-то: Мартин не мог этого увидеть из-за темноты и боли, заглушающей всё – после чего пододвинулся к мужчине с ковшиком воды. -Тебе сейчас точно не помешает. Мартин с трудом сделал несколько глотков тёплой воды. Хоть она и показалась ему безвкусной субстанцией, в чувства мужчина был возвращён. -Спасибо, - слабо он вымолвил. Никогда ещё он не ощущал себя настолько паршиво. Мартин показал себя перед товарищами слабым. Ничтожным. -Так, что мы будем делать? – задался вопросом молчавший всё это время Боб. Ответа никто не знал, оттого в помещении повисла тишина. Мартин возложил на себя ответственность за парней. Сейчас не так уж и важно, как и из-за кого они здесь оказались. Нужно отсюда выбираться. Неважно, какой ценой. -Сейчас применять меры опасно, - шепнул он. Это заставило парней к нему придвинуться. – Нужно хоть немного понимать, в окружении чего мы находимся. Об этом ни с кем не гово-… - волна кашля окатила мужчину. Лёгкие отдавали болью, словно когти царапали нежную плоть. Договорить фразу он уже не был в силах, но товарищи поняли посыл старшего. Ни о чём другом они сейчас не могли вести разговор, поэтому парни придвинулись к Мартину вплотную, чтоб не было так холодно спать. Действительно ли было холодно? Или его тело из-за избиения не ощущало его? Непонятно, сколько прошло времени: темнота из окна не исчезала. Он не мог уснуть. Конечности стали более ощутимы, он чувствовал, что может контролировать их, однако вместе с этим пришла боль. Снова боль. Его кости словно раскололи на мелкие кусочки, что сейчас болтались в руках и ногах вместе с плотью, словно каша с комочками. Мартин вспоминал свои первые времена в Лас-Вегасе. Как они с матерью долго искали дом. Как Блэйк помог им обжиться, устроил её в группу пианисткой. Как её сопрано аккомпанировало мелодиям, выходившим из-под её пальцев. Как она захворала. Как она не вставала. Как она умирала. -Марти, - шептала она тихо в последние дни. – Прости ты меня. Отца тебя лишила, а заменить не смогла. На её глазах, как он помнит до сих пор, навернулись в этот момент слёзы, которые плавно стали стекать по её бледным щёкам. Затем она залилась кашлем, столь привычным для неё и для него. Наверное, ей тоже не хотелось показаться слабой перед сыном, воспитанного в её строгости. Мартин тогда лишь положил руку на её плечо. -Всё в порядке. Как-то же справились. Сейчас, вспоминая всё это, он осознавал, понимал. «Не стыдно быть слабым», - такой вывод он сделал спустя несколько лет, как похоронил мать. – «Стыдно это не признавать». Именно сейчас Мартин себе признался. Он был слаб. Этот день послужил ему ценным уроком. Мужчина снова прикрыл глаза. Пустота. Тяжесть. Усталость. С этим он столкнулся, уединившись с собой в бескрайнем тёмном пространстве в своей голове. Хотелось уснуть, забыться, рассеяться во временном потоке секунд, минут и часов. Разум поддался, и Мартин погрузился в спокойный сон в одном из бараков Шталага-8А. Пребывание его не было таким тяжким, как он думал: давление на русских было куда сильнее. Ели они куда меньше, чем американские пленники, у них не было посылок от Красного Креста. О чём говорить: на русских взваливался больший объём работ. Мартин старался незаметно их поддерживать. Ночью он протискивал в бараки небольшую часть еды, оставленную заранее. Благодаря поддержке Красного Креста до мужчины дошло письмо – долгожданный ответ из дома спустя несколько недель. Когда он получил в руки конверт, где знакомым почерком было подписано, от кого оно, душа словно избавилась от тяжёлого груза, взвалившегося на его плечи. При распечатывании пальцы дрожали от волнения. Когда это Мартин так стал переживать? Листок, который мужчина достал из конверта, словно пах домом. Сладковатый запах слышался от листа бумаги. Пером с некой заботой выведены слова, заставившие Мартина приятно удивиться: «Марти! Наконец, мы дождались твоего письма! Очень рады, что с тобой сейчас всё хорошо! Мы тоже живём неплохо! Город своим темпом растёт и развивается! Кафе тоже не стоит на месте, несмотря на