Лучшее наказание

Приходя поздно домой, родители стали меня подозревать. Я не связывался с плохими ребятами, я не стал сам плохим, просто у меня появилось больше друзей, с которыми я хочу больше проводить время. — Сегодня снова ты вернулся позже одиннадцати, — говорит мой отец. Он подошëл спереди, когда я развязывал шнурки. — Что я тебе говорил по этому поводу? — Что я должен нести наказание, — я начинаю медленно выпрямляться со страхом посмотреть в глаза отцу. Его голос впервые за долгое время звучит так раздражëнно. — Иди на кухню, ешь и думай над своим поведением, — он буквально сверкает глазами и уходит в свою комнату. Я сглатываю, стараюсь как можно тише пройти на кухню. Еда лежит у меня, я иду к столу, кладу тарелку. На моëм стуле лежит тряпка. Я непонимающе смотрю на неë, нагинаюсь чтобы убрать и понимаю что зря. Свет выключается, сзади меня нависает тень. Тень отца. Моë сердце стучит сильнее, я выпрямляюсь и разворачиваюсь. Он пронзающе смотрит на меня, выглядит недовольным и холодным. Такой отец меня пугает, я делаю шаг в сторону двери, но он меня перехватывает, грубо возвращает назад. Мы стоим и смотрим друг на друга в тëмной кухне. — Это и есть моë наказание? — боязливо спрашиваю я. Мне не хочется слышать подтверждение моих слов. — Да, — отец встаëт ко мне вплотную, а потом шепчет: — развернись. Я закрываю глаза, кусаю губы, разворачиваюсь. Тëплые руки родителя стягивают с меня штаны вместе с бельëм, я содрогаюсь. Он кладëт руку мне на спину и нажимает, чтобы я прогнулся. Я цепляюсь руками за спинку стула, держу равновесие. Отец плавно проводит рукой от моей поясницы до таза, потом берëт подсолнечное масло со стола, смазывает меня и я чувствую, как он вводит два пальца. Ощущения не из приятных, я жмурюсь. Он просто гладит меня по спине, ускоряя темп, и я действительно начинаю чувствовать тепло внутри, как его пальцы ловко меняют своë расположение, как они двигаются. Появляется тихая отдышка, третий палец, более быстрый темп, разнообразие положения пальцев, я на пределе, но разрядка не случается, отец резко вынимает пальцы, так, что я крикнул, прикрыв рот. Я глубоко дышу, моя левая рука сжимается у подбородка, чтобы не вырвалось чего лишнего, правая рука крепится на стуле, держа равновесие и крупно дрожа. Отец сжимает мои запястья — Так не пойдëт, я хочу слышать твой сладкий голос, — он заводит мои руки за спину, держа одной своей, потом кладëт животом на наш обеденный стол. Я несильно ударяюсь подбородком о доски, прикрываю глаза. Отец подставляет свой член к моему входу и вводит его. Я сжимаю свои руки, тихо мычу. Мне не нравится, я хочу прекратить. Отец, недолго думая, входит глубже, я покусываю свои губы. Он полностью во мне и начинает двигаться. Я стараюсь подобрать удобный для себя угол, верчусь и извиваюсь. Отец нежно кладëт руку мне на таз и позволяет насадиться немного удобнее. Я облегчëнно выдыхаю, смотрю на нашу плиту, как на ней горит комфорка, а потом чувствую грубые, как мне кажется, толчки. Отец так же сжимает мои запястья и держит за таз, но уже толкается, набирает темп. Я не привык к нему, но уже не старался мешать ему. Он начал двигаться быстрее, а я зашипел: — Б-больно, стой! — мой голос звучал так тихо и неуверенно, что я сам себя жалел. Но отец не остановился. — Мы не сдвинемся с места, если я остановлюсь, — он уверенно сжимал мою ягодицу и продолжал толкаться. — Можно я сначала привыкну? — я ногтями достал до руки отца и впился в неë. — Тебе это не