Зарисовки из автобуса

      Жизнь иногороднего студента тяжела… Приходится покупать билет вначале на одном вокзале, а после брать второй билет до ближайшего, к моему дому, населённого пункта. Увы, такова цена за возможность краткой встречи с родителями посреди шестидневной учебной недели в университете. «Не бухти, все так ездят. В ваше время, хотя бы, автобусы хорошие, и мы с отцом всегда встречаем тебя на машине. Поездил бы ты на пазике, зимой и в минус тридцать, как мы с твоим отцом раньше ездили» — постоянно повторяла мне эти слова мама. Я согласен с мамой, пусть даже легче от этого ездить домой не становилось.       На дворе восемнадцатое октября две тысячи шестого года. Погодка примерзкая… Тут тебе все тридцать три удовольствия: проливной дождь, пронизывающий ветер, свинцовое небо, не пропускающее ни единого лучика солнца… Н-да, уж… Так, до кучи — чудовищная очередь к кассе и невероятно душное помещение вокзала, переполненное из-за нахлынувшего народа, прячущегося от ливня. И всё же — я еду домой. Наконец-то…       Не сказать, что я такой уж примерный сын, да и не сказать, что ну очень уж скучаю по малой родине. И всё же… Почему-то только дома в окружении семьи мне становится гораздо спокойнее, чем даже в кругу друзей или родственников. Дома получалось высыпаться как следует, реже болела голова, чаще поднималось настроение… И от тишины сельской ночи становилось спокойнее на душе, от чего все тревоги уходили прочь…       — Билет? — Спросила у меня контролёр, уже у самого входа в автобус. — У вас тут и багажный куплен, встаньте в конец очереди. Когда водитель выйдет, погрузите сумки в багаж и садитесь.       — Знаю-знаю… — Вздохнул я.       Уж за три курса в универе и три года жизни в городе, привык… Однако я также знаю, что даже с багажным билетом нужно подходить к контролёру, перед посадкой в автобус, иначе некоторые водители (особенно вредные) могли попросту придраться за непроверенный билет.       Вновь отстояв очередь, в этот раз в сам автобус и естественно под козырьком остановки, который слабовато защищал от ливня. Я уложил две сумки в багажник автобуса: одна с вещами в стирку, а вторая с пустыми и помытыми банками и контейнерами из-под еды, за счёт которой мне удавалось не помирать с голоду в общежитии.       — Место номер тридцать один, место номер тридцать один… — Бубнил я себе под нос, в поисках своего посадочного места. Опять достался билет с местом в самом хвосте автобуса…       В полумраке узкого коридорчика между сидениями мне, наконец, удалось отыскать собственное кресло. И почему они закрепляют номерки на окнах? Ведь из-за полок над сидениями их же совершенно не видно!       Немножко побухтев из-за устройства автобуса, я, наконец, уселся на нужное место, взяв сумку с ноутбуком (самое дорогое, что у меня вообще было) и тетрадкой по метрологии на руки. Зачем мне тетрадь? А затем, что на следующей неделе состоится контрольная, а предмет — весьма и весьма заковырист. Дорога до дома займёт где-то три или три с половиной часа, вот и можно будет совместить полезное… С неприятным… Никогда не назову метрологию — приятной.       Моей соседкой по креслу оказалась симпатичная на вид девушка с длинными волосами, примерно моего возраста в платье. Ёмаё… Ей так не холодно? На дворе октябрь, а она в платье… Конечно она немножко пухленькая, но не настолько, чтобы не мёрзнуть. Хотя не мне со своим округлым животом критиковать кого-то за пухлость. Хорошо, что она залипает в телефоне. О! Неплохая раскладушка, такую недавно мой сосед по комнате взял.       Мы не обменялись с ней ни единым словом и уткнулись в телефоны. Пока ещё была сеть я отзвонился родителям, сообщив о том, что благополучно сел в автобус и выехал из города. Всё-таки отцу приходится ехать ещё и до районного центра, на что уходит ещё сорок минут. Итого: три с половиной часа до автовокзала + час до райцентра + сорок минут до дома = один квадратный, от кресла, зад…       Наконец, автобус тронулся. Поездка в автобусе — дело не хитрое, сидишь себе, да пялишь куда-нибудь в одну — «крайне интересную точку». Чаще всего я любуюсь пейзажами за окном, увы, сегодня я сидел на втором от окна кресле. Делать, особо, нечего, поэтому мой телефон пришёл на помощь, чтобы с позором капитулировать уже через двадцать пять минут поездки… Стоило выехать за пределы города, как мобильная сеть помахала ручкой на прощание.       Девушка рядом также, вздохнув, убрала раскладушку в карман и начала шариться по портфелю и:       — Прошу прощения, я немножко повоняю? — Взглянула она на меня своими светло-карими глазами.       