bury a friend

Мэри собирается убить Питера, даже если это будет последнее, что она сделает в своей жизни. Как он посмел. Как он, блять, посмел. Почти все ее друзья мертвы. Она, Римус, Кингсли и Эммелин — единственные, кто остался в живых, и это просто неправильно. Это немыслимо. И с чего это вдруг Питер оставил их напоследок? Просто чтобы поиздеваться, потому что знает, как они ненавидят одиночество? Ладно, Мэри не может говорить за всех, она ненавидит одиночество. И она не должна была оставаться одна. Эта мерзкая маленькая крыса получит по заслугам. Но сначала Мэри нужно найти его. Он был прямо тут, разве нет? Нарочно дразнит их своими ебаными шагами, раздражая, как капли дождя по крыше. Где же он теперь? Кто-то хватает Мэри за плечо, и ее рука сразу тянется к пистолету, но это всего лишь Кингсли, отскакивающий назад при виде оружия. — Эй, смотри куда тыкаешь этой штукой, — говорит он, отпуская ее плечо. Мэри опускает пистолет, но не перестает хмуриться. — Что ты здесь делаешь? —Помогаю тебе найти этого ублюдка, — отвечает он. — Почему? Ты же не влюбился в меня, нет? Эммелин бы это не понравилось, — говорит она. — Что? Нет! Погоди… — он замолкает, оглядывая ее с ног до головы. — Неужели вы наконец-то… — Ты правда думаешь, что сейчас подходящее время? — раздраженно спрашивает она. Он вскидывает руки в знак капитуляции. — Я просто присматриваю за ней. Слишком уж долго она ходила вокруг да около. — Чего ты хотел от лесбиянки? — говорит Мэри, продолжая свой путь. — Такое вообще можно говорить? Разве это не лесбофобно? — спрашивает Кингсли, следуя за ней. — Очевидно же, что это шутка, — она заглядывает за угол, а затем продолжает идти. — Мы… дали знать друг другу о наших чувствах. Кингсли расплывается в улыбке облегчения. — Слава, блять, богу, вы двое просто убивали меня. Мэри уже собиралась огрызнуться, но вдруг замерла на месте. — Ты слышал это? — спрашивает она. Кингсли тоже замирает, прислушиваясь. — Слышал что? — Мне показалось, что я слышала… — Мэри подкрадывается к ближайшей двери, прижимаясь к ней ухом. Она может поклясться, что слышит какой-то глухой удар или треск. Ее рука тянется к ручке, но Кингсли отдергивает ее. — Мэри! — вскрикивает он и указывает пальцем. В конце длинного коридора виднеется человеческая тень. Если до этого момента он не знал, что они здесь, то теперь определенно знает. Мэри замечает острый блеск ножа в его руке. Она пока не торопится вынимать пистолет, не желая слишком быстро раскрывать свои карты. — Привет, Питер, — говорит она, подходя ближе. Он стоит перед закрытой дверью лифта, и на его лице отражается смесь ликования и пустоты. Это не то, что она от него когда-либо ожидала. — Мэри, ты же умная, — говорит он, — По-твоему в этом есть смысл? Она смеется, чувствуя, как внутри зарождается ярость. — Смысл? Один из моих лучших друзей убивает остальных моих друзей? Есть ли в этом ебаный смысл? Конечно же, блять, нет. — Все не так, — продолжает он. — У тебя в руке окровавленный нож, — говорит Мэри. Питер опускает на него взгляд, как будто не сжимал все это время изо всех сил. — Может, я просто пытаюсь спастись! — От кого, от большого злого волка? — усмехается она. У нее нет абсолютно никакого терпения на это. Они оба знают, что никакого волка нет. Мэри так сильно любит — любила — Питера. У них была более глубокая дружба, чем многие думали. Они часто оказывались на втором плане, особенно в последние годы, и находили утешение в общении друг с другом. Римус с Сириусом и Сириус с Джеймсом всегда были на какой-то своей волне, однако, Римус с Питером время от времени объединялись, где-то в промежутках между Сириусом и Джеймсом, но когда Римус и Сириус стали неразлучны, а Джеймс обрел друзей за пределами их квартета, Питер совсем потерялся. Во всяком случае, именно так он объяснил это Мэри. Не то чтобы кто-то из них действительно забыл о нем, они все еще были лучшими друзьями, просто когда Джеймс начал встречаться с Регулусом, все как бы разбились на парочки, и Питер чувствовал себя брошенным просто из-за того, что не нашел родственную душу в двадцать лет. С Регулусом Питер тоже неплохо общался, но Регулус и Джеймс всегда в первую очередь выбирали друг друга. Мэри понимала каково это, особенно после того как они с Лили разошлись. Мэри тогда перенесла разрыв тяжелее, чем Лили. Лили, казалось, с самого начала знала, что из этого ничего не выйдет, но Мэри поддерживала ложную надежду так долго, как только могла. Было совершенно очевидно, что они не были совместимы в романтическом и сексуальном плане, но Мэри так сильно хотела, чтобы это было так. Нет ничего лучше, чем влюбиться в лучшую подругу. Ей ли не знать? Мэри всегда влюблялась в своих друзей. В старших классах она даже была безумно влюблена в Марлин. Марлин и Доркас сошлись почти сразу после расставания Мэри и Лили, а вскоре после них и Лили с Пандорой. То, что должно было принадлежать только им троим, стало слишком сильно похоже на ситуацию с Римусом, Сириусом, Джеймсом и Регулусом, а Мэри оказалась на месте Питера. Так они и начали общаться. Она ненавидит его за то, что он разрушил это. Мэри не хочет смотреть в его лицо и думать о чудовище, убившем всех ее друзей. Она хочет видеть своего друга. Она хочет видеть лицо, которое никогда не переставало скрашивать ее день. Того, кто всегда запоминал мелочи о том, что ей нравится, просто потому что ему не плевать. Не поэтому ли она одна из тех, кто до сих пор жив? Неужели Питер решил, что она хочет этого? Мэри не сомневается, что Питер сделает следующей жертвой Римуса, и не сомневается, что Римус ему это позволит. Без Сириуса Римус просто пустая оболочка. Она видела это в его глазах, слышала в голосе. Ни для кого не секрет, что они безумно любили друг друга, но Мэри никогда по-настоящему не понимала, насколько глубокой и всепоглощающей была эта любовь. У нее самой такого никогда не было. Но еще может быть. Может, она сумеет найти ее в Эммелин. Мэри уже осознает, что эти чувства нечто иное, непохожее на то, что было в ее жизни до этого. Нечто более глубокое, в самых недрах ее сердца. Они действительно могли бы стать чем-то большим, чем-то особенным. Мэри чувствует, как сердце стучит в горле, а слезы скапливаются в уголках глаз, когда она произносит: — Почему? Питер качает головой, и у Мэри возникает желание схватить его за плечи и трясти до тех пор, пока он не развалится на части. — Я заслуживаю знать, Питер! — кричит она, и ее