***
Стоял май. Она перебирала травы на пригодность, чтобы позже сделать отвары, Георгий сидел на лавке, рассматривая в руках орехи, которые росли на орешнике, недалеко в небольшом лесу. Вдруг дверь с грохотом отворилась и в неё залетел белобрысый итальянец. Мио Лоренци, слуга новоявленного царька. — Ведьма! — закричал он, увидев Светлану, — Теперь ты не сможешь уйти от императора Димитрия! Да, Мио никак не мог выговорить имя «Дмитрий», постоянно добавляя букву и. — В погреб! Живо! — приказала Светлана Георгию. Тот, пока Лоренци и зашедший за ним Миллер не видел, шмыгнул в незапертый погреб. Светлана последовала за ним, но её схватили тонкие, как паучьи лапы, пальцы Мио, заставив её брыкаться, пытаясь выкарабкаться. Шумное дыхание опаляло шею. И оно было противно ей. Наконец, Грушевой удалось вырваться, оставив в руках прихвостня самозванца прядь огненно-рыжих волос и серьгу. Внутри погреба была ещё дверь, ведущая в подземный лабиринт, построенный когда-то давно, где Светлана успешно спряталась, свернув за угол. — Ну и где она? — спросил у Мио Бернард Лоренци дрожал от страха, боясь взглянуть на немца. — У-улететь, — сказал он и тут же согнулся пополам от удара в живот. — Улететь? Ты упустил её?! Да ты знаешь, что сделает император? Знал. Он не оставит живого места на нём, когда будет его пытать. А пытки самозваный царь любил. Он считал слуг безвольными тряпками, которые обязаны выполнять всё, что им прикажут. Поискав ещё немного, раздосадованные слуги ушли. На этот раз Светлане повезло. Но не на следующий. В тот день она стирала одежду в реке и, естественно, не услышала, как к ней подобрался Мио. — Так-так, — раздался приторно-сладкий голос, — ведьма? У тебя не получилось сбежать от судьбы! И пока она сообразила, что делать, её грубо схватили и потащили в небольшой повозке к царю. «Вот и всё» — подумала она, в последний раз оглянувшись на дом, быстро отдаляющийся от неё. Она оказалась во дворце. Но особой радости это ей не принесло, ведь сейчас решалась её судьба. — Ну и что с ней делать? — сам себя спросил Матвей Нелидов, рассматривая стоящую Светлану, — Забить камнями? Переломать кости? Нет, всё не то. Надо то, что сломает её, покажет, что лучше не связываться с власть имущим. На моменте с возможными казнями, Лоренци дрогнул. Упав на колени, он начал упрашивать царя не убивать Грушеву. Это вызвало лишь ухмылку травницы. Ага, да она лучше сгорит заживо, чем будет слышать его вопли. — Довольно, Мио. Ты лишь доказываешь, что ты жалок. Ты ведь прихвостень «царей», забыла я, способен лишь унижаться? — едко встряла Светлана, смотря как Мио становится ошарашенным, он совсем не это ожидал услышать. — В темницу её! Живо! — распорядился самозванец и обратился к Мио, — А ты можешь делать с ней все, что хочешь. Светлану повели прочь, самозванец отвернулся, глядя в окно, а Мио как-то злобно улыбнулся. «Ты не хотела принимать мои подарки, но теперь придётся. Не хочешь принимать подарки? Возьми слугу. Моя милая Люсия» — подумал он. Вечер намечается хорошим.***
В темнице стоял полумрак, было холодно, а сама Светлана жалась к стене, поглядывая в единственное окно, находящееся высоко. Она хотела есть, те кислые яблоки совсем не утолили голод. Если бы она могла обращаться в птиц, то стала синицей да шмыгнула сквозь прутья решётки. Но она всего лишь травница, а в её положении травы совсем не помогут. Скрипнула дверь. В темницу вошёл Мио. Закрыв дверь он сказал: — Ну что ж, Люсия, видишь, что наделала? А ведь всего любви хотел, — нежно сказал Мио. — Любви? Ты хотя бы знаешь, что такое любовь? — спросила Светлана, одёргивая руку. — Конечно. Я действительно тебя люблю и хочу, чтобы ты отдала мне сердце, — он поцеловал её руку, от чего Светлана невольно захихикала, было щёкотно. — Забыла я, что ты прихвостень самозванцев. Слова нежные говоришь, а в голове совсем другое. Лоренци пододвинулся ближе к женщине, прижимаясь к её сердцу, слушая быстрые-быстрые удары, улыбаясь. — Ну-ну, не бойся. Ты будешь моей любимицей. — Никогда! Я не собираюсь отдаться слуге! — выпалила Светлана, но вызвала лишь смех Мио, который уже тянулся к её сарафану. — Ты считаешь, что то, что тебе предстоит пережить хуже, чем быть сожжённой на костре или забитой камнями? — мурлыкал Лоренци, поправляя прядь огненно-рыжих волос, перебирая мягкие, словно шёлк волосы. — Я, — начала было Светлана, но была заткнута поцелуем, щетина тёрлась о щёку, что ей не понравилось. Но здесь не она решала, что ей делать. Мио посмотрел на Светлану и улыбнулся. Рыжие мягкие волосы, ухоженная кожа, зелёные глаза, смотрящие со злостью, но его это не волновало. Он обожал Светлану и не собирался её отпускать. Целуя шею, он добрался до небольшой, но очень мягкой груди. И как только он прикоснулся к груди, Светлана не сдержала стон, что ещё больше завело Лоренци, который начал усиленно ласкать грудь, мурлыча её имя. Щёки Светланы горели, рыжие волосы распластались по сену, зелёные глаза чуть помутнели. «Боже! Она прекрасна!» — подумал Мио, рассматривая подверженную травницу. Но пора было перейти к другому, не менее сладкому для мужчины занятию. Жестом приказав женщине приподняться, он вошёл в неё, но он подождал, пока она привыкнет к чужеродному органу и медленно начал двигаться, поглядывая на женщину. Светлана не подавала вид, что ей как-то нравится. Она считала его недостойным её внимания. Мио начал двигаться быстрее, заставляя её прогнуться в спине. Вскоре, он уже не мог сдерживаться и начал почти что грубо иметь её, пока не кончил. Она прикусила щёки, на её глазах выступили солёные слёзы. Её обесчестили, какой позор! Выйдя из обессиленной Грушевой, Мио всё же помог ей одеться. Уже одетый, он приставил к её горлу кинжал. «Неужели, всё кончится?» — подумала Грушева, улыбаясь. Но к её сожалению, Мио не стал резать ей горло, вместо этого он поцеловал её снова. — Всё хорошо, обещаю, в следующий раз будет намного лучше и легче, Люсия. Тихо, тихо. Он удалился, а Светлана осталась лежать на соломе. «В следующий раз» Мысль о том, что это повторится ужасала её. Тело жгло, будто её действительно сожгли на костре. Но это было хуже. Быть «любимицей» слуги какого-то самозванца было противно, мерзко и обидно. Хотелось смыть этот позор, но нечем. Она завыла от ненависти и обиды в солому, из глаз полились слезы. Светлана казалось, будто её раздели и отправили идти сквозь толпу насмехающихся над ней людей. Кое-как успокоившись, Грушева всё же решилась поспать, ведь скоро ночь. Она никогда не отмоется от позора, она навсегда потеряла своё имя. Ей осталось лишь одно — быть той, кого любит Лоренци, да и надеяться, что до Георгия не доберутся. Вскоре, Светлана заснула на холодной колкой соломе.