bury a friend

Они все видят, как умирает Доркас. Или вроде того. Они слышат хруст шеи и видят, как она падает с крыши, но не видят, что происходило до, и кто это сделал. Джеймс знает, что с крыши ее столкнули, так же как и знает, что смерть Регулуса — не несчастный случай. Он единственный, кто все еще сидит у его тела, потому что просто не может найти в себе силы отойти. Ему бы хотелось самому уйти под воду и никогда не всплыть, но Сириус сказал ему ждать у озера, пока сам он бегает за помощью, так что Джеймс ждет. Все кричат и паникуют. Половина из тех, кто был на заднем дворе, убежали, скорее всего к своим машинам, даже несмотря на то, что садиться за руль в их состоянии вероятно опаснее, чем оставаться здесь. Джеймс не смог разобрать все, что кричала Доркас с крыши, но точно услышал, как она говорила что-то о Пандоре. Ему все равно что она говорила. Все, что его волнует — тот факт, что Регулус мертв, а он нет, и он не понимает почему. Какой теперь в этом смысл? Когда Джеймс думал о своем будущем, в нем всегда фигурировал Регулус. А теперь там пустая дыра, которую Джеймс не хочет ничем заполнять. Что пугает его больше всего, так это то, что он этого не почувствовал. Он даже не заметил этого. Он сидел внизу, смотрел фильм и играл в "Правду или Действие", а Регулус умирал. Что, если он звал Джеймса? Что, если он думал, что Джеймс придет и спасет его, и умер, думая, что его недостаточно любили? Джеймс не может простить себе этого. У него есть желание найти Марлин, потому что она, вероятно, единственная, кто мог бы понять, через что он сейчас проходит. Он чувствует руки на своих плечах, но не поднимает головы, чтобы посмотреть, кто это. Если повезет, то это тот, кто пришел убить его. Он слышит, как кто-то произносит его имя, но не реагирует. В этом мире больше не осталось того, что стоило бы слушать. Единственный голос, который пел прекраснее всех остальных, захлебнулся водой. Он теряет всякий контроль над своим телом и чувствует, что сознание утекает от него, но не делает ничего, чтобы остановить это. Люди начинают встревоженно кричать, но он просто тянется к Регулусу изо всех оставшихся у него сил. Он прижимает их тела друг к другу и закрывает глаза. Когда Джеймс снова открывает их, то понимает, что он больше не на улице. Он снова в подвале и почти вздыхает с облегчением. Он заснул во время фильма, и ему приснился ужасный сон. Регулус не мертв, Доркас не мертва, и реальность все еще стоит того, чтобы жить. Но почему все так на него смотрят? — Что происходит? — спрашивает он. Стоящий перед ним Сириус закрывает глаза в приливе чего-то похожего на облегчение. Он садится и оглядывает комнату. У всех очень серьезные лица, и несколько человек явно отсутствуют. Его сердцебиение снова учащается, потому что он не может... он не может застрять в этом мире, который, как ему казалось, он выдумал, где жизнь ничего не значит, потому что его любовь мертва. Джеймс поворачивается и смотрит через плечо, крик и рыдания застревают у него в горле. Он начинает задыхаться и снова чувствует руку на своем плече. Он знает, что она принадлежит Лили. Он знает ее прикосновения как свои пять пальцев. По всей комнате в ряд разложены тела. Вот Гидеон и Фабиан, и невозможно сказать, кто есть кто, потому что все, что находится ниже их голов обезображено. Рядом лежит кто-то, кого Джеймс даже не может узнать, потому что он выглядит настолько изуродованным, что можно подумать, убийца имел к нему что-то личное. Вероятно, это Эдгар Боунс, парень из футбольной команды колледжа, но сказать наверняка невозможно. Затем Карадок с раной в виде креста поперек груди. Рядом с ним Бенджи, полностью выпотрошенный и с синяками на горле. Джеймс и не подозревал, что человек может быть настолько пустым. Там лежали еще три тела, и именно из-за них у Джеймса перехватило дыхание. Он почувствовал, как боль пронзает все его тело. Регулус, такой белый и посиневший одновременно, унесен холодными руками озера туда, где Джеймс не может до него дотянуться. Марлин, кровь которой покрывает ее практически с головы до ног, в груди зияющая рана. Доркас, чьи руки в крови, которая ей не принадлежит, голова все еще повернута под неестественным углом. И рана на голове, полученная, вероятно, в результате падения с крыши на бетон. — Что происходит? — повторяет Джеймс, не в силах выдавить из себя ничего, кроме шепота. Он знает, что если снова откроет рот, то из него выйдет желчь. Он отводит взгляд, снова поворачиваясь к остальной собравшейся группе. — Кто-то убивал людей весь вечер, — говорит Мэри. Ее голос звучит опустошенно. — Мы нашли записку в кармане Доркас после того, как она упала, и это привело нас к Марлин, которая привела нас к Карадоку, а затем и к остальным. — Доркас не упала, — перебивает Барти. — Нет, — соглашается Мэри. — Не сама. — Но… почему? — спрашивает Джеймс. Римус смеется, но в его смехе нет ничего веселого. — На полу за тобой восемь трупов, Джеймс. Кого волнует “почему”? — Если мы узнаем почему, возможно, нам удастся остановить убийцу, — встревает Эммелин. Лили качает головой. — Нет. Мотив здесь не играет роли. Остаться в живых — вот все, что имеет значение. Он больше не может красться в тени и убивать нас одного за другим. Мы знаем правила игры, теперь вопрос только в том, кто победит. — Мы знаем как он выглядит? — спрашивает кто-то, кого Джеймс не узнает. В комнате всего несколько человек, не считая его близких друзей, и Джеймсу приходится сделать вывод, что это все люди, оставшиеся на вечеринке. Наверняка, все