то, что тебя, Сары и Джона сейчас нет с нами. Выступления, как ты понимаешь, не проводятся. Отступление: Марти, я не знаю, насколько сейчас это уместно писать и что это у тебя вызовет, но я жду тебя. Если ты жив, борись, пожалуйста, а я буду в тебя верить. Это меньшее, что сейчас я в силах сделать. Кстати, я сделала тебе небольшой подарок! Поскольку я понимаю, что письмо придёт ко дню твоего рождения, я решила отправить его сейчас! Я буду счастлива, что тебе он будет полезен! Расскажи, как у тебя дела? Ты не хвораешь? Тебя приняли жители твоего пригорода? Ладно, письмо и так получилось длинное, да и мне скоро на работу, потому и закончу. С будущим днём твоего рождения! Обнимаю крепко-крепко, как всегда,Гвенет 15.01.1942 г.»
Мужчина пришёл в растерянность после прочтения отступления. Его видение в бессознательном состоянии с девушкой промелькнуло пред глазами. Там она тоже говорила, что верит в него, как и все его близкие. Эти слова, её вера в него чудным образом согрела его сердце в стуже Шталага объятиями. Она будто была рядом, дарила ему объятия, крепкие и согревающие. От этого его лицо смягчилось: глаза не были сужены в презрении и подозрении, брови поднялись, а на губах мышцы замерли в улыбке. Его взгляд перешёл на небольшую коробку с предполагаемым подарком. «Какой уже сегодня день?» - спросил себя Мартин перед тем, как взять посылку в руки. Третье февраля. Как нельзя кстати, получил он его на свой день рождения. «Двадцать шесть лет. В двадцать шесть лет, когда мужчины строят семьи, ухаживают за детьми и ведут мирный образ жизни, я попадаю в плен. Иронично», - проносится в его голове риторической мыслью. Крепкие, слегка исхудавшие руки раскрыли коробку: на дне лежала вязаная чёрная шапка. -Шапка? – спросил он сам себя. Ему не было понятно, что стало для него более неожиданным: получение шапки или получение подарка от Нацу. Мартин аккуратно берёт вещицу в руки, после чего надевает её. К ушам прильнуло тепло дома, тепло девичьих рук, связавших это для него. Разум настигло спокойствие, тревоги поутихли. Как же одна такая шапка оказала на него такой эффект? Или человек, связавший её, дал ему то, что было нужно? Спустя месяц Мартину удалось бежать из плена. К сожалению, своих товарищей он не смог спасти. Всех их расстреляли безжалостно: кровь брызгала, словно фейерверки в ясном ночном небе, а их тела падали на землю камнем. Обернувшись на секунду на своих мёртвых сослуживцев, в него врезались пустые взгляды, в которых раньше горели огни стремления. Теперь это лишь куски мяса, как жестоко это бы ни звучало. Добравшись до главного штаба разведки не без помощи разведчиков-англичан из Герлица, он старался добиться возвращения домой хотя бы на несколько дней, однако его отправили в Мюльберг добывать информацию об ещё одном концлагере – Шталаге-4Б. Мартин во время своей службы, где отпуск ему и не прописывали, вёл с Гвенет переписку. Сначала расспросы были обо всех, но постепенно они начали больше затрагивать саму девушку. Они могли переписываться обо всём движимом и недвижимом, начиная от пролетающих над головами птицами и заканчивая тем, как кто запекает овощи к обеденному столу. Разговаривая с ней, ему становилось легче: он мог абстрагироваться от мирской жизни. В реальности его окружали людские крики. Паника, отчаяние, гнев, ярость – причины разные, но обоснованные. Иногда Мартин замечал в окнах висельников. Неживые тела слабо качались на верёвках от дуновения ветра. Реакция обнаруживших своего отца, мужа, друга, брата, сына различалась, что приводило даже его в дрожь. Одни топили город воплями и слезами, вторые лишь молча снимали бывшее пристанище души, словно это новогодняя игрушка, которой настало время вернуться в коробку. Чтобы облегчить душу, Мартин в общих деталях описывал это Гвенет, которая со временем привыкла к таким рассказам. Это война, здесь ничего не попишешь, если не политик. Так время тянулось до оккупации Берлина. Ему уже исполнилось двадцать девять, разум его состарился лет на тридцать в разницу. Как