Парни и Куклы

Он такой глупый. Так говорит отец, так говорит Сириус. Он слишком тупой и жадный, чтобы действовать в одиночку. Легко заставить кого-то кончить, но его мозг перестает работать, когда подходит его очередь. Его маленький член болит, и он не знает, как себе помочь, поэтому ему приходится идти к отцу или брату, чтобы успокоить его, иначе он рискует часами корчиться на простынях, прижимая свои гениталии к матрацу, надеясь, что этого будет достаточно… Это не его вина, что он всегда стоит; они слишком хорошо его обучили. Но это покажет им. Он поправляет плюшевого мишку между бедрами. Его бледный кремовый мех скользит по крайней плоти, мягкий, как кошачья шерсть. Его член идеально сидит в колыбели его лап и груди, и Регулус уже знает, что это сработает. Его кровать завалена плюшевыми игрушками, прекрасно сочетающимися с кружевной одеждой и белыми шелковыми простынями, но эта всегда была его любимой. У него нет глаз. Он вытащил их, когда был слишком маленьким, чтобы помнить почему, спрятав бусины под половицами как свой маленький секрет. Бедный Тедди, но он сохранился чистым и неиспорченным. Он не видел, что происходило в этой комнате. Теперь он обнимает его, слепой, но успокаивающий. Его мех становится влажным, когда Регулус втирается в него, смачивая его предэякулятом, но оставляя скользкость, в которую он может толкаться. Он прижимает его к матрацу, вставая на колени над его обмякшим, безжизненным телом, как многие поступали с Регулусом, и трахает его мягкий живот. Его девчачьи бедра качаются взад и вперед, слишком широкие, чтобы считать его настоящим мужчиной, но слишком пустые, чтобы считать его женщиной. Приятно чувствовать прикосновения. Любовь. Его глаза закатываются каждый раз, когда головка его члена касается носа мишки, а рот открывается, когда его яйца трутся о пушистую шерсть. Он высовывает язык, как собака, не в силах сопротивляться своим низменным инстинктам. Тупая шлюха. Он думает о словах отца, когда трется своим маленьким членом о детскую игрушку. Слюна течет по его губам, потому что он слишком потерян, чтобы остановить это, и никто не возражает, когда он делает из себя мокрое, неряшливое месиво. — Ну, какой приятный сюрприз. Регулус открывает затуманенные глаза и видит у двери своего брата, ухмыляющегося и высокомерного, идеального наследника семьи Блэк. Он настоящий мужчина; высокий и сильный, с толстым членом и мощной спермой. Он заставляет семью так гордиться. — Сириус? Регулус тянется к нему, как ребенок. Он всегда хочет, чтобы его брат был рядом. Его бедра не остановились; он не думает, что смог бы остановить их подергивания, если бы попытался. — Кто сказал, что ты можешь трогать себя, а? Я уверен, что это против правил, братишка, — его тон легкий, юмористический. Он не сердится. Во всяком случае, он, кажется, доволен смелостью Регулуса. — Хотя я восхищаюсь твоей смекалкой. — Просто… я так сильно жаждал этого. Он уже болел, Сириус… Он замолчал. Сириус прислоняется к дверному косяку, темные глаза не отрываются от его обнаженного тела. — Продолжай. Я не скажу отцу. Сириус такой милосердный. Он вернет эту семью к величию, в отличие от Регулуса, который даже не может устоять перед тем, чтобы осквернить себя, единственное применение которого — его мокрые маленькие дырочки. Он возобновляет свои движения, восхищаясь только уверенным телом Сириуса. Его дырочка болезненно пуста, и он мечтает, чтобы у его мишки была выпуклость, на которой он мог бы подпрыгивать, или чтобы Сириус подошел и засунул свой член в его нуждающегося младшего брата. Вместо этого он засовывает внутрь себя два пальца — он всегда мокрый и растянутый, поэтому он никому не нужен. Отец очень рад удивить его; требуя, чтобы он согрел свой член за обеденным столом или на вечеринках, везде, где Регулус мог застать себя неподготовленным. Но это никогда не случается. Это было то, для чего он был создан. Между бархатистой тяжестью вокруг его члена и пальцами на его заднице он кончает смущающе быстро, слишком глупый, чтобы сопротивляться потребностям своего тела. Сперма струится по его плюшевому мишке и простыням, как молочная смесь. Его яйца выкачивают из него все это, каждую бесполезную струйку, и он падает лицом вперед на кровать, содрогаясь, когда его член соскальзывает крошечными пульсациями. — Какой ты красивый, — говорит Сириус, слишком похоже на их отца. Он взбирается на кровать и исчезает за спиной Регулуса. Металл его ремня гремит, а затем он чувствует, как головка его члена упирается туда. Он позволяет своим пальцам выскользнуть, и толстый член Сириуса заменяет пустоту прежде, чем он успевает ощутить ее. Все еще держа руку за спиной, он касается члена Сириуса, когда тот входит в него, чувствуя, как непреклонная длина погружается внутрь. Он восхищается его размером, изо рта текут слюни. Простыни заглушали его крики, когда Сириус толкал его в дырку, его темп мгновенно стал диким. Почему он должен заботиться о том, чтобы не причинить боль Регулусу? Он рожден для этого. Сириус неподвижно держит его ладонью на голой спине, и жар заставляет его хныкать. Это соответствует потоку спермы, который наполняет его, белой сперме, которая покрывает его стенки и заставляет его снова тереться о своего забытого мишку, и все это сливается вместе в туманное пятно хорошего теплого счастливого целого. Он не может понять, как заставить свой член кончить одними руками, поэтому он трется и трется о липкий мех своей игрушки, сжимая тяжелый член Сириуса, пока тот изливается в него. — Хороший мальчик, — мычит Сириус, и он, должно быть, серьезно, потому что мгновение спустя его размякший член оказывается у его лица, и Регулусу выпала честь вылизать его начисто. Вес его на его языке снова доводит его до крайности, он еще больше пускает слюни на своего испорченного медведя, липкая жидкость покрывает его яйца капающей белой кашей. Он пытается быть опрятным, но так трудно себя остановить, когда он ждет весь день. Он недостаточно умен, чтобы сопротивляться. Вот почему у него есть семья; люди мудрее его, чтобы показать ему его место. Они всегда знают, что ему нужно.