Голожопик

С самого детства Арсений слышал от бабушки: «Арсюш, ну сними ты кофточку со штанишками, спи в одних трусиках, пусть тело дышит», «Арсений, не ходи в такую жарень в кроссовках, лучше вот надень сланцы», «Внучок, может снимешь шорты и трусики, ну чтобы тело отдохнуло от этой синтетики. Сейчас же всё делается из неё, а вдруг что, и детей иметь не сможешь». Тогда Арсений строил рожицы и оставался в своей пижаме с машинками. Зато сейчас Арсения хлебом не корми — дай раздеться. Во-первых, в тапочках и сланцах нога правда дышит, поэтому в любой ситуации, которая располагает к тому, чтобы снять с себя кроссовки или ещё какую тяжёлую обувь, Арсений первым же делом это делает. Во-вторых, ходить голым, оказывается, невероятно удобно, не считая периода, когда на улице уже всего плюс пять, а отопление всё ещё не включили. В жару особенно приятно расхаживать без одежды, когда выходишь из душа, тело всё ещё влажное. Сквозняк гуляет по квартире, и тело покрывается мурашками. Арсений это любит особенной любовью. Он, честно, сам не понял, как пришёл к этому, как все советы бабушки из детства вдруг стали мантрой в его двадцать один. На самом деле, желание снять с себя лишнее, чтобы кожа дышала, появилось раньше, но из-за того, что Арсений жил в общаге с соседом, это оставалось лишь желанием. Зато, как только у него появились деньги, Арсений сразу же отправился бороздить просторы интернета в поисках идеальной квартиры. С шестого раза он такую нашёл. Только был один нюанс. Вместо целой квартиры он снял там комнату, потому что это был единственный вариант, который нравился ему с точки зрения расположения, чистоты и уюта в квартире, да и хозяйка сказала, что соседа ему пока не нашла, а это значило, что какое-то время он будет предоставлен сам себе. Квартира двухкомнатная, со свежим ремонтом, в отличие от остальных пяти вариантов, где, кажется, по несколько лет жили какие-то наркоманы или алкаши. Что только не видел Арсений: и ободранные обои с матрасом на полу, который весь в пятнах, и советскую койку, такую железную, которые раньше стояли в детских садах или лагерях. В какой-то из квартир прямо перед ним пробежала крыса, в другой она — ну не прям та же самая — лежала в углу, мёртвая. Арсений никогда не поймёт того, как хозяева квартир собираются сдавать их, если там просто находиться противно, не то что жить. Поэтому вариант проживать, если что, с соседом, который — Арсений надеется — не окажется крысой, было перспективней. Тем более, новый ремонт в минималистичном стиле с белыми стенами сразу же отозвался в груди Арсения. Арсений начинающий инстаграмный блогер, а если быть точнее, то он очень любит снимать лукбуки. Эта любовь пришла к нему совершенно неожиданно, ещё до поступления в университет. Сначала он просто заметил, как подолгу подбирает вещи, крутится перед зеркалом в нескольких образах, потом он увидел видео, в котором девушка делала то, что он делает обычно перед зеркалом, только на камеру. Тогда-то он и снял свой первый лукбук, но это лучше не вспоминать. Как говорится, первый блин комом, второй поддерживает первый и так до того момента, пока не накопится опыт. С поступлением и переездом в общагу, где о красивом фоне речи и не шло, Арсений оставил своё желание «пилить» контент, а в это время такие видео становились очень популярными, и Арсений, честно, старался не завидовать, но получалось плохо. Поэтому эта квартира давала шанс исполниться мечте, о которой Арсений думал так долго и так часто. Он начал исполнять её в первый же день, когда переехал. Так что теперь Арсений — начинающий инстаблогер. Конечно, заливает он эти видео и в рилсы, и в TikTok, но уклон, конечно же идёт в сторону инстаграма. Так забавно, что одно видео набирает хорошие просмотры в одной социальной сети, а другое — в другой. В любом случае пофиг, потому что из TikTok люди тоже приходят. На самом же