остальные сбежали, когда с крыши столкнули Доркас со сломанной шеей. — Длинный черный балахон, белая маска, похожая на какого-то грустного призрака, — говорит Сириус. Он бросает взгляд на тела. — Во всяком случае, так сказал Рег. О боже. Регулус сходил с ума, пока танцевал с Джеймсом, потому что видел, как кто-то убил Карадока. Джеймс действительно поверил ему, в каком-то смысле. Он не думал, что Регулус врал, но он просто списал все на то, что Пандора могла дать ему какие-то наркотики, пока Джеймс не видел. Это было бы не в первый раз. А у Регулуса всегда были галлюцинации в больших количествах, когда он принимал определенные виды наркотиков. Лили застывает рядом с Джеймсом, и он понимает, что с ней нет Пандоры. — А это вообще важно? — спрашивает Кингсли. — Мы знаем что это Пандора. — Мы не знаем… — начинает Лили, но Кингсли обрывает ее. — Доркас сказала, что это она, прямо перед тем, как ее убили. Я думаю, она, возможно, знала, разве нет? — Нет, если убийца был в маске, — говорит Питер. — Почему она тогда сделала такое предположение? — давит Кингсли. Никто не отвечает. Кингсли, очевидно, не очень хорошо знает Пандору, потому что их молчание достаточно красноречиво, и каждый знает, о чем думают другие. — Кто-нибудь вызвал полицию? — спрашивает какая-то девушка, которую Джеймс тоже не знает. Сириус стискивает зубы. — В моем доме восемь трупов, и все, кто не сбежал, или пьяны или под кайфом, и, держу пари, копы не очень благосклонно отнесутся к этому. Все мы знаем, что они предпочитают сначала стрелять, а потом задавать вопросы. — К чему ты клонишь? — осторожно спрашивает Эммелин. — Мы разберемся с этим сами, — переводит Мэри. — Я больше всех здесь ненавижу копов, но это просто пиздец какая тупая идея, — говорит Кингсли. — Я, например, не хочу умирать. — Тогда хорошо, что ты так тщательно изучил фильмы ужасов, — саркастично замечает Римус. Джеймс задумывается, когда он в последний раз прикасался губами к Регулусу, и ему кажется, что это могло быть наверху, в спальне, до того, как они решили вернуться на вечеринку. Целовались ли они, пока танцевали? Он не может вспомнить. Почему он не может вспомнить? Губы саднит. У них был секс, конечно, у них было много секса, но разве из-за этого убили Регулуса? Это то, что сказал Кингсли — девственники живут, шлюхи умирают. Тогда почему Джеймс все еще здесь? Почему убийца не забрал их обоих? Джеймс не собирается задерживаться на этом свете без Регулуса. Мир уже теряет краски. Все вокруг похоже на пепел. — Думаю, это я убил его, — говорит Джеймс. Он чувствует, как все снова поворачиваются, чтобы посмотреть на него, но не может отвести взгляда от Регулуса. — Под ним ты подразумеваешь… Регулуса… — произносит Лили. — А кого же еще? — Ну, тут еще семь мертвых тел, — замечает Питер. — Я не вижу никого, кроме него, — честно отвечает Джеймс. Даже Марлин и Доркас, которых он любит, как часть самого себя. Регулус отличается. Может быть, это нездорово, может быть, это созависимость, но Джеймс никогда не был сторонником полумер. Нет ни одного человека, которого он решил бы впустить в свою жизнь, не вплетая его под кожу. Регулус — это не просто часть Джеймса, он — сама ткань его жизни. Прямо сейчас он чувствует, как эта ткань трещит по швам. — Джеймс, это какой-то пиздец, — говорит Римус. — Может, ты не понимаешь, потому что там лежит не Сириус, — огрызается Джеймс. — Не впутывай меня в это, — шипит Сириус. — Давайте не будем спорить о том, чья жизнь важнее, хорошо? — говорит Мэри. — Это ни к чему не приведет. Кроме того, очевидно, что Марлин. — В конце концов, мы все понимаем, кто наименее важен. Кто вообще этот одноглазый чувак? — говорит Сириус. — Это Эдгар, и вообще-то он отличный парень. Он не заслуживал того, что с ним сделала Пандора, — говорит Кингсли. Лили раздраженно вздыхает. — Почему сразу Пандора… — Ты действительно веришь в это или просто пытаешься быть хорошей девушкой? — спрашивает Мэри. Враждебные нотки в ее голосе угадываются безошибочно. Джеймс прекрасно понимает, что Мэри все еще влюблена в нее, но это не мешает Лили выпалить в ответ: — Да что ты понимаешь в том, как быть хорошей девушкой? Эммелин вскидывает руки, переводя взгляд с Мэри на Лили, останавливая Мэри прежде, чем она успевает возразить. — Споря друг с другом, вы ничего не добьетесь и никого не воскресите из мертвых. Мы должны работать вместе, окей? Это один человек. А нас сколько? Он даже не поймет, откуда прилетит. Если мы правильно разыграем карты, вероятность проиграть для нас просто нулевая. — Аминь, — выплевывает Сириус, и его голос сочится гневом. Джеймс не может винить его. В конце концов, это не ее брат лежит мертвый на полу. Эммелин пристально смотрит на него. — Я просто пытаюсь помочь. — Откуда нам знать, что ты не убийца? — спрашивает Барти. — Откуда нам знать, что твое “давайте жить дружно” — не веселый спектакль перед тем, как выпотрошить нас всех? — А откуда нам знать, что ты не убийца? — парирует Кингсли, когда Эммелин закатывает глаза вместо ответа. Барти ухмыляется, и если бы Джеймс не был так уверен в том, что Барти никогда бы не убил Регулуса, он бы решил, что тот точно виновен. — Ниоткуда, — просто отвечает Барти. — Так что лучше меня не злить, не думаешь? Лили, тихо наблюдавшая за происходящим с момента, как Эммелин начала говорить, что-то бормочет, и Джеймс не уверен, должен ли он был это услышать, но он услышал: — Эван так и не добрался сюда. Интересная формулировка. Он не пропустил вечеринку, или забыл сказать им о том, что не сможет прийти. Он