голос срывается. — Почему? Зачем тебе убивать всех, кого мы любим? Питер выглядит так, будто собирается ответить, но Кингсли резко шепчет ей в ухо. — Он того не стоит, Мэри. Каждая потерянная нами секунда превращается для него в возможность сбежать. Ты сказала, что хочешь убить его, так чего мы ждем? — Мэри, — говорит Питер, — это я. Она выдерживает его взгляд. Видит напряжение в водянисто-голубых глазах. Видит именно то, что он хочет, чтобы она видела, но за этим скрывается что-то еще. В ее голове всплывает образ Доркас, падающей с крыши. Мэри видит, как тело Регулуса вытаскивают из воды, видит Пандору и Лили, навечно заключенных в одной могиле. Она видит Барти, свисающего с потолка, и Эвана, который так и не появился на вечеринке. Видит окровавленную грудь Марлин и видит Джеймса, с разодранным горлом, которого слишком долго не могли найти. Она видит свою одежду, украденную из шкафа того, кто никогда больше ее не наденет. Она видит обещание умопомрачительной ночи и то, как Питер не мог смотреть ей в глаза, когда говорил, как он рад вечеринке. А затем ее глаза застилает красная пелена. На часах три часа ночи, и на сцену выходит Кровавая Мэри. Кажется, она слышит, как Кингсли кричит что-то у нее за спиной, но все вокруг словно исчезает. Мэри не тянется за спрятанным пистолетом. Она даже не уверена как им пользоваться и не хочет сейчас выставлять себя дурой, имея всего один шанс сделать все правильно. В драках она тоже не особо хороша. Доркас обучалась самообороне и кое-что показала Мэри, но та мало что помнит. Все что движет ей сейчас — порох в венах и спичка, которая их поджигает. Оказывается, ярость — отличная мотивация. Все происходит именно так, как должно. Сначала она бьет Питера коленом в пах. Это то, что она знает еще с тех пор как научилась ходить. Это первый урок, который усваивает каждая девушка, ведь так? Как и следовало ожидать, он сгибается пополам и роняет нож. Мэри отталкивает оружие ногой, чтобы Питер не смог до него дотянуться, и наносит удар правой рукой прямо ему в лицо. Он отшатывается от удара, но Мэри едва ощущает боль в костяшках. Она хочет размозжить его голову о стену, но не знает, хватит ли сил. Но, к сожалению, ей не хочется добивать не сопротивляющегося Питера. Мэри не жестокая садистка, она просто жаждет справедливости для своих друзей. Она хочет дожить до следующего дня и хочет поцеловать Эммелин снова. Питер отползает от нее, сплевывая кровь (и зуб?). В конце концов он оказывается прижатым к дверям лифта, и царапает их, пытаясь открыть. Мэри не знает зачем он это делает. Не похоже, что это поможет ему сбежать. Осознание приходит к ней только в тот момент, когда ему все же удается открыть двери лифта. Питер переводит взгляд с шахты лифта на нее. О, да черта с два. Она не станет следующей жертвой, ему не столкнуть ее вниз. Ни за что, блять. Лифт, должно быть, остановился на следующем этаже. Если она сможет добраться до кнопки, возможно, ей удастся поднять лифт на их уровень и запереть там себя или Питера, а потом придумать, что делать дальше. Взгляд Питера шарит по полу в поисках ножа, но теперь он в руках Кингсли. Видимо понимая, что заполучить его уже не выйдет, Питер возвращает внимание к Мэри и кидается к ней. Она остается на месте, изо всех сил борясь с желанием сбежать, когда он несется на нее, и резко пригибается вниз, когда Питер протягивает к ней руку. Мэри ставит подножку, подсекая его, а затем отступает назад, спотыкаясь, и прижимается спиной к стене, тяжело дыша. По ее щеке скатывается слеза, но она быстро вытирает ее, когда Питер снова встает. На секунду ей кажется, что он собирается сбежать, и Мэри теряет бдительность. В этот самый момент, Питер снова бросается к ней, впечатывая ее плечи в стену и крепко удерживая на месте. Его глаза полны ярости, и Мэри видит перед собой человека, который оставил в этом доме более десяти трупов сегодня, но никак не своего друга. Прямо сейчас она уверена, что вот-вот умрет. — Мэри, послушай… — шипит он сквозь стиснутые зубы, но вдруг замолкает. И не потому что ему нечего сказать, а потому что, кажется, отвлекся. Хватка Питера на ее плечах ослабевает, и Мэри выскальзывает из его рук быстрее, чем тот успевает прийти в себя. Она падает на пол, и Кингсли тут же протягивает ладонь, чтобы помочь ей подняться. Питер поворачивается на нее, а затем внезапно кашляет, забрызгивая свою футболку кровью. Неужели Мэри ударила его настолько сильно? Она все еще не чувствует боли в костяшках. Он потеряно отступает назад и оказывается прямо перед открытыми дверями лифта. Стоя спиной к смерти, жертвой которой должна была стать Мэри. Она даже не думает, когда бежит на него из последних оставшихся у нее сил и толкает. Мэри не ожидала, что толкнет его настолько сильно, и не ожидала, что инерция подведет ее почти к самому краю шахты лифта. Только рука Кингсли, вовремя схватившая ее за футболку сзади, удерживает Мэри от падения в пропасть вместе с Питером. Она закашливается, когда ее дергают назад за воротник, на мгновение перекрывая доступ к кислороду. Кингсли отпускает ее только когда убеждается, что она твердо стоит на ногах. Питер даже не кричит, пока падает. Все, что слышит Мэри, — глухой звук, с которым его тело ударяется о дно шахты. Она не хочет смотреть вниз, но все равно делает это и замечает, что из спины Питера торчит нож. Она моргает и смотрит на Кингсли, рука которого теперь покрыта кровью и больше не сжимает нож. Он смотрит на нее в ответ. — Он собирался убить тебя, — говорит Кингсли. — Я не знал, что еще делать. — Спасибо, — отвечает Мэри. Их с Кингсли едва ли можно назвать друзьями — друзьями друзей максимум, но он все равно спас ей жизнь, не раздумывая ни секунды. Только что он буквально убил человека ради нее. Барьеры дружбы — ничто, в сравнении с этим. Теперь она пойдет за ним хоть на край света. Теперь они вместе смотрят на тело Питера. — Как думаешь, он умер? — спрашивает Кингсли со скептицизмом. — Сомневаюсь, что такое можно пережить, — отвечает Мэри. — Эммелин была права, — говорит он. — Надо позвонить кому-нибудь. Мне не хочется впутывать в это копов, но, по крайней мере, есть четыре свидетеля, которые могут подтвердить все, что тут произошло. Мэри кивает. В его словах есть смысл. — Надо вернуться к Эммелин и Римусу, сказать им, что все закончилось. — Ты тоже чувствуешь что-то вроде разочарования? — спрашивает Кингсли. Мэри бы хотела ответить нет. Но он прав, она тоже