деле, у Арсения нет какой-то супер важной цели стать популярным, просто хочется снимать красивые эстетичные видео и получать отдачу. Отдача — это всегда важно, даже если ты делаешь что-то для себя, хочется понимать, насколько хорошо ты это делаешь. Пока что у него на аккаунте чуть больше двух тысяч подписчиков и постоянные, хорошие просмотры рилсов. Вот так, когда он снимает новое видео, его и застаёт хозяйка. Это хорошо, что она никогда не пользуется своими запасными ключами, а всегда звонит в дверной звонок, потому что Арсений, вообще-то, мог ходить тут в чём мать родила. Но плохо то, что никогда не звонит заранее, хотя приходит очень редко. Она обычно приезжает с кем-то, кто в перспективе хотел бы снять комнату, но за четыре месяца проживания в этой квартире с Арсением так никто и не остался жить. Арсений даже думал, что может дело в нём, но в любом случае не жаловался, ему одному было комфортно. Да и что в нём такого отталкивающего, что с ним жить не хотят? — Здравствуйте, баб Варь, — открывает дверь и улыбается. Женщина очень приятная, поначалу часто звонила — то ли от скуки, то ли потому, что правда беспокоилась — интересовалась всё ли хорошо, даже порывалась приехать и помочь разобрать вещи. Ну просто чудо старушка. Арсений таких пожилых людей обожает и уважает, это вам не злая бабка, которая считает, что ей все всё должны. — Привет-привет, Арсений, извини, что без предупреждения, просто внезапно позвонил мальчик и захотел комнату посмотреть, — проходит в квартиру и закрывает за собой дверь, усаживаясь на пуфик. Арсения смущает это «мальчик», но у бабы Вари тот же сорокалетний Кирилл — который живёт в соседней квартире — «парнишка». Так что Арсений точно не удивится, если придёт мужик лет тридцати. — Ничего страшного, всегда вам рад, — на самом деле, это немного приукрашенная правда, потому что личные границы никто не отменял, но Арсений уже говорил про то, какая это чудесная женщина? Вот была бы она помоложе, или он постарше, и у них бы всё равно ничего не получилось бы, потому что увы и ах, но Арсения девушки не интересуют настолько же сильно, как он их привлекает. Они заходят на кухню, и Арсений предлагает бабе Варе чай, достаёт печенье с шоколадной крошкой и какие-то конфеты, которые купил, но ему они не понравились; добавляет ложку сахара и забеливает ей чай молоком — он никогда не понимал, как можно пить чай с молоком. Та рассказывает что-то про своих внуков и с сожалением говорит: — Жаль, что внучке только четырнадцать, так бы вам можно было бы встретиться, может бы подружились, — немного мечтательно. Арсений же в это время выдыхает, радуясь, что та ещё малышка, по крайней мере, для него. У баб Вари ещё внук есть, но она почему-то даже не предлагает его кандидатуру, может потому что не допускает об этом мысль, а может потому что тому, вообще, только восемь. Возраст не помеха для любви. Ой, нет фу, не с ребёнком же. Разговор прерывает звонок в дверь, и Арсений сразу же настраивается на то, что сейчас парень всё посмотрит и уйдёт. Это даже не обижает, только радует, потому что платит он за комнату, а живёт один в пустой квартире. На самом деле, это немного странно, он даже порывался спросить у бабы Вари сколько будет стоить аренда всей квартиры, она на это только махнула рукой и сказала, что они договаривались об оплате комнаты, а остальное это не его проблемы. Ну святая женщина. — Здравствуйте, — эхом доносится из коридора, скорее всего, потому, что парень всё ещё стоит в подъезде. Дверь хлопает. — Здравствуй, — отвечает баба Варя. — Разувайся, сейчас всё тебе покажу. Баба Варя появляется в поле зрения Арсения, а следом за ней Арсений видит высокого парня. У того волосы кудрявой лапшой сплелись, что непременно придаёт пару сантиметров в росте, это первое на что Арсений обращает внимание. — Арсюш, может ты всё расскажешь? — отказываться не хочется, потому что