Больше не буду

— Не зря Мэгз велела присмотреться к тебе, — ухмыляется, — прячешься здорово. И не уходи, у меня предложение, — брошенные вдогонку слова заставляют притормозить. — Предложение? Понятно, что не брачное, но, кажется, все ресурсы моего тела уходят на снабжение кровью бешено колотящегося сердца, а про мозг, ну, про него забыли, поэтому гениальными мыслями я в ближайшее время вряд ли блесну. — Союза. Не сдерживаю нервного смешка. Вот оно как. — А на каких условиях? — с трудом подавляю желание сигануть в ближайшие кусты. — Взаимовыгодных. Вот и поговорили. Уже собираюсь выдать какую-нибудь глупую шутку, но Элле продолжает: — Слушай, я ночью порастеряла союзников. Ну, те насекомые, темнота, ничего не видно — сама понимаешь. Понимаю, но такое чувство, будто это было совсем давно, в другой жизни. И не со мной. Сегодня очень долгий день. — Странно, я не слышала пушек, — только после смерти Моника. Хотя, не исключено, что в хаосе и агонии мой слух на время отключился. — Они не умерли, мы просто потерялись в суматохе. Потом когда-нибудь расскажу. Если не пристрелишь меня к этому моменту. — Так вот, мне нужно их найти. И придумать как избавиться от профи. И тогда мы все вместе… — говорит так, словно дело решённое и её союзники будут безумно рады видеть в своих рядах мою скромную персону. — Они не будут против если я к вам присоединюсь? Элле ухмыляется: — Маркус? Нет, мы ещё на тренировках на тебя поглядывали, ну, Мэгз, моя наставница, сказала, что раз твой ментор не напился после Парада трибутов, то вы с Джеем не так уж плохи и мы решили обратить на тебя внимание. «Если пялиться и подсаживаться ко мне на тренировках со странными вопросами вы называете «поглядывать», то вам, ребята, стоит поработать над своими навыками коммуникации с людьми» — вслух я эту мысль, конечно же, не озвучиваю. — Если честно, мне казалось, что вы размышляете как меня убить, — чистая правда. Видели бы они себя со стороны. — А ты выглядела подружелюбнее, — парирует Элле. Говорит, как Хеймитч. Почему все вокруг такие язвы? — Ты же сказала «союзники», значит там не один Маркус? — Нет, Джей ещё, ну, ты его знаешь. Из твоего Дистрикта. Да-да, пересекались пару раз. — Интересная получается компания, — я озадаченно смотрю на Элле. Безумно интересная, учитывая, что трибуты из Четвёртого почти всегда сотрудничают с Первым и Вторым, а Маркус просто достаточно сильный и тоже мог бы объединиться с профи. А Джей и я? Мы другого поля ягоды. — Его мы подобрали у Рога. Тоже та еще история. Так ты согласна? — Элле скрещивает руки на груди и прислоняется к дереву. У меня ещё много вопросов, но их можно отложить на потом. Киваю. — Согласна. Не знаю, насколько это правильное решение, но время покажет. Возможно, этот шаг поможет мне выжить, а может быть и такое, что именно он отправит меня в могилу. — Тогда вперёд: нужно найти остальных. Хотя… Погоди, — с этими словами Элле выхватывает стрелу из калчана и вскидывает лук. Я ошиблась. Инстинктивно пригибаюсь, попутно хватаясь за нож. Нужно подобраться к ней поближе. В рукопашном бое я может и слабее профи, да и опыт у меня не такой обширный, но теоретически я подкована не хуже, чем любой трибут из Первого или Второго. А вот Элле молотила Андромеду без системы, наугад. Нужно только… На траву падает птица. Яркая и размером с утку. Из её туловища торчит стрела с аккуратным медным опереньем. — Это на обед, — Элле усмехается при виде добычи и поднимает птицу, — она съедобная, у нас таких полно. Не обижайся, но первой её попробуешь ты. А то мало ли перепутала — всякое бывает. Элле обгоняет меня. Это мне на руку, потому что спиной к ней поворачиваться я не собираюсь. Вскоре девушка выдыхается: должно быть, Элле ещё слишком вымотана после стычки с Андромедой. — Сегодня ночью мы с Джеем безнадёжно отстали от Маркуса, а так как двоих бы он нести не смог, я сказала, чтобы он хватал Джея. Так мы и потерялись. Будь я побыстрее… За мной бы и Андромеда не угналась. Мой нож остался у Джея и я искала оружие, а у неё как раз был лук. Попробовала стащить его и вот что из этого вышло. Спасибо тебе. Я теряюсь от её словоохотливости. Видимо, ей необходимо было выговориться. Либо же пытается таким образом усыпить мою бдительность. — Обращайся, мой музыкальный свист всегда