Солнечная улыбка убийцы

Тэхён сопротивляется, отбивается, мотает головой — он боится наркотиков как огня, а как они могут действовать вкупе с его постоянными таблетками, даже представить не может. — Да брось, повеселимся! — рычит Сухёк, пытаясь держать его за голову — за мокрые от алкоголя волосы и запихнуть таблетку в рот, как нерадивому котёнку, не желающему лечиться. Он действительно ненормальный, но это его совершенно точно заводит. Тэхёна колотит крупной дрожью, он пытается отползти в сторону, беспорядочно скребёт пальцами по полу, второй рукой зажимая собственный рот. Наркотики рассасываются очень быстро, вдруг он не успеет выплюнуть? — Куда-а? — Сухёк пытается его удержать, но резкий звонок телефона прерывает его намерения, он рычит в трубку, едва нажав на ответ: — Я занят! — Отпусти мальчишку сейчас же! — его отец кричит так, что кажется, из трубки сейчас капельки слюны полетят. — Ты в своём уме? Его уже ищут с полицией! — Да срать я хотел на эту полицию, папа! — в голосе Сухёка слышится… отчаянье? — Их ничем не проймёшь! Это мой последний шанс отвязаться от всего этого! Если до этого не было понятно, что он не в себе, то сейчас уже точно сомнений не осталось. Ли Сухёк всегда был сложным ребёнком, но с отцом себе такого не позволял. Старался его слушаться. Хоть и вытворял такое, что отцу приходилось покрывать. — Это твой шанс себя закопать, — отец сбавляет обороты. — Нам не нужен второй труп, Сухёк. Отпусти мальчишку. — Но я не виноват! — сын сам закидывается таблеткой, ему нужна концентрация, а не тревожность и истерика. — Я не виноват, папа! Мы просто развлекались… Всё… Просто… Случилось само! — и он явно говорит не про Тэхёна сейчас. — А теперь они пытаются сделать из меня убийцу! Да как они вообще… Как они смеют?.. — Отпусти Ким Тэхёна, — повторяет отец. — Иначе тебя никто не отмажет. Если вас найдут — я ничем тебе не помогу. Ты понимаешь меня? Если найдут — они заберут тебя. — Не найдут, — и даже сейчас он всё равно верит в свою безнаказанность. Вот что значит вырасти под надёжным крылом, так и не научившись принимать ответственность за свои поступки. — Как они могут меня найти? Я закончу то, что начал. И меня здесь уже не будет. Сухёк тянется к бутылке, делает ещё глоток, ставит на пол и думает, что Тэхён уже отключился, тот лежит на полу, пачкая его своей кровью. Он подходит с телефоном к окну. — Тихо, никого. Никто меня не найдёт. — Найдут. И не звони мне, чтобы я тебя вытащил. Пусть тебя забирают, идиот, пусть это всё уже закончится! — рявкает отец, прежде чем бросить трубку. — Ты отключился? — Сухёк возвращается к Тэхёну и пинает его носком ботинка. — Мы же только начали. Тот приоткрывает глаза, глядя на него с ужасом, и на длинных ресницах дрожат слёзы. Ему уже не шестнадцать. Он так старался — вместе с Хоби. Страх больше не будет определять его. Тэхёну просто нужно оказаться рядом с этим нечеловеком. Сухёка очевидно заводят страх и сопротивление, просто нужно всё правильно рассчитать и подманить его поближе. — Отпусти меня, пожалуйста, — хрипит Тэхён. — Через сутки отпущу, если твой парень всё сделает правильно, — Сухёк вновь хватает его за волосы, поднимая. — Хотя, может через сутки со мной ты уже не захочешь другого парня? Губа Тэхёна тоже кровоточит, Сухёк наклоняется и слизывает с неё кровь. — Надо же, вкусно… — удивляется он, а глаза у него совершенно дикие. Тэхён бьётся в его руках испуганной птицей, но смотрит через пелену слёз в глаза и сплёвывает на пол. — Тебя я точно не хочу, — как ему удаётся выдать в одной фразе и