у бабы Вари ноги больные, но проводить экскурсию по небольшой квартирке — не самое весёлое занятие. Арсений кивает и встаёт с табуретки, уступая место бабе Варе, которая с улыбкой хлопает его по спине, а потом, уже сидя за столом, тянется за своей кружкой. — Антон, — подходит к парню, и тот сразу тянет руку, чтобы познакомиться. — Арсений, — отвечает на рукопожатие. У него ладонь большая, немного влажная, а само рукопожатие крепкое. Арсений глаза от их рук поднимает: он значительно выше Арсения, даже приходится голову задрать, чтобы посмотреть в его глаза. У Антона глаза, кажется, зелёные, но из-за жёлтого света в коридоре они отдают синевой. — Так, ну, начнём с того, что вот это, — он указывает на дверь, которая находится почти напротив входной, — моя комната, я там живу уже несколько месяцев, поэтому выбора у тебя не останется, придётся жить вот тут, — Арсений проходит чуть дальше по коридору, где располагается ещё одна комната — гостиная. — Вот. Арсений, если честно, почти всегда присутствовал на экскурсиях бабы Вари, но никогда не понимал, чего она там так долго рассказывает. Вот комната, смотри, спрашивай. Вот ванная комната, смотри, спрашивай. Вот унитаз, смотри, спрашивай. Вот кухня, смотри, спрашивай. Чего там говорить-то? — Это будет моей комнатой? — интересуется Антон. — Да, я бы может, только иногда хотел бы телек занимать, ну, конечно, если тебе это не будет мешать, — Арсений сам не знает, почему он резко сделался таким нерешительным. — Мг, — Антон дальше рассматривает комнату, бегает глазами по дивану, телевизору, а потом разворачивается и смотрит на Арсения, ждёт. Дальше Арсений быстро показывает ему ванную комнату и туалет, они заходят на кухню, где всё это время сидела баба Варя. Она уже допила чай и просто посматривала в окно. — Чай? Вопросы? — Арсений подходит к плите и облокачивается на столешницу. — Нет, спасибо, чай не буду. Когда можно будет въехать? — серьёзно, он что, не собирается сбегать? Это определённо что-то новенькое. — Ой, Антошенька, — подскакивает баба Варя, — да хоть сегодня. У Антона после этих слов улыбка от уха до уха появляется, и он лезет в карман, доставая оттуда смятые купюры. Это вот сейчас серьёзно, он заплатит деньги за месяц и въедет? Нет, Арсений не против, он даже только «за», просто это неожиданно.

***

С того дня Арсений живёт не один, но Антона он даже не замечает, они практически не общаются. Перекидываются дежурными фразами, и всё. Антон вообще редко бывает дома, поэтому будто бы ничего и не поменялось: Арсений всё так же снимает у себя в комнате видео, всё так же ходит по квартире голым. Второй пункт получается сам собой, он даже не замечает, как после двух часов на улице в тридцать градусов сразу вместе с шортами снимает трусы. И к счастью, во все эти инстинктивные порывы Антона не было дома, хотя иногда Арсений думает, что было бы интересно посмотреть на его реакцию. Арсению Антон нравится. Его как-то неосознанно начало к нему тянуть ещё в первую неделю их совместного проживания, только активных действий Арсений не предпринимал. Он кидал какие-то неоднозначные намёки, но в ответ ничего. Может и надо было бы уже начать действовать. Только даже придумывать, как действовать, ему не пришлось, потому что случай всё решил за него. Арсений пришёл домой после адового пекла на улице, неделя вообще выдалась слишком жаркой, поэтому он без зазрения совести снял с себя всю одежду и пошагал в сторону ванной комнаты. Антон сейчас должен быть на работе, поэтому можно спокойно дать свободу своему телу. Прохладные капли воды стекают по телу, и Арсений лишь немного промакивает кожу полотенцем, чтобы сейчас, выйдя из комнаты, ощутить сквозняк. Как только он переступает порог, кожа покрывается мурашками, и Арсений удовлетворённо стонет. Хорошо. Он так и замирает в коридорчике, который ведёт на кухню. Стоит весь расслабленный и готовый к