❇❇❇
Казалось, что Чонгук до сих пор слышал тот самый звонкий заливистый смех, так живо заполняющий мёртвую тишину: — Ну всё-всё, Чонгук-а, хвати-и-ит, — светловолосый кудрявый парнишка, не переставая громко и заливисто смеяться, извивался в родных крепких объятиях, пытаясь вылезти из-под неугомонных, щекочущих его рук. Некогда пышная зелёная трава под двумя чересчур подвижными телами давно втопталась в землю, а ещё несколько минут назад светлая одежда превратилась в грязно-зелёное нечто. Но, казалось, на это никто совершенно не обращал внимания, поддаваясь моменту всепоглощающего веселья и счастья. Когда, если не здесь и сейчас, быть счастливыми? — Ну, Чонгу-у-у, я больше не могу… хах-а… Я сейчас лопну! — заливисто смеясь, вскрикивал Тэхён, из последних сил отчаянно отбиваясь от рук своего разбушевавшегося бойфренда. — Ладно-ладно, больше не буду, — пожалел его Чонгук, переставая щекотать, и выпустил из захвата рук, мягко опустив на землю. Он сразу же упал рядом с всё ещё подёргивающимся из-за не отошедшего от бурных эмоций телом. Два тела безмятежно развалились на месте недавнего «побоища», раскидав во все стороны свои конечности. Округа вновь погрузилась в долгожданную тишину, нарушаемую лишь щебетом птиц, едва улавливаемым шуршанием листвы на деревьях и двумя тяжёлыми дыханиями, сквозь которые изредка пробивались неудержимые смешки. Чонгук повернул голову в сторону, внимательно рассматривая профиль Тэхёна. Он был таким красивым в свете солнечных лучей, словно ангел, снизошедший с небес. Невозможно было наглядеться — не привык ещё за столько лет к божественной красоте своего парня. — Почему ты так смотришь на меня? — не поворачиваясь, с улыбкой спросил Тэхён, краем глаза заметив столь пристальный взгляд на себе. — Ты прекрасен, — так просто ответил Чонгук, с ощущением выполненного долга наблюдая за разливающимся румянцем на пухлых щеках, которые он так любил целовать. — Ну, Чонгук! Я же просил так больше не делать! — смущённо пыхтел в ответ Тэхён, скрывая в глубине души, что ему очень приятно слышать подобное и ощущать столь пристальный, но мягкий взгляд на себе. До чёртиков приятно, однако он никогда в этом не признается. У его парня и так было слишком раздутое эго, а после этого оно и вовсе улетит в стратосферу! — Ничего не могу с собой поделать, это слово всегда всплывает в памяти при взгляде на тебя. — Дурак, — промямлил Тэхён, легонько ударяя парня кулачком. — Лучше смотри туда, — указал пальцем на небо, — так красиво! Нехотя переведя взгляд в указанном направлении, Чонгук присоединился к рассматриванию густых облаков, мирно проплывающих по небу, высматривая в них причудливые фигуры. — Вон то, — Тэхён показал на большого размера облако, нависшего прямо над ними, — так похоже на огромного дракона! — Скорее на огромного кляксообразного кита, — скептически осматривая предмет их дискуссии, бросил Чонгук. — Эй, — недовольно протянул Тэхён, пихая парня локтем в бок, отчего тот недовольно зашипел, — смотри же, вон там хвост, — указал на вытянутый конец облака справа от Чонгука, — а там крылья, — в воздухе обвёл ладонями пушистые бока облака, наглядно обрисовывая увиденный образ. — Видишь? Дракон! Ну красиво же! Красиво, но совсем не то, что имел в виду Тэхён. Для Чонгука это «красиво» — сам мило улыбающийся парень, что так отчаянно жестикулировал руками в воздухе, пытаясь доказать свою правду. Чонгук глаз от него отвести не мог — это выше его сил. Вечность готов был посвятить наблюдению за ним. — Вижу, — с хрипотцой согласился Чонгук, вновь не отрывая взгляда от парня. — Да ничего ты не видишь! — насупился Тэхён, складывая руки на груди. Чонгук усмехнулся. Он ещё несколько долгих секунд наблюдал за обиженным личиком, прежде чем проводил глазами мимо проплывающего «облачного дракона». Конечно, видел. — Чонгук, — прошептал Тэхён. — Что? — спросил он, тут же повернувшись на зов. Тэхён смотрел на