только Мартину сообщили о возвращении домой, он испытал растерянность. Лас-Вегас после пережитого и прожитого не ощущался, как дом, но его туда тянуло. Тянули крики от победы, не от отчаяния. Тянуло спокойствие дома, а не страх попадания в концлагерь. Тянуло к ставшим родным людям, тянуло к ставшей родной Гвенет, но не в очередную разведывательную группу, где всем что-то надо от него. Усталость. Она сказалась на его мышлении. Дорога домой оказалась куда тяжелее, чем он думал. Тишина измученных солдат накрыла туманом вагон. Не было радости, но облегчение настигло их. Несмотря на это, никто не делился с внутренними переживаниями, чтобы не испортить впечатление от встречи. Наконец, после трёх недель мучительной поездки мужчина сходит с вагона. Свежий воздух, наполненный различными запахами, бьёт в ноздри. Табак, алкоголь, мазута, выпечка, цветочные духи – всё слышалось в какофонии ароматов. Встречающих было много настолько, что казалось, что они все слились в одно тело некого серого плачущего монстра, а затем мелкие его части расползались, как тараканы, к вернувшимся. Среди толпы выделялся силуэт худющей девушки с огненными рыжими волосами и коричневом пальто. Её глаза, невзирая на прикрытый левый глаз чёлкой, растерянно бегали по толпам людей в поисках чего-то или кого-то. Когда же её рыскающий взгляд находит мужчину в оранжевом шарфе, чёрной шапке и усталым взором, она сначала приходит в ещё большую растерянность, но, поборов себя, начинает пробираться ближе к нему. Он к ней тоже идёт на встречу. В конце концов, оказавшись близко, они молчат. Каждый из них друг друга рассматривает, словно они друг друга не могли узнать. Нацу прерывает это молчание: -Марти? – нежный голос, который так давно он не слышал, говорил удивлённо и радостно. Затем она весело вскрикивает от накатившей её волны счастья и обнимает его. – Наконец-то! Ты дома, понимаешь? Ну как, не совсем дома, мы на вокзале, - Нацуки продолжает говорить о мелочах с запинками от волнения. Её объятие заставило Мартина на время замереть. Прикосновения, тем более объятия, взывали у него раздражение, но не сейчас, когда взволнованная девушка щебетала, прижавшись к нему. Мужская рука в связанных Нацу рукавицах потрепала девичьи волосы, что вызвало у неё на лице слабый розовый румянец. Она подняла голову и примолкла, чтобы взглянуть на его уставшие глаза, наполненные нежностью. Мартин лишь смотрел на неё, на спустившийся на Землю луч солнца в человеческом обличии. -Привет, ты… - Мартин не мог найти слов. Говорить вживую с той, с которой общался на бумаге несколько лет, было для него тяжело. – Да, я как-то и не думал, что нужно в такой момент говорить. Наверное, я просто рад, что приехал, вот и… - услышав такую неловкую речь, девчонка душевно рассмеялась. Вот и он. То, что он слышал в своём видении в Шталаге, что жаждал услышать потом. Возникло чувство, словно с его спины свалился камень весом в тонну. В этот момент к ним подошёл неизменный в своём стиле мужчина в чёрном. Его появление заставило Нацу отстраниться, а Мартина поднять голову: перед ним оказался всё тот же Блэйк, каким он был в последний раз. В его глазах читалась гордость за него. -Добро пожаловать домой, дорогуша! – воскликнул он, пожимая руку Мартину. – Сколько лет прошло, ты не представляешь! Как же много всего переменилось! – Блэйк артистично приложил ладонь к своему лбу и шмыгнул, словно готов был расплакаться. -Спасибо, - вымолвил прибывший мужчина сухо. -Что же ты, как не родной? Похоже, жизнь тебя знатно потрепала, как и всех нас! А что же нужно делать в таких ситуациях? – вопрос был риторическим: ни Нацуки, ни сам Мартин ничего не ответили. – Правильно! Ехать домой! Прыгай к нам да поехали! Мужчина весёлой грузной походкой пошёл на выход из вокзала, когда как пара друзей осталась на месте, примёрзнув к перрону на пару минут. -Да, почему бы нам не пойти! Я там приготовила немного поесть, - начала девушка после затяжного молчания. - Не пир, конечно, но я постаралась тебя порадовать! Затем Нацуки