Англия — морская держава, «владычица морей», имеющая суровый морской флот, заморские территории и "парочку" победоносных водных сражений. Сложно не иметь связи с морскими просторами, когда буквально располагаешься на острове. Сама судьба велела Оливеру любить бескрайний океан, непокорённые территории, скрываемые за ним, и наипрекраснейшие закаты, узримые с палубы. Когда палящее солнце скрывается за горизонтом, оставляя за собой сверкающую под уходящими лучами водную гладь. Он судьбоносные заветы слушал, любил пугающую неизвестность со страстью ребенка, делающего свои первые шаги к познанию всего нового, но в отличие от дитя, которому и маленькая комнатка покажется целым миром, Петти-Брауну было жутко тесно в узких улочках английского города.
Оливер всегда обладал свободолюбивой натурой. В едва минувшем прошлом, в его детские годы, мальчик любил засиживаться в наблюдении на местном причале в Портсмуте, всего в двух часах от Лондона. Волны, прошедшие далёкий путь, но добравшиеся до английских берегов, становились дуновением свежего воздуха в думах маленького аристократа. Где-то там за горизонтом, в месте откуда прибывают всё новые и новые волны, должна была существовать та самая свобода, которую он так хочет постичь. Она определенно должна быть именно там, так говорил его учитель.
По прошествии немалых зим, светлая, чистая, как смех новорожденного, мечта не исчезла. Вместе с Петти-Брауном она прошла испытание временем, окрепла, обретая четкие черты, и намертво всадила свои корни в сущность подрастающего хозяина. Да так сильно, что и дня его не проходило без нескольких минут на берегу. Оливер прислушивается к морскому шуму, заходит в воду по колено и, с закрытыми очами, вырисовывает в голове картину своего счастливого будущего: вдали от учений англиканской церкви, чёрствой знати, хмурого неба туманного Альбиона и людской цивилизации. Оливер видит в морях и океанах свою свободу и стремится к этому.
Несколько дней назад в город прибыл известный учёный — Дамиан Бланко, уважаемый в обществе человек, во многом благодаря тому, что смог поучаствовать в исследовании нового света. Для Петти-Брауна мужчина известен не своими достижениями, а по случаю дружбы Бланко с его отцом.
Испанец был наставником Оливера, согласился на просьбы Уильяма выучить это неугомонное чудо. Только вот ошибся его отец в своем выборе, Дамиан не подходил на роль квалифицированного педагога — он был так мягок с воспитанником, что даже маленький Оливер мог заговорить его, тем самым избегая скучных, как тяжкая работа крестьян, уроков. В такие моменты Петти-Браун старался удержать внимания учителя на чем угодно, чтоб у того и мысли не проскакивало об арифметике, он говорил о самом интересном в жизни испанца — об исследованиях. После нескольких разговоров, Оливер и сам не заметил, как стал ждать каждый новый, отсчитывая дни календаря. Он захотел стать таким же и, под негодующие слова родителей, юноша принялся усердно работать над этим. Но Дамиан не мог долго оставаться в королевстве, он вернулся на родину, изредка прибывая в гости. Оливеру увидеться с наставником хотелось также сильно, как глоток воды после нескольких часов в пустыне, а Бланко всё не захаживал в их дом, до сегодняшнего дня. Наконец это «изредка» случилось.
Семейное поместье Оливер покинул ранним утром, чтобы к обеду закончить насущные вопросы. Его расчеты были точны, сейчас, когда солнце едва вступило в зенит, Петти-Браун уже стоял на крыльце и отворял двери отчего дома, чья атмосфера ныне едва ли походила на обыденную: слуги копошились, то скрываясь в кухне, то с подносами останавливались в гостиной, успевая только бегло приветствовать блондина. Если Оливеру не изменяет память, а она ему не изменяет, то никаких общественных мероприятий на сегодня запланировано не было, но видимо пожаловали нежданные гости, любопытно.