шипение, и жалобный тон, он и сам не знает. — Инкай тоже не хотел, — улыбается Сухёк, сжимая его волосы сильнее. — Но это не беда… Потом ему нравилось. — Может… Ты просто ничтожество, которое никто не хочет? — Тэхён ведёт голову за его рукой, стараясь ослабить его хватку. Шея такая соблазнительная, даже с наливающимся на ней синяком от руки Сухёка. — А может ты хочешь, чтобы я выбил тебе все зубы? — конечно, вгрызться в эту шею Сухёку хочется сильнее — и он вгрызается, дёрнув голову Тэхёна в сторону, так что в позвоночнике хрустит. Тэхёну очень страшно и больно. Страшно, наверное, больше, но он думает о Хоби и брате, сжимая пальцы на горлышке бутылки и обрушивая её на голову Сухёка. Страшнее всего, что не получится, а второго шанса может не быть. Крепкое стекло выдерживает столкновение, а вот Сухёк закатывает глаза и валится на Тэхёна. Тот выжидает несколько секунд, не дыша, выползает из-под потерявшего сознание парня и хватает с пола его телефон. Приходится приложить палец Сухёка к экрану, чтобы снять блокировку. В критической ситуации Тэхён всегда звонит брату. Тот снимает трубку сразу же, без гудков в ней, он не выпускает из рук телефон, пока они ездят по районам, осматриваясь в поисках той самой машины. — Алло? — Сокджин… Я не знаю адреса, — выдыхает Тэхён. Он называет район, магазин рядом, что он видел из окна, прежде чем они остановились. — Десятый этаж. Я постараюсь выйти. — Тэхён! — Сокджин сильнее сжимает Юнги, сидящего перед собой. — Ты в порядке? Выходи, если сможешь… Сейчас мы тебя найдём! Он быстро проговаривает Юнги ориентиры, просит Тэхёна не отключаться, держит его на громкой связи, прямо на ходу вбивая в поиск нужную улицу и потом командуя Юнги между делом, где лучше свернуть. — Где эта тварь? — он старается не рычать, но плохо получается. — Тэхён, где он? — Рядом, — отзывается тот. — Я его ударил. Но боюсь, он может прийти в себя. — Выходи оттуда. Сейчас же. С ним потом разберёмся. Можешь выйти? Идти можешь? — Да, — выдыхает Тэхён и ищет глазами какую-нибудь тряпку. Не дыша, забирается за пазуху Сухёка и вытаскивает пистолет, стараясь не смазать отпечатки пальцев владельца. И спиной пятится к двери, не сводя взгляда от своего похитителя. Он захлопывает за собой дверь и без сил опускается на пол, съезжает по стене. — Я вышел из квартиры, — он старается, чтобы голос не дрожал. — Внизу его водитель, я не буду спускаться. — Хорошо, мы уже близко, — успокаивает Сокджин, но только найдя нужный дом, рядом с магазином, только ворвавшись в подъезд, только поднявшись на лифте на десятый этаж — и увидев брата у стены, только сжав его в руках, подхватив с пола, он успокаивается сам. Частично, на пару секунд, но успокаивается. — Я здесь, родной мой, маленький, мы тебя нашли… Тэхён безудержно рыдает в его плечо, сейчас можно, сейчас он в безопасности. Теперь всё будет хорошо. Он словно пытается со слезами выпустить страх и облегчение — Сокджин нашёл его, Сокджин приехал. Бойцы Намджуна добираются на пару минут позже. Один из них деловито забирает у Тэхёна пистолет. — Водителя мы связали, он было дёрнулся за вами, доктор Мин... Юнги кивает. Координаты полиции они уже сообщили, осталось только ждать. И молиться, чтобы парень не очнулся раньше их приезда, потому что тяжёлая дверь — это всё, что спасает его от смерти. Сокджин в дополнение вызывает ещё и скорую — пусть Тэхёну и не требуется именно такая помощь, он может ходить сам, но один только вид его крови делает Сокджина безумным. До приезда кареты он сам осматривает раны Тэхена, выведя его на