к твоим услугам. Элле усмехается: — Да ты просто букет талантов. Лаешь, свистишь… И пою песни для распорядителей. Кажется, я нашла тут потерянную сестру Хеймитча. Сестру, если не по крови, то по разуму уж точно. Я представляю, как они выпивают после Парада трибутов и отпускают шуточки по поводу и без. Ладно, главное, чтобы Хеймитч не подумал о том же самом и, переметнувшись на сторону Элле, не сотворил что-нибудь мне во вред (или не спустил все деньги моих спонсоров ей на «подарки»). Кажется, у меня уже едет крыша, раз в голову лезут такие глупости. — Да-да, я чрезвычайно одарена, — задираю нос кверху и подчёркнуто самодовольно улыбаюсь. На ходу пересматриваем наше имущество. У Элле в рюкзаке вещей ещё меньше моего: фляжка для воды, компас, запасные носки, которые, судя по их размеру, рассчитаны на кого-то покрупнее, чем мы. — Хорошо, что удалось раздобыть лук: с ним мы голодными и беззащитными не останемся, но, если честно, я понятия не имею, как найти остальных. Каждый раз, когда возвращаемся к теме потерянных союзников, лицо Элле мрачнеет, губы поджимаются, а брови хмурятся. Выглядит угнетенной. Наверное, винит себя. Легонько хлопаю её по плечу: — Придумаем что-нибудь. Пару минут назад я шарахалась от каждого её движения, а теперь пытаюсь утешить, чтобы избавиться от неловкой паузы и тягостного молчания. — Как думаешь, куда бы они могли пойти? — спрашиваю, надеясь, что Элле знает их достаточно, чтобы строить предположения. — Много вариантов: ищут укрытие, может пытаются разыскать меня или уже работают над планом по избавлению от профи. — У вас он был? — Не то чтобы. Прошло всего ничего. Мы обсуждали их слабые и сильные стороны и, естественно, сильных больше, чем хотелось бы. Смотри: они, словно дрессированные псы, с детства натасканные на то, чтобы убивать, — Элле хмурится, — они даже объединились в стаю, тоже как собаки. Терпеть их не могу. Профи или собак? Этого союзница не поясняет. Забавно, во время нашей поездки в поезде, Хеймитч сравнивал сильных трибутов с овчарками, а если такое сходство наблюдает несколько человек, то оно определённо присутствует. — Зато мы натасканы на выживание, — отзываюсь я, стараясь не думать о том, что самая маленькая собака лает громче всех, — а их всю жизнь кормили с рук. Профи не автономны. Не самостоятельны. Сильны — да, здесь не поспоришь. Шрам над губой Элле растягивается, когда она усмехается. Она выглядит гораздо более загорелой, чем на интервью. Интересно, тогда её кожу специально высветлили, чтобы создать нужный образ? Вместо этого вопроса я задаю другой: — Почему ты так не любишь профи? Я думала, что в Четвёртом их тоже готовят. По лицу девушки пробегает тень, голос становится резче. — Мне противна идея убийства. А ещё не люблю собак, — Элле отдёргивает рукав рубашки и прибавляет шагу. *** Для костра выкапываем две ямки и соединяем их между собой чем-то вроде туннеля. Элле говорит, что этому её научил Маркус: маленькая яма будет играть роль дымохода. На неё кладём ветку, чтобы дым рассеивался — так наш костёр будет незаметным, но, для ещё большей конспирации, мы разжигаем его в сумерках: в сером небе дым будет не так заметен. После долгого дня, в течении которого мы питались только тем фруктом, что открыл для меня Хеймитч, жестковатое и несоленое мясо птицы кажется изысканным капитолийским стейком. После ужина покидаем место, где разводили костёр и прячемся в зарослях. Я дежурю первой. Едва со стороны Элле доносится характерное сопение, свидетельствующее о том, что союзница заснула, с неба спускается серебряный парашют. Это мне или Элле? Раз она спит, то, должно быть, мне. Протягиваю руку. Ничего, только записка. Интересно что там? «Беги, она не та, за кого себя выдаёт»? «Милая моя, ты всё сделала правильно. Хеймитч» Что за сентиментальность, дорогой ментор? Может, из-за темноты вокруг, неправильно прочла? До боли в глазах вглядываюсь в выбитые на бумажке слова. Слово «милая» из его уст в отношении меня — своеобразное погоняло и в прошлом письме выглядело совершенно обычно, но в этом сообщении такое обращение приобретает странный оттенок… «Милая моя» звучит как-то… Более серьёзно и ласково, что ли. Не по-хеймитчевски. Не будь тут подписано имя — я бы точно подумала, что мне сменили ментора. А может и вправду