Проследовав в нужное место, голубоглазый смог застать двоих знакомых ему мужчин, попивающих шотландский виски. Одним из них был его отец, другим же — Дамиан, нашедший время посетить их дом. Блондин, с аккуратно уложенными волосами, в дорогой опрятной, как и подобает важному лицу, одежде, сидел по всем правилам этикета, его отстранённое лицо казалось бы не выражало что-то определенное, но хорошо знающий его юноша мог трактовать это как лёгкую скуку. Уильям, а именно так именовали мужчину, заскучал, однако из-за уважения к давнему приятелю скрывал это. Сам испанец, как и было задумано старшим Петти-Брауном, распознать его эмоции не мог и продолжал восторженно рассказывать ему о работе.
Оливер был взволнован встречей, но не удивлен, испанец не мог прибывать в Лондоне и не увидеться с лучшим другом и его семейством. Его взволновал не только визит бывшего учителя, случайно подслушанная беседа оказалась более волнительной и многообещающей.
— Могу ли я? — Петти-Браун прерывает Бланко на слове, привлекая внимание ранее не замечающих его людей.
Он больше не стоял в проходе, а прошел вглубь помещения, присаживаясь на свободное кресло, рядом с Уильямом, что предпочел не замечать присущую его сыну дерзость. Внимания голубоглазого было приковано к беловолосому учёному, который сначала с недоумением, а позже и с видным восхищением рассматривал перебившего его молодца. Дамиан Оливера и не узнал сначала, изменился он сильно: вытянулся в росте, возмужал, из угловатого подростка превратился в не обделённого внешними качествами юношу, перед которым в ряд должны выстраиваться невесты.
Оливер снисходительно позволял старому знакомому до неприличия долго разглядывать себя, принимая это за «я скучал», и ожидал ответа. Напряжённую тишину разбавлял лишь Уильям, недовольно вздыхающий, пока его скучающие зелёные глаза метались между ними, этим самым и вгоняя тишину в напряжение. Появление сына его не обрадовало, а просьба, так легко вылетевшая из его поганого рта, заставила гневно опустить свои светлые брови, но сие действо осталось в стороне. Голубоглазый если и считался с отцовским мнением, то только в другой жизни.
Петти-Браун следил за взглядом испанца так же пристально и, когда яркие янтарные глаза встретились с его, улыбка сама собой образовалась на лице, именно она и вернула испанца в чувство. Он украдкой метнул свой взор на друга, всего на секунду, но Уильям заметил. Старший Петти-Браун ответил приподнятой бровью, как бы проговаривая: «Отвечай, чего помалкиваешь?». Его голос в голове испанца повторял эту фразу ещё несколько раз прежде, чем Бланко открыл свой рот.
— Оливер, понимаешь, я всегда рад провести с тобой время, — испанец выждал паузу и блондин нахмурился, сменив милость на порицание, но оставался молчалив, закрепляя за испанцем право закончить, — но не в этот раз.
Ответ оказался не удовлетворяющим. Голубые глаза опасливо блеснули, когда начался мыслительный процесс. У Бланко не было причин отказывать ему, если только…
— Почему? — голос Петти-Брауна оставался спокойным, руки, свободно покоящиеся на коленях, не изменили своего положения, а взгляд вновь вернул себе умиротворённость. — Если ты считаешь, что я не достаточно хорошо осведомлен обо всех нюансах своей просьбы, то ты должен знать лучше.
Спокойствие оппонента Дамиана нервировало, он знал, как хорошо Оливер мог скрывать свои эмоции. Уильям же и бровью не повел. Ему было всё равно на настоящие эмоции и чувства сына, если они не были связаны с ним напрямую и не могли навредить. Сейчас испанец был бы не против иметь безразличность своего соратника, но её нет, зато есть настойчивый взор голубых очей, не оставляющий путей к отступлению.
— Нет, что ты, я бы не усомнился в твоих знаниях, — Дамиан сглатывает, под согласный кивок Петти-Брауна.