просто не смог. Возможно потому, что его тело лежит где-то, такое же бездыханное, как и те, что лежат на полу сейчас. Пандора и Лили видели его в магазине, так ведь? Теоретически, они могли знать, куда он направился после. Одна из них могла даже проследить за ним. Джеймс встает. Тело движется само собой, еще до того, как мозг успевает обработать. Он знает куда идет, он знает, кого должен найти. Он не успокоится, пока его тело не будет лежать рядом с Регулусом. — Джеймс? Что ты делаешь? — спрашивает кто-то. Должно быть, Питер. — Иду за водой, — говорит он, а затем смеется. Он ненавидит воду. Он ненавидит все, что с ней связано. Но он полон решимости утонуть, может даже в собственной крови. Главное, чтобы это привело его обратно в объятия Регулуса. — Джеймс, дружище, это не очень хорошая идея — идти куда-то одному, — говорит Римус. — Я пойду с ним, — говорит Лили. Она оглядывает комнату жестким взглядом. — Если Пандора все же та, кого мы так боимся, то она никому не навредит, пока я рядом. Никто не спорит с ней, но никто и не соглашается. Джеймсу действительно интересно, прячется ли Пандора потому, что все подозревают ее, или потому, что готовится к следующему убийству. Скоро ему удастся это выяснить. Лили тоже встает и берет Джеймса за руку. — Пошли, — говорит она. Джеймс встречается взглядом с Сириусом, тот явно пытается что-то передать, и обычно Джеймсу не составляет труда понять Сириуса без слов, но сейчас он словно ослеп от боли из-за Регулуса. Поэтому, что бы Сириус ни пытался сказать, он остается проигнорированным, и Джеймс выходит из комнаты вслед за Лили. Только когда они поднимаются по лестнице, туда, где не бушует вечеринка, Лили останавливает его. Она что-то говорит, но сначала он не сосредотачивается достаточно, чтобы расслышать ее, потерявшись в мыслях о том, во что превратилась эта ночь. Музыка все еще играет — все, должно быть, забыли о ней, торопясь либо убежать, либо спрятаться от убийцы, но внизу никто не танцует. Повсюду беспорядок, пол липкий от пролитого алкоголя, а в открытые двери и окна, подготовленные для побега, врывается легкий ветерок. — Джеймс, — резко говорит Лили, и Джеймс наконец отвлекается от своих мыслей, чтобы выслушать ее. Она ждет, пока он не посмотрит прямо на нее, чтобы спросить, — что мы на самом деле здесь делаем? Я знаю, что ты не водички попить идешь. — Мне нужно найти Пандору, — говорит Джеймс. Нет смысла врать Лили. Даже если она кому-нибудь расскажет, это не будет иметь значения. Он получит то, что ему нужно. — Джеймс, нет, — говорит она. — Я не позволю тебе навредить ей из-за этого. Мы не… мы не знаем, была ли это она. — Что? — спрашивает Джеймс, искренне сбитый с толку. Лили прикусывает губу. Она почти шепчет: — Убить остальных? Я думаю она могла. Окей? Я думаю она убила их. Но Регулуса? Ни за что. Этого просто не могло произойти. Может, он действительно утонул случайно, может, это просто ужасное стечение обстоятельств. — Он бы и близко не подошел к воде, даже если был под кайфом. Ну же, Лили. Ты знаешь Пандору, я знаю Регулуса, — говорит он так же тихо и настойчиво. — Как думаешь, их двое? Убийц? — спрашивает она. — Только если это ты и Пандора. Ты в этом замешана? — Нет, — говорит она. Джеймс не уверен, убедительно ли это, но ему плевать. — Один убийца, двое — без разницы, — говорит он. — Мне просто нужно найти хотя бы одного. — Это не вернет его к жизни, — уговаривает Лили. — Убийство Пандоры не вернет тебе улыбку, не заставит Регулуса снова дышать, и не заставит мир снова вращаться. Оу, она думает…? Джеймс усмехается. — Ты думаешь, я хочу найти Пандору, чтобы убить ее? — А для чего еще тебе искать убийцу? — спрашивает она, и это глобальное различие между ними. Вот почему Лили так хорошо подходит Пандоре, а Джеймс — Регулусу. Джеймс и Регулус могли бы убить за близких людей, но они больше склонны умирать за них. Пандора и Лили — полная противоположность. — Я хочу, чтобы она убила меня, — говорит Джеймс. Лили, к ее чести, не побежала тут же рассказывать остальным. Она не начала пытаться переубедить его, хотя Джеймс видел, что ей хочется. — Мир будет унылым местом без тебя, Джимджэм, — говорит она вместо этого. — Без него мира нет, — отвечает он. — Нет, — соглашается она. Лили смеется, но это звучит скорее как рыдания. — Никто из нас не переживет эту ночь. Честно говоря, ты молодец, что хочешь умереть на своих условиях. — Ты переживешь. Привилегии секса с убийцей. Это, и то, что Лили заслуживает выжить. Может, она и немного сумасшедшая, но он искренне хочет увидеть, как она взглянет в глаза богу и скажет, что теперь она здесь главная. Любой бог, который хоть чего-то стоит, будет рад уступить ей место. Но Лили качает головой. — С того самого момента, как я влюбилась в Пандору, я знала, что однажды она убьет меня. Не думала, что это случится так скоро, но так даже лучше. Уйти вместе с друзьями. Я все равно надеюсь, что для меня она приготовит что-то особенное. — Ты сумасшедшая, Эванс, ты знаешь это? — говорит он со всей нежностью, на какую только способен. — Я никогда не была такой хорошей, как все думали, — говорит она. — Я знаю, что Пандора сегодня сделала кучу ужасных вещей, но меня по-настоящему волнуют только три из них. Извини, если это делает меня плохим человеком, но это не она сделала меня хуже, она просто позволила мне быть собой, понимаешь? Джеймс понимает. Эффект, который Регулус и он оказывают — оказывали — друг на друга, очень похож на это. Регулус всегда шутил, что Джеймс сделал его лучше, а он сделал Джеймса