бесцеремонно взяла его за руку и повела к выходу. Мартин пришёл в искреннее удивление, но ничего ей не сказал и последовал за ней. Она продолжала о чём-то говорить, поглядывая на него, слегка растерянного таким действием. -Тебя саму это не смущает? – спросил мужчина, таскаемый Нацу. -Что именно? – она повернулась к нему, на мгновение глянув вопросительно. -Что ты меня тащишь к выходу. -Дай-ка мне подумать, - она на секунду примолкла, после чего дала ответ. – Нет, ни капли. Я же забочусь о друге, прибывшем с войны, так в чём проблема? «Друг» из её уст для Мартина прозвучало несколько отторгающее, и он не мог понять, почему. Во всяком случае, с ней он не мог поспорить, или же не было сил это делать. Так они и вышли с вокзала, направились к машине и сели. Блэйк встрепенулся и возмутился, что они шли так долго, хоть много времени и не прошло. Компания тронулась на слегка устаревшем автомобиле по новому для Мартина городу. -Лас-Вегас перестроили для туристов, - повествовал Блэйк во время поездки; Нацуки легла вздремнуть на задних сидениях. – Они как понаприехали сюда, что пришлось расширять ареалы. Сколько домов снесли ради отелей! Сколько ж новых казино появилось, можно провалиться в них! – последние предложения он говорил со страдальческим лицом. – К сожалению, пришлось твою комнатку отдать другому сотруднику, у кого отняли жильё, ты меня прости, - только Мартин хотел заикнуться насчёт своих вещей, как получил ответ. – Мы с Нацу перевезли твою одежду и прочее ко мне, поживёшь временно у меня. Там уже урегулируем вопрос с твоим жильём. В общем, на улице тебя не оставим. -Спасибо, - отозвался он. – Так непривычно, на самом деле. -Понимаю тебя, - успокаивающее и серьёзно ответил мужчина. – Я в своё время тоже служил. Так когда прибыл обратно в Нагасаки, всё стало мне чужим. Это нормально, - после этих слов они ехали в тишине. Мартин разглядывал преобразившиеся улицы. Появилось множество новых зданий, больших и малых. Все они были украшены яркими вывесками, которые так и взывали к себе. По улицам двигались люди, кто куда: на работу, на свидание, на обычную прогулку или домой. Шли девушки, закутавшись в шарфик и о чём-то болтая, шли измученные мужчины с пакетом продуктов, шли женщины со своими детьми, которые так и не хотели их слушаться. В Лас-Вегасе жизнь била ключом. Внезапно, ему привиделись висельники в окнах, их слабо покачивающиеся тела, какие он видел на службе. От этого мужчине стало не по себе. Пару раз сожмурив глаза, Мартин снова увидел светящиеся каркасы баров и казино. Он решил, что если и посетит всё это, то не сейчас. Сначала нужно было, наконец, отдохнуть. Так, объехав несколько улиц, они оказались у знакомого дома, слегка постаревшего, но родного, близкого душе Мартина. Он вспоминал все моменты, произошедшие здесь: первая совместная партия в покер втроём, первый совместный ужин, первое отправление на фронт. Про последнее вспоминать не хотелось. Как только нога переступила порог дома Форстер, в голове мужчины кружащиеся бури мыслей рассеялись, оставив разум в покое. Он глубоко вздыхает: слышится запах одеколона и персика. Необычное сочетание, если не знать принадлежность их. Ближе к вечеру, после нескольких партий в «дурака», Нацуки накрыла стол. Выглядел он добротно, несмотря на однообразие: запечённое в духовке мясо, пара салатов, скромные канапе. Мартину было неловко, что такой ужин, "не пир", как говорила Нацу, сделали в честь его возвращения. -Не стоило так мудрить, - говорил он, тяжело присаживаясь за стол. -Стоило! – получил он возражение от девушки. – Мы тебя не видели невесть, сколько! Я скучала, между прочим! -Я тоже не скрою тайны, тосковал, дорогуша! – подтвердил Блэйк, пока доставал из холодильника бутылку вина. – Ни выступлений, ни грозного личика твоего не было рядом! Как грустно! -Как мило, что тебе нравится моё лицо, - в своей саркастичной безобидной манере ответил Мартин. Компания приступила к шумной трапезе: молва текла бурной рекой из их уст, набирая свою скорость. Мужчина, хоть и устало, но