тому, чтобы стоять так примерно всю жизнь, чтобы без жары, чтобы вот так прохладно. Его идиллию нарушает какое-то шуршание со стороны кухни, а потом и скромное покашливание оттуда же. По канону Арсений должен подпрыгнуть, взвизгнуть и убежать в комнату, но он этого не делает. Как-то за годы хождения голышом он познал дзен со своим телом, и его совершенно не смущал чужой взгляд. А Антона очень даже смущал, у того щеки чуть покраснели, но видно, как он тактично старается не смотреть. — Арс, — зовёт он немного хриплым голосом. — М? — Ты в курсе, что раздетый? Полностью раздетый… — А, да? Не заметил, — фыркает, потому что какого хуя? Да, он стоит с голой задницей и даже и не подумал, что она голая. Это почему-то так выбешивает, не то, чтобы Арсений ожидал, что на него сейчас накинутся, но, блять, можно же было без вот этого тупого вопроса. Арсений считает себя красивым, это просто факт, он знает о своих недостатках, но те не такие огромные, чтобы перекрывать его абсолютные плюсы. Опять же, он не ждал, что Антон сейчас накинется на него с комплиментами, но просто хотелось бы. Но в итоге он решает игнорировать Антона, поэтому просто разворачивается и идёт к себе в комнату, чтобы там лежать голым, потому что без разницы, что в его комнате, что в коридоре перед Антоном, оценивают его тело только стены. Подкат от судьбы не засчитан, Антон Шастун не пал. Перед сном в голову закрадываются мысли, что после этого Антону может быть неловко, и их общение скатится в молчание. На удивление, этого не происходит. А происходит то, что в выходные, когда они у обоих совпадают, Антон предлагает выпить пиво и посмотреть какой-нибудь фильм. Арсений никогда не думал, что будет радоваться такому банальному предложению, которое может совершенно ничего не значить. Они усаживаются на незаправленный Антонов диван. Тот редко убирает постель, потому что чаще всего дома только спит, а Арсений тут практически не бывает, поэтому ничего Антону не говорит, это его дело. Кажется, что просмотр фильма — это банальный, но такой простой и романтичный вариант подкатить. По выбору фильма можно определить, какое именно будет продолжение вечера, во время фильма можно незначительно касаться, а можно и значительно. Арсению точно нравится. Особенно ему нравится, когда Антон «случайно» задевает его своей рукой, когда двигается чуть ближе, и, когда они уже сидят вплотную друг к другу, то у Арсения сердце чуточку сильнее бьётся. Он дыхание задерживает, чувствуя горячее тело у себя под боком. Только тот вечер ничем интересным не заканчивается, хотя кому-то выбрасывание пустых бутылок из-под пива и мытьё посуды после ужина может и покажется чем-то интересным, а может, даже и романтичным. Они, пожелав друг другу спокойной ночи, расходятся в разные комнаты. Но при всём при этом от вечера остаются хорошие воспоминания, а сам просмотр фильма отдаёт чем-то подростковым и нерешительным. Засыпает Арсений с лёгкой улыбкой на лице и маленькой мечтой о том, чтобы совсем скоро в их подростковом и нерешительном начали бушевать гормоны. Арсений думает, что лучше бы ему быть каким-то неуверенным, чтобы не думать о том, что сейчас у них с Шастуном зарождаются отношения, потому может это вообще по-дружески было. Кто знает. Просто не хотелось бы потом реветь в подушку — это, если что, образно — от невзаимности. Но как будто бы Антон посылает сигналы, которые однозначно нельзя воспринять как-то иначе, кроме того, что тот потихонечку, но пытается проявить симпатию. После переезда Антона у Арсения стало слишком мало «голых дней» и не то чтобы это было прям трагедией, но как будто бы телу нужно было больше свободы. Естественно, Арсений начал спать полностью голым, раньше он как-то к этому особо не стремился, почему-то это не доставляло такого удовольствия, как расхаживание по квартире в чём мать родила. Но тут уже пришлось, надо же как-то