хуже, но Джеймсу нравится то, как Регулус изменил его. С Регулусом Джеймс позволил себе быть настоящим. Ему необязательно было быть воплощением совершенства, золотым компасом, чистым сердцем. Он не может изменить свою природу, он никогда не собирался быть маяком в ночи, но существовать ради этого, впервые было чем-то, что ему под силу. Дело не в том, что с Сириусом, Римусом и Питером он не мог себе это позволить, просто в их компании он лучше держал себя в руках. Он хотел заботиться о них, хотел быть тем, на кого всегда можно опереться, тем, кто может улыбнуться им в любое время дня, и тем, кто может любить их так сильно, что они забудут, что когда-то любовь была им недоступна. Регулусу не нравилось, что Джеймс все время улыбался, ему не нравилось, что Джеймс сдерживался, чтобы не заплакать, или что он мог говорить о людях только хорошее. Джеймс до сих пор помнит, как впервые посмотрел на Регулуса и подумал: "Я так сильно хочу его поцеловать". На самом деле это был глупый, несущественный момент, но он останется с ним навсегда — пока он еще может помнить. Они разговаривали, сидя в спальне Регулуса, в квартире, которую он делил с Пандорой. Еще они курили, выдыхая клубы дыма друг другу в лицо и стараясь не рассмеяться. Можно было подумать, что Джеймс хотел поцеловать его именно поэтому, но это не так. На тот момент он был просто рад, что они друзья, и это вполне его устраивало. Регулус сидел на своей кровати, Джеймс лежал на полу. Рег начал жаловаться на всех людей, которых он ненавидит, и рассказывать, почему они все ебланы, а Джеймс смотрел на него широко раскрытыми глазами, удивляясь, как вообще можно ненавидеть людей. Каждый раз, когда он испытывал что-то подобное, он думал: "Ну, может быть, у них не очень хорошая жизнь. Может быть, их собака только что умерла. Может быть, это просто плохой день. Может быть, это я их раздражаю”. Через некоторое время Регулус заметил удивление Джеймса и внимательно посмотрел на него. — Что? Мне что, нельзя говорить "еблан"? Тебя это оскорбляет? — Мой лучший друг — Сириус, — сказал Джеймс. — Мне очень хорошо знакомо это слово. — Ты не можешь сказать его вслух, да? — Регулус так сильно смеялся над ним, что Джеймсу пришлось залезть на кровать и зажать ему рот. (В этот момент он все еще не хотел целовать его) (Он знает, насколько это было нелепо, поверьте). — Это грубо, — сказал Джеймс. — У меня нет привычки быть грубым. — Ты можешь не говорить грубости людям в лицо, но всем ведь нужно выпускать пар, не думаешь? Даже если это что-то незначительное, какой смысл в друзьях, если они не позволяют тебе жаловаться и проклинать стул, о который ты ударился? — спросил Регулус. — Людям не нужно беспокоиться о том, что беспокоит меня, — сказал Джеймс. Регулус откинулся на подушки, одаривая его таким резким взглядом, что Джеймс забеспокоился, как бы не порезаться. — Думаешь, им это нравится? Получать только половину тебя? Просто потому что ты думаешь, что они не заслуживают видеть твои слабости? — Я не говорю, что они не заслуживают, просто им это не нужно. У каждого свои проблемы, мои не так уж и важны. — Кого это волнует? Я только что распинался о том, как какой-то мудак, идущий быстрее меня, испортил мой день в прошлую среду. Ты стал думать обо мне хуже после этого? Тебе не терпится кинуть меня, потому что я слишком загрузил тебя этим? Джеймс закатил глаза. — Ладно, я понял, к чему ты клонишь. Но Регулус был братом Сириуса, и эти двое — ни что иное, как олицетворение абсолютного упрямства до самого конца. — Нет, не понял. Ты просто пытаешься угодить. Опять. — Хорошо, что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Джеймс — Хочу, чтобы ты назвал кого-нибудь ебланом, и сделал это от всей души, — сказал Регулус. — Рег… — Назови меня ебланом, мне плевать. — Но ты не еблан. Ты мне нравишься. Оглядываясь назад, Джеймс может вспомнить, как Регулус покраснел, но тогда он думал, что Регулус просто насмехается над ним. — Джеймс, невозможно любить всех. Должен быть хоть один человек, который тебе не нравится. Джеймс ненавидел тот факт, что кто-то все же пришел ему на ум, потому что он так старался подавлять в себе это, но Регулус оказывал на него влияние, подобно какому-то чокнутому гипнотизеру. — Эдгар из футбольной команды. — Эдгар из футбольной команды. — Мне он… не нравится. — Вау, — Регулус приподнимает бровь. — Ты в порядке? Тебе нужно прилечь? — Ха-ха. — Назови его ебланом. — Я не уверен, что он настолько плох, может он просто… — Назови его ебланом. – Он, наверное, не назвал бы так меня, разве это честно… — Назови его ебланом. Назови его ебланом. Назови его ебланом. Назови его ебланом… — Ладно! — Джеймс вскинул руки. — Эдгар еблан. Вот он. Именно в этот момент. Когда лицо Регулуса просияло от гордости. Это был первый раз, когда Джеймсу захотелось поцеловать его, и уж точно не последний. Вспомнив об этом, Джеймс поворачивается к Лили. — Эдгар Боунс, — говорит он. — Что? —спрашивает она. — Эдгар Боунс. Он один из убитых. — Окей? Джеймс делает паузу. — Он еблан. — Слэй, — говорит Лили, и они оба двигаются дальше. Джеймс не верил их друзьям, когда они называли этот дом жутким. Он не мог быть жутким, будучи таким наполненным любовью, смехом и хаосом, который представляют из себя Джеймс, Сириус, Римус и Питер. Но прямо сейчас, когда внизу играют хиты семидесятых, а звенящая тишина поглощает все остальное пространство, оставляя место лишь ветру, свистящему через открытые окна и двери, дом действительно кажется пугающим. Их шаги скрипят по полу, и