— Тогда из-за загруженности корабля? — Оливер останавливается всего на секунду, словно обдумывая что-то, просто делая вид, но тут же продолжил, — но это невозможно, из вашего с отцом разговора я чётко услышал о нехватке рук.
Бланко не дали вставить и слово, его бывший ученик продолжал перечислять варианты.
— Неужто из-за личной неприязни ко мне? — звучало сухо, Петти-Браун и не рассматривал эту версию, упомянув её, чтобы убедиться в иной правде.
Оливер смотрел точно в цель, подмечая любые изменения в мимике беловолосого, что от волнения облизывал пересохшие губы. Бланко съёжился, недовольный, что его воспитанник смог думать о таком.
Побледневший профиль друга почти вызывал у Уильяма сочувствие. Почти. Когда ты не ведущий участник написанной Оливером пьесы, способной затмить даже шекспировскую, можно расслабиться и позволить себе немного развлечься. Его сын создаёт воистину занимательные сюжеты. Настоящие эмоции попавших в ловушку людей были многим краше игры актеров. Какой-то отстраненной садистской стороне старшего Петти-Брауна доставляло крайнее удовольствие наблюдать за манипуляционным процессом.
Оливер всегда получал желаемое, а если же нет… что ж, он был его сыном, здесь не было места для «нет».
Испанец хочет ответить, опровергнуть любое последующее предположение блондина, но не может разделить, словно пришитые, губы. Реплику Петти-Брауна Дамиан оспорить никак не может, ведь о правдивости оной и задумываться не надо.
— Это из-за Уильяма, — утверждение, задавать вопросы Оливер больше не в настроении. — Я достаточно взрослый, чтобы самому за себя отвечать, отец не может запретить мне, — интонация не выражала ни единой эмоции, слова легко, звонко и чётко воспроизводились его ртом, как будто были наизусть выученной речью, которую человеку приходилось повторять по несколько раз.
Услышать своё имя в разговоре для Уильяма не было неожиданностью, как и последующие игнорирование. Младший Петти-Браун говорил исключительно с Бланко, присутствие родителя оставалось незамеченным. Оливер давно играет в эту игру, не замечая не только его, но и своих братьев, и мать, если разговор с ними расходится с его собственными желаниями.
Англичанин подыгрывает сыну, смотрит на растерянного друга, стараясь внушить уверенность, ему нужно, чтобы Дамиан безоговорочно исполнил его наставление, и он исполнит, иначе не миновать последствий. Старший Петти-Браун усмехается, когда беловолосый понимает немой намек и отваживается разъяснить всё своему ученику.
— Дело не в возрасте, а во влиянии твоего отца, Уильям запросто опустит меня на дно Ла-Манша, если я ослушаюсь его, — Дамиан не лгал, подобная ситуация приключилась с ними и раньше; два года назад Оливер впервые изъявил желание работать совместно с ним, но, что тогда, что сейчас, его горячо любимый приятель ставил крест на планы юноши.
Петти-Браун это знал, отец никогда не был в восторге от его увлечения, что являлось причиной для многих "пылких" ссор между ними. Они не говорили на повышенных тонах, не опускались до драк, а всего лишь с притворной улыбкой на лицах отстаивали свою точку зрения и если Оливер мог подкрепить свои доводы весомыми аргументами, то главным козырем его отца было влияние. За ними всегда тихо наблюдали другие члены семьи, но никто из них не смел прерывать. Кажется, даже Оливия, принявшая отстранённую позицию, не оставляла их на произвол судьбы, а с раздражением и испугом в глазах оставалась рядом, в конце концов поддерживая сторону мужа.
Дамиану об их отношениях знать было не обязательно, да и не нужно. Однако оставаясь в неведении, он не мог принять сторону Петти-Брауна, оставаясь верным обещанию, которое тот дал Уильяму. Это огорчало, но не являлось серьезной проблемой. Если честного способа исполнить его желание нет, значит Оливеру придётся придумать свой — не совсем честный.