вещал об увиденных пейзажах в Испании, Германии и Англии, Блэйк поведал о новых сотрудниках кафе. Нацуки же привлекла внимание сидящих за столом рассказами с колледжа, которыми она не успела поделиться в письмах. В течение разговоров влилось вино, красное сладкое. -Подожди, а разве ей можно? – спросил Мартин недоумённо, когда сидящей рядом девушке Блэйк наливал в бокал игривую кровь. -Ей можно, - спокойно ответил мужчина. -Так ей шестнадцать лет. -Мне девятнадцать, - со смешком поправила Мартина Нацуки. -Погоди, что? – ответ заставил его задуматься и заняться мыслительной математикой. По подсчётам выходило, что сейчас ей и в правду девятнадцать, а через несколько месяцев её день рождения. – Я немного в замешательстве… Как быстро время летит, а ты не меняешься ни внешне, ни внутренне. От этих слов Нацу изменилась в лице. Её расстроил такой ответ, хоть, возможно, так оно и есть. Мартин эту перемену заметил и спросил, что не так, на что получил ответ, что он и не вспомнит об этом, а если и расскажет, то не сейчас. На том и было решено. -Ну что, мои цветочки, за здоровье! – поднял краткий тост Блэйк, после чего все чокнулись бокалами и отпили немного. После недолго продолжавшейся трапезы Нацуки убрала со стола тарелки, чтобы освободить его для очередных карточных игр. Мартин чувствовал себя живым. Не нужно было притворяться кем-то, как это было в разведке, не нужно было как-то пытаться угодить в угоду себе. Он сейчас сидел рядом с игривой, искренней девушкой, которая не оставляла его в гнетущем одиночестве письмами, и забавным дедулей с веющей молодостью душой. С каждым бокалом вина, а после виски мужчина расплывался в собственных изречениях. Говор его становился менее связным, и если сначала можно было говорить об усталости от бесконечных его рассказов, то теперь было предельно ясно, что с алкоголем Мартин слегка переборщил. -Нацу…а… Гвенет… Блять, зачем? – пытался возмущаться мужчина, запутавшийся в именах. -Зачем что? – переспросила девушка: она ограничилась лишь вином, оттого и сохраняла некую трезвость рассудка. -Зачем, имена? -Чтобы называть ими людей. Ты же Марти, тебе это имя дали, - Нацуки говорила с ним ласково. По крайней мере, старалась это делать, чтобы в первый же день не ругаться. -А, у тебя… - Мартин резко вдохнул. – Зачем тебе? -Чтобы и меня называли как-то. Ты же меня называешь Нацуки, или Нац-… - не успела она закончить предложение, как мужчина нагло её прервал. -Не надо! Блэйк, наблюдавший за столь необычным диалогом, смеялся настолько громко, насколько мог. Одурманивающий яд также взял его в плен. Так и оказались девушка в пытавшемся сохраниться здравии, крайне одурманенный хохочущий её приёмный отец и так оставшийся её предмет воздыхания, до конца опьянённый эликсиром веселья. -Мне кажется, кому-то надо по кроваткам, - заявила Нацу, на что Мартин глянул на неё с неописуемым изумлением, а Блэйк перестал хохотать. -По кроваткам? – переспросил мужчина, оказавшийся разумом в другой реальности. – А это… Что? -Очень мягкое место, где вы забудетесь сном. А там будут бегать розовые слоники и успокаивать вас. -Я не хочу к слоникам! – завопил Блэйк в пьяной панике. – Они меня раздавят! -Они маленькие, и никто тебя не раздавит, - Нацуки, несмотря на внутренний пылающий лес от гнева, говорила с нежностью. – Вас там очень ждут. Будет веселье, радость, что захотите. -Даже гарем? – ехидно и нагло спросил Форстер старший. -Да, старик, даже гарем. Что хочешь, - дала ответ девушка, добавив грубости. -А я… Никуда, - возразил Мартин. – Мне и тут… Нормально. -Ты не хочешь гарем? – настаивал старик. – Там столько… Конфет! -Не люблю…конфеты. Нацуки такой разговор продолжал напрягать. Они говорили о вещах, которые не существуют как вещи, но вещественно существуют за счёт материальности. Пиком стало то, что мужчины облили её спиртным, подумав, что она горит, ведь волосы отдавали цветом пожирающей стихии. -Она же сейчас будет гореть ярче! – захохотал Блэйк. – Ты что творишь?! -С МЕНЯ ХВАТИТ! – вопль ошарашенной девушки