Джеймс надеется, что это послужит красной тряпкой для убийцы. Для Пандоры. Джеймс резко поворачивает голову, услышав какое-то шуршание из соседней комнаты, но Лили подталкивает его вперед. Они поднимаются наверх, но там никого нет. Пол в одной из ванных комнат залит кровью, простыни Джеймса смяты, но, несмотря на это, там ни души. Какой мразью надо быть, чтобы выкачать весь кислород из легких Джеймса и ожидать, что он переживет это? Его вены были наполнены кровью, готовой утолить жажду бури, осталось только их вскрыть. Ему все равно, как это произойдет, будет ли это жестоко или безболезненно, быстро или мучительно долго, он просто хочет, чтобы его сердце перестало биться. Звонит телефон — один из стационарных, которые они установили по приколу. Джеймс уже очень давно не слышал, чтобы какой-нибудь из них звонил, и он задается вопросом, кто же мог быть на другом конце провода. Он оглядывается через плечо, и Лили уже нет. Телефон перестал звонить. Она сняла трубку, или ее саму уже сняли? Но нет, даже если Пандора действительно собирается убить Лили, то она оставит лучшее на потом. Джеймс решает продолжить идти без нее. Свой путь к пламени смерти он должен пройти в одиночку. Регулус был один, когда умирал, так что Джеймс считает справедливым, что он тоже. К тому же, если убийца — Пандора, то ей же будет лучше поймать его без Лили под боком. Словно в ответ на молитву, когда Джеймс начинает спускаться обратно на первый этаж, у подножия лестницы его поджидает фигура. Это должна быть Пандора, но он ценит ее преданность легенде. Она одета в длинный черный плащ с капюшоном, и на ней белая маска, как и сказал Сириус. Она чем-то напоминает театральную, но кажется более драматичной. Маска с вытянутым ртом, и она как будто скорбит, что кажется уместным. Глаза такие же печальные. Она выглядит одиноко, и Джеймсу знакомо это чувство. — Пандора, — говорит он. Он предполагает, что она наблюдала за ним всю дорогу вниз по лестнице. Теперь их разделяют три ступеньки, и Джеймс останавливается. В любом случае, широкие отверстия в глазах маски направлены на него, так что он надеется, что она смотрит. — Ты ничего не собираешься говорить, да? — спрашивает Джеймс. Она качает головой. — Ты собираешься убить меня? Пандора не реагирует. Ее плечи слегка опускаются, что говорит о том, что она услышала его, но намеренно воздерживается от ответа. Он не уверен почему. Она знает его достаточно хорошо, чтобы понимать, что для него жизнь без Регулуса хуже смерти. — Мне придется тебя уговаривать? — спрашивает он, и теперь она склоняет голову набок, будто она удивлена его словами. Или, возможно, “заинтересована” будет более подходящим словом. Как бы то ни было, она слушает, и Джеймс готов умереть, но он не собирается делать этого, не вставив свои пять копеек. Он хочет убедиться, что она понимает, что он умрет не за нее, а за Регулуса, и он сделал бы это хоть тысячу раз. — Хорошо, — говорит он, облокачиваясь на перила, — я уговорю тебя. Я не хочу оставаться здесь. У меня ничего не осталось. Все мое будущее было завязано на Регулусе, но теперь он — мертвое тело на полу, и сейчас это единственное будущее, которое я вижу для себя. Я хочу, чтобы черви заползли в мои глаза, хочу, чтобы грязь попала в легкие, которые больше не функционируют. Я вытерплю все, что приведет меня к нему. Я хочу умереть. Пожалуйста, дай мне умереть. Пожалуйста, дай мне то, о чем я не имею права просить. Ты убила еще восемь человек сегодня, ты не можешь использовать меня и покончить с этим? Если я сделаю из себя мученика, это спасет остальных? Пандора поднимает руку в перчатке. Она постукивает по фотографии на стене. На ней Сириус и Джеймс на улице, в снегу. Сириус обхватывает лицо Джеймса руками, а Джеймс целует его в щеку. Он не уверен, что она имеет в виду, но у него внезапно возникает отчетливое ощущение, что она пытается провернуть с ним какой-то психологический трюк. Она хочет переубедить его, чтобы было приятнее, когда она все-таки обнажит свой клинок. Он долго смотрит на фотографию. Сириус и Джеймс отличаются от Джеймса с Регулусом. Во-первых, с Сириусом Джеймс не трахается. Им это даже в голову никогда не приходило. Ну, то есть, ладно, это ложь. Они думали об этом, а потом Сириус начал думать о том, чтобы трахнуть Римуса, эта идея ему понравилась больше, и они никогда не думали об этом снова. Джеймс не хочет бросать его, но так же он знает, что Сириус поймет его. Он поймет, потому что если бы на полу лежал Римус, холодный и посиневший, Сириус тоже стоял бы тут, умоляя убийцу о том же. — Я знаю, что у тебя где-то спрятан нож, я видел, что он сделал с Марлин. Сделай со мной то же самое. Я даже не буду кричать, — говорит он. Джеймс не позволит ей заманить его в ловушку, приплетая Сириуса. — Лили ты тоже убьешь? Пандора кивает. Джеймс оглядывается через плечо, бросая взгляд вверх по лестнице, туда, где каким-то образом исчезла Лили. —Тогда сначала тебе придется убить меня, — возможно, если он преподнесет это таким образом, если попытается выставить себя каким-то героем, то Пандора все же убьет его. — Не волнуйся, Лили! Я задержу ее! — кричит Джеймс. Ему плевать, слышит его Лили или нет. Пандора делает шаг вперед, он остается на месте. Она делает еще шаг, становясь все ближе и ближе. Их лица (лицо и маска) находятся на расстоянии выдоха друг от друга. Джеймс хочет, чтобы этот выдох стал для него последним. Он хочет, чтобы его перенесли из этого мира в другой, он хочет, чтобы все это наконец закончилось. Пандора с любопытством наклоняет