улицу и усадив на скамейке, а потом уже в машине обрабатывает их. — Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Хочешь лечь? — Прости, — завывает в него тихонечко Тэхён. — Я не должен был выходить… Я опять за… за… заставил тебя… волноваться, — он заикается от слёз, никак не может нормально дышать. И крепко держится за брата. — Всё хорошо, всё в порядке, ты не виноват, — Сокджин прижимает его к себе, практически укладываясь, гладит по волосам. — Дыши со мной, считай и дыши, плачь, если хочется, но только не извиняйся… Водитель скорой, да и медбратья их не тревожат, если доктор Ким сказал, что нужно подождать, значит — подождут. Сокджин просит у Юнги бутылку воды и уговаривает брата попить маленькими глотками. Сухёка выводят уже в сознании, в наручниках, Сокджин кидает один только взгляд ему в спину — взгляд проклинающий, колдовской, чёрный. Хотя этого уже и не требуется — этот парень проклял самого себя. Ему теперь точно не отвертеться от СИЗО до самого суда (учитывая прошлый условный срок пятилетней давности и совсем свежую подписку о невыезде). Сокджин напишет врачебное заключение, сильно преувеличив травмы младшего, если нужно. Он сам заплатит кучу штрафов — или договорится с коллегами, заплатив им, он сделает всё, что сможет, больше, чем всё, но они докажут вину Сухёка в любом случае. Это он ещё не знает, что в квартире на десятом этаже нашли не только алкоголь, но и пакеты с наркотиками, оружие, кучу наличных… Нет, этому парню уже точно не выйти сухим. Надзиратель, что давал свой телефон Намджуну, на пороге комнаты отдыха для сотрудников слышит реплики из видео, что пересматривает его коллега. Он бесшумно отступает назад, сомневается несколько минут, но делает один звонок. После этого звонка следователь прокуратуры отправляет запрос о срочном переводе Чон Хосока в СИЗО — и инициирует прокурорскую проверку в колонии. Через четверть часа после того, как в новостях появляется новость об аресте Сухёка, старший господин Ли отключает рабочие телефоны, закрывается в кабинете и стреляет себе в голову. Чимин возвращается домой из университета, радостно зовёт Тэхёна — он же сдал зачёт, сидя дома и не бывая на большей части лекций! Может, ему всегда так стоит заниматься? — но никого дома нет. И телефон Тэхёна недоступен. Чимин звонит Сокджину, но тот не снимает трубку. Тогда Чимин набирает Юнги. — Да, котёнок? — Сокджиновы ласковые словечки оказываются очень прилипчивыми, особенно в момент сильного волнения. — Мы его нашли, всё в порядке. — Кого нашли? — не понимает парень. Сердце замирает от догадки. — Тэхёна? Где? Как? Когда вы приедете домой? — Тэхёна, — голос у Юнги уставший. — Скоро приедем, мы в больнице. Не волнуйся. Ты не один? — Меня проводили домой, но сейчас я уже один, — вздыхает Чимин. — Я… Я пока приготовлю ужин? Правда всё в порядке? Юнги, ты меня не обманываешь?.. — Когда я тебя обманывал? — ворчит тот с интонациями, которые у него бывают только до утреннего кофе. — Мы тут все побегали, но уже всё в порядке. Не волнуйся, мы скоро вернёмся. Ты зачёт сдал? — Сдал, сам не ожидал, но сдал. Приезжайте скорее, я очень жду. В больнице, в привычной обстановке белых стен, Тэхён успокаивается настолько, что может рассказать брату с Юнги о произошедшем. — Я хотел спровоцировать его, пока эта бутылка была рядом. Чтобы он потерял бдительность. Он обещал Хоби сутки, но я не был уверен, что они у нас есть. Он казался совсем невменяемым, — его голос всё ещё подрагивает, но взгляд совершенно ясный. — Сокджин, мне нужно к Хосоку. Мне очень нужно, он