Найти смысл жизни или сойти с ума

Квакити всегда хотел иметь что-то, что удерживало бы его в этой жизни, как якорь держит огромные суда на одном месте. Он искал что-то, на чём мог бы помешаться. Странное желание, скажете вы. Пожалуй, да. Но очень часто, сидя в своей комнате при свете закатного солнца и глядя в окно на пустую улицу, Квакити хочет сделать своим смыслом жизни рисование, или волейбол, или одноклассника, с которым никогда не общался, или, вообще, бабушкину герань, что он так сильно ненавидит. — Иди познакомься с новыми соседями, — как-то говорит мама, когда они готовят утром тортильи. Выглянув в окно, Квакити видит, как у дома напротив стоят огромный фургон, куча картонных коробок, цветы в горшках, старый диван и высокий брюнет в клетчатой рубашке. — Нет, тебе и правда не помешало бы завести друзей, Алекс. — Ага, мам, да, — быстрые шаги, свист ветра и шум хлопнувшей двери. Квакити замирает на крыльце дома, наблюдая за соседом, что вновь появляется на улице и подхватывает на руки очередную коробку. Мимо проносится машина, и парень наконец переходит дорогу, ступая на чужую лужайку. Высокий сосед останавливается, с улыбкой смотрит на подошедшего и кивает в сторону дивана горчичного цвета: — Уил, — тот ставит коробку на землю и подаёт руку. — Алекс, — он молчит несколько секунд, принимая вежливый жест, и говорит: — У тебя акцент. — У тебя тоже. Квакити хмурится, но молчит, усевшись на старый диван. Пахнет пылью, и он немягкий. — Я думаю, ты лысый, если носишь шапку летом, — вдруг выдаёт Уил. Квакити хочет возразить, в ответ сказать, что тот слишком высокий, и удивиться, как его лоб ещё жив. Но вдруг осознает кое-что важное для себя и начинает смеяться так, что вся улица точно слышит это. Квакити очень скучно жилось в маленьком городке штата Пенсильвания, США. Он ходил в старшую школу в двух кварталах от дома, играл в волейбол со своими одноклассниками по биологии и никогда в жизни не брал в руки краски. Ничто не могло заинтересовать Квакити настолько, чтобы он смог увидеть этот мир цветным и поверить в Санта-Клауса вновь. Поэтому парень часто задумывался, а не сделать бы ему что-нибудь такое, что останется в истории не только его маленького города, но и всей Америки. Ему хотелось найти человека, или животное, или хоть что-то — что угодно, — с которым он мог бы делиться каждой секундой своей жизни, который бы запомнил все глупые истории из его детства и знал каждый секрет. Квакити полагает: именно это люди и называют «лучшим другом». Лёгкие горят от недостатка кислорода, в ушах лишь стук собственного сердца, а сосны скрывают последние лучи солнца. Зелень леса проносится мимо с бешеной скоростью, и парень думает, что вот сейчас его непременно схватят. Споткнуться о шишку и упасть, проигрывая спор таким образом, будет непростительной ошибкой, поэтому Квакити делает последний болезненный вдох, и мир резко исчезает из виду, когда что-то тянет его назад. — Поймал тебя, — тяжёлый шёпот обжигает шею, а чужие руки сильно прижимают к телу позади. — С тебя обещанный диск. Квакити хочет и смеяться, и плакать одновременно. Смеяться от лёгкости и радости, от чувства безопасности и полного удовлетворения рядом с этим человеком. И плакать, если честно, от того же: от облегчения, от осознания, что он нашёл почти второго себя. Парень больше не сидит в тишине и одиночестве в своей комнате по вечерам — он наблюдает закаты на крышах домов и в ветвях деревьев, когда они с Уилом поют, сидя на лавочке в центральном парке. Теперь они вместе смотрят мексиканские комедии с плохими английскими субтитрами и поливают те десятки растений у Уилбура дома. — Это нечестно, твои ноги чуть ли не в два раза длиннее моих, — Квакити не растроен проигрышем, и то, что он говорит, совершенно не имеет смысла, потому на обратном пути он всё-таки покупает другу музыкальный диск. Парни идут по пустым улицам, то и дело толкая и щипая друг друга, в воздухе звучит их громкий смех. По приходе домой Алекс не может перестать улыбаться, он смотрит на противоположную сторону дороги и хочет остаться в этом ощущении навсегда. Каждый день их был наполнен приключениями: сегодня Квакити помогал Уилу и уронил коробку, полную старых кассет, в лужу, упав за ней следом. Вчера в попытке починить двигатель Уилбур разлил машинное масло по всему гаражу и испачкал не только себя, но и проходящего мимо друга. А позавчера они вместе устроили концерт на заднем дворе Уила, на который даже пришли их родители и соседский пёс. — Талулла так выросла, — задумчиво и восхищённо молвит Квакити, вдыхая едкий сигаретный дым. Они сидят на кухне Уилбура, на фоне тихо шумит радио и кипятится чайник. — Ага. Только жалко, что она так и не познакомилась с Тилин, — перебирая аккорды на гитаре, бормочет шатен. — Ты разбил его раньше, чем я успел купить Талуллу. — Я разбил? Это мой кот Тигр столкнул горшок с подоконника, пока я был в школе. Алекс тушит сигарету и поднимается, чтобы снять чайник с плиты, и, проходя мимо Талуллы — небольшого кактуса с жёлтыми цветочками — аккуратно касается лепестков пальцами. — Будем считать, ты