это чувствует. Питер мертв, зло повержено. Но почему она все еще не чувствует себя удовлетворенной? Потому что не знает его мотив и теперь уже никогда не узнает? Должно быть поэтому. Вопросы, на которые она так и не получила ответы, будут преследовать ее вечно. Они оба запыхались, возвращаясь обратно по коридору, из которого пришли, и, проходя мимо двери, Мэри может поклясться, что снова слышит что-то странное, но на этот раз она не собирается проверять. В худшем случае это кто-то из гостей вечеринки, не успевший сбежать ранее и теперь скрывающийся от убийцы. Мэри уверена, что этот человек и без нее рано или поздно поймет, что этот кошмар закончился. У подножия лестницы Мэри слышит тихий звон. Она резко поворачивается к Кингсли. — Слышишь это? — Похоже на телефон, — говорит он. Она взлетает вверх по лестнице вслед за звуком, прежде чем успевает передумать. Теперь, когда Питер мертв, ей, похоже, нечего бояться. Кроме того, так будет проще позвать на помощь. Тогда ей не придется идти к машине и выяснять, куда, черт возьми, она засунула свои ключи. Вероятно, они где-то на полу в спальне Сириуса. На удивление именно его спальня и оказывается источником звука. В углу комнаты стоит вычурный домашний телефон, который Мэри никогда раньше не замечала. Ну, может и замечала, но всегда думала, что это просто предмет интерьера. Она поднимает трубку, гадая, кто мог позвонить в такое время. — Алло? — говорит Мэри. — Кто это? — А вы кто? — Андромеда. — Оу! — восклицает Мэри. Она не очень хорошо знакома с Андромедой, но знает, что это лучшая из кузин Сириуса и Регулуса. Беллатрикс слишком странная и отталкивающая, чтобы тусоваться с ними, а Нарцисса слишком юная. — Это Мэри. — Ах да, у вас же сегодня вечеринка, — говорит Андромеда. Голос у нее усталый. Мэри печально усмехается, но быстро берет себя в руки. — Да… вечеринка, — отвечает она. — Слушай, не хочу быть грубой, но можешь дать трубку Сириусу или Регулусу? Я пыталась дозвониться или написать им на сотовые, но они не отвечают уже несколько часов, — говорит Андромеда, и, блять. Она не знает. Конечно же она не знает, ее здесь не было. Мэри не хочет быть той, кто расскажет обо всем Андромеде, но кто, если не она? — Они… — начинает Мэри и тут же замолкает, — кажется, они сейчас заняты. — Это очень важно, Мэри, — говорит Андромеда, ее голос звучит хрипло, будто она долго плакала. — Уверена, скоро это будет в новостях, так что, наверное, я могу сказать. Нарцисса и Беллатрикс были убиты прошлой ночью. Мэри замирает. — Что ты только что сказала? — спрашивает она, несмотря на то, что отчетливо расслышала каждое слово. — Могу я поговорить со своими кузенами? — снова просит Андромеда. — Нет, — говорит Мэри. — Они… они не заняты. Их нет. — Их нет. Мэри, что это значит? — Они мертвы, — говорит она, задыхаясь. Она слышит шумный вздох Андромеды. — Мэри, я понимаю, что ты пьяна и все это кажется тебе забавным, но я серьезно. — Я не пьяна, Андромеда. Почти все мои друзья мертвы, и я одна из тех, кому удалось остаться в живых. Мне бы очень хотелось, чтобы это было шуткой. Андромеда, вполне ожидаемо, не находит слов. — Что ты пытаешься сказать? — Питер, — говорит Мэри. — Он, видимо, решил, что будет очень весело нарядиться в плащ и маску и убивать нас одного за другим. Он убил Регулуса, Марлин, Доркас, Джеймса, Лили, Пандору, Барти и Сириуса. И еще много людей, но ты их не знаешь. Думаю, из-за него Эван так и не появился на вечеринке и думаю, именно он убил Нарциссу и Беллатрикс вчера ночью. — Питер, — скептически повторяет Андромеда. — Питер Петтигрю? — Я знаю, что это звучит дико, — говорит Мэри. — Поверь, знаю. — Что… что у вас там происходит? Полиция уже приехала? Мэри прикусывает внутреннюю сторону щеки. — Ну, нет. На вечеринке были запрещены телефоны. Никто не мог вызвать полицию, и я даже не знала, что здесь есть домашний телефон, пока не услышала твой звонок. — Парни должны были знать. — Ну, да, но Регулус умер еще до того, как мы вообще поняли, что происходит, а Джеймс был настолько опустошен, что вряд ли думал об этом. Остальные большую часть времени держались вместе, пытаясь не умереть, — Мэри проводит по волосам качая головой. — Мне так жаль, Андромеда, я очень не хотела быть той, кто скажет тебе, я знаю, что ты только вчера виделась с Сириусом… — Вообще-то нет, — говорит она. — О чем ты? — Мы слышали об убийствах прошлой ночью, хотя и не знали, что жертвы — Нарцисса и Беллатрикс, и предположили, что они связаны с тем, что происходило сегодня, поэтому каждый рассказал, где был вчера. Сириус сказал, что был с тобой, он даже хотел показать видео с Нимфадорой… — объясняет Мэри. — Мэри, Сириус был не со мной. — Это странно, зачем ему врать? — размышляет Мэри. Андромеда молчит на другом конце провода, но Мэри читает между строк. Она трясет головой, хотя Андромеда ее не видит. — Нет, — говорит она, — я знаю, о чем ты думаешь, но… он мертв. Питер убил его, мы все это видели. — Куча людей мертвы, Мэри. Может, Питер действовал не один. Как бы он убил Нарциссу и Беллатрикс в одиночку? — Андромеда, не говори, что ты правда подозреваешь Сириуса… — Знаю, знаю, знаю, — говорит Андромеда, — но прошлой ночью он был не у меня. И я не знаю, зачем ему врать об этом без острой необходимости. В комнату входит Кингсли, немного озадаченный тем, что она сидит у телефона со сложным выражением лица. — Слушай, мне нужно идти, — говорит она. — Питер мертв, и нам нужно вызвать полицию. Даже если Сириус был замешан в этом, и его, и Питера больше нет, так что никто больше не навредит нам. — Ладно, но, Мэри? — говорит Андромеда, — Не теряй бдительности. Здесь что-то не так. Андромеда вешает трубку прежде, чем Мэри успевает попрощаться, и замешательство Кингсли становится еще более очевидным. — Сириус? — спрашивает он. Мэри качает головой. — Нам нужно найти Римуса и Эммелин, — она не позвонит в полицию, пока все не соберутся вместе. Кингсли кивает, временно уступая ей, и они вместе выходят из комнаты. Их больше ничего не отвлекает, и они спускаются вниз, к Римусу. Но Эммелин с ним нет, а сам он выглядит очень нервным. — Где Эммелин? — спрашивает Кингсли. — Она пошла позвать на помощь, — говорит Римус, — но так до сих пор и не вернулась. Кингсли ругается себе под нос, но Мэри в недоумении хмурит брови. — Она поднялась наверх после нас? Римус качает головой. — Нет, она пошла на улицу, к своей машине, скорее всего. Питер наверняка увидел как она