восстанавливать баланс. А Антону Шастуну надо было учиться стучать. Тот, вообще ни о чём не думая, ворвался под утро — если двенадцать часов — это всё ещё утро, — к нему в комнату. А Арсений, между прочим, во сне часто раскрывается, поэтому очевидно, что он там увидел. — Арс, а у тебя… — громко, так, что Арсений с чутким под утро сном сразу же просыпается, только глаза не открывает. Он прекрасно чувствует, что его тело ничего не прикрывает, потому что тяжесть тёплого одеяла совсем не ощущается, а легкий сквозняк из-за приоткрытой двери пускает по коже толпы мурашек. А ещё он прекрасно чувствует чужой взгляд. Ждёт, что Антон сейчас продолжит то, что хотел, или попытается разбудить, но либо это было что-то неважное, либо его опять смутил вид голого распластавшегося Арсения. Дверь потихоньку закрывается, и Арсений открывает глаза. Это второй раз, когда судьба проигрывает Антону Шастуну. В чём суть судьбы, Арсений не особо понимает, поэтому трактует это по-своему. Он решает, что та точно хочет, чтобы он был с Антоном в одной комнате голый, и от себя добавляет, что, желательно, чтобы Антон тоже был не одет. Следующие дни идут своим чередом, у них появляется маленькая традиция — смотреть фильмы, когда совпадают выходные. Решают, что будут чередовать выбор: в один из дней выбирает Арсений, а в другой Антон. Так они начинают чаще общаться, больше нет вот этого дежурного общения насчёт покупок, потому что, во-первых, как-то так получилось, что негласно этим начал заниматься Антон, и он сам прекрасно определял, что нужно докупить, Арсений только деньги переводит. А во-вторых, даже если и обсуждали что-то бытовое, это было таким привычным и не казалось чем-то, что им пришлось обсудить, потому что обычно это пробегало где-то между мемами от Антона и скинутым на оценку смонтированным видосом от Арсения. Да, он поделился с Шастуном своим увлечением, не то, чтобы это было секретно, но просто, прожив два месяца вместе, они не обменивались инстаграмами, до недавнего времени, конечно. Теперь же Антон был одним из главных зрителей, а ещё и очень важным. Арсению как-то было важно, чтобы тот оценивал его видео, ему было интересно его мнение насчет луков, и он определённо что-то к нему чувствовал. На начальном этапе это влечение было чем-то, что можно трактовать, как развлечение. Ну а чего, они оба красивые молодые парни, почему бы не устроить секс по-соседски. Сейчас же хотелось не просто секса, Арсений, конечно, не влюбился, это ещё рано, но определённую симпатию испытывал. Поэтому, когда Антон пишет о том, что он не будет ночевать дома и вернётся только под вечер следующего дня, то Арсений загоняется. В голове сразу мысль о том, что у того появилась девушка, может и парень, и он ночует где-то в чужой квартире в чьих-то объятиях, то становится обидно. Они друг другу ничего не обещали, да о какой ревности можно говорить, если они в принципе даже не обсуждали, что между ними, потому что, похоже, совсем ничего. Только традиция с фильмами. Ну ничего, это не первый и не последний парень, который мог понравиться Арсению, поэтому он решает, что можно пожить в своё удовольствие, пока Антона не будет дома. Утром, когда у людей уже почти обед, Арсений просыпается и следует своему девизу: «Нахуй трусы — свободу письке», — и идёт готовить себе завтрак. Ну а чего, может себе позволить. Включает громко музыку, пританцовывает и разбивает яйцо в миску. Солнечные лучи заполняют кухню, а это плюс сто к настроению и плюс двести к комфортной температуре для голой задницы. Арсений прямо вот отпускает себя и как-то подзабивает на яйцо с солью, и просто отдаётся танцу. Давно не было такого приятного утра. После двух песен он вспоминает о недоомлете и танцует в сторону холодильника, чтобы потом выливать молоко к яйцу с солью. В моменте, когда на талии появляются чужие руки, он подпрыгивает и чуть не проливает всё содержимое