него, не мигая, с серьёзным выражением лица, заставляя напрячься от столь пронзительного взгляда. Чонгук опустил взгляд на едва двигающиеся его губы, замирая. — Чонгук, — вновь повторил Тэхён, но уже громче. А затем ещё, ещё и ещё. Чонгук. Чонгук. Чонгук. Его собственное имя эхом отдавалось в сознании, путая мысли. Казалось, что водоворот закружил его в быстром танце, изрядно потрепав, прежде чем выплюнуть наружу. — Чонгук! — раздался вскрик, в котором Чонгук разобрал голос своего друга, Чимина. — Ты слышишь меня? Чонгук! Словно очнувшись ото сна, Чонгук оторвал помутневший взгляд от рокса, наполненного крепким виски, и перевёл на Чимина, что, видимо, уже вот несколько минут отчаянно пытался до него дозваться. — Сколько ты уже выпил? — недобро прищурив глаза, всматриваясь в лицо Чонгука, спросил Чимин. — Мало, — буркнул Чонгук, затем залпом осушил очередной рокс, едва ли поморщившись, и с грохотом поставил его на барную стойку. Чимин устало выдохнул, больше не пытаясь отбирать у отчаявшихся рук алкоголь. Свыкся за несколько месяцев с тем, что это совершенно бесполезное занятие, итог которого был всегда один и тот же: если человек хочет напиться до беспамятства — он это сделает, несмотря ни на что и ни на кого. — И как долго ещё ты будешь медленно, но верно себя убивать, вливая эту дрянь в организм? — спросил у друга Чимин, не добавляя, как бы не хотелось, что Тэхён его рвения не оценил бы. Не хотел ещё больше ворошить и так незажившую по истечению нескольких месяцев рану. Чонгук сухо усмехнулся. — Столько, сколько потребуется, — хрипло бросил в ответ. Невыносим. Чимин покачал головой, подозвав к себе бармена жестом. Он дал указание, чтобы тот ему тоже налил бокал чего-нибудь покрепче, но не слишком убойного. Ему некого оплакивать, напиваясь вусмерть, — его счастье сейчас спит дома, ожидая прихода где-то затерявшегося мужа, — но больше он не может оставлять друга наедине с этой болью, решая разделить её, забрав себе хотя бы маленькую часть. — Рассказывай. Чонгук непонимающе нахмурился, переведя взгляд на друга и выдавливая: — Что? — То, что тебя так гложет до сих пор, — объяснил Чимин, делая небольшой глоток принесённого барменом слабого алкогольного напитка. — Ты и так знаешь, — хмуро бросил в ответ, затем отвернулся и отпил из бокала новую порцию горючего. Знал. Каждый человек в какой-то момент своей жизни был вынужден столкнуться с такой болью, как потеря близкого человека. Такое событие глубоко травмировало и приводило к переживанию горя, после чего оставались не сглаживаемые шрамы на сердце и душе. Для каждого человека утрата представлялась тяжелым испытанием, но с ним можно было справиться, если захотеть. Однако не у всех получалось это сделать. Беда не обошла стороной и Чонгука, забрав у него самое ценное сокровище. Его Тэхёна — любовь всей жизни. Он не плакал на похоронах, когда в последний раз взглянул на возлюбленного, с болью осознавая, что больше никогда не увидит порозовевшие от смущения щёчки и игривый взгляд, — только мертвенно-бледную кожу и навеки сомкнутые веки; не плакал после, душа всю боль внутри себя, закрывая её ото всех на тысячи замков. А следом понеслись нескончаемые дни, складывающиеся в недели, месяца, а вскоре и года. Чонгук старался, правда старался как можно скорее после смерти любимого человека вернуться в колею, жить так, как они бы оба этого хотели. Он завалил себя работой, тем самым по минимуму исключая свободное время на страдания по тому, кого уже было не вернуть; как можно чаще стал навещать близких друзей, засиживаясь с ними допоздна за просмотрами фильмов или играя в игры, и семью, помогая по дому и обширной территории их семейного дома. Сделал всё, чтобы не окунаться в уныние с головой ни на секунду. Но в какой-то момент всё пошло не так. Чонгук считал себя сильным, считал, что переживёт потерю — всё окружение так твердило ему, — но он переоценил свои силы, когда