выходила и догнал ее. Вы нашли его? Питер никак не мог выбраться наружу за Эммелин и вернуться назад так, чтобы ни Мэри, ни Кингсли не заметили. Они были прямо у него на хвосте. Сомнения и подозрения Андромеды вертятся на кончике языка Мэри. — Римус, — медленно произносит она, пытаясь сказать то, что ей совершенно не хочется говорить. — Мне кажется, что Питер работал не один. Несмотря на озвученное умозаключение, Мэри все равно вздрагивает, когда в комнату входит Сириус, медленно хлопая в ладоши. Он с ног до головы покрыт кровью, которая, вероятно, ему даже не принадлежит. — Что-то ты долго, — говорит он, — я уж думал, мне придется перебить всех, чтобы до вас дошло. Римус падает на колени, в неверии качая головой, а Кингсли отступает назад. Мэри не делает ничего, лишь достает пистолет и целится Сириусу в голову. — Только попробуй подойти ближе, — говорит она. Сириус поднимает руки в знак капитуляции, а затем смотрит на Кингсли так, словно спрашивает: "Ты можешь в это поверить?" — Ого, у Мэри пистолет, — произносит он с насмешкой, — где же ты его взяла? — Под твоей подушкой, — отвечает она, чувствуя себя идиоткой. — И начала подозревать меня только сейчас? Вау. Честно, я впечатлен твоей тупостью, — говорит он. — Эй, это моя одежда? Мэри не осознает, как дрожат ее руки, сжимающие пистолет, пока Римус не накрывает их своей ладонью. Он поднялся, когда она говорила с Сириусом, и сейчас выглядит так, словно увидел призрака. — Ты знаешь как им пользоваться? — тихо спрашивает он. Она не хочет отвечать, но Римус, должно быть, и так читает ответ по ее лицу. Сириус, очевидно, тоже, судя по тому, как он смеется. — Я знаю, — говорит Римус. — Хочешь, чтобы выстрелил я? — Что? — спрашивает Мэри, едва его слыша. — Я смогу, — обещает он. Мэри передает оружие, даже не осознавая собственных движений. — Оуу, ты убьешь меня, Лунатик? — Сириус надувает губы. — Я мог бы, — говорит Римус, и его голос звучит гораздо увереннее, чем ожидала Мэри. Он решительно направляет пистолет на Сириуса, но тот лишь улыбается в ответ. — Или, — продолжает Римус, — я мог бы закончить то, что мы начали. Стоп, что? Римус разворачивается и направляет пистолет на нее, его глаза снова сияют. Сириус торжествующе смеется, подходя ближе, а затем встает на цыпочки, чтобы положить подбородок на его плечо. Кингсли резко подходит, прикрывая Мэри собой в попытке защитить. Мэри пытается осмыслить то, что видит перед собой. Сириус и Римус, оба в крови, улыбаются и выглядят при этом так, словно именно этого они и хотели. Словно так все и должно быть. Римус направляет на Мэри пистолет, словно не он только что с нежностью забрал его, пообещав помочь. Но нет, он не обещал помочь. Он обещал выстрелить. — Я… — выдавливает она, — я не понимаю. — Знаешь, что бесило меня больше всего? — спрашивает Сириус. — Мы бы рассказали кому угодно, если бы вы просто спросили. Но никто даже не попытался снять маску. Ну, некоторые пытались устроить небольшую потасовку, но все были тааак убеждены, что я Пандора, что даже не удосужились проверить, так ли это на самом деле. Честно говоря, это ранит мои чувства. — Мне жаль, малыш, это, должно быть, было очень тяжело, — извиняется Римус, поворачивая голову, чтобы быстро поцеловать Сириуса в щеку. — Это вы всех убили? — спрашивает Кингсли Сириуса. — Вроде того, — отвечает Сириус. — Я — грубая сила, Римус — мозги. — И голос, — добавляет Римус. Мэри не особо понимает, что это значит, но ей и не нужно. Есть много других более важных вопросов. — Ты убил Регулуса? — спрашивает она, несмотря на то, что, по словам Андромеды, он убил и Нарциссу с Беллатрикс. Это ведь Регулус. — Нет, — резко говорит Сириус. Он поднимает подбородок с плеча Римуса. — Я не убивал Реджи. Он сам себя убил. Регулус сам виноват, что утонул, я просто отправил его немного поплавать. — Ты прекрасно знаешь, что он не умеет плавать, — говорит Мэри. Все они дразнили Регулуса за это каждый раз, когда ехали на пляж. Сириус пожимает плечами. — Я ему не нянька. Может Джеймс научил его, откуда мне знать. Джеймс. — Ты убил Джеймса. Я видела, у него горло перерезано от уха до уха. Веселье на лице Сириуса лишь слегка тускнеет. Он выглядит так, будто искренне расстроен, но Мэри больше не знает, что для него значит искренность. — Я не собирался убивать его, — с горечью говорит Сириус. — Он единственный, кого я не собирался убивать. Я думал, что он поймет. Но он не понял и попросил меня убить его, а я всегда делаю то, о чем просит Джеймс. Всегда. — Ты, блять, ебнутый на всю голову, — говорит Кингсли, задыхаясь. Мэри едва его знает, но каким-то образом понимает, как сильно тот напуган. Хмурый взгляд Сириуса превращается в гримасу. — Прости, но почему ты вообще все еще здесь? — Он поворачивается, чтобы обменяться взглядами с Римусом. — Почему он здесь? Его не было в списке, но он, какого-то хуя, все никак не исчезнет. — У тебя буквально не было причин оставаться, — говорит Римус Кингсли. — Ты убил кучу людей, включая одного из моих лучших друзей, — говорит Кингсли. Сириус закатывает глаза. — О боже, ну поплачь о ебанном Эдгаре Боунсе. Мы убили его только потому, что он попался под руку, а я хотел немного развлечься. Ничего личного. — Тебе следовало сбежать, когда был шанс, — говорит Римус, вздыхая, и в следующую секунду раздается выстрел. Мэри пригибается, уклоняясь от пули, хоть и понимает, что не была мишенью. Ей следовало оттолкнуть Кингсли, или сделать вообще хоть что-нибудь еще до того, как начнут стрелять. Ее последний союзник пал с особым изяществом. Мэри не уверена, куда именно попала пуля, но Кингсли не двигается. У нее перехватывает дыхание, и она хочет убежать, добраться туда, где кто-нибудь, кто угодно, сможет спасти ее. Но Мэри знает, что этого не произойдет. Она должна спасти себя сама. Самый простой способ оставаться в живых, пока она не придумает какой-нибудь план — поддерживать разговор. Если и есть что-то, что нравится сумасшедшим, так это звук их собственного голоса. — Почему? — спрашивает она. Это то, что она хотела узнать от Питера, но так и не получила ответ. Ох, Питер… это он и пытался ей сказать? Может быть, он схватил ее за плечи в отчаянной попытке убедить, что не сделал ничего плохого? Что он был таким же, как всегда, хорошим парнем до мозга костей? Он был, пожалуй, единственным ее близким другом на тот момент, и Мэри собственноручно позаботилась о том, чтобы он умер за это. Нож был в руках Кингсли, но она