Оставаться в не желаемый компании причин больше не было, он услышал, что хотел, и теперь покидает комнату, прихватив с собой немного виски, не помешает очистить мысли. Его не останавливают.
В коридорах дома нынче стало тихо и безлюдно, почти как обычно. Младшие братья, по показательным топающим звукам сверху, прятались в библиотеке, тогда как двое других должно быть проводили время в вне поместья. Прискорбно, но, проживая в одном доме, своих братьев Петти-Браун заставал крайне редко. Им не было нужды разговаривать с блондином, а Оливер устал пытаться наладить отношения, конечно, если периодический игнор можно назвать таковым. По случайности именно в этот момент перед его носом показался светловолосый молодой человек, один из его пятерых братьев — Итан. Он встаёт перед Оливером, преграждая дорогу, топчется на месте, стараясь подобрать улетающие слова.
— Оливер… — Итан начинает неуверенно, поднимает унаследованные от отца зелёные глаза на брата, но теряется и замолкает.
Петти-Браун не собирается дослушивать, он обходит родственника, стремительно приближаясь к выходу. Уже на улице он услышал отдаленные слова ещё одного брата.
— Оставь его, Ит, наверное опять с отцом повздорил… — голос Лионеля звучал раздражённо, возможно проговаривая это, его близнец закатывал глаза.
Голубоглазый прикрыл двери, вновь оставляя дом без своего присутствия. Иметь дело с Лео сейчас хотелось меньше всего. Он не был плохим парнем, но почему-то сразу же невзлюбил Оливера и как бы младший не пытался выведать причину такого отношения, близнец был глух и нем к его попыткам. Как-то раз, ещё в детстве, Джеймс сказал ему, что его суждения не верны, что Лионель не питает к нему столь прискорбные чувства. Оливер тогда так и не успел расспросить брата поподробнее. А нынче это и вовсе невозможно.
Мысли о Лионеле постепенно исчезали, пока ноги уносили хозяина к конюшне. Его жеребец скакал всё дальше по заученной дороге к Портсмуту. Там, на берегу, Петти-Браун снимает туфли, закатывает штанины и вступает в характерно холодную для апрельского месяца воду, только теперь он может расслабиться. Оливер отпивает немного виски, обдумывая свое положение. Разговор с отцом не привел бы ни к чему, как и повторный с Бланко, на поддержку Оливии и рассчитывать не стоило, полагаться можно было только на себя, ничего страшного, он привык к этому.
Придумать ход действий не заняло больших усилий, что может быть проще, чем пробраться на судно, как маленькая крыса, подыскивающая себе временную кормушку. Оливер мог бы гордиться, вот только нечем, он не в первые явится без приглашения. Чувство собственной возвышенности, что накатывается на него в такие моменты, можно было сравнить со слегка горьковатым, но одновременно сладостным, приятным послевкусием от выпитого виски. Петти-Браун не боится оплошать, он никогда не ошибается.
***
В Лондоне стояла на удивление дивная погода: голубое небо было чистым, его не затмевали белые пушистые комочки, единственной переменной было яркое солнце, что ещё не обладало палящими свойствами. Холодный ветер придавал городу свежести, и стал поводом для Оливера надеть лёгкое пальто. Практически не спавший минувшей ночью, он выжидал идеального времени, покидая родной дом ради частички своей мечты. Петти-Браун не оставлял записки, когда обнаружиться пропажа — Уильям поймет и без замысловатого бумажного оправдания.
Пробраться на корабль, охраняемый только подмастерье Дамиана, было сущим пустяком, как цитировать строки однообразных романов, коих в домашней библиотеке Петти-Браунов было непроглядное множество. Ожидание — вот главная проблема Оливера. Скука разъедала его изнутри. Возможно монологи с самим собой и скрашивали скудное времяпрепровождения, но их было недостаточно. Оливеру не терпелось объявить о себе, поставив Бланко перед фактом.
