-ˏˋ◖ Пантера ◗ˊˎ-
Половинчатое солнце вальяжно расположилось на тусклом небосклоне, оповещая учеников Лицея о наступлении нового дня. Долгожданный выходной, на который парни намеренно ничего не планировали, позволял отоспаться, отчего комната, поделенная занавесью посередине, была погружена в неподвижную тишину. Карие глаза с ужасом распахнулись, мгновенно светлея, будто кто-то окунул их в золото. Неизменно черный зрачок свирепо сузился и впился в знакомый потолок, пытаясь осознать произошедшее. Очередной кошмар, высасывающий душу, должен был подойти к концу с возвращением парня в реальность, но суматошно бьющееся сердце все не успокаивалось. Кричало, что это еще не конец. Эндрю провел языком по зубам, цепляясь за острые клыки. Все его существо насторожилось. Инстинкты бесновались. Он резко сел и наскоро осмотрелся. Занавесь плотно задвинута, скрывая едва слышно посапывающего соседа на той стороне. На полу еще валялись разодранные книги, которые блондин истерзал когтями прошлым вечером, не сумев справиться с приступом агрессии. Хлипкий ящик стола, служащий хранилищем сигарет, и который отчего-то не закрывался до конца, все так же был приоткрыт. Все на своих местах. Как обычно. Но что-то явно было не так. Эндрю знал. Чувствовал. Парень вскочил с кровати, готовый отразить любую атаку. Чутье подсказало, откуда стоит ожидать опасности. Подтолкнуло спешно развернуться к двери уборной. Та зловеще раскрылась, раскидывая по комнате жалобный скрип ржавеющих петель. И он явился. Крупная фигура мужчины шагнула из тьмы, натягивая мерзкий оскал на обезображенное лицо, сплошь покрытое рубцами от царапин, оставленных острыми когтями Эндрю. Уродливые пятна под чернью далеко посаженных глаз. Прогнившие зубы, отдающие желтизной. Растянутая тельняшка и китель морского пехотинца на плечах. Мелочи, которые блондин мечтал забыть, но не мог выскребать из своего сознания, как бы не пытался. «Галлюцинация», — судорожно шептал он себе, молясь, чтобы изможденный разум поверил. А галлюцинация тем временем двинулась к нему. Слишком знакомо прихрамывая на правую ногу. Пантера, в любое другое время синонимичная мощи, силе и скорости, пораженно застыла, не сумев пошевелиться. Никчемный зверь, бессмысленно существующий в его душе, лишь отягощая и без того тяжелую жизнь, ничем не мог помочь. — Эй-Джей, — тошнотворно прохрипел его кошмар. Беспощадный, кровожадный кошмар, что на протяжении всего безрадостного детства истязал его ночами, с недавних пор проник и в светлые дни. Не страшась солнца, насмешливо подмигивающего своей половиной. Не стесняясь наличия соседа по комнате, по-прежнему сладко спящего где-то там за шторкой. Пока Эндрю не мог и колыхнуться. Зверь внутри бесновался за неимением сил выйти наружу. Пантера скребла душу, будто ему не хватало увечий извне. Галлюцинация подошла непозволительно близко, окутывая пространство тошнотворным запахом гниющей плоти. Это было подсказкой, напоминанием, что Дрейк мертв. Ведь сам же его и прикончил, обнаружив в себе нечеловеческие возможности, продиктованные догорающим солнцем. Но парень не верил. Искренне хотел, но не получалось осознать. Каким образом этот выродок мог быть мертв, если снова и снова являлся к нему? Теперь еще и не только во снах. От этого верить получалось только в собственную уязвимость, струившуюся по венам невообразимой болью. Дрейк протянул остаток изуродованной руки и прикоснулся. Еще одно доказательство того, что он не мог быть мертвым. Он прикасался. Липко, мерзко, отвратительно. Хищно скалясь. Жадно сглатывая. Зудящая чернь расползалась по лицу блондина, следуя за чужим прикосновением. Совсем скоро оно опустится ниже. Поглотит все его тело. Эндрю знал. Слишком детально помнил. Мужчина не торопился, мучительно медленно проводя по шее, покрытой мурашками. Смаковал. Упивался чужим страхом, парализующим конечности и оккупирующим разум. Он никогда не торопился до определенного момента. Эндрю знал. Слишком детально помнил. Несмотря на бессилие семилетнего ребенка, в детстве блондин всегда пытался дать отпор. Дрался, вырывался, выгрызал свою свободу. А сейчас, даже овладев сущностью зверя, он ничего не мог сделать. Галлюцинации были побочным эффектом его аномальной. Жестокой расплатой за нарушение законов вселенной. Будто он когда-то просил стать бессмертным. Будто он когда-то хотел стать бесполезным монстром, не имеющим возможности справиться с собственным кошмаром. А они все прогрессировали. Становились до ужаса правдоподобными. Да так, что парень, обладающий феноменальной эйдетической памятью, не мог вспомнить, где кончалась реальность и начиналось безумие. Дрейк опустил руку ниже. Неторопливо. Омерзительно наслаждаясь каждым дюймом кожи, похолодевшей от страха. Электрические разряды отвращения выбивали