заставил Мартина и Блэйка замолчать и замереть. – РОВНЯЙСЯ! – мужчины резко поднялись со своих мест, хоть Мартин чуть не свалился. – СМИРНО! -Не кричи ты… - старик схватился за голову и словно всхлипнул. – Мне страшно… -ПО КРОВАТЯМ ШАГОМ МАРШ! СТРАШНО ИМ! ПРАВИЛЬНО! – командный взъярённый голос заставил их сдвинуться. Шатающимися шагами мужчины, что-то мямля под нос, пошли в комнату к Блэйку. Нацу пришлось скоординировать Мартина в другую сторону, хоть он и рвался к своему товарищу по бутылке. Наконец, мужчины были уложены, а девушка слегка унижена. -Вот же ж блять… Запасных вещей с собой у неё не было, поэтому она, одевшись, вышла из дома и направилась к соседнему, где она и живёт последний год. По приходе в маленький светлый домишко её встречает чёрный кот с карими глазами, чёрной шёрсткой с белой грудкой и лапками. -Привет, Берти! – запрыгнувший на плечи котик поднял хозяйке настроение своим присутствием. В благодарность она прошлась ладошкой по его голове – он замурчал. – Я сейчас уже уйду. Прости, мальчик мой. Не могу я оставить этих безответственных мужчин наедине. Берти спрыгнул с Нацуки и зашагал к маленькой коричневой софе в гостиной, куда он затем запрыгнул и улёгся. Девушка, разувшись, прошла в свою комнатушку, где стояли комод, двуспальная кровать и туалетный столик, заставленный косметикой, какую только можно было достать. Также у окна красовался письменный стол, заставленный учебниками по анатомии. «Точно, зачёт уже через неделю», - пронеслось пулей в её голове. Она подошла к хранилищу своих вещей и достала оттуда несколько одёжек: сменную на сейчас, сорочку на ночь и домашнюю на завтрашнее утро. Залитое алкоголем платье сменилось на рубашку и расклешённую юбку. Затем Нацуки покормила Берти, после чего оделась и направилась обратно к Блэйку наводить порядки. Зайдя в дом, пропахший спиртом, девушка сразу поспешила открыть окно. Ночной мягкий воздух проник в комнату, затягивая в себя неприятные ароматы. Так-то лучше. Нацу приняла душ и помыла голову – от неё уже не веяло вылитым на неё виски, но нежным персиком. После она надела тёмно-синюю футболку, из которой так и не выросла, и эластичные шорты. Так она и приступила к уборке. Включив свет и настроив радио на тихую игру, она летала по гостиной, словно фея. Все тарелки, кружки и прочая посуда оказались в раковине. Скатерть была успешно отправлена в стирку – стол был освобождён от грязных вещей. Теперь на нём красовалась чистая скатерть. Пол Нацуки также привела в чистоту, проходя каждый уголок шваброй, затем метлой. Диван девушка мыла щёткой и мыльной водой. Стараниями она избавилась ото всех пятен, оставленных спиртным. Всё это время Нацу полушёпотом подпевала песням на радио. С очистительными работами Нацу закончила, осталась лишь посуда. Ей нравилось стоять у раковины и натирать блюдца до блеска. Это заставляло её войти в некий транс, когда её ничего не беспокоило, как и с игрой на пианино. Девушка начищала тарелки и напевала мелодии, как вдруг из дальней части дома послышался испуганный крик, заставивший Нацуки выронить тарелку из рук и впасть в ступор. Быстро собравшись с мыслями, она выключила кран и прибежала в комнату, откуда и звучал вопль ужаса. Она включила свет: Мартин сидел на кровати с перепуганными глазами, прижав руку к сердцу. Его взгляд резко перевёлся на неё, слегка напуганную. -Что случилось? Ты в порядке? – протараторила девушка. Она подбежала к мужчине. – Тебе плохо? Мартин глядел на неё несколько мгновений, после чего нервно заговорил. Нацуки не было привычным видеть его таким. В его глазах читалась мольба, мольба о спасении. -Это просто сон, это просто сон, всё в порядке… - он повторил это несколько раз, однако с каждым повторением грубый голос сильнее дрожал. -Марти, тебе воды принести? Там уже расскажешь. Получив дёрганный кивок, она прибежала на кухню и схватила стакан, наполнила его прохладной водой и вернулась к напуганному другу. -Держи. Стой, подожди, - когда она передала ему стакан, он начал трястись, и вода стала