тоже нанесла ему удар в спину. — Ты хочешь краткий ответ или полный? — спрашивает Сириус. Мэри не отвечает, и это заставляет его рассмеяться. — Полный, я понял. Не хочешь выпить? У нас осталось так много алкоголя, который некому пить. Какое упущение. Так печально, — он разворачивается, подзывая ее через плечо. — Ну же, давай выпьем чего-нибудь. Ты заслужила, Мэри, ты дошла до финала. Ты в любом случае умрешь, но ты последняя, кто остался в живых! Мэри следует за ним (а что еще ей остается?), но не теряет бдительности. Больше нет ни Кингсли, ни Питера, ни Эммелин. Она осталась сама по себе, но, возможно, так даже лучше. — Почему вы решили оставить меня напоследок? — Это не входило в наши планы. Звонок Эдгара предназначался тебе, — говорит Римус. — Ничего личного, конечно, мы просто шли по списку, как считали нужным. Имена довольно часто путались. — Клюквенной водки? — предлагает Сириус, пока возится с напитками. Он весь в крови, и она попадает на все, к чему он прикасается. Естественно он знает ее любимый напиток, они были друзьями, кажется, целую вечность. Но это все равно ощущается как удар под дых, потому что несмотря на то, что он все еще помнит ее предпочтения, она больше ничего о нем не знает. Теперь она не знает его от слова совсем. И кажется, что Римуса она знает еще меньше. Сириус всегда был немного драматичен, немного хаотичен, и готов был стереть любые моральные границы, если ему того хотелось. Конечно, раньше эти капризы никогда не были связаны с убийствами, но все они были друзьями Пандоры, не так ли? Время от времени они говорили о подобных вещах, и Сириус всегда потакал Пандоре больше, чем все остальные. Но Римус? У него была тяжелая жизнь, все это знали, но он никогда не был жестоким. В старшей школе был один инцидент, когда мародеры сильно поссорились из-за чего-то, что сделал Сириус. Это было как-то связано с Римусом, и это единственный раз, когда Мэри видела его действительно разъяренным. Она до сих пор не знает, из-за чего была ссора, — об этом не знает никто, кроме парней,, но не похоже, что они не справились с этим. Римуса нельзя назвать мягким. Он всегда был хорошим другом и носил свитера, невероятно удобные для того, чтобы положить голову на его плечо, даже если он немного костлявый. У него хорошее чувство юмора и острая улыбка. Иногда Римус может быть придурком, но он никогда ничего не воспринимает как должное и не тянется за бесплатным сыром в мышеловке, даже если тот выглядит чересчур заманчиво. Мэри прекрасно знает, что Римус и Сириус пойдут на все ради друг друга, но она никогда всерьез не задумывалась, к чему это может привести. Сириус ставит перед ней стакан, возвращая Мэри к реальности. Она прислоняется спиной к раковине, Римус находится в противоположном конце комнаты, но Сириус рядом, запрыгивает на барную стойку и болтает ногами. — Она не отравлена, можешь пить спокойно, — кивает Сириус. Мэри старается сделать так, чтобы ее руки не тряслись пока тянется к стакану, а затем притворяется, что делает глоток. Она ждет, когда Сириус разоблачит ее фарс, но ему, кажется, все равно. — На чем я остановился? — спрашивает он Римуса. — Думаю, она спросила почему, — услужливо подсказывает Римус. — Точно! — Сириус спрыгивает со стойки. Он полон энергии, его пальцы продолжают барабанить по бедрам, а взгляд бегает от лица Мэри к окну, затем к полу, к ее рукам, к своим рукам, к Римусу и просто по всей комнате. — Почему, — задумчиво произносит он, — это хороший вопрос, но не уверен, что тебе понравится ответ. — Почему бы не попробовать, — настаивает она. — Я просто не хочу разочаровывать. Тебе, кажется, не терпится услышать мой рассказ, — говорит он. Слова слетают с ее губ прежде, чем она успевает подумать: — Я просто… должна же быть причина. У всех убийц она есть. Что было не так с твоей жизнью? У тебя огромный дом и наследство, тебе не нужно общаться с дерьмовыми родственниками, есть брат, который любит тебя — даже два, Джеймс и Регулус. У тебя есть Римус, у тебя есть все мы. — Слушай, это не моя ебаная вина, что я обременен всякими привилегиями, окей? — говорит он с драматичным вздохом. — Я знаю, какой я прекрасный, но суть не в этом. — А в чем, Сириус? — Мэри кипит от злости. — Я заслуживаю правды. Сириус лишь невинно пожимает плечами. — Ну, если честно, мне просто захотелось. Никакой слезливой истории, хотя одну я все же мог бы тебе скормить. Ты заслуживаешь правды, — хмыкает он, проводя языком по зубам. — Дай-ка подумать… мама с папой никогда меня не любили, в детстве отец сломал мне костей больше, чем я убил сегодня людей. Я был выжжен с собственного генеалогического древа, хоть никогда и не хотел на нем быть. Родной брат много лет ненавидел меня, как и все кузины. Ну, кроме Андромеды, но именно поэтому она до сих пор жива. У нее ведь ребенок. Убить ее было бы грубо, а я не грубый, я просто хотел повеселиться. К тому же, Нимфадора милашка, а Тед секси, убить их было бы преступлением. А еще я нахожу очень забавным тот факт, что мы последние выжившие Блэки. Остальным бы это не понравилось. Регулус правильно сказал — с моей стороны было немного неправильно убивать его, поскольку он транс-парень. Это немного проблематично, не буду отрицать. Но и я не просто белый расист, понимаешь? У меня есть собственный набор лейблов, которые люди могут использовать, чтобы оправдать меня, если захотят. Так о чем это я? Ах да, моя печальная, безрадостная жизнь. Это так скучно, что я даже не хочу утомлять тебя. Я устал от скуки. Устал от того, что мне нужна причина для жестокости. Если и был кто-то, кто понимал меня, то это Пандора. Жаль, что она покинула нас, она не должна была умирать. Она должна была стать козлом отпущения, но эта сука всегда была на шаг впереди, да? Он вздыхает и оборачивается, пожимая плечами. — Она ведь сама себя убила, ты знала? Она выхватила нож из моих рук и вонзила себе в грудь. Отличный ход, должен признать, я впечатлен, но сколько же проблем она создала. Нужно было искать нового убийцу, и как можно быстрее. Барти был бы идеальным кандидатом на эту роль, если бы не обдолбался так сильно. Он не сошел бы за подходящего подозреваемого. Ныл из-за Эвана как маленькая сучка. — Поэтому ты выбрал Питера, — говорит Мэри, физически ощущая, как скручивается живот от чувства вины. — Это был единственный нормальный вариант, — с сожалением говорит Римус. — Вы с Эммелин всю ночь провели вместе. Никто бы не поверил в то, что вы