поможет, — он набирал темп, сильнее нажимая на мои запястья, а потом медленно остановился, будто опопомнился. — Я увлëкся, прости! Я облегчëнно выдохнул и уткнулся носом в стол. Сзади меня всë пылало, я чувствовал его внутри себя, старался настроиться, а потом понял что именно меня смущает — мои руки. Я громко вдохнул и уверенно освободил свои руки. Отец начал медленные движения, будто в отместку, но я уже достаточно привык. Он положил свои руки мне на таз и стал аккуратно насаживать меня на себя. Я сложил руки перед собой и уткнулся уже в них, а не в стол. Отец набрал более быстрый темп, я начал чувствовать лëгкое возбуждение, появилась отдышка. Я понял, что самое время. Я плавно спустил руку к своему члену, но удивился, когда получил лëгкий удар по бедру. — Убери руки, Вальтер, — он наклонился к моей спине и оставил там легкий поцелуй через школьный свитер, — я сам, — его голос звучал более слащаво, чем обычно. Я убрал свою руку, посмотрел на отражение в окне и сразу же спрятал свой смущëнный взгляд подальше. Отец сам опустил свою руку, дотронулся до моего члена, не сбавляя темпа. Я и без того держал все стоны при себе, но когда он начал меня ласкать, я растаял. Если бы я делал всë сам, то мог бы контролировать это, но сейчас контроль над моим телом пренадлежит отцу, а я могу лишь издавать эти пошлые звуки и получать уловольствие. Отец набрал темп сзади и в руке, я стонал сильнее и сильнее, бессовестно разглядывал своë лицо в отражении окна, принимал отца с громкими хлюпами и был готов кончить, но уже второй раз меня обрывают. Отец вытащил свой член и остановил руку. Я отчаянно сжался, посмотрел на него в отражение. — П..! — «Пап!» — хочу выкрикнуть я, но быстро закрываю рот рукой и говорю другое, — Почему? — отец смотрит на меня так удивлëнно, будто не верит своим ушам. — Я почти уверен, что ты меня назвал папой, — он наклоняется ко мне ближе и шепчет в самое ухо, — это так? — он улыбается сильнее, а я отрицательно мотаю головой. Отец сглатывает слюну, кладëт свою тяжëлую руку мне на спину. — Хочешь чтобы я продолжил? Тогда ты знаешь, что делать. Я не помню, когда последний раз он действительно был для меня "папой", а не "отцом", наверное в детстве, но, кажется это его заводит сильнее и это мой шанс. Я делаю маленький шаг назад, выпрямляюсь, прижимаюсь к его члену так сильно, как могу, и томно говорю: — Пап, пожалуйста, — он ныряет носом в мою шею и резко вставляет, так, что я вздыхаю. Он обвитал свои руки вокруг моей талии и начал быстрое движение. Я почувствовал, что он так близко к той самой точке, что я схвачу оргазм прямо так. Я немного нагинаюсь и получаю награду по простате. Отец замечает мою реакцию, начиная надрачивать мне. Я теряюсь в собственном голосе, не слышу ни отца ни себя. Мне слишком хорошо, чтобы волноваться об этом. Я бурно кончаю, издаю самый пошлый, громкий и отчачнный стон, который только издавал и устало валюсь на стол. Отец кончает мне на свитер. Отец ещë не отошёл от меня, стоит и громко дышит. Отец погладил меня по ягодицам и произнëс: — Это лучшее твоë наказание, Вальтер. Без шуток. Мой любимый свитер в семени отца, я лежу на кухонном столе, где обычно мы обедаем семьëй. Но есть то, что меня смущает. — Где ма? — Я смотрю на умолкшего отца, а потом вглядываюсь в коридор. Мать снова поздно вернулась с работы и сейчас смотрит на нас, но будто не видит. Она рукой устало махает в нашу сторону и вяло уходит спать. Никакие вещи, кроме работы еë не волнуют.