выливаться. – Давай я помогу, - Нацу обхватила его руки вокруг стакана и направляла его ко рту мужчины, чтоб тот смог отпить. Прохлада успокоила мужчину, и он допил воду без помощи подруги и отдал ей стакан. -Спасибо, - сказал он, прокашлявшись. -Так что за сон? – полюбопытствовала девушка. -Нац, я… - Мартин дёрнулся: мурашки прошли по его коже. – Я повидал много таких картин, теперь они мне снятся. -Ты про?... – она оставила вопрос немым, но мужчина понял, о чём он был. -Да, - он схватился за голову. – Иногда висельники кричат, молят о пощаде. Они считают, что это из-за меня. Но я привык уже к таким снам, - нервный голос быстро говорил за Мартина предложения. – Сегодня всё было иначе, оттого мне и стало так… Я даже вспоминать это не хочу. В этот момент он почувствовал нежное прикосновение к своей голове, перешедшее в поглаживание. Его голова поднялась: Нацуки глядела на него с переживанием и любопытством, что же его глазами было видано в царстве Морфея. Не смея спрашивать, девушка заботливо щебетала: -Марти, это всего лишь сон, - мягкий голосок взывал Мартина к себе и успокаивал. – Тебе отдыхать бы после службы. Вот мозг твой и разыгрался от алкоголя. Чего же ты себя не бережёшь? Он глядел на неё беспомощно. Измученно. Устало. Глаза его просили. Умоляли. "Останься ещё на немного! Страшно!" - кричали они. А он молчал, обессиленно всматриваясь в девушку. -Немножко переборщил, - кратко он заключил спустя минуту, прохрипев слова. – Кстати, ты чего не спишь? -Порядок навожу, - ответила она. – Большую часть своей небольшой работы я сделала. Осталось лишь помыть посуду. Пока я её мыла, я и услышала твой крик. К тебе прибежала. -Ты бы тоже спала. Зачем ко мне-то бегать? -Хочу и бегаю. Запрещаешь? - с наигранной обидной высказалась Нацу, всё ещё его поглаживая. Тогда Мартин взял её за руку, что гладила его волосы. Щёчки слегка окрасились розовым, а глаза расширились от удивления. Кожа на её ладони казалась столь мягкой, что он мог на ней уснуть. -Разрешаю, так и быть, - с лёгкой усмешкой смиловался мужчина, ответив с заторможенностью. От смешка голова слегка заколотилась, но потом боль слегла. – А с посудой ты завтра покончишь, ложись спать. -Ну уж нет. Я лучше закончу сейчас уборку, нежели оставлю на потом. -Как знаешь, - замедленно ответил Мартин. – Тебе помочь? Там, не знаю. Протереть, поставить? -Отдыхай лучше, - девушка усмехнулась. – У тебя и так, скорее всего, голова болит, поэтому позволь себе расслабиться. Ладно? Спорить с Нацуки он не был в состоянии. Слабость обволокла его тело слизью, от которой нельзя избавиться. Мартин кивком согласился с девушкой, после чего та ушла наводить порядки среди посуды. Он заставил себя раздеться, ведь лежать в кофте и штанах не совсем комфортно, и снова прилечь, но сон не шёл. Голова рисовала образы из его сна. Висельники. Трупы на верёвках. Германские улицы. Шталаги. Свастика. Как же ему противно сейчас от всех этих картин… Ему захотелось покурить. «В штанах должна лежать пачка. А вот пепельница в гостиной…» - размыслил Мартин, после чего слабо поднялся, снова оделся и вышел из комнаты. Из гостиной он услышал, как закрылся кран и как загромыхала посуда, которую возвращали на место. Мужчина вошёл в гостиную. -Я так понимаю, тебе не спится, - произнесла Нацу, заметив мимо проходящую к столику фигуру, которая дальше двинулась к окну. -Что-то вроде того, - ответил он с запозданием, садясь около приоткрытого им окна и зажигая свою сигарету, которую он достал из пачки в кармане. – Ты закончила? -Ага. Только постелить осталось. -Что? – Мартин пришёл в небольшое замешательство. – Я имею в виду… Ты здесь останешься ночевать? -Да. Тебя это смущает? – Нацуки пододвинула стул к окну и села рядом с мужчиной. -Нет, - он вдохнул дурмана. Табак избавил его от той слизи, что заставляла его слабеть. Мышцы расслабились, разум очистился. Краем глаза Мартин глянул на рядом сидящую девушку. Она сложила руки на подоконнике полочкой и прилегла на них головой. Глаз, не сокрытый волосами, постепенно закрывался, но