в какой-то момент при смыкании век перед глазами начал стоять улыбающийся кудрявый парнишка с шоколадными глазами. Тэхён. Живой. Из раза в раз в сознании мелькали моменты их знакомства, совместной жизни, счастливо проведённых часов, которые складывались в года, добивая и так разбитую в дребезги душу. Как же он тосковал… Друзья, знающие всю историю, боялись глубины его чувств, опасаясь, что если он позволит себе подступиться к их переживанию и загрустит хотя бы немного, то не сможет остановиться и утонет в ней. Так и вышло, в конце концов. Утонул так же, как продолжал сейчас утопать в алкоголе, отодвинув всё и всех далеко на задний план. Существовали только он и воспоминания об одной счастливой и самой тёплой квадратной улыбке, что ещё несколько месяцев ранее освещала его жизнь и служила ему персональной путеводной звездой в тёмной ночи. Сейчас же эта звезда погасла, оставляя после себя непроглядную темноту и холод, окутывающий с макушки до пят. Именно так выглядела та самая чёрная полоса в жизни? — Чонгук-а, разумеется, наша жизнь не состоит лишь из белого и розового, — ответил Чимин. Видно, Чонгук все же произнёс вопрос вслух, сам того не замечая, совсем позабывшись. — Порой в ней присутствуют и чёрные полосы, — продолжал тихо говорить Чимин, покручивая в руках полупустой бокал с плескающейся на дне жидкостью. Он пытался достучаться до своего подавленного друга в очередной раз. — Кто-то — слишком везучий по жизни — умело избегает их, живя лишь на белой и розовой сторонах, окруженный беззаботным счастьем до конца дней своих. Таких людей я называю «счастливчиками». Они либо рождаются на светлой стороне, не зная никаких бед и несчастий, либо сами выстраивают перед собой розовые замки, сознательно не желая видеть всего того плохого, что происходит с ними. А кому-то не так везёт, и они всю жизнь следуют за чёрным цветом, не имея ни малейшего понятия о том, каково на вкус счастье, потому как чувствуют лишь привкус горечи, усиливающийся с каждым прожитым годом, — Чимин говорил медленно и размеренно, поглядывая на Чонгука и изредка замечая искорки осознания, простреливающиеся в глазах, но те быстро потухали. Чонгук отказывался внимать его словам, которые долетали до него, словно сквозь толщу глубины горя, в котором он потонул и продолжал это делать, стремительно погружаясь на самое дно, туда, откуда уже не возвращались. Однако Чимин продолжал говорить, отказываясь верить в безысходность ситуации: — Ну а есть такие люди, которые умело лавируют от чёрной полосы, вот только она порой их нагоняет, и тогда приходится вкусить эту самую горечь. Но главное пережить это и не дать сломить себя. Ведь после чёрного дальше опять следует белое. Ты тоже один из этих людей, Чонгук-а, — Чимин слегка улыбнулся, похлопав по чужому плечу в знак поддержки. — И сейчас у тебя наступила чёрная полоса, но ты не должен дать ей сломит себя, ведь дальше будет лучше, понимаешь? Чонгук хотел это понять, хотел, но не мог. Всё, на что ему хватало сил в данный момент, — это подносить ко рту очередную стопку «горючего», обжигая горло новой порцией яда, что гасила последние крупицы света внутри его души. Для него после чёрной полосы больше никогда не последует света. Солнце в его мире погасло навсегда, вместе с замершим сердцем в груди Тэхёна. Он пытался, так отчаянно старался как ни в чём не бывало продолжить жить за них двоих: окончить университет, переехать в Нью-Йорк, как они хотели когда-то вместе, обустроиться там, найти хорошую работу и просто жить свою лучшую жизнь. И однажды даже завести собаку! Ведь это были их мечты на двоих. На двоих... а он теперь был один.❇❇❇