не уследил за ушастым монстром и тот откусил твоему сыну голову, — Уилбур улыбается и шуточно качает головой в знак неодобрения. На стол опускаются две чашки жасминового чая, выдыхая густой пар, и несколько конфет в шуршащих обёртках. — Можем растить Талуллу вместе. Квакити приходится спешно проглотить горячий напиток, чтобы не выплюнуть его от удивления. Он морщится от боли, но так же радостно восклицает: — Правда? — Конечно, — Уил пожимает плечами и поднимает тёплый взгляд на друга. — Обещаю, я буду защищать её от зла всего мира! — подумав, добавляет: — И Тигра. Парни сидят так ещё несколько часов, за которые они успевают поговорить, наверное, обо всём, о чём только можно говорить. Они рассуждают, что было бы неплохо, умей рыбы летать, и делятся своими планами по выживанию в случае апокалипсиса. Когда луна на небе искрится особенно ярко, Алекс возвращается на другую сторону дороги. Однажды Квакити начинает казаться, что Уилбур — его кислород. Ему необходимо озвучивать каждую приходящую в голову мысль, рассказывать любую мелочь, произошедшую с ним за день: Алексу необходимо дышать им. Холодный ветер пробирается сквозь свитер, неосторожно касаясь кожи. Квакити сидит на крыше своего дома, как и прежде, наблюдает за закатом в одиночестве, но он курит сейчас не оттого, что ему плохо одному — ему отлично, потому что в жизни наконец появился смысл. Идут гудки, тишина и громкое: — Куакити-и! — по ту сторону слышна улыбка и радость, когда друг в шутку искажает голос. — Уильба! — тем же отвечает Алекс, удобнее устраиваясь на жёстком камне. Вид на город сверху был подобен макету местности в каком-нибудь музее, когда кажется, что мир так мал и он в твоих руках. — Во что ты сейчас одет? — Хм, — на фоне появляется чужой голос, и Уил на мгновение отвлекается. — Хочешь, чтобы я снял это с себя, дорогой? Флирт в их дружбе со временем стал обычным делом, но Квакити всё равно немного смущается и хихикает: — Я на крыше, придёшь ко мне? — Не могу, прости, мне сейчас нужно будет помочь матери с чем-то. — Ладно, тогда до встречи, сладкий, — звонок заполняется их громким смехом, и Квакити, сбросив трубку и счастливо улыбаясь, тушит сигарету. Небо заливается красным, и фиолетовым, и даже зелёным, обозначая конец дня. А следующая их встреча происходит спустя четыре дня. Уилбур был очень занят, потому они почти не разговаривали, лишь изредка списываясь. Всё внутри Алекса горело от желания поскорее увидеть друга, поделиться мыслями, посетившими его за это время, сказать, как сильно он скучал. — Я переезжаю, — говорит Уил, сидя на высокой кровати Квакити. — Что? — парень не может поверить в услышанное. Надежда в то, что это просто глупая шутка, скребётся в груди голодным зверем. — Я переезжаю. От этих слов Квакити хочет задохнуться, не видеть, не слышать, не чувствовать. Мир вокруг кружится и сверкает, фейерверки в сознании взрываются, оглушая, убивая. — Но мы же продолжим общаться? — подобно несвязному хрипу. — Не знаю, я буду очень занят после переезда, а потом у меня поступление, и, сам понимаешь, времени не особо много будет, — Уил не смотрит на друга, он только разводит руками и тяжело вздыхает. — Но ты не грусти, пожалуйста, я принёс тебе Талуллу. Ты обещал оберегать её, помнишь? Она наша дочь. — Заткнись! — Квакити спрыгивает с подоконника, на котором сидел до этого момента, и встаёт перед Уилбуром. — Ты не можешь уйти. Не можешь бросить меня! — слёзы стекают по щекам, и голос срывается на крик. Алекса трясёт от злости, от тоски и боли. — Квакити, дорогой… — Нет! — кричит парень, подлетая к столу и доставая из ящика пистолет. Затем он вновь оказывается перед Уилом и направляет на него оружие. — Ты не сможешь уйти от меня. Никогда. Уилбур замирает от страха, медленно поднимая руки вверх: — Алекс, послушай, — начинает он, стараясь говорить спокойно, когда в глазах клокочет ужас. — Мне было очень приятно называть тебя своим другом на протяжении стольких месяцев, но… ничто не вечно. Когда я перееду, мне будет сложно поддерживать с тобой связь. Знаешь, будто моя душа останется тут, а телом я буду далеко-о отсюда. Мне жаль… Его прерывает громкий выстрел. — Замолчи! — кричит Квакити, зажмуревшись. Когда за этим следует лишь тишина и ничего более, парень резко открывает глаза, в ужасе смотрит на теперь бездыханное тело друга и кидается к нему. — Нет, нет, нет. Не уходи. Прошу, не оставляй меня! — слова сбиваются в одну кучу. Алекс прижимается к Уилу всем телом, укладывая тёплые руки тому на щёки, и заглядывает в стеклянные глаза. В них нет ни былой радости и счастья, ни жизни. В них нет той любви. — Я люблю тебя, так сильно, Уил, ты мой мир. Я ради тебя исправлюсь, если хочешь. Только, пожалуйста, не уходи. Квакити думает, что прямо сейчас он сходит с ума, что это самый страшный сон, который смогла придумать дня него ночь, и что нужно всего-то проснуться. Потерять Уилбура, смысл его жизни, — значит для него потерять самого себя, заблудиться в лабиринте зеркал и собственных мыслей. Вдали слышна полицейская сирена, а в густой тишине комнаты — горький шёпот. — Не уходи.