Вот так начался наш с ней разговор. Я непонимающе уставился на неё, а она просто-напросто вытащила из портфеля пару бутербродов из двух кусочков колбасы, ломтика сыра и ломтя белого хлеба. Моя мама говорила — «В этом нет ничего такого. Ну пахнет и пахнет, что с того? Колбаса в тепле всего-навсего потеет». Мне всегда казалось странным, как это — колбаса потеет? Ну, в смысле, я понимаю, что в тепле из неё выходит влага, которая и издаёт этот не очень приятный запах и всё же… Это ведь кусок перемолотого мяса, проваренного затем в кипятке. Там ни желёз не осталось, ни уж тем более чего-то хоть сколько-нибудь схожего с кожей. И всё же она пованивала…       — Где выходишь? — Спросила она, когда закончила прожёвывать откусанный кусок.       — В Кирове, но потом сразу сажусь до Бетлицы.       — Ты оттуда? Бетлицкий?       — Нет, ещё ехать до Момоновки, с отцом на машине.       — Ууу! — Удивилась она. — Это тебе же ещё Безымянную Высоту проезжать!       — Ну да… Я уже привык. — Мне оставалось лишь вздохнуть, однако она дала мне понять, что знает о расположении сёл в моём районе. — Ну, а ты куда?       — Мне полегче. — Она вновь откусила бутерброд и с набитым ртом пробубнила: — Ифз Пафдефок.       — Ааа… Падерки. Везёт. — Эх… Она-то домой приедет на целый час раньше, чем я.       И мы вновь замолчали. Знаете, так часто случается, когда у вас с собеседником маловато общих тем для разговора. В данном случае мы и вовсе не были знакомы друг с другом, да и я был не из самых общительных на свете людей. У меня, конечно, были друзья, где-то шесть или семь человек… Не особенно много, понимаю, однако каждого из них я спокойно могу назвать своим другом.       — Тебя как зовут? — Неожиданно она сама нарушила тишину. — Я Саша, будем знакомы. — Она протянула ладонь для рукопожатия.       — ? — Я со скепсисом пожал её руку. Она фильмов обсмотрелась что ли? — Меня Дима, приятно познакомиться.       — Хех, успокойся. Я не собираюсь тебя затаскивать в какую-либо секту или группировку, просто хочу поболтать. Сам понимаешь — нам ехать три часа без остановок. От скуки сдохнуть можно.       — «Ты конечно права, но в такой формулировке ты, будто, снисходительна ко мне только лишь из-за скуки» — Но этого говорить я вслух не стал. Зато, раз она разговорилась и мне стало интересно другое: — Учишься?       — Ага, в универе, как и ты в общем-то. — Она ехидно улыбнулась, глядя на мой портфель на коленях.       — Да, тоже учусь. В КГУ.       — Пхих! П-педик!       — Да-да… — «Как же достала эта старая шутка. КГУ уже давным-давно учит не только педагогов… Он даже больше не педагогический институт».       — Прости-прости! — Она кое-как просмеялась и продолжила. — На каком факультете учишься?       — Земляной кадастр.       — Ооо… — И всё-таки мне удалось произвести на неё впечатление. — После выпуска, наверное, и устроиться можно будет в неплохое местечко?       — Если бы… В Калуге точно нет нормальных рабочих мест, да и я поступал с расчётом на то, что буду работать у себя в районе.       — Ааа… — Она от чего-то растерялась. — Понятно.       — Ну, а ты где учишься?       — Обнинский Физико-энергетический Лейпунского.       — Ого… — «И ты ещё будешь моему кадастру удивляться?! Нихрена себе! Она сама-то ядерщица!». — А-а на каком курсе?       — Последний, четвёртый. — Хихикнула она, видя смущение с моей стороны. — Скоро выпуск.       — Эээ… Слушай…       — Саша. Не переживай, я тоже постоянно забываю имена своих собеседников. Хи-хи.       — Везёт тебе… Мне ещё год чалиться, а потом на магистратуру поступать надо.       — А без маги никак?       — Никак… В том-то и дело, что даже с магистратурой не везде хотят брать после кадастра. Саш, а ты пойдёшь на магистратуру после выпуска? Она у вас вообще есть или вы на специалитете?       — Есть-есть… Но я не пойду.       — Почему?       — Пфф…! — Она еле сдержала смех и выдала: — После четырёх лет на ядерке ты и-и так… Пффххх… Г-готов… Готов взорваться! Пхахаха!       — Фффха-ха-ха-ха!       Чёрт! Это настолько тупая шутка, что было слишком сложно не засмеяться. И мы как последние черти засмеялись с ней на весь автобус! Чем вызвали вполне заслуженное замечание:       — Эй! Голубки на последнем ряду! Если вы сейчас не заткнётесь, то я высажу вас на следующей остановке! — Рявкнул пожилой водитель автобуса своим зычным голосом.       Мы резко остолбенели и, засмущавшись, будто малые дети, заткнулись, растерянно спрятав взгляд от пассажиров, обративших на нас внимание… Блин… Не знаю, что хуже: когда на тебя все смотрят или, когда называют голубком, хотя ты знаком с собеседником час от силы… К сожалению, из-за этого резкого выкрика водителя наш и без того хрупкий разговор застопорился, и мы опять замолчали, уткнувшись кто-куда.       