убийцы. Кингсли был неплохим вариантом, но между нами нет никакой эмоциональной связи, понимаешь? Он просто какой-то парень. Мы его совсем не знаем. С Эммой было то же самое, она стала еще одним Эдгаром, с которым можно поэкспериментировать. Оставался Питер. Маленький глупый Питер, который в своей жизни и мухи не обидел. — Мы не ожидали, что ты так просто на это купишься, — говорит Сириус. — Было очень тяжело не смеяться, пока я лежал на полу, прикидываясь трупом. Эммелин даже ничего не заподозрила. Она просто опорочила его имя и сбежала, сделав за нас нашу работу. Жаль, конечно, что для этого ей пришлось умереть. Мэри догадывалась, но ей все равно больно это слышать. Сириус, должно быть, заметил горечь на ее лице, потому что сочувственно нахмурился. — Прости, я знаю, что она тебе нравилась. Но, знаешь, зато ты хотя бы успела переспать с ней перед смертью. На моей кровати, между прочим. Если тебе станет легче, то она почти спаслась. У нее бы все получилось, если бы она не была настолько тупой, чтобы оставить ключи от машины в моей спальне. Печально. Ладно, похуй! Вернемся к моей истории! Смешно было наблюдать, как ты тут же побежала искать Питера, ни секунды не сомневаясь, что это он. Мне даже стало его жаль. Что он такого сделал, чтобы ты так быстро его возненавидела? Я думал, вы двое были близки? Мэри кусает внутреннюю сторону щеки, потому что не может позволить себе заплакать. Просто не может. Она не доставит им такого удовольствия. Но в этот момент все, что она чувствует — это опустошение. Почему она так быстро поверила в виновность Питера? Да, Мэри была вне себя от горя и злилась, но почему она даже не дала Питеру вставить хоть слово? Она не может утверждать, что точно бы ему поверила, если бы он сказал, что Сириус подставил его, но теперь она уже никогда не узнает. Просто потому что Мэри поддалась слепой ярости. — Ты убила его, — говорит Сириус, усмехаясь. — Ты убила его, скинула в шахту лифта, как будто это обычное дело. Я бы пожал тебе руку. Ты убила Питера креативнее, чем мы изначально планировали, ну, до того, как решили сделать его главным подозреваемым. Не думал, что ты решишься, но мое уважение. Тебе стоило работать с нами. — Я бы ни за что не стала бы работать с вами, — выплевывает Мэри. — Я не хотела убивать Питера, я не собиралась этого делать. — Не ври мне, Мэри, это оскорбляет нас обоих, — голос Сириуса становится резче. — Ты хотела, чтобы Питер умер. Римус слышал, как ты это говорила. Ты прекрасно знала что делаешь. Если столкнуть человека в шахту с ножом в спине, он вряд ли выберется оттуда живым. Мэри сглатывает. Ей всегда не нравилось признавать, что Сириус прав, но сейчас это ощущается особенно остро. Мэри хотела, чтобы Питер умер, потому что ей казалось, что все, что она знает о нем — ложь. — Скажи, Мэри, ты хочешь моей смерти? — спрашивает Сириус. — Нет. — Мне казалось, я только что сказал не врать мне? — Я не вру. Я не убийца. Я не ты, — говорит Мэри. Но она хочет, чтобы он умер. Она хочет, чтобы они с Римусом заплатили за все, что сделали. — Значит, если я отдам тебе пистолет, ты не направишь его на меня? — спрашивает Римус, покачивая пистолет на пальце. Мэри сжимает челюсти. — Почему бы тебе не отдать его мне и не проверить? — Ха! — радостно восклицает Сириус. — А ты не потеряла свой пыл. Значит, мы еще не победили. Хорошо. Я бы не хотел, чтобы последняя жертва далась нам слишком легко. С тобой не бывает легко, да, Мэри? — Хм, спроси об этом… ох, они все мертвы, спрашивать некого! — говорит Мэри, притворно хмурясь. Если придерживаться теории Кингсли касательно ужастиков, то, будучи шлюхой, она уже не должна быть в живых. Но Кингсли мертв, так что его правила умерли вместе с ним. Теперь она здесь устанавливает правила, это ее фильм. Она станет последней выжившей если захочет, нахуй девственность. — Погодите, — говорит она. — А что насчет Стерджиса? — Кто такой Стерджис? — спрашивает Сириус у Римуса. — Парень с мечом, — отвечает Римус. Сириус усмехается. — Ах, этот. Всего лишь счастливая случайность. Не поверишь, но мы его мы не убивали. Чистая случайность, своего рода божественное вмешательство. Мы собирались дать ему сбежать. Он не был настолько значим, чтобы его убивать. Удивительно, но Мэри ему верит. Это заставляет ее поморщится, но она правда верит. Бедный Стерджис, чем же он так насолил вселенной. — У тебя есть еще вопросы? — спрашивает Сириус. — Ну знаешь, перед тем как мы убьем тебя? — Как долго вы все это планировали? — спрашивает она. — Сложно сказать. Не знаю. Все начиналось в виде маленькой игры, да, Лунатик? — говорит Сириус. Римус утвердительно кивает. — Угу, — соглашается он. — Короткие зарисовки на полях нашей домашки. Конечно, тогда мы не собирались этого делать, но почему бы не помечтать. — Есть одна вещь, которую тебе стоит знать обо мне, Мэри. Если я вижу что-то забавное, то просто обязан это сделать. Я готов попробовать буквально что угодно. Римус всегда был хорош в гениальных злодейских планах, так что это просто один из них. Все потихоньку обрастало деталями. Сначала мы собирались убить только Беллатрикс, потому что она психованная сука и заслужила это. Но потом мы узнали, что она собирается к Нарциссе, и решили, почему бы не убить двух зайцев сразу? А потом было “эй, последние выходные перед началом учебного года, почему бы не устроить вечеринку?”. Вечеринка в стиле 70-ых — самая тупая и очевидная тема на свете. А еще штука с запретом на телефоны. Зачем мне запрещать проносить телефоны, если не для того, чтобы отрезать вам связь с внешним миром? Тем не менее, все схавали это без вопросов. Даже Джеймс, Регулус и Питер. Они решили, что это отличная идея. Что это “заставит нас сплотиться на более глубоком уровне”, — Сириус заключает последние несколько слов в невидимые кавычки, как бы иронизируя над этой фразой. Сегодня ночью он определенно “глубоко сплотился” с некоторыми из них. С помощью ножа. — Как только список жертв начал расширяться, нас уже было не остановить. Пришлось убить и Марлин и Доркас, потому что убивать только одну из них слишком жестоко. А я не жестокий. Регулус не должен был умереть, это исключительно его вина. Но и жить он, вообще-то, тоже не должен был. Конечно, я буду скучать по нему, но, может быть, в конце концов я был лучшим братом. Может он и сердце своего созвездия, но я — самая яркая звезда на ебанном небе. Может быть, я наконец смогу засиять. Джеймс, конечно, должен был