сменили, просто не афишируют? Не знаю на кого, в нашем Дистрикте только один победитель Голодных игр. Да и с чего вдруг другому человеку так ко мне обращаться? Назвал бы по имени. Следующая версия, самая моя любимая: Эбернети похитили инопланетяне. Промыли ему мозги и он из комка язвительных реплик превратился в розового барашка. Или Хеймитч хочет таким образом меня приободрить? Тоже не в его стиле. Самая добренькая ипостась моего ментора с которой мне довелось столкнуться, явила себя на крыше, но, даже пребывая в таком благодушном настроении, он бы в жизни ничего подобного не написал. Под пытками, разве что. Если отталкиваться от личности Хеймитча, то он бы дал лишь необходимую информацию и, возможно, расщедрился на пожелание удачи. Учитывая, что во время подготовки к играм он велел не отклоняться от придуманного для меня образа, Хеймитч бы тщательно взвесил каждое слово, прежде чем написать его в записке, которую увидит весь Панем… Панем. Точно. Эбернети, хитрый ты засранец! Перечитываю послание. Часть его совершенно ясна: я иду по правильному пути. А вот остальное… Смысл написанного зрители должны воспринять именно так, как мне показалось вначале: как что-то личное и сокровенное. Из груди вырывается тихий смешок: мысль о Хеймитче, тщательно сочиняющем послание оказалась довольно забавной. А потом глаза стали влажными: он единственный человек из внешнего мира, с которым я могу хоть как-то контактировать. Я боялась, так боялась, что Хеймитч разочаруется во мне, оставит на растерзание, но он не только не бросил, у него есть какой-то план и ему нужно, чтобы я подыграла. Аккуратно складываю записку в нагрудный карман, словно нечто очень ценное. Она и правда важна для меня, но не в том смысле, о котором должны подумать зрители. Она — глоток надежды, а не страница любовной истории, но об этом никому не должно быть известно. Кроме нас с Хеймитчем, разумеется. Если я правильно поняла его мысль (а в случае с Хеймитчем ни в чём не могу быть уверенной: он кажется мне тёмной лошадкой, пасущейся на одном лугу с единорогами), то теперь мой ментор играет роль несчастного влюблённого. Вздумал сыграть на нежных и ранимых сердцах капитолийских дам, каков хитрец! Я и раньше знала что он умён — видела его на Играх, но лишь теперь окончательно уверяюсь в его расчётливости. Оказывается, мне чертовски повезло с наставником. Уже когда наступает время дежурства Элле, я, засыпая, вижу перед собой его самодовольное лицо и понимаю, что, если вернусь, вряд ли смогу сказать Хеймитчу что-то кроме сухого «спасибо». Удивительно, за всю жизнь я наговорила людям столько комплиментов, потому что ещё в детстве выяснила, что людям они нравятся. Когда была маленькой, выглядела худосочнее остальных детей в приюте. Лёгкая мишень. Оказавшись в сиротском доме, я поняла, что если хочу выжить, то непременно должна влиться в это общество голодных, несчастных детей. Я должна нравиться. Понятно, что сделать так, чтобы меня полюбили все не удалось, но несколько старших детей с радостью брали меня под своё крыло, да и со сверстниками тоже удалось найти общий язык. Сказать что избежала борьбы за выживание, естественно, невозможно, потому что когда я подросла, спрятаться стало не за кого и место под солнцем пришлось отвоевывать заново и на этот раз моим оружием стали не сладкие речи, а зубы и ногти. А привычка мило болтать осталась. Когда я делаю комплименты, то не вру, а лишь нахожу в человеке что-то, что мне нравится и прговариваю эту мысль вслух. Я неосознанно понимаю, что окружающие хотят от меня услышать. Адаптируемость. Это не изначальная черта моего характера, это то качество, которое я взрастила и которое как-то само собой стало одним из главных качеств личности. Это не хорошо и не плохо, просто так вышло. Я легко говорю добрые слова и, уж тем более, мне без труда даётся благодарность, но в случае с Хеймитчем всё иначе. Речь не про «спасибо» за подарки, тут понятно: каждый раз просто благодарю его за материальную вещь, что он отправил мне на Арену. Элементарная вежливость. Но чем отплатить человеку, спасшему жизнь? «Спасибо» и любые синонимы к этому слову такие мелочные. Жалкие. Я отвешиваю их по десятку раз на дню. Озадаченная, я погружаюсь в сон. Вот вернусь с Арены — тогда и подумаю обо всём.