Потихоньку автобус свернул с трассы Калуга-Медынь и не спеша подбирался к следующему населённому пункту — Мосальску. Иногда он делал краткие остановки, в основном, в небольших деревеньках и сёлах, благодаря чему, примерно, четверть пассажиров покинула салон.       Хотя народу стало поменьше, мне так и не удавалось придумать достойную тему для разговора с Сашей, из-за чего пришлось доставать богомерзкий конспект лекций по метрологии… Хотя краем глаза я-то видел, как она подглядывает в мою тетрадку.       Дело было в небольших рисунках (каляках) за красной строкой тетрадки формата А4. Бывало, я, от нефиг делать, начинал рисовать что-нибудь эдакое прямо во время пары. Всяческие цветы, птицы, машины, шляпы и даже профили преподавателей начали мелькать по мере перелистывания страниц лекционного конспекта. О чёрт!       — Ничего себе! — Оживилась моя собеседница, завидев один из рисунков.       — Э-это…       Я поспешно начал перелистывать на следующую страницу, но она, без затей, вырвала тетрадку из моих рук и с игривой улыбкой принялась как следует рассматривать набросок одного персонажа… Которого я не очень хотел кому-либо показывать…       — Это же Коната!       На том злополучном листе была нарисована анимешка… Причём на весь лист и в цвете, если, конечно, карандаш и синюю ручку можно было считать за цвета. Выбор пал именно на эту анимешку, ибо у неё незатейливое и весьма ехидное выражение лица с улыбкой, как у кошки. Так ещё и волосы синие, что идеально укладывалось в условия, где её рисовали… Но чёрт побери! Я даже от друзей скрываю такие свои интересы, так как простым косым взглядом любителю анимешек было не отделаться…       В Калуге было мало каких-либо гопников или тому подобных маргиналов, что могли бы пояснить за вкусы. Но… Пацану в двадцать лет было зазорно смотреть мультфильмы, тем более такие… Наверняка сейчас засмеёт…       — Круто! Дима, у тебя талант! Коната прямо как в аниме!       Меня аж передёрнуло от её похвалы. Уж на что на что, но на комплименты я точно не рассчитывал.       — Тебе тоже «Lucky Star» нравится? — У Саши аж глаза загорелись. — Наконец-то нашёлся истинный ценитель настоящих произведений искусства! А то другие — нудятина-нудятина. — Передразнила она лишь ей знакомого человека.       — Н-ну…       — Мне подруга давала диск с несколькими сериями разных анимешек, но «Lucky Star» понравилась больше всех! — Улыбнулась она, видя моё явное смущение. — Успокойся, среди моих друзей много анимешников. — Она вновь взглянула на рисунок в руках. — Но художников ещё не было. Давно ты рисуешь?       — Ещё с детского сада. — Мне, наконец, удалось успокоиться. — В школе ходил в художественный кружок после уроков. Даже в олимпиадах участвовал, но чего-то серьёзного не выигрывал.       — Классно, всегда завидовала творческим людям.       Впервые в жизни кто-то хвалил мои каракули… И это не натужная похвала какой-то там картины, которую я рисовал месяц или два, а искренняя похвала простого карандашного рисунка, на который у меня ушло от силы десять или пятнадцать минут во время нудной лекции.       — Слушай, а у тебя случайно с собой диска нет? Можно было бы с твоего ноутбука посмотреть, у меня и наушники есть.       — Прости, Саш, но нет… В общаге остался.       — Блин, ладно. А где диск купил? Или сам записал?       — Ага, записал… Кто ж мне интернета столько даст? Я его на развале около театралки взял, там же игры с фильмами часто покупаю.       — В Обнинске таких мало, — вздохнула она. — На центральном рынке и иногда на выезде, где останавливаются водители КАМАЗов. Кстати, во что играешь?       — Ай, в новые игры почти не играю. Перепрохожу Quake, в героев третьих часто с соседом залипаем, иногда возвращаюсь в Морровинд.       — Ооо! Моровинд мне тоже нравится, — улыбнулась она. — В этом году продолжение выходит.       — Ага, Обливион, видел, да и к героям пятая часть. Но мой старичок их не потянет, — я похлопал по сумке с ноутбуком. — Хочу на каникулах устроиться на подработку и подкопить денег на полноценный ПК.       — Понятно, — она вновь посмотрела на рисунок в тетрадке и выдала: — А можешь прямо сейчас что-нибудь нарисовать?       — Конечно можно… Но…       — *Бдыщ*. — Подпрыгнул автобус на очередной ямке.       — Если только на куске дороги от Мосальска до Барятино. Там недавно был ремонт и трясти так сильно, как здесь, нас не будет.       — А-а… Ну хорошо…       — «Блин, похоже я её расстроил…».       