дожить до самого конца, но он все испортил. Лили и Пандора были как всегда непредсказуемы, но, думаю, я не удивлен тем, как закончилась их жизнь. Они должны были или умереть вместе, или вообще не умирать, и мне стоило это предвидеть. Думаю, они даже не против быть похороненными заживо вместе. Все остальные просто оказались в нужное время в нужном месте. Некоторые убийства были чистой импровизацией. Например, Карадока я убил, чтобы заставить Регулуса думать, что он сходит с ума. Мальчик, который кричал волки. Все это время он не понимал, что волк был настоящим. Но он был прав! По крайней мере, Регулус умирал, зная, что был прав. Он это заслужил, — задумчиво произносит Сириус. — Может я и сумасшедший, но точно не жестокий. Все получили то, чего хотели. — Никто не хотел умирать, — говорит Мэри. — Джеймс хотел, — встревает Римус, и Мэри сердито смотрит на него. — Только потому что вы убили Регулуса. Римус пожимает плечами. — Он все равно получил то, что хотел, так ведь? — А чего хочешь ты, Мэри? — спрашивает Сириус. — На самом деле? Она хочет жить. Она хочет сбежать из этого кошмара. Она хочет вернуть своих друзей и любимую девушку. Она хочет вернуться в четверг. Она берет со стола свой стакан и выплескивает его Римусу в лицо. Он тот, у кого пистолет, и поэтому Мэри нужно его ослепить. Во время секундной суматохи, которую вызывает ее действие, Мэри выбегает из комнаты и поднимается по первой попавшейся лестнице. Она знает, что создает слишком много шума, но ей просто нужно выиграть немного времени. Она не уверена, где искать оружие. Последнее, чего ей хочется — это вытаскивать меч из Эммы, но до этого вполне может дойти. Она открывает дверь справа от себя, хотя это первое место, где Сириус и Римус, вероятно, будут искать ее, и врывается в комнату. А в следующую секунду зажимает рот рукой, чтобы сдержать крик. Внутри Алиса и Фрэнк. Они не мертвы, но только пока. Мэри понятия не имеет, что могло заставить Сириуса оставить их здесь в таком состоянии, но ей приходится отвести взгляд. С Эдгаром он, конечно, обошелся еще хуже, но на Алису и Фрэнка все равно больно смотреть. Кажется, что они на грани психического срыва. Это совсем не то, что Мэри хочет видеть, когда смотрит на них — самых ярких и жизнерадостных людей в ее жизни. — Мэри? Мэри, Мэри, это ты? — хрипит Алиса. Ее голос звучит сиплым от криков. Почему Мэри не слышала их? Почему их вообще никто не услышал? — Алиса, — говорит Мэри. — Что… что я могу сделать? — Убей меня, Мэри, пожалуйста, — умоляет она. Мэри трясет головой и, пошатываясь, отступает назад. — Нет. Я не могу это сделать. Я не могу… — Мэри, пожалуйста, — Алиса захлебывается рыданиями, и, кажется, кровью. Ее тело содрогается в непроизвольных судорогах. — Нет, — говорит Мэри. Это извинение, и она надеется, что Алиса сможет его услышать. Мэри просто не может этого сделать. Она разворачивается и удирает оттуда со всех ног, ненавидя себя за каждый шаг. Ей нужно одолеть Сириуса и Римуса. Может быть, если у нее получится, у Алисы и Фрэнка еще будет какая-то надежда. Она слышит резкий стук, как раз когда закрывает за собой дверь, но не оборачивается, чтобы посмотреть, что издало этот звук. Сириус и Римус находятся в другом конце коридора, и это просто чудо, что они ее не замечают. Мэри пускается обратно по лестнице тем же путем, каким пришла, но на этот раз, она так занята тем, что оглядывается назад через плечо, что не замечает ступеньку и с громким шумом спотыкается, пролетая последние несколько ступенек. Она тянется за первым, что приходит в голову — за тяжелой стеклянной бутылкой водки, зная, что у нее есть всего несколько секунд, прежде чем ее поймают. Она отвинчивает крышку и выливает жидкость на пол у лестницы, надеясь, что он станет скользким и липким. Она держит бутылку наготове, как бейсбольную биту, и когда первый из них несется вниз по лестнице, замахивается изо всех сил. Мэри бьет Римуса по голове, и тот с грохотом падает. Сириус, по милости бога, который, очевидно, не так уж и ненавидит Мэри, поскальзывается и валится на колени. Она могла бы ударить бутылкой и его, но вместо этого, не теряя времени, бросается за пистолетом Римуса. Бутылка с грохотом разбивается об пол. Мэри вскакивает на ноги и хватает пистолет, направляя его на Сириуса прежде, чем тот успевает прийти в себя. Он вскидывает руки в знак капитуляции и смотрит на нее с лукавой усмешкой. — Ну и ну, а я то думал, что ты не собираешься меня убивать. — Женщине нельзя уже и передумать, — говорит Мэри, закатывая глаза. Сириус улыбается, а затем Мэри падает. Римус, который, очевидно, не совсем в отключке, пнул ее по ногам. Она ударяется головой о твердый пол и чувствует, как сотрясается череп, но у нее нет времени терять бдительность. Пистолет вылетает из рук Мэри, когда ее грубо дергают вверх — Римус хватает ее и заламывает руки за спину. Он толкает ее к Сириусу, и тот хватает пистолет с пола, снимая его с предохранителя. Сириус держит ее так крепко, как только может, но она все равно извивается изо всех сил. — Ты не можешь выстрелить сейчас, — говорит Мэри, задыхаясь. — Ты можешь случайно задеть Сириуса. — Я неплохо стреляю, не переживай, — говорит Римус, вскидывая пистолет и прищуриваясь. — Ты в этом уверен? — спрашивает Сириус, только это не его голос. Этот звучит более глубоко и твердо. Мэри могла бы подумать, что он принадлежит Римусу, вот только… Римус задыхается, и пистолет непроизвольно выпадает из его рук. Мэри видит острый конец лезвия, прошедшего сквозь его шею, а за ним… — Только попробуй, сученыш, — говорит Кингсли, грубо толкая Римуса на пол. Нож, который теперь торчит из шеи Римуса, выглядит как тот, которым убили Питера. Мэри понятия не имеет, не галлюцинация ли это. Может быть, Сириус вырубил ее, и все это происходит у нее в голове, потому что Кингсли должен быть мертв. Сириус, кажется, полностью забывает о Мэри, отпускает ее и падает на колени рядом с Римусом. Мэри бросается к Кингсли, позволяя ему заключить себя в крепкие объятия, чтобы убедиться, что он настоящий. — Что… как… — Из него херовый стрелок, — говорит Кингсли. Кажется, ему больно, но очевидно не настолько, чтобы быть не в состоянии заколоть кого-то ножом. — Римус, Римус, Лунатик, посмотри на меня, — повторяет Сириус снова и снова. Он держит в ладонях лицо Римуса, глаза которого стекленеют. — Мэри, нам нужно идти, — говорит Кингсли, пока Сириус увлечен смертью любви всей его жизни. Мэри