оранжевой миски. — Блять, — вскрикивает, отставляя молоко и поворачивает голову, — Антон? — Ты кого-то другого хотел видеть? — это что такое, это сон? Антон стоит близко, очень близко, непозволительно близко. Его горячее дыхание ощущается на шее, а руки будто бы крепче перехватывают талию. — Ты невозможный, Арсений. Я, правда, старался держать себя в руках, — немного хрипло шепчет он. — Потому что мы соседи, но что за любовь у тебя к раздеванию? Я сначала думал, что ты так пытаешься меня склеить, — ха, — но решил, что, когда я вижу тебя голым, то ты чаще всего сам не ожидаешь увидеть меня. Объясни мне, пожалуйста. Арсений резко чувствует себя Ариэль, потому что голос пропал, будто бы его украли в обмен на его шикарные ноги. Он не знает, что сказать, потому что он тупо в ахере с того, что сейчас происходит. Он точно не ожидал, что Антон появится дома, а то, что его руки будут покоиться у него на талии, и это будет ощущаться так правильно, так точно не входило в его завтрак. — Мне просто нравится, — с придыханием, потому что воздуха мало. — Нравится, чтобы тело дышало, чтобы вот так, без лишней одежды. — Можно? — снова этот блядский шепот на ухо. Антон ничего не делает, но как будто бы Арсению и без слов, и без каких-либо лишних движений понятно, о чём он спрашивает. Как-то резко становится пофиг на какой-либо завтрак, поэтому Арсений кивает и сам подаётся назад. Антон руками оплетает талию Арсения, руки укладывает на живот, а губами касается шеи. Наконец-то. Арсений и не знал, насколько сильно ему это нужно было, пока не почувствовал мокрые поцелуи. Он, если честно, хочет чувствовать эти поцелуи у себя на губах, поэтому разворачивается в чужих руках, чтобы оказаться лицом к лицу. — Привет, — шепчет Антон и улыбается. — Привет, — одними губами отвечает, чтобы потом сразу же сцеловать улыбку с Антоновых губ. Антон не медлит, сразу же отвечает. Губы у него искусанные, но это практически не чувствуется, потому что язык компенсирует всё. Он руки укладывает на голые ягодицы Арсения, сжимает их, кажется, так сильно, что останутся следы. Языком проходится по губам, медленно-медленно. Арсений же уже хочет ощутить язык у себя во рту, поэтому приоткрывает рот в надежде загнать Антонов язык в ловушку. Только его план обламывается, потому что Антон отстраняется, совсем немного, но так, чтобы можно было разглядеть его улыбку на лице. Вот жук, издевается. Арсений пытается сократить это милипиздрическое расстояние, но Антон уворачивается от его губ и перемещается на шею. Ладно, так тоже неплохо. Антон невинно покрывает мелкими поцелуйчиками кожу Арсения, пока тот запрокидывает голову, предоставляя Антону больше пространства. Он пальцы вплетает ему в волосы, чтобы на себя потянуть, чтобы Антон губами плотнее прижимался. Руки Антона всё так же покоятся на ягодицах Арсения, но потихоньку спускаются ниже, пока не оказываются под задницей. Антон резко подхватывает Арсения, но не получается, как вот во всех этих красивых романтичных фильмах, потому что вместо того, чтобы подсадить Арсения на тумбу, он ударяет его копчиком об неё. — Блять, — шипит Арсений. — Ой, прости-прости, — тараторит и правой рукой оглаживает поясницу, — я хотел… — Я знаю, что ты хотел. Поэтому Арсений берёт всё в свои руки, а в особенности, вес своего тела, и на руках подтягивается, усаживаясь на тумбу. Антон смотрит на него, видно, как он взглядом блуждает по всему обнажённому телу Арсения, как рассматривает каждую часть, как задерживается взглядом на определённых местах. У Арсения член уже почти окреп, поэтому не сложно догадаться, где Антон задерживается на подольше. — Трогать можно, Антон, — раздвигая ноги и призывая к действиям, говорит Арсений. Антон будто бы отмирает, подходит вплотную, останавливаясь между разведённых ног, смотрит глаза в глаза. Арсений не железный, он сейчас вообще как пластилин, поэтому он