голову, а затем проходит мимо него. Она поднимается по лестнице, не бросив ни единого взгляда в его сторону. Джеймс ошеломлен. Он слишком долго стоит там, на лестнице, задаваясь вопросом, могло ли это быть его галлюцинацией. Зачем убийце проходить мимо него? Она должна быть благодарна за то, что он буквально отдает себя в ее руки. Он взбегает по лестнице, надеясь, что наверху его застанут врасплох, всадив нож в живот, но этого не происходит. Никто не поджидает его там. Он слышит только свои собственные шаги, и даже не слышит Лили, где бы она ни была. — Эй! — кричит он. — Мы играем в прятки? Джеймс не хочет играть, он хочет, чтобы все закончилось. Он хочет быть с Регулусом. Он не может вынести мысль о том, что Регулус блуждает один в загробной жизни, думая, что Джеймс не последует за ним. Регулус должен знать, что нет такого места, куда бы Джеймс за ним не пошел. — Выходи, выходи, блять! — выкрикивает он, расхаживая по коридору. Он начинает колотить по дверям руками, как будто это что-то изменит. Он взбирается на перила балкона, надеясь, что Пандора примчится и столкнет его. То же самое чувство, которое сжало в кулак его сердце, когда он увидел очертания тела Регулуса в воде, снова высасывает воздух из его легких. Пандора собирается оставить его здесь. Она собирается приковать его к этому тленному миру, обременить его жизнью, которую он хочет вырвать из своего горла и бросить в пропасть. Это его наказание. Жизнь — его чистилище. Но он не собирается прыгать с балкона. Регулус никогда бы не простил ему это. Джеймс даже не знает, смог бы он решиться на это. В глубине его сознания есть голос, его мамы или папы, подсказывающий ему, что правильно, а что — нет. Раньше он верил этому голосу безоговорочно, но сейчас понимает, что правильному и неправильному нет места в жизни и смерти, в любви и ненависти. Разве это неправильно — последовать за Регулусом в могилу, когда ему всего двадцать один, и он еще даже не стал настоящим человеком? Определенно, да. Но сейчас ему это кажется правильным, и это все, что имеет значение. Любовь затмевает все. Любовь поставит его на колени с окровавленным горлом, потому что так и должно быть. Иначе какой в этом смысл? — УБЕЙ МЕНЯ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! — орет он. — ТЫ ХОЧЕШЬ ПОИГРАТЬ В БОГА? ТАК ДАВАЙ! НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ГНИТЬ ЗДЕСЬ! ПОШЛА ТЫ, ТЫ ЗАБРАЛА МОЙ СВЕТ, И Я ХОЧУ ЕГО, БЛЯТЬ, НАЗАД! Он находит дорогу в свою спальню и превращается в ураган. Регулус ощущается в каждом дюйме пространства, но все это не то. Он начинает рвать, ломать, уничтожать все, до чего может дотянуться. Это всегда должно было закончиться так, думает он. Джеймс всегда был обречен сломаться. Это плата за его прекрасную жизнь, любимчика вселенной, пойманного в звездном сиянии. Он швыряет простыни через всю комнату, пытаясь разорвать кровать на части голыми руками. Он всего лишь человек, и далеко ему не уйти, но рамки с фотографиями, разбивающиеся об пол, и торнадо его сердца разрушаются в одном ритме. Он падает на колени в эпицентре шторма и желает, чтобы кровь в венах задушила его насмерть, но этого не происходит. На него падает тень, и он боится поднять глаза, потому что почти уверен, что это не освободит его. Пандора, скрытая этим идиотским плащом и маской, наблюдает за происходящим. Теперь у нее в руке нож, очищенный от крови. Он подозревает, что она либо убила кого-то только что, либо приняла его за кого-то другого. — Пожалуйста, — умоляет он. Его голос хрипит. — Я не хочу жить без него. Стекло хрустит под ее ногами, когда она подходит ближе. Она наклоняется и поднимает с пола фотографию, которая выпала из рамки. Это фотография Регулуса. Джеймс сделал ее в начале лета. Волосы падали ему на глаза, а солнце поблескивало на коже, когда он оглянулся через плечо, чтобы посмотреть на Джеймса с фотоаппаратом в руках. Его улыбка хранит в себе тайны вселенной. Это одна из лучших фотографий, что Джеймс когда-либо делал, одна из лучших фотографий, что он вообще видел в жизни. Он бы вытатуировал ее на своем теле, если бы мог. Пандора протягивает ему фотографию, и он берет ее. Он держит ее обеими руками и чувствует себя безвозвратно потерянным. Неважно, что Пандора сделает или не сделает с ним. Он уже мертв. Фотография, в которой когда-то было так много жизни и цвета, кажется серой в его руках. Он умрет от разбитого сердца быстрее, чем от острия ножа. — Он был моей вечностью. Почему ты забрала его у меня? Почему ты не даешь мне воссоединиться с ним? — шепчет Джеймс. Слезы застилают глаза, и он позволяет им стекать по подбородку, шее, груди, телу, к которому в последний раз прикасался единственный человек, который больше никогда не сможет этого сделать. Джеймс в отчаянии, его больше не существует в этом мире. Пандора протягивает ему нож, но он не может выпустить фотографию из рук. Они все равно трясутся слишком сильно, чтобы он смог взять его. — Пожалуйста, — повторяет он, — я сделаю все. Ты хочешь, чтобы я убил всех в доме? Я сделаю это. Я убью даже Питера. Даже Римуса. Даже… даже Сириуса. Если ты хочешь, чтобы они умерли — они умрут. Мне плевать. Я просто хочу домой, — дом для него больше не эта спальня, пропитанная воспоминаниями, и не сад за много миль отсюда, в котором он играл в детстве, пачкая коленки грязью. Дом — это человек, и этот человек — Регулус. Пандора опускается на колени перед ним. Она протягивает руку в перчатке и прижимает палец к его лбу. Даже через перчатку, это кажется знакомым. Он не закрывает