Она вернула мне тетрадь, и мы снова замолчали. Ещё через двадцать пять минут автобус, наконец, доехал до самого Мосальска, где сделал остановку. Водитель вышел на улицу и с сигаретой в зубах помогал пассажирам вытаскивать сумки из багажника, остальные же, кому не надо было здесь выходить подались на свежий воздух, как и мы с ней, в общем-то:       — Пойдёшь воздухом подышать? — Спросила Саша.       — Пойдём, а то уже ноги затекли.       Мы оставили сумки на сиденьях и выбрались на улицу. Дождя в Мосальске ещё не было, однако ветер с севера, как раз от Калуги, говорил о том, что ещё час или два, и здесь вольёт как из ведра. Автобус остановился в небольшом парке с памятником, посвящённом погибшим в Великой Отечественной. Сам же парк представлял собой прямоугольник из плитки, уложенной ещё во времена СССР и давно поросшей луговой травой. Но мне нравились здешние раскидистые ели и деревянная остановка с большими стёклами в стиле советского ретро-футуризма. Но вот что меня точно не обрадовало, так это табачный дым, исходивший от моей собеседницы…       — Саша, ты куришь?       — Пхех, а так заметно? — Ехидно усмехнулась она, делая очередную тяжку. — Отстань, Дим, и не строй из себя святошу. Это последняя для меня возможность покурить всласть, когда приеду уже так не подымишь. Не хочешь? — Она вынула сигарету из внутреннего кармашка платья и предложила мне.       — Спасибо, но не курю.       — Пьёшь хоть?       — Только шампанское, да и то по праздникам.       — Святой Дмитрий — иконописец кадастровых святынь. Пхахах!       — Очень смешно…       — Д-да, хах, да успокойся. Это наоборот хорошо, что ты не куришь и не пьёшь, мне даже завидно. Никогда не начинай, фиг отделаешься потом от вредных привычек.       — Давно начала курить?       — С одиннадцатого класса… — Она тяжело вздохнула. — Но меня это тогда спасло.       — Понимаю, у самого от учёбы тогда мозги поплыли.       — Не то слово… Если бы одноклассница не предложила, то не знаю даже… Пхах, сейчас не в дурке под названием — «Институт», училась бы, а в реальной психушке лежала. Но, если честно, то ни о чём не жалею! Поступить успешно удалось, да и закончу скоро.       — Я, вначале, в Бауманский собирался, но туда поступить было сложно, да и я к инженерным специальностям холоден. Короче говоря: мозгов нет иди в пед! Пхах!       — Кххпфф-ах-ха-ха! Точно-точно! Ой… — Она утёрла проступившую от смеха слезу. — Даже не знаю — на кой чёрт ты хочешь вернуться к себе? Вот погляди, — она обвела парк правой рукой в которой дымилась сигарета, — и охота тебе жить в каком-то захолустье?       — Не преувеличивай, уж не тебе падерской говорить о захолустье, у вас газ провели два года назад, а вода есть ещё со времён союза.       — Угу, а ещё скоро в Бетлице вторую вышку мобильной связи поставят, даже интернет грозятся провести. Но что это меняет? Работать-то негде.       — … — К сожалению, возразить мне было нечего.       — Ладно, пора возвращаться. — Она затушила сигарету и выкинула бычок в одну из урн.       Вернувшись в автобус, я обнаружил, что народу осталось человек десять от силы… И чего я испугался ещё больше, так того, что моя собеседница собралась пересесть… Видно я ей надоел…       — Дим, ты чего? Пошли сядем ближе к центру, а то мне надоело, как трясёт в конце автобуса. И уж тем более мне не хочется, чтобы что-то помешало тебе рисовать, хи-хи.       — А-а… Ну давай.       Устроившись на пятнадцатом и шестнадцатом местах, мы продолжили поездку. Я вытащил из сумки карандаш и приступил к написанию незамысловатого пейзажика. Хе-хе, и мотивчик у меня был.       — Саша, получается, твои родители из Падерок?       — Ну да, верно, но живут они в Обнинске. В Падерках у меня бабушка и дед.       — А что ж ты тогда делала в Калуге?       — Навещала бабушку… — Вздохнула она. — Она в аненской больнице, в травме лежит. Споткнулась три дня тому назад во дворе в ямке, которую куры раскопали, и то ли сломала, то ли подвернула ногу. Я сегодня у неё была, диагноз точный ещё не поставили, ждут пока придёт описание снимка.       — Н-да уж, в таком возрасте чревато. — Пробубнил я, аккуратно выводя набросок. — Мои бабушка и дед, благо, ещё вполне себе. Дед вообще работает в школе учителем химии.       — О, а родители?       — Мама — учитель математики, папа держит магазин строительных товаров в Бетлице. Бабушка вела русский и литературу, но год назад ушла на пенсию, вторая бабушка по отцу в Закрутом в школе директором работает.       — Ааа, так это ваш магазинчик. Ты, прям, из династии педагогов, чего ж тогда на учителя не пошёл?       — Потому что знаю, какая это «весёлая» работёнка. Особенно в нашей Калужской области, что впереди планеты всей в области нововведений в образовании… Моя бабушка от того на пенсию и пошла, что от новой программы хочется выть. Детей в седьмом классе заставляют читать «Один день Ивана Денисовича»! Короче дно пробито…       — А о чём оно хоть? Ну в смысле про Ивана Динисовича? Что-то знакомое.       — Ай, Саш, даже не задумывайся. Просто байки бывалого звездабола. — Я решил сменить тему: — Твоя, Саш, родня чем живёт?       — Мама — кассирша в магазине, отец — стоматолог, бабушка с дедом на пенсии, а бабушку и деда по матери я не застала, они умерли. Есть ещё старший брат, он закончил ядерку, когда я в неё поступала и работает теперь в Москве, но не по специальности. Я поэтому туда и пошла, что от него все конспекты остались.       — Умно, мне бы так, — усмехнулся я. — У меня только младшая сестра, которая в этом году во второй класс пошла. Это брат тебя в видеоигры затащил, получается?       — Хах, ага, кто же ещё? — Улыбнулась Саша, от чего её светло-карие глазки сверкнули ярким задором. — У нас дома была совсем старенькая Сега, которую отец привёз из командировки во Владивостоке, и с неё и началась моя любовь к видеоиграм. Впрочем, отец повинен и в том, что мне нравятся всякие боевики. Смотрел «Мистер и миссис Смит»?       — Которые в том году вышли? Да, смотрел, неплохо.       — Что-то знакомая картина… — Пробормотала она, глядя со скепсисом на зарисовку той футуристичной остановки из Мосальска.       — Не подглядывай.       — Ладно-ладно, — она отвернулась и посмотрела в окно, очевидно думая над следующей темой для разговора, но в отличии от меня, Саша мыслила поживее: — Какую музыку слушаешь?       — Под настроение. Из постоянных, что могу переслушивать по нескольку раз это: Ляпис и SOAD.       — «System of a Down», да?       — Ага, они самые.       — Мрачняк…       — Нашлась меломанка, сама-то что слушаешь?       — Мне больше «Nightwish» и «Король и Шут» нравятся, хотя бывает и начинаю Зверей слушать?       — «Звери»? О боже…       — Да-да, — хихикнула она. — В музыке, как ты понимаешь, а вернее в моих музыкальных предпочтениях виноват мой брат. Мы с ним в том году даже на концерт КИШей ходили, я хотела и на финов сходить, но там билеты стоили по тысяче рублей!       — Гх! Сколько?! На эти деньги можно месяц прожить!       — Ага, то-то и оно, поэтому и не пошли. Дим, а ты ходил на чьи-нибудь концерты? Ляпис часто ездит, особенно в Калугу.       — Нет не ходил…       — А чего так плохо?       — Мне не с кем… — Вздохнул я. — Из друзей у меня в Калуге один только сосед по комнате, да и то, чувствую, что, когда закончу уник, мы с ним забудем друг про друга. Остальные друзья — это трое одноклассников, которые после выпуска поразъехались кто-куда: один в Москве на юриста учится, второй в Брянске в спортивном на тренера, третий вообще в Томске на врача пошёл. А оставшиеся в Момоновке в школе ещё. Вот и получается, что в Калуге я один…       — … — Она как-то грустно отвернулась в окно. — Почти Барятино.       — Ага.       И в самом деле незаметно для нас автобус по новому куску дороги добрался до Барятина, где сделал вторую продолжительную остановку. Саша вышла покурить, ну а я за компанию позаниматься пассивным курением.       — Всё равно не могу понять, зачем тебе после универа возвращаться, — вернулась Саша к старой теме, глядя на главное здание администрации Барятино, у которого и находилась автобусная остановка. — Такое уныние.       — Я не люблю шум, терпеть не могу, когда вокруг многолюдно. Когда начал жить в общаге, то сразу же забыл о нормальном сне. Постоянно болит голова, просело зрение, а ещё потолстел, потому что в городе делать вообще нечего, только сидишь в бетонной коробке, да тупеешь помаленьку.       — Ты прямо как моя бабушка, хах, — усмехнулась она. — Во многом с тобой согласна, однако сейчас, пока молодые, надо зарабатывать деньги.       — То есть, в теории, в старости ты бы была не прочь вернуться в те же Падерки?       — Ну да, в принципе, — она затушила бычок и указала на автобус: — Идём, осталось недолго.       И в самом деле, уже через полчаса мы доедем до Кирова, где пересядем на маршрутку до Бетлицы. Вечерело. За окном горел алый закат, который даже через свинцовое небо смотрелся красиво. От чёрного леса по обе стороны дороги поползли длинные чёрные тени и лишь блики фар, отражённых дорожными знаками, время от времени освещал салон автобуса, где из пассажиров остались мы с Сашей и пожилая пара из старика и старушки.       