же с ума сойдёт, если увидит эту запись. Я даже позвонить ему не могу, Сокджин! — Ты молодец, ты такой молодец, — повторяет старший брат. — Мы сейчас что-нибудь придумаем… — Я свяжусь с господином Чхве, как официальный защитник Хосока, он может запросить телефонный разговор, чтобы успокоить его, — говорит Юнги, а после телефонного разговора хмурится. — Хосока перевозят в СИЗО, адвоката Чхве уведомил об этом следователь. Юнги обнимает обоих за плечи: — Давайте сейчас поедем домой и отдохнём. Хосок всё равно в дороге. Сейчас бессмысленно куда-то ехать. — Чимин, наверное, тоже испереживался, — вздыхает Тэхён. От переживаний друг спасается готовкой, поэтому, когда Сокджин заводит Тэхёна в квартиру (он не отпускает его ни на секунду, всё время держит хотя бы за руку), то сразу с порога говорит: — Ужасно есть хочу. А тут так вкусно пахнет! Чимин разошёлся. Никогда особенно не готовил в этой квартире, но сегодня домашних ждёт и первое, и второе, и компот (хотя, это скорее десерт из свежих фруктов с йогуртом и мятой). Парень слышит звуки из коридора и выбегает встречать, он обхватывает Тэхёна изо всех сил, как будто год его не видел, жмётся к нему, целует, снова жмётся. — Пак Чимин, — восхищённо заявляет Сокджин, заходя на кухню вместе со всеми и оглядывая идеально накрытый на четверых стол, а также то, что вся кухня буквально сверкает. — Ну ты даёшь! — Мне очень нужно было чем-то себя занять, — смущается тот, тянет Тэхёна к столу, а потом вдруг резко — обратно, кажется, сначала другу стоит переодеться. У него ветровка грязная. И футболка в крови. Чимин помогает Тэхёну всё это снять, уносит в корзину с грязным бельём, возвращается и берёт друга за руки. — Что с тобой случилось? Слушая рассказ, Чимин периодически вздрагивает, как будто это его самого бьют, а потом снова обхватывает Тэхёна, своего единственного близкого друга, своего лучшего друга, своего родного брата — не по крови, а по выбору сердца. Чимин — единственный ребёнок в семье, ему никогда не хотелось, чтобы у него были братья или сёстры, но вот сейчас он появился, он стал его семьёй — и Чимин тихонько плачет ему в плечо, так ему за Тэхёна больно. — Этого не должно было случиться… Это просто ужасно! — шепчет он, вжимаясь. Поднимает голову, словно испугался. — Как ты себя сейчас чувствуешь? Хочешь, я принесу тебе ужин сюда? У тебя что-нибудь болит? Хочешь, я поцелую там, где болит? Что ты хочешь, китёнок? — Поцелуй, пожалуйста, очень болит, — Тэхён подставляет Чимину щёку, а потом крепче прижимает к себе, успокаивающе перебирает его волосы. — Всё нормально, всё уже нормально. Поужинаем все вместе, ты так старался, так всё красиво и ароматно. Не бойся, Чиминни, всё уже хорошо… — А я зачёт сдал, — Чимин жмётся к нему, но вытирает слёзы и ласково мурчит: — Такой радостный домой летел… В магазин заехал за продуктами. Вот и приготовил столько всего. Давай поужинаем, если старшие ещё все не съели. А потом я буду тебя обнимать, пока ты не попросишь перестать. Во время ужина Чимин получает свою дозу комплиментов, а после Тэхён сидит, прижавшись к нему и обнимая за талию. Адреналин постепенно сходит, он знает, что скоро придёт ощущение боли и завтра он будет разваливаться на части, но сейчас у него ещё есть силы. — Позвони господину Чхве, — просит он брата. — Мне бы хоть ненадолго, пожалуйста. — Я всё сделаю, — обещает Сокджин. Хосок узнаёт о том, что Тэхён дома, а Сухёк — в отделении только благодаря господину Чхве. Его так быстро увозят, что он даже толком не успевает попрощаться с Намджуном, переговорить