глаза, даже когда она откидывает его голову назад. Она поднимает нож и направляет его прямо к горлу Джеймса. Он сглатывает, чувствуя холод лезвия у своей кожи, и это ощущается правильным — Регулусу наверняка было очень холодно, когда он умирал. — Прошу, — умоляет он. Еще одна слеза, соленая и отчаянная, скатывается по его щеке. — Пожалуйста. Пандора впутывает пальцы в его волосы и крепко сжимает, другой рукой получше обхватывая нож. Джеймс делает вдох, выдох, и когда он собирается вдохнуть снова, его дыхание обрывается. Буквально. Лезвие вонзается глубоко в горло, проходя насквозь. Его тело понимает, что происходит, еще до того, как это успевает осознать его мозг. У него возникает желание задохнуться, согнуться пополам и покинуть этот мир. Пандора крепко удерживает его на месте, так что он не делает ничего из этого, еще нет. Он чувствует кровь на языке и слышит, как она льется из его перерезанного горла. Его дыхание становится прерывистым, если он вообще еще дышит. Он смотрит затуманенным взглядом в эту бездушную маску. Он тонет на суше. Джеймс Поттер — хороший мальчик. Он милый и харизматичный, воспитан с лучшими манерами, вечно крутящимися у него на языке. Так что когда он смотрит смерти в лицо, сквозь стиснутые зубы и со вкусом крови во рту, ему удается выдавить: — Спасибо. Последнее, что он видит, прежде чем позволить давящей тяжести смерти поглотить его — фотография в его руках. Регулус, такой живой. Когда Джеймс умирает, жизнь не проносится у него перед глазами. Вот что происходит: он сидит в своей спальне, и ему кажется, что все это он уже видел. Сириус врывается в комнату, волосы наполовину собраны в неряшливый пучок, в руках телефон. — Я, блять, убью Реджи, — говорит он. "Это не смешно" — пытается сказать Джеймс, но вместо этого выходит: — Что он натворил на этот раз? Сириус моргает, оглядывая комнату, а затем растерянно открывает и закрывает рот. — Оу, — говорит он. — Это не комната Римуса. Джеймс ловит свое отражение в зеркале, только, он будто видит себя от третьего лица. Он видит себя в зеркале, с линией поперек горла, где, как он помнит, оно было перерезано, но ещё он видит себя на кровати, удивленно глядящего на Сириуса. Другая версия не видит его, так же, как и Сириус. Это ощущается как воспоминание, понимает он, потому что это оно и есть. Он никогда раньше не умирал, так что не знает, нормально ли это. Тем не менее, он обращает внимание на это воспоминание, потому что помнит его как свои пять пальцев, но оно никогда ему не надоест. Так что он отключает мозг и смотрит на разворачивающуюся перед ним сцену. — И что с того? — спрашивает Джеймс на кровати. — Я хотел обсудить это с Римусом, — смущенно говорит Сириус. Джеймс поднимает подушку и кидает в него. Сириус пытается уклониться, но реагирует слишком медленно. — Есть что-то, о чем ты не можешь мне сказать? — Да, — говорит Сириус. — Только потому, что ты в этом замешан. — Замешан? И как именно? Джеймс помнит, как почувствовал трепет в груди. Сириус собирался пожаловаться на Регулуса Римусу, и Джеймс каким-то образом был замешан в причине этих жалоб. В то время у Джеймса уже были сильные чувства к Регулусу, и он воспринял бы любой намек на то, что Регулус, возможно, слегка чувствовал что-то в ответ. — Я не скажу тебе, — говорит Сириус. — Так неинтересно, — вздыхает Джеймс, вскакивая с кровати. — Тогда я просто пойду и спрошу твоего брата. Сириус бормочет что-то себе под нос, и тот, Джеймс из прошлого, не услышал его, но теперь, глядя на воспоминание со стороны, Джеймс улавливает все: — Пожалуйста, ради всего святого, сделай это. Я больше не могу выносить эти ебучие охи-вздохи. — А? — спрашивает Джеймс из прошлого, и Сириус просто выгоняет его из комнаты. Джеймс уходит, и мертвый Джеймс уходит вместе с ним, словно привязанный. На кухне Регулус и Питер играют в шахматы. Регулус безнадёжно проигрывает, но Джеймс знает, что он делает это нарочно. Единственный человек, который может обыграть его в шахматы без того, чтобы Регулус поддавался — Сириус, и это бесконечно раздражает Регулуса. Должно быть, что-то отразилось на лице Джеймса, когда он вошел, потому что Регулус сразу же заподозрил неладное. — Что сказал тебе мой брат? — резко спрашивает он. — Ничего, — говорит Джеймс. Регулус не отводит от него взгляд. Джеймс вздыхает. — Ладно, он сказал, что собирается убить тебя, но только потому что думал, что говорит это Римусу. — Почему он обсуждает мое убийство с Римусом? — говорит Регулус с наигранной скукой в голосе. — Ему стоит проконсультироваться в этом вопросе со мной. — Честно говоря, я бы проконсультировался с Пандорой, — говорит Джеймс. — У нее бы точно получилось избежать наказания за это. — Я бы смог избежать наказания за убийство, — возмущенно говорит Питер, но они оба игнорируют его, как и всегда, когда говорят друг с другом. Все остальные просто исчезают. — И почему же он хочет убить тебя? — спрашивает Джеймс, садясь рядом с Регулусом. Тот смотрит в окно, где только что начался дождь. — Это вообще-то не твоё дело. — Я бы не стал помогать ему убивать тебя, клянусь, — говорит Джеймс, протягивая мизинец. Питер стонет и встаёт. — Флиртуйте где-нибудь в другом месте, пожалуйста, я устал от этой чепухи. — Мы не флиртуем… — начинает Регулус, но Питер обрывает его. — Ох, брось, — говорит он поворачиваясь к Джеймсу. — Джеймс, Регулус по уши в тебя влюблен и только что рассказывал, какой ты сексуальный. Сириус подслушал, так что, вероятно, именно поэтому он хочет убить Регулуса. Не потому что он не