Мне пришлось включить лампочку над сиденьем, дабы видеть хоть что-то. Пейзаж обрастал мелкими деталями, например, я закончил остановку и выводил фонарные столбы, впереди ждала трава и плитка, но чего-то на этой картине явно не хватало…       — Дим, а-а… — Начала Саша, но остановилась на полуслове.       — Чего?       — Пхах, т-только не обижайся, л-ладно?       — Ну?       — У тебя есть девушка?       — …       — Извини-извини! Не делай такое страшное лицо! Я ничего такого не имела в виде! У меня самой-то никогда парня не было…       И вновь тишина… Чего она вообще хотела этим добиться? Если намекала на возможность встречаться, то могла бы спросить по нормальному. Впрочем, вряд ли она делала намёк именно на это.       — Саш, ты так и не рассказала, кем работали твои дед и бабушка? — Я решил перевести тему в другое русло.       — Хаа… — Она вздохнула. — Бабушка бухгалтером в Бутчинском колхозе, а дед был геологоразведчиком.       — Ого, нормально так. Небось пол страны объехать успел?       — Угу, успел-успел… Ещё детей наплодить успел… — Кисло пробурчала Саша.       — В смысле?       — В прямом — помимо моей бабушки у него было две, а то все три любовницы.       — Фииию! — Присвистнул я, остановившись рисовать. — И твоя бабушка его, после такого, не выпнула из дома?       — Да, к сожалению, не успела…       — Не успела?       — Ага, у деда проблемы с головой начались пятнадцать лет назад после инсульта и только шесть лет назад мы узнали о его похождениях, когда наведались внезапные родственнички за его наследством. Шакалье, тьфу!       — Н-даа… Весело у вас в семье, конечно… И теперь понятно, почему ты ехать не хочешь.       — Мне пришлось отпроситься в институте на целую неделю. За дедом нужен присмотр, нет он не безумный, вернее… Ну, он странный, но не какой-то буйный. Мы боимся, что он может пожар устроить или наоборот дом затопить, как-то раз бабушка еле спохватилась, когда он газ на кухне не выключил.       — Ого, а вот это в самом деле опасно… — Сделав пару последних штришков я дорисовал траву и плитку. — Вот и готово. Ой, а мы приехали.       — Ага, давай пересаживаться, в маршрутке покажешь.       В Кирове мы с ней купили билеты до Бетлицы и вытащив из багажа автобуса свои баулы, загрузились в небольшую газельку, видавшую виды. Хорошо, что мне удалось закончить рисунок до того, как мы уселись в это рычащее чудище, иначе от его тряски и отвратительного куска дороги до моего районного центра и без того кривые линии моих зарисовок вышли бы ещё хуже.       — Н-да уж… — Пробормотала Саша, когда мы устроились на креслах. — Только посмотри, здесь же вообще кроме нас никого!       — Естественно, ведь сейчас середина октября, на ноябрьские была бы полная маршрутка. Неужели ты в первый раз так едешь?       — Чтобы в пустой маршрутке, то да, впервые такое, — она перевела взгляд на вид проносящихся рядом городских фонарей. — А ты часто ездишь домой?       — Стараюсь раз в две недели.       — Часто…       — Но в этом месяце и на следующей приеду — у мамы день Рождения.       — … — Она почему-то замолчала.       — Саша, держи.       — Ч-что… А! Ты уже закончил, так быстро. Круто!       Она с лучезарной улыбкой приняла рисунок, когда же Саша получше рассмотрела, что именно там было нарисовано, то в её светло-карих глазах промелькнуло вначале удивление, а после весёлый ребяческий задор, с которым она обратилась ко мне:       — Святой иконописец Дмитрий, властитель кадастрового писания, а вы на удивление злопамятны.       — Хах, ну не обижайся, просто тамошний парк и остановка возле него складываются в хороший пейзаж. Да и нарисовать его в таких условиях оказалось пусть и задачей не из лёгких, но и не такой уж и невозможной.       — Хах, понятно… — Она потянула лист мне обратно.       — Нет-нет, — я остановил её руку, — он твой.       — О! Тебе не жалко? Крутой же рисунок…       — Я изначально его для тебя рисовал. Дай только сфотографирую его на память.       — Чего?       — Я все свои рисунки фотографирую на телефон.       — Что ж ты сразу не сказал?! Дай посмотреть!       Когда мой телефон оказался в её пальцах она тут же и с ураганной скоростью отыскала папку галереи и начала рассматривать фотографии. Мой телефон уже довольно старенький, поэтому и фотографий на нём было много. Помимо моих картин она умилялась фотографиям котов, нашего пса, моих родителей за работой в огороде, фото младшей сестры с цветами, поздравляющей бабушку. Но кое-что привлекло её внимание:       — У тебя столько картин… Дим, а ведь ты мог бы даже зарабатывать этим. На фото твоя родня с картинами в руках выглядит счастливой.       — Ты думаешь?       — Конечно, это же очевидно.       — Кстати, раз уж напомнила, возьми лист в две руки и улыбнись. Ты же тоже своего рода «заказчица».       — Ооо, ну давай.       Саша взяла свой подарок и повернулась ко мне, сияя милой улыбкой. Я даже немножко завис в этот момент, однако сумел сделать хорошую фотографию. Может быть, стоит нарисовать потом её портрет…? Но смогу ли я передать блеск её глаз?       — Можно поглядеть? — Вырвала Саша меня из размышлений. — О-о-ой… — Она от чего-то замялась.       — Прости, на ней чего-то не хватает, я понимаю, но времени было маловато.       — Нет-нет… Думаю, она замечательная…       И опять молчание… Она аккуратно уложила рисунок в свою сумку с вещами и замерла, глядя в окно, с полями, проносившимися поодаль от дороги. Ей, наверное, редко делали такие подарки, поэтому в этот раз я решил сам начать следующую тему беседы:       — Саш, так почему ты так рвёшься в город?       — А-а… — Она обернулась и непонимающе уставилась на меня. — Разве это не очевидно? В деревне время тянется слишком долго.       — Разве это плохо?       — Нуу… — Она очень тяжело вздохнула, в очередной раз отвернувшись к окну и неожиданно пробормотала: — Когда, Дим, у тебя такая хорошая семья, то с таким темпом жизни это замечательно… Но когда… Когда хорошего в жизни мало, хочется вздёрнуться от этой непроглядной вечности…       — …       Тишина. За окнами маршрутки небо, наконец, развеялось и серые свинцовые тучи уступили полумесяцу, своим светом освещавшим, поросшие дикой луговой травой поля. Давным-давно в нашем Куйбышевском районе кипела жизнь, нет он не был каким-то особенным или примечательным. Простой район, живший земледелием и переработкой хлопка, когда-то очень давно… Давно…       Наш район потихоньку умирает, поля зарастают и смешанный лес Среднерусской равнины отвоёвывает свои территории обратно. Закрываются фермерские хозяйства, доживают свои дни последние колхозы-недобитки и даже магазины, годами работавшие в райцентре приходят в запустенье. Молодёжь разъезжается по городам в поисках лучшей жизни, и лишь старики, остаются бдеть за малой родиной, храня в памяти далёкий образ прежней жизни…       — Вот и моя остановка.       — Ч-чего? А! — «Уже Падерки! А значит… Она сейчас выходит!».       — Ладно, Дима, спасибо за то, что составил мне компанию. — Она опять пожала мне руку. — И… Спасибо, что вытерпел моё нытьё… Правду говорят, что перед незнакомым человеком можно высказаться так, как при родных никогда говорить не сможешь. Может, ты подумал, что я какая-то задира или хулиганка? На самом же деле я очень зажатая… Да и друзей у меня совсем нет… Старший брат, да сестра двоюродная… Всё, пакеда! И Дим, совет на будущее, будь понапористее, ты же не дед! Будешь медлить, так вся и жизнь пролетит незаметно. Больше уверенности и труда! Пока-пока! — Она направилась к выходу.       — П-пока… — «Стой… Стой. Стой! Постой!» — Саша, стой! — Я выскочил за ней на улицу и неожиданно для самого себя выдал: — Дай свой номер телефона!       — Э… — Она впала в ступор, но потом засмеялась: — Нифига ты Дон Жуан. Хах, в аське меня найдёшь.       — Ага, а интернет мне кто даст? Сама знаешь какая у нас сеть. И к тому же, — я улыбнулся ей, — сама сказала, что нельзя медлить.       На миг она смутилась, но после в её глазах промелькнуло что-то настолько искреннее и мягкое, что я ненароком уставился на неё, не в силах думать о чём-либо другом.       — Хах, хорошо, — вернулась она в свой образ пацанки. — Записывай: плюс семь девятьсот… — И наконец я узнал её номер телефона.       Мы ещё раз попрощались, пожав руки и я поехал в Бетлицу, где меня ждал отец и сестрёнка, которая любила меня встречать, ведь таким образом она могла попозже ложиться спать, так ещё и покататься ночью можно было.       Дома я спокойно поужинал с семьёй и лёг спать, правда… Перед сном мне в голову пришла мысль: а не позвонить ли Саше? Может быть завтра удастся с ней встретиться? Увы смелости мне так и не хватило… Конечно, она сама говорила мне быть посмелее, но… Это не так-то просто.       На следующий день мы с отцом поехали в Бетлицу в наш семейный магазин, где я помог разгрузить машину с новыми товарами. Однако и там мне не хватило смелости… Вроде, и погода улучшилась и времени было вагон, но… Ладно! Позвоню ей завтра! Точно! Завтра!       В понедельник, рано утром, я вернулся в Калугу, где, пережив пять пар и написав проклятую контрольную по метрологии на четвёрку. Вечерком я вышел в холл общежития, дабы сосед не подслушивал и наконец решился позвонить ей:       — Аппарат вызываемого абонента выключен или находится не в зоне действия сети. — Вот и всё, что я получил от этого звонка.       