дух, колотили по оголенным нервам наравне с извивающимся сердцем, готовым выпрыгнуть из груди. Но даже если бы он самолично вырвал глупый орган, трепыхающийся желанием жить, — это бы ничего не исправило. Больно? Да. Помогало? Нет. Проверено тысячекратно. Зацементировано глубокими шрамами между ребер. Вечная жизнь оказалась не подвластна законам человеческого существования. Ах да, он ведь теперь не человек. — Эй-Джей, — выдохнул Дрейк, опаляя смрадом своего дыхания. Эндрю мечтал умереть. Отчаянно вымаливал у несуществующих богов. Тщетно. Бессмертный, непрерывно грезивший о смерти. Уморительно. Непокорный зверь, унизительно проигрывающий фантому. Убого. Острое чутье пантеры уловило мимолетное искажение. Благословенную вспышку света посреди вечной тьмы. Зловонная гниль редела, пропуская нотки морского бриза. Завеяла долгожданная свежесть, разразившаяся оглушительным грохотом волн. Даже ублюдочно-довольное лицо Дрейка ужасающе деформировалось, хотя до этого казалось, что он не мог стать еще уродливее. Похотливая улыбка приобрела оттенок растерянности, с которой он и обернулся. Посмотреть, кто же посмел им помешать. Это был идеальнейший шанс отпрянуть, сбежать или попытаться атаковать. Но Эндрю так и не сумел двинуться с места. Он не понимал, что происходит. До тех пор, пока не заметил щупальца. Медуза. Мириады тонких нитей грациозно переплывали пространство, вызывая восхищение и ужас одновременно. Они окутали мужчину, не брезгуя стекающей черной слизи. Дрейк стал размахивать руками, грязно матерился. Щупальца безжалостно облепили со всех сторон, выжигая его душу сокрушительным ядом. И он закричал. Отчаянно. Истошно. Так, что пантере захотелось прикрыть чувствительные уши. Казалось, вот-вот из них хлынут реки крови, сигнализируя о разорванных барабанных перепонках. Однако блондин лишь безучастно следил за чужими мучениями. Пронзительный крик еще долго отдавался эхом, отскакивая от дрожащих стен его сознания, даже когда Дрейк взорвался, расплескивая черную слизь по некогда уютной комнате. И он исчез. Но Эндрю знал, что ненадолго. А щупальца тем временем не остановились. Они потянулись к очередной жертве, угодивший в капкан, пышущий смертоносной угрозой. Различие было лишь в том, что их яд целиком и полностью был истрачен на Дрейка. Бесцветные нити обжигали. Но не убивали. К сожалению. Перед глазами материализовался лазурно-голубой, постепенно очищающийся от насыщенной синевы. Строгость в его взгляде граничила с едва различимой обеспокоенностью, которую было тяжело заметить сразу. Но она там точно была. Эндрю знал. Слишком детально помнил. В стесненную грудь ворвалось отлучившееся дыхание. Конечности отмерзли, проходясь дрожащей судорогой по суставам. Отныне парень мог двигаться, но уже не хотел, плененный внешним обликом своего спасителя, остающегося недосягаемым. Освобожденная пантера пустилась в бегство. Неслась галопом навстречу обещанной безопасности, преследуя призрачные миражи. Но. Слишком много «но», бесконечно тревожащих и без того шаткую связь с реальностью. «Очередная галлюцинация», — прискорбная мысль, подкинутая дезориентированным сознанием. — Я не галлюцинация, — упрямо прошелестел голос, будто умея читать чужие мысли. А может и умел. Кто его знает? Таинственное существо, так и не признавшееся, в чем его сила. Сам Эндрю поначалу терялся в бушующих волнах необъятной лжи. Обманывался танцующей рябью, завороженно вышагивал в ошибочном направлении, влекомый сказочным пением сладкоголосых сирен. А после он увидел их. Чарующие щупальца, окрашенные в прозрачные оттенки морской пены. Неясный контур изящных нитей гипнотически отплясывал, призывая прикоснуться, будто бы собираясь тотчас проглотить, не пережевывая. Коварная. Губительная. Свирепая. Медуза. И даже в своем обычном состоянии Нил притягивал внимание величественной красотой, скрывая опасность и хладнокровие в своей сути. Блондин ничего не ответил. Даже не стал проверять, мог ли он сделать это. Зверь внутри покорно отступил, разливая по медовым глазам более темные, кофейные оттенки, тем самым возвращая им былой вид. А затем он почувствовал, как онемело его горло. Рот постепенно наполнился морской водой. Кристаллы соли оседали на зубах, где всего мгновение назад были клыки. (Он и не заметил, как те исчезли). Озадаченная пантера ошеломленно молчала, пока Эндрю захлебывался водой, не разрывая контакт с лазурными глазами, вновь потемневшими до глубокой синевы. Он ведь мечтал умереть. Призрачный облик медузы дал ему то, что он так отчаянно просил. И он растворился в морской глубине. Долгожданно умер. В 547-й раз.***