тянется руками к Антону и снимает с него футболку, чтобы можно было трогать чужую кожу. Арсению даже обнажённым жарковато, сквозняка будто бы нет. Губы Антона снова оказываются на шее Арсения, ему теперь намного удобнее, не нужно наклоняться, надо только немного голову приподнять. Поцелуи спускаются ниже, на ключицы, Антон языком проходится по косточкам, лижет яремную впадину, покусывает и зализывает. Арсений руки снова вплетает в волосы, потому что те пушистые и мягкие, это просто приятно, но и как бонус, можно управлять головой Антона. Именно поэтому он тянет того вниз и низко стонет, когда Антон зубами прикусывает сосок. Это был запрещённый приём. Он языком медленно обводит ореолы, а потом, как-то совсем неожиданно резко, ускоряет движения по соску. Арсения в жар кидает, и всё тело словно горит, пока Антон руку укладывает на второй сосок и начинает сжимать его между средним и указательным пальцем. Странное ощущение, но вместе со всем телом больше всего горит жопа, ну, понятное дело, что Арсению уже хотелось бы чего-то большего, чем поцелуи, но не настолько же. Антон, наконец-то, перестаёт терроризировать раскрасневшиеся соски и, лизнув напоследок, двигается поцелуями ниже. Когда он начинает спускаться языком по тёмной дорожке волос, Арсений внимательно наблюдает за этим, и уже хочет потянуть Антона ещё ниже, только вот задницу обжигает. Это уже точно не просто его желание. — Твою мать, блять, — подпрыгивает, как ужаленный, сшибая Антона. Задница горит, и это не в переносном смысле, потому что, как оказалось, всё это время он сидел не на тумбе, а на плите. Она с сенсорным экраном, поэтому, когда он уселся на неё задницей, то даже и не заметил, как включил. Арсений держится за свою попу, потирая обожжённые участки. Антон всё понимает и, посмеиваясь, лезет в морозилку, доставая замороженную куриную грудку. Он усаживается на стул и ждёт, пока Арсений додумается подойти к нему. — Как можно было не заметить, на что садишься, — в его голосе слышится насмешка, не злая, такая умилительная, но Арсений этого не видит, потому что уже стоит к Антону задом, а к той самой плите — передом. — Ты меня отвлекал, — обиженно бурчит. Тело прошибает холодом, и Арсений пищит, он бы уже отлетел на другую сторону кухни, если бы Антон свободной рукой не вцепился ему в талию. Антон периодически меняет местоположение курицы, чтобы охладить то одну половинку, то вторую. К жгущему ягодицы холоду он привыкает, но неожиданностью становится, когда холод сменяют тёплые губы Антона, по телу проходит волна тепла. Арсений пытается извернуться, чтобы понаблюдать за этим. Пока на правой ягодице держится, спасибо рукам Антона, курица, по левой гуляют губы Антона, через минуту они меняются. Внутри всё приятно скручивает от ощущения заботы, надо было же до такого додуматься. Член, который грустно упал, понимая, что секса сегодня уже не светит, снова, потихоньку приходит в боевую готовность. А Антон, видимо, этого и добивался, потому что рука, которая держала его за талию, медленно двигается в сторону лобка. Арсений слишком громко выдыхает, когда Антон обхватывает его ещё не до конца вставший член. Вместе с этим пропадает холодная курица, но поцелуи не прекращаются, только становятся напористей, теперь Антон слегка прикусывает раздражённую кожу. Арсений стонет от контраста движущейся руки на члене и жжения на заднице. — Антон, Антон, — быстро шепчет, — пжди-пжди. Антон замирает, руку с члена не убирает, только целовать перестаёт, но не отстраняется, и даже дыхание обжигает ягодицы, это тот случай, когда не метафорически, а правда жжёт. — Попу больно, — выходит как-то слишком жалостливо что ли, но так пофиг, потому что правда больновато. Антон кивает, поэтому наклоняется и быстро чмокает одну из половинок, щекоча волосами поясницу, а потом разворачивает Арсения к себе лицом. Носом ведет от лобка к пупку, громко