— Чонгу, — раздался звонкий голос парня откуда-то из глубины квартиры, а следом громкий топот босых ног по паркету. С размаху прыгнув на диван, Тэхён всем телом навалился на мирно — до всего этого действа — сидящего и переключающего каналы по ТВ Чонгука, тыча ему в лицо телефоном. — Хэ-э-эй, солнце, что такое? — пропустив смешок, спросил Чонгук, чуть отодвигая чужую руку с гаджетом от своего лица, дабы хоть что-то там рассмотреть. — Что это там у тебя, м? — Как что? — Тэхён смешно надул щёчки. — Ты только посмотри, какой милаш, ну? — не сдержал умилительного писка. Перехватив чужой телефон, Чонгук стал внимательно рассматривать экран с включенной на нём фотографией. На ней был изображён маленький, ещё совсем крошечный пушистый шпиц. Глазки-пуговки задорно смотрели на него с экрана, заглядывая будто в самую душу, а длинный язычок едва доставал до такого же крошечного носа. Умилительный малыш, прямо как Тэхён. — И правда милаш, — согласился Чонгук и перевёл свой взгляд обратно на парня. — Но знаешь, кто ещё милее? Лицо Чонгука приобрело хитрое выражение. — Ты! — с этими словами он резко подорвался с места и повалил Тэхёна на диван, из-за чего тот издал удивлённый писк, а затем принялся нежными, но быстрыми поцелуями покрывать лицо, шею, выглядывающие из-под большой футболки ключицы и плечи парня. Тэхён стал громко визжать — наверняка до полусмерти пугая этим соседей — и пытаться вырваться из крепкой хватки. — Ну Чо-о-онгу-у-у, хва-ти-т, хах! Звонкий смех Тэхёна и влажные звуки поцелуев разносились по всему помещению их маленькой, но такой уютной и до глубины души любимой квартиры. — Я вообще-то пришёл к тебе с важным вопро-сом, ну всё-ё-ё-ё! — захныкал Тэхён, вновь предпринимая попытку успокоить разбушевавшегося весельем Чонгука. — Да? — Чонгук оставил последний, но особенно долгий поцелуй на шее Тэхёна и выпрямился. — Да! — И каким же? Тэхён выбрался из-под массивного тела Чонгука и сел, скрестив ноги — как следом сделал и Чонгук, — не отводя задорного взгляда от лица напротив. Он выждал небольшую паузу, а затем быстро пролепетал: — Давайзаведёмсобаку! — Что? Чонгук непонимающе выгнул бровь, взглядом прося повторить только что прозвучавшую бессвязную речь. — Давай, — Тэхён приблизился к нему, — заведём, — забрался на колени, — собаку! — крепко обнял за шею, прижимаясь всем своим телом вплотную к его, и замер в ожидании хоть какой-то реакции. — Оу, — только и смог выдохнуть Чонгук, данное предложение немного выбило его из колеи. Да, они могли бы завести собаку, но сейчас был не самый лучший момент для этого. На учёбе был сильный завал, как у него, так и у Тэхёна, — выпускной год как-никак. На работе тоже не всё было гладко в последнее время, из-за творившейся в мире неразберихи. Ещё и родители подливали масла в огонь, возмущаясь из-за их предстоящего переезда в Нью-Йорк, который должен был состояться уже менее чем через год. Животное сейчас явно не вписывалось в их ближайшие планы. Но тем не менее… — «Оу» — это значит да, или «оу» — это значит нет, — на последнем слове искрящийся взгляд Тэхёна начал постепенно потухать, а тело медленно отстраняться. Пусть это не совсем то, что им было необходимо сейчас, но видеть всерьёз расстроенного Тэхёна было выше его сил. Быстро взяв себя в руки, Чонгук не позволил расстроенному парню выбраться из хватки своих рук, лишь сильнее притягивая его обратно. — «Оу» — это значит, что скоро по нашей небольшой квартире будет бегать и верещать ещё одно маленькое, но мохнатое чудо, — с улыбкой заключил Чонгук, нежно чмокнув напоследок макушку парня. Лицо Тэхёна вновь приобрело счастливый вид, и, не сдержав громкого писка радости, он кинулся с объятиями на Чонгука, начиная покрывать мелкими поцелуями его лицо и шею, тем самым заставляя его громко смеяться. — Люблю тебя, люблю, люблю, — между поцелуями шептал Тэхён. — Я так сильно тебя люблю! Их вновь с головой накрыла волна радости и непреодолимого счастья.В скором времени они решились на то, чтобы съездить в Нью-Йорк на новогодние праздники, заранее приобретя билеты. Это должны были быть лучшие недели совместного отдыха впервые за долгое время. А там не за горами был и сам переезд.