она старалась держаться бодрой. Нацуки наблюдала за процессом курения. Фильтр тлеющей сигареты мужчины обвивал губами, после чего делал небольшой вдох, втягивая горькие пары в себя. Затем он блаженно выдыхал их: Мартин старался сделать так, чтобы Нац вдохнула меньше этого противного дурмана, но не всегда это получалось. Когда сигаретные дымы доходили до девушки, её носик слегка дёргался. Его рука далее опускалась к пепельнице, и пальцы ловким движением стряхивали с сигареты её обуглившиеся останки. Движения рук, мимика лица – всё привлекало её внимание. Мужчина не мог этого не заметить: полусонный взгляд следил за каждым движением, которое только можно было уловить. -Чего ты так смотришь? – прокуренный бас звучал для Нацу воистину привлекательно в сочетании с расслабленным лицом. -Нравится наблюдать, - ответила она, не задумываясь. Он слегка усмехнулся с такого необычного ответа. Его смешок ввёл девушку в небольшую краску: фантазия разыгралась не на шутку. Чтобы скрыть смущение, она спрятала лицо в сооружённой руками полочке и волосах. -Да не прячься ты, - прокомментировал Мартин её забавный для него поступок. – Не съем. От его слов она сильнее покрылась румянцем и глубже запряталась в своё укрытие. Оттуда был слышен негромкий писк смущения, из-за чего Мартин негромко рассмеялся. Она достала из своего укрытия обиженное личико. -Что ты смеёшься? – высказалась девушка с претензией. -Да я любя, - ответил мужчина. Секунду спустя, он понял, в каком контексте это могло прозвучать, и от этого повисла неловкость. – В общем, ты меня поняла. Они так посидели ещё немного, смеясь со столь неловкого момента, после чего переместились в комнату к Мартину: им не хотелось своими разговорами будить Блэйка. Девушка с осторожностью присела на кровать, закинув на неё ноги, а мужчина расположился рядом. Наконец, они нашли уединение, которым могли насладиться. -А всё-таки, без тебя было скучно, - говорила Нацуки. – Я имею в виду, когда ты уехал, всё стало таким серым. Выступлений не было долго, потом собрали новую группу, но музыка, что они исполняют, кажется мне другой. В ней будто чего-то не хватает. Именно, скорее всего, этого цвета, которого лишилась жизнь, став почти монохромной. Оттого я и покинула группу -Красивый речевой оборот, - подметил Мартин, взглянув на близкую подругу. Её слегка сонное эмоциональное щебетание звучало мягко, не резало слух. – Тебя приятно слушать. От комплимента девушка застенчиво отвернула голову и тихо поблагодарила. «Когда это она стала такой стеснительной?» - задался мужчина таковым вопросом. -Ты чего застеснялась? – он решил задать вопрос напрямую. Она повернулась к нему, и его взору предстало её ласковое задорное личико, в котором не было ни капли смущения. -Приятны твои слова, ещё раз спасибо, - девушка тихо хихикнула. – Мне тоже нравится твоя речь. Особенно голос. Говори побольше, хорошо? Мартин такого комплимента не мог никак ожидать, но её слова заставили его почувствовать немного тепла, что она передала через речь. Душевное тепло в сочетании с окончательно накатившей усталостью уложили мужчину полностью на кровать и прикрыли ему глаза. -Спокойной ночи, Марти, - Нацуки заметила, как Морфей ведёт его в своё царство, поэтому не стала сбивать с пути. В ответ мужчина лишь промычал. Настала для него спокойная ночь, скрашенная блестящими глазами-изумрудами и девичьей сияющей улыбкой. Сама же девушка принялась готовиться ко сну, весело легко подпрыгивая на каждом шагу. Мысли были наполнены лишь Мартином: Нацу восхищалась его манерой речи, жестами рук, поведением. Каждое произнесённое им слово с грубым мягким тембром ласкало её слух, заставляя сердце биться чаще. Даже когда она уже пыталась уснуть, накрыв себя толстым одеялом, мечтания не покидали её. Щёки снова загорались, а фантазии игрались с разумом. Нацу заставила себя успокоиться: она твердила, что это впечатление после долгой разлуки с ним. С трудом не думая о Мартине, она прикрыла глаза и ступила на тропу снов, окружённую одуванчиковыми полями.