хочет, чтобы вы были вместе, а потому что Регулус уже заебал этим всех,— он поворачивается к Регулусу, тот в шоке приоткрыл рот. — Регулус, Джеймс уже так глубоко у тебя в заднице, что с таким же успехом ты можешь звать его анальной пробкой, — он останавливается и кривится. — Сделайте вид, что я этого не говорил. Суть вот в чем: он твой, тупой ты идиот. А теперь разберитесь с этим и перестаньте уже вздыхать друг по другу, словно вы сраные Лиззи и Дарси! С этими словами Питер топает из комнаты, игнорируя незаконченную партию в шахматы. Сердце Джеймса бьется слишком быстро, чтобы он мог должным образом осмыслить то, что сказал Питер. Ему все равно, знает ли Регулус о его чувствах, но он выглядит таким напуганным, что Джеймсу трудно поверить, что он нравится Регулусу в ответ. Регулус еще секунду сидит с широко раскрытыми глазами и в панике, а затем вскакивает с места. — Я иду домой, — говорит он и практически выбегает из комнаты. Джеймс застывает на месте еще на секунду, а затем бежит за ним. — Рег, подожди! — зовет он, но Регулус на задании. Его тупая гейская задница вылетает за дверь быстрее, чем Джеймс успевает моргнуть. Дождь все еще идет, теперь немного сильнее, но Джеймс не обращает на это внимания, выбегая за ним через парадную дверь. Регулус сложил руки вместе, ссутулил плечи, и очень стремительно промокает под дождем, но не сбавляет темпа, даже когда Джеймс продолжает звать его по имени. Но Джеймс быстрее, чем Регулус, с его годами футбольных тренировок, и он из тех парней, что бегут к тому, кого любят, быстрее, чем бьется сердце, движущее его вперед. Джеймса с детства окружала любовь, он чувствует ее, как сбивчивый пульс в своей крови. Не его вина, что его родители — воплощение вечных чувств. Не его вина, что он впервые влюбился еще до того, как понял, что это значит (им было по четыре, и она дала ему камешек на детской площадке). Его очки были розового цвета с того момента, как он надел их, и если Регулус думает, что сможет убегать от него вечно, то он очень сильно ошибается. Он разворачивает Регулуса за локоть, и хотя Регулус наверняка слышал его приближение, он все еще выглядит удивленным, в его серых глазах мелькает что-то нечитаемое, и Джеймс просто ничего не может с собой поделать. Они стоят под проливным дождем, и их сердца бьются от нежности друг к другу. Верно? Он обхватывает лицо Регулуса ладонями и целует его, и это почти идеально… Но Регулус отстраняется, делая шаг назад. Дождь ни с того ни с сего становится мрачным и холодным. — Нет, — говорит Регулус. — Ты не можешь целовать меня только потому что думаешь, что должен. Джеймс хмурит брови, дождь стекает с волос ему на лицо. — О чем ты говоришь? — Ты не Мистер Дарси! И мы не в не ромкоме. Ты не можешь просто поцеловать меня под дождем, потому что Питер не умеет держать язык за зубами! — говорит Регулус, и это ощущается так, словно Джеймс и есть Мистер Дарси, не будем врать. — Но какой теперь в этом смысл, Рег? Я не могу притворяться рядом с тобой, и, честно говоря, я и не хочу. Я хочу быть с тобой, я хочу целовать тебя под дождем, я хочу сделать тебя счастливым больше, чем любой герой ромкома, — говорит Джеймс. — Хватит. Я понял, ладно? Мы друзья, не более того. Сириус может смеяться надо мной сколько хочет, а ты можешь подыгрывать. Мне жаль. Я не хотел в тебя влюбляться. Регулус явно его не слушает. — Регулус. Заткнись. И он затыкается. — Знаешь, если бы я думал, что ты будешь вести себя так по-идиотски, я бы сказал что-нибудь раньше. Я, вроде как, безнадежно влюблен в тебя, и я бы пошел под дождь за тобой в любой гребаный день, если бы это означало, что я смогу увидеть твою улыбку. Две секунды назад — перед тем, как ты оттолкнул меня, — вау! Клянусь, я мог бы умереть прямо тут. Мои руки созданы для того, чтобы обнимать тебя, мои губы созданы для того, чтобы целовать тебя, я создан для того, чтобы любить тебя, — говорит Джеймс, и ему абсолютно плевать, насколько бессвязно звучит его пламенная речь. — Я понимаю, что это слишком, понимаю, что это неожиданно, но ты знаешь меня. Я не умею притворятся и ничего никогда не делаю наполовину. Я твой, если ты, блять… На этот раз Регулус целует его. На них льет дождь, и они не видят Римуса, Сириуса и Питера, подглядывающих за ними из окна, не замечают какого-то мужика, проезжающего мимо них и кричащего, чтобы они убирались с дороги, они — две планеты, потерявшиеся на орбите и наконец столкнувшиеся. Джеймс, которого не целуют в данную секунду, чувствует руку на своем локте, и его разворачивают. — Ну привет, незнакомец, — говорит Регулус. Он выглядит старше, чем Регулус из его воспоминания, более уверенным в себе и абсолютно умиротворенным. В уголках его губ притаилась грусть, но она не доходит до его глаз. — Я надеялся не увидеть тебя здесь так скоро. Дождь больше не идет, хотя кожа Регулуса имеет слегка синеватый оттенок. — Тебе от меня так просто не избавиться, — говорит Джеймс. Регулус крепко прижимает его к себе, и Джеймс теряется в этом ощущении. — Спасибо, что пришел, — шепчет Регулус. — Ради тебя? Что угодно. Без тебя мира нет, — отвечает Джеймс так же тихо, слова падают на кудри Регулуса. Регулус отстраняется, и когда Джеймс открывает глаза, то понимает, что он больше не в своем воспоминании. Они находятся посреди ничего. — Пойдем, — говорит Регулус. — Куда? — спрашивает Джеймс. Регулус оглядывается на него через плечо, волосы падают на глаза, и на него льется свет. Его улыбка хранит в себе тайны вселенной. Это последнее, что видит Джеймс, покидая этот мир