Сделать это у блондина получилось ближе к полудню, когда очертания города скрылись за голубизной воды — они вышли в открытое море. Оливер покинул укрытие, выбрался на палубу, встречая нескольких человек, принявших его присутствие за данность. Петти-Браун остановился, замер, позабыв про дыхание, а опомнившись, наполнил лёгкие до краёв, воздух самую малость разнился с лондонским. Всё вокруг для юноши было в новизну, и тряска судна, и однообразные виды, среди которых не было ни намека на сушу.
— Оливер? — знакомый беловолосый мужчина, разинув рот, глядел на ученика с конца палубы, кажется не доверяя своему зрению. — Что ты здесь делаешь? — он подошёл ближе, убеждаясь в личности человека перед ним, удивление было свергнуто лёгкой злобой — Дамиан выходку юноши не оценил.
Голубоглазый приветствовал испанца едва заметной усмешкой, он знает, как успокоить наставника.
— Разве не ты говорил, что критическое мышление одно из главных качеств хорошего мореплавателя? — Оливер вертит головой, скорее пропевая, нежели проговаривая, замечание.
Бланко вскидывает брови, собираясь указать блондину на ошибку, что интересовало в данную секунду гораздо больше, чем нежданно-негаданное появление бывшего воспитанника. Оливер и в правду хорошо знал Дамиана.
— Это не критическое мышление, а безрассудство и глупость! — испанец разглагольствовал, активно жестикулируя руками, старая привычка, заработанная в юности, после начала его общения с Уильямом, как знает блондин.
Он позволяет беловолосому продолжить и покорно принимает негодование последнего, виновато опустив голову. Ради захватывающего приключения, Петти-Браун может и потерпеть, он серьезно подставил испанца, не стоит докучать ему больше.
Дамиан говорил, говорил много: об опасности, об ужасной черте Оливера не слушать старших, об Уильяме, о своей грядущей смерти, как только лицо англичанина покажется в его поле зрения, но он останавливается. Оливер не был заинтересован в обработке информации, в одно ухо влетало, а в другое вылетало, продолжать не было смысла.
— Что же мне с тобой делать прикажешь? — мужчина издал нервный смех, такой тягостный и совсем неподходящей ему.
Петти-Брауну хотелось развеять напряжение.
— Принять под свое крыло и накормить сытным обедом, — блондин повысил тембр голоса, состроил самое невинное личико и приветливо улыбнулся, только нимба над головой не хватало.
Испанец настроение ученика подхватывает, запрокидывает руку на молодые плечи, ощущая хлопковую ткань молочной рубашки, обнимает.
— В самом деле, не разворачивать же мне корабль, — Дамиан треплет Оливера по его светлым волосам, направляясь на поиски еды.
***
Ночью от былого блаженства не осталось ни следа; Оливер метался по кровати, не в силах найти удобное положение. Заснуть не представлялось возможным, разбушевавшиеся волны качали судно, за деревянными стенами слышался гром, а в окошке периодически сверкала молния. Не так Петти-Браун представлял себе первую ночь на борту, не так.
Он старался сдерживать равновесие, медленно поднимаясь на ноги. В его руках оказалась одинокая, взятая со стола свеча — единственный источник света в каюте. Оливер держался на край стола, устремив свои очи на капающий в чашу воск, как зачарованный. Огонёк на фитиле дёргался, изменяя направление вместе с положением корабля, чуть не затухая после каждой тряски, подрагивающая рука Петти-Брауна едва ли сдерживала процесс.
Страшные мысли проникали в его думы, пока сдерживать их становилось всё сложнее. Блондин осматривал каюту, казалось бы только сейчас замечая её давление. Оливер не страшился замкнутых пространств, но стоящий полумрак, свистящие звуки ветра, нашедшего лазейки между деревянными балками, переменчивый свет от свечи — вынуждали его прочувствовать холодок, пробежавший по спине. Голубоглазый не собирался оставаться внутри. Только не сейчас.