с ним напоследок, обнять; кто знает, когда они снова увидятся? Как скоро это произойдёт? «Быть человеком — это чувствовать свою ответственность!» — эта надпись встречает его на новом месте, впечатываясь в мозг крупными красными буквами. В СИЗО тихо, как-то пусто и очень одиноко — в комнате, куда приводят Хоби, тоже две койки, но вторая стоит пустой. Он ставит свою небольшую сумку на пол под окном, не желая её пока разбирать и смотреть, что успел взять в спешке, а что — забыл в колонии, ему плевать на собственные вещи. Чон Хосок смотрит в окно на заходящее июньское солнце и думает, что ужасно виноват. Виноват перед Тэхёном в том, что с ним сегодня случилось. Стоило прогнуться под семью Ли? Пойти с ними на сделку? Отсидеть свои оставшиеся два с половиной года? И Тэхёна бы никто не тронул. Его кровь не пролилась бы на тот грязный пол. Он бы не стоял на коленях перед этим ублюдком Сухёком. Хоби сжимает зубы и собственные пальцы на металлической решётке, делящей красивый пейзаж на восемь квадратов. Правильно ли он поступил? К чему это привело? Как себя сейчас чувствует самый важный человек в его жизни? Справится ли он с этим? Как скоро у них получится поговорить? Как скоро Хоби сможет увидеть Тэхёна и попросить прощения? За всё, что ему пришлось пережить из-за него. И как скоро пройдёт у Хосока это давящее, жгучее и страшное желание убивать по-настоящему? Он был собран и молчалив весь этот день, внимателен, напряжён, но сейчас его прорывает — слезами, криками, ударами кулаков о стену, так что та скоро пачкается его кровью. Хорошо, что в камере никого нет. Хоби помнит свои первые недели в СИЗО, тогда он совсем не понимал, что происходит, что его ждёт дальше, как ему вообще выжить, да и стоит ли. Его разрывало между желанием сдохнуть здесь и выбраться на свободу, чтобы сделать это уже там. Он знал, за что его арестовали, но ведь не эти стены, отрезавшие его от мира были самым тяжёлым испытанием, а то, что случилось с родителями, Хоби так разочаровал их, что уничтожил. То, что случилось с Инкаем — Хосок принял его смерть на свою душу, и жил с этим все эти годы. Когда вновь научился радоваться, когда писал Тэхёну тёплые письма, когда обнимал его на свиданиях, когда шил ему игрушки и заказывал букеты… когда полюбил его всем сердцем… Он всё равно продолжал чувствовать в себе отпечаток той смерти. Как тюремными чернилами по шее — так и приговором по душе. Собственным приговором, в первую очередь. А сейчас Хоби знает, что не виноват. В чём угодно, только не в смерти Инкая. Хоби идиот, трус, псих, фантазёр, сказочник. Но он — не убийца. Однако, он всё равно в тюрьме. Самая страшная тюрьма — это беспомощность. Здесь и сейчас. Всё, что Хоби остаётся — только ждать, когда в дверях этой тюрьмы повернётся ключ. «Мы будем справляться вместе», — звучит в его голове хриплым, родным голосом. — Будем, малыш, — шепчет Хоби, обессиленно, тяжело падая на узкую койку. Его окружают незнакомые, непривычные запахи, кошмары тянут к нему свои загребущие лапы, когтистые, жадные, чёрные по локоть. Хоби отдаёт им своё сознание, не в силах сопротивляться. Но души им не достичь. Его душа сейчас с Тэхёном. Его поднимает лязг засова на двери. — Посетитель, — сотрудник открывает дверь камеры. — В допросной. Следователь и рад бы подписать разрешение для Тэхёна, но не может: и час неурочный, и всё не так с этим делом. Но этот парнишка, что завтра будет давать ему показания, а сегодня поднял на уши всю полицию, да и не только её, смотрит такими глазами, что сердце не выдерживает. Он даёт