дышит, а потом подбородком в живот утыкается и смотрит таким пронзительным взглядом, что по телу бегут мурашки. — Ты такой невероятный, Арсений, — говорит тихо, — я когда первый раз тебя увидел, то смотрел больше не на квартиру, а на тебя. Я из-за тебя решил её снимать, после просмотра, у меня остался только этот вариант. Таких как ты больше не существует. Арсений краснеет, Арсений, который может, не стесняясь, ходить голым перед малознакомым парнем, сейчас смущается от этих слов. Он сейчас похож на котёнка, который только и может, что булькать, потому что совершенно не знает, что ответить. Поэтому руки запускает в Антоновы волосы, пальцы вплетает в кудряшки, перебирает их, а на лице улыбка, которая сейчас разорвёт всё лицо. Антон сам улыбается, видит, как смущается Арсений, целует его в пупок и тянется ниже. Антоновы губы ведут по всей длине члена, а потом обхватывают головку, вызывая стон. Он языком лижет уздечку, то медленно, то быстро, не оставляя шанса, чтобы устоять на ногах. Антон, видимо, всё понимает по пошатывающемуся Арсению, поэтому руки укладывает под задницу, удерживая его за ляжки. Тянет на себя, насаживаясь на член сильнее. — Анто-он, — стонет, руками хватается за плечи, потому что Антон тоже не халк, чтобы, в случае чего, ловить обмякшее тело. Он пальцы крепко сжимает на голой коже, оставляя покраснения. Шастун никак не реагирует, только двигает головой, подольше задерживаясь на головке, чтобы потом снова взять в рот почти всю длину. Он одну руку убирает с ноги Арсения и пытается расстегнуть себе штаны, но, кажется, он настолько засосался, что забыл о том, что у него и замка нет. — Антон, — дыхание тяжёлое, сбившиеся, поэтому слова даются трудно, — у тебя обычные серые треники. Шастун выпускает член изо рта и опускает голову вниз, смотря на то, что и правда, ни пуговицы, ни ширинки. Что-то совсем тихо бурчит, а потом встаёт и стягивает с себя штаны вместе с трусами, усаживаясь обратно голой жопой на стул. Теперь оба голожопые, это приятно. Он смотрит на Арсения, улыбается, и Арсений не удерживается и, улыбнувшись в ответ, руку отрывает от плеч и тянется к лицу Антона. Укладывает на щёку, гладит, а Шастун, словно кот, ластится. — Ты тоже невероятный, — вырывается само, но не то, чтобы Арсений планировал скрывать. Потому что Антон какой-то слишком-слишком для этого мира. Слишком добрый, слишком милый, слишком смешной, слишком красивый, слишком эмоциональный. Антон одну руку снова возвращает под ягодицу, вторую укладывает к себе на член, а его рот опять оказывается на члене Арсения. Арсений руку с его лица не убирает, гладит щёку, пока Антон медленно водит языком по головке, а потом, хитро блеснув глазами, делает что-то невероятное. Он поворачивает голову так, чтобы головка упиралась в щеку, и Арсений чувствует её через тонкую кожу щеки. Это пиздец. Ещё больший пиздец наступает, когда Антон стонет, пуская вибрации, и начинает двигать головой так, чтобы рука Арсения елозила по щеке, тем самым оглаживая головку. У Арсения ноги подгибаются, он чувствует, что уже на грани. — Антон, я сейчас, — и тянется назад, чтобы отстраниться, но рука на ляжке давит вперёд, заставляя стоять на месте. Шастун снова начинает двигать головой, ускоряет движения и рукой, Арсений громко стонет и изливается Антону в рот. Тот движения не прекращает, ртом размазывает сперму по всей длине члена, а потом сам же и слизывает, а когда Арсений, наконец-то, отстраняется, то он и сам кончает себе в руку. — Голожопик, — отдышавшись, довольно выдыхает Антон. — Ты сейчас, вообще-то, тоже, — тянет Антону салфетки. — Я только сейчас, а ты — по жизни, — Арсений поддаётся резкому, непонятно откуда возникшему, порыву, и целует Антона. Ему совершенно не противно ощущать вкус собственной спермы в чужом рту. Правильно бабушка говорила, что нужно, чтобы кожа дышала, у Арсения вон надышалась на целого парня.