Счастья, которому суждено было закончиться слишком быстро и слишком болезненно.Поездку пришлось отложить на неопределённое время. Они узнали об неутешительном диагнозе Тэхёна, что всплыл после прохождения медосмотра для компании, в которой он собирался работать. Рак подобрался незаметно, но метко, поражая органы — один за другим. Но тем не менее они не сдавались, борясь изо всех сил — вместе.
Счастье, что после себя оставило лишь пустоту.Болезнь прогрессировала, не оставляя и шанса на выздоровление и счастливое будущее вдвоём, отбирая всякую надежду на лучшее.
Пустоту… И Чонгук заглушает её очередным залпом выпитого шота, жмурясь до бликов перед глазами. Счастье было так близко и ушло так рано, вольной птицей выскользнув из его, видно, недостаточно крепких объятий.❇❇❇
— Обещай мне. Обещай, что будешь счастливым даже без меня, — из последних сил шептал Тэхён, смотря своей первой и последней любви прямо в глаза, слабо сжимая её руку. Не сказать, что ему было не страшно, но ощущая это спасительное и такое родное тепло, становилось намного легче и спокойнее. — Обещай… Чонгук гулко сглотнул, смаргивая непрошенные слёзы, — им ещё было не время, но скоро… — Буду, обещаю, — нехотя прошептал в ответ Чонгук. Знал, что не будет, но не хотел расстраивать Тэхёна в такой важный для него момент. Возможно, последний момент. Тэхён закашлял, раздирая горло страшными хрипами, а тело его забилось в слабых судорогах. Чонгук, быстро среагировав, подал ему заранее подготовленный стакан воды. Чуть приподнимая его голову, он помог ему отпить жидкости. Тэхён делал маленькие слабые глоточки лишь для того, чтобы смочить сухое горло, большего ему было не надо. Уже не надо. — Обещай, что будешь помнить меня, как бы эгоистично это не звучало с моей стороны, — хрипло проговорил шёпотом Тэхён, выдавливая нежную улыбку на губах, отчего у Чонгука больно защемило сердце. Он всё ещё нависал над тяжело дышащим Тэхёном, бережно поглаживая его по голове. — Обещаю, — собирая себя по крупицам, в этот раз без капли лжи ответил Чонгук. Ведь знал, что будет. До последнего своего вздоха будет вспоминать эти глаза растопленного шоколада, что навеки отпечатались в сознании, заклеймились на сердце и поработили его душу. — Я буду помнить каждый момент, проведённый вместе с тобой, и каждое прикосновение, которое отдаётся глубоко в сердце, — выдал откровенную тайну, мягко оставляя влажный поцелуй на лбу тяжело дышащего парня, который из последних сил хватался за тоненькую нить жизни, что вот-вот оборвётся, забирая его с собой на другую сторону, туда, где не было места живым. Затем Чонгук оставил лёгкий поцелуй на кончике носа, заставляя его обладателя счастливо зажмуриться, и примкнул сладостным поцелуем к губам. Ох, как же он любил целовать эти губы, такие пухлые и сладкие, точно мёдом отдающие, но в данный момент чувствовался привкус горьких медикаментов, на протяжении долгих месяцев принимающихся Тэхёном. Нехотя Чонгук отстранился, почувствовав, как Тэхён ещё сильнее ослаб, и тихо прошептал самим сердцем: — Обещаю, любовь моя. Тэхён в последний раз как можно сильнее сжал чужую ладонь в своей, не словами, а действиями подтверждая свои такие же чувства. И подарил последнюю, но до боли счастливую улыбку, навеки закрывая глаза. Сердце замерло в груди, так же, как и замер мир для другого человека, трепетно прижимающегося губами к тонкой, утратившей былой медовый цвет ладони, на которой больше не чувствовалось пульса, и тихо роняющего горькие слёзы утраты. Больничные мониторы подали противный писк, эхом отразившийся от стен небольшой вип-палаты, оповещая об ещё одной покинувшей этот мир душе в больнице. В самые трудные времена вынужденной разлуки всё, что нам остаётся, это взывать к памяти и на повторе прокручивать в голове, как в кинопленке, самые счастливые моменты, окутанные теплом и мимолётным успокоением, дрожью откликающиеся по всему телу.The end