Тэхёну час, и тот ждёт Хоби, переминаясь с ноги на ногу в допросной. Хосок ожидает увидеть следователя, адвоката, да кого угодно, только не своего парня. Он даже причесаться толком не успел, умылся наспех, робу застегнул — и вот, стоит в дверях, онемев на пару секунд, а потом кидается к Тэхёну. — Малыш… Солнце моё… Ему хочется слишком много всего: взять Тэхёна на руки, поцеловать его, разглядеть и оплакать все его синяки, встать перед ним на колени и просить прощения, но он просто смотрит ему в глаза и улыбается, обнимая — он так счастлив увидеть его, наконец-то увидеть перед собой. Тэхён обхватывает ладонями его лицо, рассматривает жадно и внимательно, а затем жалуется: — Ты похудел, Хоби! У тебя круги под глазами, ты плохо спишь? Ты совсем измучился, мой хороший… Всё хорошо, не бойся ничего, не бойся. — Очень плохо, — Хосок не может ему врать, но и перестать улыбаться не может. — Мне было очень страшно, Тэхён. Я же не сошёл с ума? Ты действительно здесь? Ты в порядке? — он вглядывается и вглядывается, а потом просит. — Поцелуй меня, пожалуйста? Тэхён прижимается к его губам, робко, несмело, как в первый раз. Того сладостного, горячего поцелуя, из тех, что опаляли их губы при последнем свидании, не получается. Тэхён льнёт ближе и жалуется в губы Хоби: — Он меня… лизнул. Я так долго умывался, но до сих пор на коже чувствую. — Язык ему вырвать? — Хосок прижимает парня к себе, скрестив за ним руки. — Больше он ничего не сделал? — сердце у него стучит, как бешеное, но оно так радуется Тэхёну — словно приветствует его. — Шею укусил, — Тэхён показывает, подцепив пальцами высокий воротник. Бесполезно пытаться смыть чужие нежеланные прикосновения, их можно только заменить другими. Наверное, это как с татуировкой Хоби — принять это можно только через поцелуй к коже. Хосок видит след от укуса на тонкой коже, видит синяки, его окатывает ледяной волной до судорожного вздоха, ему хочется рычать и самому кусаться, но Тэхёна он касается очень бережно, сначала кончиками пальцев, а потом губами. Поцелуи — не лекарство от синяков и боли, но они всё равно помогают. Обоим. — Как тебе удалось вырваться? Кто тебя нашёл? — тихо спрашивает Хосок, целуя его шею легко, совсем ненавязчиво, там, где и синяков нет — тоже целует. — Как только меня засунули в машину, я позвонил Сокджину, — рассказывает Тэхён, жмурясь, окончательно успокаиваясь в его руках. — Какое-то время он мог отслеживать на карте, где я, и слышать разговор через гарнитуру. Но потом Сухёк разбил телефон и отвёз меня в какую-то пустую квартиру. Я сам позвонил Сокджину, когда ударил Сухёка по голове. Они меня уже искали. — Ты его ударил? — Хоби поднимает голову. — Ты правильно сделал… Ты всё сделал правильно, Тэхён! — Я сам подставил ему шею, знал, что он не удержится, — шепчет тот. — Там была бутылка рядом, он отвлёкся, и я ударил его по голове. Этой бутылкой. Он бы не отпустил меня, Хоби. Хосок тянет его к стулу, садится сам, усаживая Тэхёна на колени. Смотрит ему в глаза и гладит по щеке ладонью. — Я думал, что соглашусь с его условиями. Не знал, какой у меня ещё есть выход. Я бы не простил себе, если бы… Случилось что-то непоправимое. С тобой. Я хотел попросить… Прости меня, пожалуйста, малыш. Тебе столько пришлось пережить из-за меня... — Ты в этом не виноват, — твёрдо говорит Тэхён. — Ты не виноват, что он психопат и наркоман. Ты не виноват, что я расслабился и нарушил все предписания, выйдя из дома один. Мы все знали, что может быть непросто, когда начинали этот процесс. В этом нет ни капли твоей