знает, что он прав, но просто не может уйти. Она не может оставить игру незавершенной. — Нет, — говорит она. — Мэри, если мы выберемся, то сможем позвать на помощь. А если мы останемся здесь? Ничего хорошего точно, — говорит Кингсли. — Нет, — повторяет она, сурово глядя на Кингсли. — Ты иди. Мне нужно закончить здесь, — она стискивает челюсти, видя его сомнение. — Тебе не нужно меня спасать, Кингсли, я не дама в беде. По какой-то иронии судьбы именно я оказалась в конце этого кошмара, и моя задача — отомстить за всех своих друзей. И за твоих тоже. Она легонько толкает его. — Иди. Позови на помощь. Когда ты вернешься обратно, здесь буду либо я, либо Сириус, и на твоем месте я бы ставила на меня, — она протягивает руку, останавливая его прежде, чем он успевает уйти. — И скажи, что тут два человека, которым нужна экстренная медицинская помощь. Я имею в виду, кроме нас. — Не говори, что после всего, что они сделали, ты собираешься спасать их… — Не их, — обрывает Мэри. — Алиса и Фрэнк живы, но долго не протянут. Глаза Кингсли расширяются, но он не задает лишних вопросов, просто выскальзывает из комнаты, вновь растворяясь в тени. Мэри могла бы пойти за ним, могла бы спрятаться, но сейчас у нее есть преимущество, и она хочет немного повеселится, пока может. Может быть, Сириус, в конце концов, не во всем ошибался. Она наклоняется и вытаскивает нож из шеи Римуса. Тот выходит с отвратительным звуком, кровь течет, словно река сквозь прорванную плотину. Руки Римуса дрожат, хватаясь за любую опору, которую только могут найти. — Лунатик, ПОСМОТРИ НА МЕНЯ, — требует Сириус, но Римус не может. Мэри уверена, что он уже больше ничего не видит. Мэри приподнимает ногу и со всей силы пинает его в голову. Раздается тошнотворный треск, и Римус перестает двигаться, за исключением слабых конвульсий не имеющих ничего общего с жизнью. Сириус становится похож на привидение, когда вспоминает, что она еще здесь. Теперь нож у нее. Что он собирается с этим делать? Мэри разворачивается на каблуках и выбегает из комнаты, заставляя Сириуса броситься вслед за ней. Он выкрикивает угрозы о кровавом убийстве, обзывая ее всеми словами, какие только приходят в голову. Забавно, как он расстроился, когда его любимого человека отправили прямиком в могилу. В коридоре есть шкаф, и она проскальзывает внутрь, оставляя его открытым ровно настолько, чтобы Сириусу могло прийти в голову заглянуть туда. Внутри висит один из костюмов, которые он надевал во время убийств. Она надевает маску, ненависть кипит в ее жилах. Мэри слышит, как звуки его шагов становятся все ближе и ближе. Он смеется. — О, тупая ты сука! Выходи, выходи, блять, где бы ты ни была! — зовет он и тянется к ручке шкафа. Как только он открывает дверцу, Мэри в ярости выскакивает на него. Она не задумывается, просто вонзает нож ему в грудь. Когда Сириус падает, она опускается на пол и в конце концов оказывается на нем, вырывая и занося нож, готовясь ударить снова. Он с большим трудом тянется, чтобы стянуть с Мэри маску, а затем плюет ей в лицо кровью. Они оба выглядят как ад, она уверена в этом. Прекрасно. Именно туда Мэри и собирается его отправить. — Это того стоило? — спрашивает она, тяжело дыша. Его лицо расплывается в улыбке, кровь покрывает зубы. В следующую секунду он вытягивает руку и прижимает к виску Мэри пистолет. — Даже не знаю, дева Мария. Стоило? Ее тело замирает. Мэри не позволит этому случиться, не тогда, когда она так близка. Он прямо у нее в руках. Он не победит. Он не может победить. Она… БАХ! Хлопок входной двери, раздавшийся, словно выстрел — именно то, что нужно, чтобы отвлечь Сириуса. Пользуясь моментом, Мэри вгоняет нож в его руку, заставив выронить оружие раньше, чем он успеет спустить курок. Он кричит от боли, когда нож вонзается до самой кости, разрывая мышцы и нервы. Мэри берет с пола пистолет и перекладывает в другую руку, просто на всякий случай. Кингсли врывается в комнату, Андромеда следует за ним по пятам. Ее волосы растрепаны, а лицо бледное, как солнце, поднимающееся в небо из-за горизонта. — О боже, — вскрикивает Андромеда. Мэри резко встает, наблюдая, как голова Сириуса склоняется набок. На его лице застыло подобие улыбки. Его грудь не поднимается и не опускается, но он покрыт таким количеством крови, что трудно сказать, где у него настоящие раны, а где поддельные. Пол скрипит, когда Кингсли подходит и встает рядом с ней. Мэри роняет нож, чувствуя, как по венам разливается облегчение. Она думает, что после этого у них с Кингсли могла бы сложиться настоящая дружба. Вообще-то, она могла бы выйти за него замуж. Ей все равно, платоническими будут эти отношения или нет. Некоторые вещи связывают людей вместе на всю жизнь. — Осторожнее, — говорит он, — это та часть, где убийца внезапно воскресает для финального скримера. — Что, черт возьми, ты… АААААА! — начинает Андромеда, срываясь на шокированный крик, когда Мэри чувствует острую боль в ноге. Слабая рука Сириуса сжимает нож, вонзающийся ей в икру. Она задерживает дыхание, сдерживая слезы, и взводит курок пистолета, который все еще держит в руке. — Только не в моем ебаном фильме, — говорит она и стреляет ему в голову. Дважды. Никакого воскрешения и никаких сомнений. Мэри опускает руку, чтобы выдернуть нож из икры, и покачивается, но удерживает себя на месте. Она почти уверена, что могла бы сейчас сразиться с богом и победить. — Должно быть, это первый раз, когда в конце фильма ужасов выживают двое черных, — говорит Кингсли, и Мэри начинает смеяться. Она не может остановиться. Слезы льются из ее глаз, когда она смеется, и стекают вниз по крови, запекшейся на ее лице, смешивая соль с железом на языке. Вдалеке, через открытую дверь, она слышит приближающийся вой сирен. — Ты вызвал? — спрашивает она у Кингсли. — Она, — отвечает он, кивая на Андромеду. Андромеда все еще выглядит так, будто ее вот-вот стошнит, но качает головой и говорит: — Ты сделала это, Мэри. Мэри замечает свое отражение в зеркале на стене. Ее кудри спутаны, футболка порвана и свисает с плеча. У нее царапины на руках и шее, и она даже не помнит, откуда они взялись. Кровь друзей и врагов смешивается на ее лице, руках, языке; впитывается в кожу и проникает до самых костей. Она никогда в жизни не выглядела хуже. Но, как ни странно, она никогда не чувствовала себя лучше. Она знает, что никогда не будет чувствовать себя более живой, чем в этот момент. — Да, — говорит она, — я, блять, это сделала.