Половина солнца уже собиралась начать путь к горизонту, когда Эндрю очнулся во второй раз. Воскрешения давались все труднее, осторожно намекая, что предел бессмертия все же существует. Соблазнительно искушая продолжать попытки докопаться до истины. Беглый осмотр комнаты не выявил ни единого следа черной слизи, будто кто-то любезно отстирал пространство от любого упоминания недавнего кошмара. Занавесь неизменно задвинута до самого конца, подкидывая горькую мысль, что явление медузы так же было лишь выдумкой больного сознания. И лишь соленый привкус во рту тешил его надежду на явь. Присутствие Нила в комнате ощущалось четко и неподдельно точно. Но его не было слышно. Ни шороха застиранных простыней. Ни шепота сонного дыхания. Ничего. Эндрю вскочил с кровати и, стремительно минуя свою половину, с силой дернул за штору. Нил был там. Лежал на кровати с излишне широко раскрытыми глазами. Радужка, мерцающая океанами невыпущенных слез, молниеносно меняла свой цвет, всего на секунду задерживаясь на привычной лазури. Так же и его волосы пестрили всеми существующими тонами. В один момент он был блондином, в другой — уже шатеном. Светло-русый. Пепельный. Темно-каштановый. Медный. Угольно-черный. Фиолетовый, зеленый, синий. Суматошный калейдоскоп цветового круга. Он не дышал. А Эндрю, напротив, выдохнул с облегчением. Парень был жив, хоть и находился во власти побочного эффекта своей аномальной. По крайней мере Эндрю знал, что с ним происходит, даже если не мог помочь. Оставалось лишь ждать, когда мириада чужих личностей перетасуется до конца, и наконец остановится на привычном облике. Это происходило каждый раз после того, как Нил растрачивал свои силы до последней капли яда, сочившегося из его щупалец. Убить бы за очередное мученичество. Как раз проверить существование того самого предела. Выяснить, сколько раз нужно умереть. Увековечить легендарное число. Но Эндрю никогда не пользовался возможностью. Он задвинул штору и ушел в свою часть комнаты. В моменты восстановления Нила парень бесконечно курил, занимался своими делами, непроизвольно стараясь быть тише. Бывало, что к ним заглядывали знакомые, по какой-то причине считающие их своими друзьями, но блондин никому не позволял тревожить Нила. Даже себе. Он бесшумно находился рядом и ждал, когда медуза расправит свои щупальца вновь. Одно из любимых занятий наедине с собой — проводить пальцем по мозаике обожженных шрамов, обрамляющих его запястья. Они сходили со временем, бесследно заживая, но Нил наносил их снова и снова, подобно отчаявшемуся художнику, наконец нашедшему свой холст. «Красиво», — ухмылялся он, как только Эндрю возвращался к жизни. Вспышка воспоминаний моментально вернула парня в недавние ощущения. В тот самый жар, который бы он не перепутал ни с чем. Проверить. Нужно было срочно проверить. Удостовериться в шаткой реальности. Разграничить ее с больной фантазией. Один только взгляд на уборную вызывал тошноту, но блондин заставил себя пройти к единственному зеркалу в их комнате. Он настороженно осмотрелся, пытаясь выцепить малейший след черной слизи. Ничего. Слава богу, если такой в этом мире еще имеется. Только успокоив беспокойное сердце, Эндрю наконец взглянул на свое отражение. Если к узорам на руках он уже привык, то на этот раз увиденное сумело превзойти его ожидания. Все лицо было украшено хаотичными завитками обожженных следов. Загадочный орнамент окольцовывал шею, спускался к ключицам, теряясь в вороте растянутой футболки. Раскрасневшиеся мазки непризнанного художника накладывались друг на друга, едва ли оставляя хотя бы малейший намек на обычный цвет его кожи. Нил явно перестарался в своем стремлении перекрыть касания Дрейка. Эндрю аккуратно положил руку на свою шею, неосознанно боясь боли. Но ее не было. Никогда не было. Он мягко провел по каждому выжженному пути, мысленно преследуя очертания чужих щупалец. Так вот каковы поцелуи медузы? — Ненавижу, — пробубнил он то ли самому себе, то ли Нилу за стенкой, надеясь, что тот услышал. А даже если нет, Эндрю скажет лично. Громко, четко, разделяя на слоги, проговаривая каждую букву. Прокричит. Прорычит, если понадобится. Но даст понять, что ненавидит. Всей сутью как зверской души, так и остатком человеческой. За морскую свежесть в моменты, когда нос забивался гнилью. За глоток кристально чистого воздуха, которого на Земле осталось ничтожно мало. За лабиринты ожогов на его теле. За то, что эти следы никогда не повторялись. (Эндрю знал, потому что выслеживал каждый). За утешение в безграничном мире, не имеющим гребаного конца. Еще немыслимое количество различных «за», которые заставляли парня испытывать лютую ненависть. Ненависть, сводящую зубы, на которых еще хрустела морская соль. Эндрю убьет его. Торжественно. Беспощадно. Зверски. Дождется его воскрешения и обязательно убьет. А затем снова будет смиренно ждать. Пока они не дойдут до желанного предела бессмертия. Если он, конечно же, существует.