вины, тигрёнок. — Ты такой сильный, — снова улыбается Хоби. — Такой красивый и сильный. Может, ты тоже тигр, а не кролик? — он убирает прядь волос за его ухо и тянется, чтобы поцеловать под ним. — А я недавно подрался в колонии… Ну как подрался, повздорил с одним заключённым. Намджун говорит, что это было спланировано. Кастрюлю тому парню на голову надел. В столовой. Он на меня так орал, первым ударил по уху, а потом ещё и заточку достал… До сих пор не понимаю, как я так ловко с ним расправился. Но потом со мной даже здороваться начали. — Кастрюлю? — Тэхён тихонько смеётся. — Какой ты молодец, Хоби! Ты стал таким сильным, — и это он не только о силе рук говорит, конечно. Он прижимается щекой к щеке Хосока, замирает, потому что челюсть всё ещё болит, и будет болеть не один день, а потом отстраняется и рывком стягивает с себя свитер. — Поцелуй меня крепко-крепко, — просит он. — Я хочу помнить на себе только твои руки, только твои губы. Вряд ли эта допросная создавалась для таких поцелуев. Она их не видела до этого дня. Но Хосоку плевать, даже если здесь есть камеры, даже если кто-то увидит этот поцелуй со стороны. Тэхён просит поцеловать его крепко — и Хоби целует, удерживая его в своих руках тоже крепко, но бережно, забывая в этом поцелуе и о стенах, что их окружают, и о следователях, и о наркоманах… Хосок целует Тэхёна и забывает обо всём, кроме своего парня. Это совсем несложно. В его поцелуе Тэхён оттаивает по-настоящему, полностью, вздыхает ему в губы, жмётся ближе и ближе, запускает руки в волосы, поглаживая. — Я тоже хочу… поцеловать тебя везде, — шепчет он Хоби, вспоминая их разговор на прошлом свидании. Но пока целует под челюстью, трётся щекой о затянутое грубой тканью плечо. — Совсем… везде? — Хосок шумно выдыхает, откидывая голову. От таких поцелуев, да и таких заявлений, ему снова становится жарко, хотя в этом СИЗО не так уж и тепло, даже летом. — Совсем, — подтверждает Тэхён твёрдо. И как-то многообещающе: — Нам очень нужно нормальное свидание. И снова целует, уже сам, прикрыв глаза и вздрагивая от томительной нежности. — Будет, — шепчет Хоби прямо ему в губы. Не знает, когда, где и как, но в самом факте не сомневается. Он обязательно пригласит Тэхёна на свидание, на нормальное, человеческое свидание. Со всеми его атрибутами. И целовать вот так — долго, горячо, нежно тоже будет. И вздыхать в поцелуе, и дразнить языком его губы, и ласкать их, и сжимать Тэхёна в руках… — Я тебя так люблю, малыш, — и это он тоже скажет. Будет говорить хоть каждый день. Тэхён, кажется, готов начать везде целовать уже сейчас, но тормозит себя в его шее, долго и щекотно в неё дыша. Втягивает запах и впервые помимо нежной вербены различает целую гамму ароматов с кожи. Это так завораживающе приятно, что он плотнее обхватывает Хосока и замирает на его коленях. — Ты очень приятно пахнешь, — гудит он, не отрываясь. — Да? Я мылся последний раз только утром, — Хоби жмурится, тоже не шевелясь, не разжимая рук. Вечность бы провёл с Тэхёном в своих руках, не меньше. — Перед сном не успел, привезли и сразу в камеру отправили… — Очень приятно, — повторяет Тэхён. Он сидит, уткнувшись в его шею до того момента, пока не появляется человек, который должен увести Хоби обратно в камеру. — Теперь мы оба сможем спокойно уснуть, — улыбается Тэхён, натягивая свитер. — Теперь мы оба друг за друга спокойны. Хоби прижимается лбом к его лбу после ещё одного короткого поцелуя. — Спасибо, малыш… Спасибо, что ты приехал. — Я бы приехал к тебе даже в колонию, — улыбается Тэхён. — Я люблю тебя.