Ни на второй и даже третий раз мне не удавалось дозвониться Саше. Я попробовал и во вторник, и в среду и даже четверг, но… Ничего… Каждый раз одна и та же дурацкая фраза автоответчика её телефона. Может быть Саша дала мне не правильный номер? Или у неё телефон сломался? Возможно… Она просто разыграла меня? Кому в конце концов нужен такой неуверенный тюфяк как я…       Всё разрешилось в следующую субботу, когда я приехал домой и мне на глаза попалась наша местная районная газета, которую в простонародье называют Брехуноком.       — Ооо, Дим, там в Падерках такой ужас случился, — сказала мама, завидев газету в моих руках.       — Ч-что…       Я потерял дар речи, лишь от заголовка… «Взрыв газа в деревне Падерки, есть погибшие»… В тот роковой вечер дед Саши включил газовую плиту и ушёл в свою комнату, где задремал, а она тайком вышла на крыльцо во внутренний двор, чтобы покурить… Газ заполнил вначале кухню, а затем и прихожую, просочившись через дверь во двор… Деда убило мгновенно, а Сашу с ужасными ожогами и оторванной правой рукой госпитализировали в больницу, где она и умерла от потери крови…       Никогда ещё я не испытывал такой боли… Неужели… Я впервые влюбился в кого-то и… Я знал Сашу всего несколько часов, один краткий разговор в автобусе… Мы обменялись с ней номерами телефона, и я даже подарил свой корявый набросок пейзажа, который почему-то ей так понравился…       На целую неделю я будто выпал из реальности… Мне было так больно и паршиво на душе… Я ведь мог пригласить её встретиться? Вдруг она бы спаслась… Покурила бы во время прогулки со мной и придя домой, возможно, почувствовала запах газа… Может это спасло бы её… Н-но… Я такой идиот! Я ведь мог…       Чуть позже я узнал, что Саша была золотой медалисткой Бутчинской школы, причём единственной за последние пять лет… Она из-за всех сил училась и даже в своём институте шла на красный диплом… У неё не было настоящих друзей, кроме её родного брата, который был единственной опорой для неё в жизни… Родители Саши, из-за проблем в семье, развелись больше года тому назад, и она жила то с отцом, то с матерью по очереди…       Саша была по-настоящему удивительной девушкой, всю сознательную жизнь её сопровождали несчастья… Одна неудача за другой… Но она находила в себе силы идти вперёд… Удивительная девушка… Которую я навсегда потерял…       Обдумывая всё это до меня дошло, что её шутки были не простыми намёками… Как и то, что она всё-таки дала мне свой номер телефона и приняла мою картину… И…       Ничего теперь не вернуть… Из-за своей робости я потерял ту, в кого в самом деле влюбился… Всё что мне теперь остаётся, так это смотреть на её фото с моей картиной в руках… Она была такой красивой…       Через три года, после окончания магистратуры, мне удалось устроиться на работу в районную администрацию в Бетлице по целевому направлению. Через пару лет, когда я отработаю нужные два года я собираюсь перевестись в мэрию Калуги. Я вырос над собой и теперь хочу большего! После подачи документов я решил съездить на местное кладбище…       Могилка Саши располагалась рядом с её бабушкой и дедушкой. Красивая фотография… Я положил букет из восьми белых роз около её памятника, а рядом поставил небольшую фотографию-ксерокопию той самой зарисовки остановки в Мосальске… Я полностью скопировал свой старый рисунок, но постарался сделать его как можно более красивым и теперь на нём не было недостающих деталей. На картине я дорисовал наши с ней силуэты, держащиеся за руки…       Я часто задаю себе один и тот же вопрос: как сложилась бы моя жизнь, если бы я не промедлил, если бы я позвонил ей тогда… Где бы я был, начни мы с ней общаться или… Смогли бы мы стать парой… Эх…       — К чему теперь об этом думать? А, Саш? — Спросил я у улыбающейся мордашки со светло-карими глазами, смотревшими на меня с памятника. — Ладно, рад был повидаться.       Я погладил её фотографию и, закрыв калитку их ограды, покинул кладбище. Кладбище — это то место, где люди ни о чём не волнуются, никуда не торопятся… Спокойствие — удел мёртвых. А я — живой! И пока я жив, я не должен медлить, не должен бояться! Вот чему меня научила Саша! И вот за что я буду ей благодарен до конца своей жизни!       Жизнь иногороднего студента тяжела, но это нужно преодолеть. Пока ты молод, нельзя медлить, нельзя позволять себе становиться стариком, мечтая о спокойной и безмятежной жизни в пустеющей деревеньке. Надо работать, надо стараться и трудиться! Иначе вы можете упустить своё счастье…