Покрепче ухватив чашу со свечой, Петти-Браун покинул помещение. Слегка шатаясь, он добирается до палубы. Дверь поддается только со второго раза, раскрываясь, даруя юноше возможность узреть положение дел. Свеча в руке затухает, не выдержав капельки дождя и ветрянкой порыв, обрушившиеся на неё и Петти-Брауна. Оливер нахмурился, стараясь приспособиться к погодным условиям и удержаться на ногах. Он сожалел, что пальто, небрежно закинутое на спинку стула, осталось покинутым. Рукава лёгкой рубашки намокали быстро, окрашивая ткань в более темные тона. Волосы прилипали ко лбу, падали на глаза, затрудняя обзор, дорогие туфли, пропускали влагу к его ногам, не созданные для мокрой палубы, а кожа покрывалась мурашками.
Оливер выпускает свечу из своих рук, чаша разбивается у его ног, однако он не обращает на неё внимание, кое-что другое такое далёкое, но стремительно приближающееся переманивает его на себя. Глаза расширяются от жуткого вида, готовые выскользнуть из глазниц.
Упавший предмет служит привлечением внимания людей, собравшихся вокруг штурвала. Они бросают на Оливера сочувствующий взгляд, ведь не только Дамиан озирнувшись на Петти-Брауна понимает, что так напугало его подопечного. Достаточно высокая волна, способная потопить судно, приближалась к кораблю. У них было не так много времени. Понимал это и человек, чьи голубые глаза не могли отвести взор с горизонта.
Бланко не мог винить бывшего воспитанника в порче имущества, сейчас никто не смел даже думать о таких мелочах. Юноша просто испугался, впервые над ним нависла смертельная угроза, да что там он, даже сам испанец, повидавший не единый шторм, обливался холодным потом от одной только мысли о неизбежной кончине. Однако видеть ужас, застывший на лице Оливера, Дамиан не мог. Он подошёл ближе, недолго мешкая, обхватил мокрое тело такими же мокрыми руками. Прощальные объятья.
Петти-Браун пришел в себя, ощутив нежное поглаживание по спине. Сырая рубашка от контакта с чужой рукой липла к коже, доставляя дискомфорт, но это был сущий пустяк. Пока руки наставника даровали ложную защиту, пока его голова прижималась к грудной клетке испанца, служившей щитом — Оливер будет в порядке.
Никто никогда не обнимал его с таким трепетом. Ни Оливия, недолюбливающая его сколько Оливер себя помнил, ни Уильям, которому мешали его аристократические принципы, ни те бесконечные нянечки, на которых его родители повесили воспитание своих же детей. Только Дамиан — иностранец, по случаю судьбы заброшенный в Лондон, видел в нем не просто раздражающие, неугомонное существо, а обделённого любовью ребенка. Петти-Браун был благодарен Бланко за это. Его счастливое детство стало таковым лишь с подачи испанца и он не хотел принимать тот факт, что такой светлый человек должен умереть именно так. Дамиан всегда говорил, что умереть в море было бы честью, вот только Оливер не хотел принимать это, понимал, что Бланко так спокойнее, но не принимал. Его дорогой учитель должен был прожить долгую и счастливую жизнь, а не всё вот это.
Оливер думает об Уильяме, который не сможет лично утопить беловолосого, ведь море решило позаботиться об этом за него. Об Итане, чью попытку заговорить просто проигнорировал сегодня, первую за несколько месяцев, о Лео, который, наверное, устроит званый ужин в честь его смерти и об Оливии, наконец вздыхающей полной грудью. Петти-Браун понимает, что не сможет сказать им «прощайте», он покинет их по-английски. Сейчас вариант с запиской для Уильяма больше не казался таким неприглядным, так он бы смог оставить что-то от себя напоследок.
Не зря похоже отец так переживал за него, всё случилось именно так, как он и предсказывал. Удивительное совпадение. Знал ли Уильям, что так будет?
Что волна накроет корабль полностью, разрушая? Что люди окажутся посреди морских простор без шанса на спасение? Что Оливер уйдет под воду в одиночестве, пока холодная вода будет заполнять его лёгкие?
