31 день и одно желание

— Нет, Эррор, я просто… хочу… продолжить. Идём в кровать. Ты мне только что так качественно напомнил о твоих языках… а у меня для них уже наготове очень подходящее, ну просто идеальное местечко. — Прямо наготове, — усмехнулся Эррор, оценивая степень своего собственного желания. Как ни странно, оно было, да ещё и не особо привычное. Ему неожиданно для самого себя сейчас хотелось не получать удовольствие, а приносить, выбивать стоны из партнёра, считать сколько их выйдет всего и после какого его действия они будут громче. Он повертел эту непривычную мысль и так и эдак, и поняв, что она ему определённо нравится, скользнул ладонью по рёбрам Инка вниз, с удовлетворением обнаруживая плотную пружинистость плоти, а не пустоту под солнечным сплетением. — А знаешь, я не против… увидеть это твоё идеальное местечко. Инк от восхищения с такой реакции прикрыл глазницы и прикусил губу, обвивая шею разрушителя и позволяя Эррору себя поднять и отнести в спальню на руках, бросить на кровать и нависнуть сверху. А следом и стянуть одежду, то тут то там награждая поцелуями. Дэстрой же, подпитанный непривычным стремлением, наслаждался своей инициативностью наверное не меньше защитника. Отстранился, только оставив на тяжело дышащем к той поры художнике только бельё, чтобы по достоинству оценить вид раскинувшегося в беспорядке Инка, но не удержал руки при себе долго: стоило заметить, как налилось под одеждой экто, как сформировались изящные бёдра, как белая ткань натянулась на крутой дуге загнутого кверху члена соблазнительными изгибами — и пальцы сами потянулись, гладящими движениями проскользили от упругих бёдер до выпирающего светящего радугой через ткань бугра, круговыми движениями слегка подразнив и возбудив ещё сильнее и так едва сдерживающего себя от стонов Инка. На белой ткани проступило липкое и влажное пятнышко, и Эррор соврёт если скажет, что в этот момент его собственная магия не взбрыкнула и не зашевелилась в тазовом дне. Как же соблазнительно выглядит… Инк не говорил ни слова, только тяжело дышал в предвкушении продолжения, даже глазницы прикрыл выгибаясь навстречу ласкающим пальцам. Обвил шею Эррора руками, прижал и толкнул вниз, давая полностью почувствовать и осознать жгучее раздирающее желание и практически застонал, когда один из пальцев нежно надавил на колечко сфинктера. Сквозь ткань ощущалось совсем не так, как он хотел, но всё же достаточно приятно чтобы выбить очередной всхлип-стон. — Ну же, Эрри… Ты так нужен мне… особенно сейчас, так сильно, о-ох… Распакуй меня как шоколадную плитку, дай почувствовать и узнать на какую ловкость способны твои язычки…. Эррора проняло мелкими глюками. Он не ожидал настолько бурной реакции на маленькую инициативу, и от такой нетерпеливости становилось ещё более волнительно, ещё больше хотелось сделать приятно, подарить незабываемые ощущения. Он выдохнул и наклонился вниз, обводя дугу члена под тканью рукой а следом облизывая ту прямо через бельё. Стон и подрагивание псевдо-органа стали ему ответом на сомнения, правильно ли он решил поступить. Инк оторвал поясницу от постели, прогнув ту дугой и стиснул бёдра, заключая лицо разрушителя в капкан. Глюк заурчал и изобразил губами вакуум, пачкая слюной плетение ткани и прижимая на пробу зубами. По черепу щкрябнули острые фаланги. — Мвх-х… — обрадовал художник громким вздыханием и подкинул задницей. Нетерпеливый. Эррор отстранился, бросил короткий взгляд снизу вверх и подцепил резинку, поигрывая ею в пальцах и приспуская. Тут же даря будто бы целомудренный поцелуй в показавшуюся на глаза влажную на вершинке головку, втянул ту в себя и выпустил с тихим придыханием. Инк вздрогнул под ним и заскулил тихонько: — Возьми глубже… — умоляющим тоном, кусая губы проныл, удивляя яркостью румянца. — Ох, ладно, — покладисто согласился глючный, немного сомневаясь от своей неопытности, но всё же желая доставить удовольствие, устроился удобнее и обвил для начала ствол языками, обхватывая его снизу и помогая себе рукой. Всхлип-стон и капелька предэякулята, что солоноватым пятнышком упала и размазалась тут же по языкам подстегнула к действиям, и он пропустил член глубже. Убрал внутрь языки и сжал губами сам ствол, втягивая и пытаясь достать до основания. Но, вопреки стараниям, казалось, что он не приблизился даже до половины. Недовольство кольнуло неприятной иголочкой чувство собственного превосходства — Инк-то умудрялся всегда брать в рот полностью, у него всегда и всё получалось. Так чем Эррор хуже? Обычной поверхностной стимуляции мало — так он решил сегодня, да и среди заданий на сегодня было подходящее, а значит, пришла пора учиться. Глюк расслабил по возможности мышцы горла и попытался насадиться на радужный неон сразу и полностью, но стоило только головке провалиться в горло, как созданную магией гортань свело спазмом, а с глаз брызнули слёзы. Эррор выпустил вздрагивающий член изо рта и зашёлся в кашле, но чужие руки, протянувшиеся утешающе погладить и потянуть на себя, от своего лица отбил и снова прильнул упрямо к радужному стволу. Скользнул языками, смачивая обильно по всей длине, и снова втянув головку, попытался заглотнуть. В этот раз получилось получше, и не смотря на то, что горло скрутило, а языки поддёрнулись внутрь, прижимаясь в элементарном рефлексе к нёбу, ему удалось не выпустить сразу, а оставить член в глотке немного дольше, борясь с давящимися звуками. — О-а-ах, Э-эри… — послышалось сверху, полное и сомнения и обожания одновременно, и глючный сглотнул, скользя языками вдоль горячей радужной магии, упрямо не выпуская и не отстраняясь, истекая слюной и слезами от непривычного действа одновременно но не останавливаясь. Казалось даже из носового провала сочилась жидкость. Он с гортанным «кха-а» выпустил член и, не видя за пеленой слез почти ничего, попытался вытереть лицо от смеси телесных жидкостей и заодно отдышаться, но уже спустя миг был опрокинут на спину, расцелован просто в измазанные щёки и придавлен Инком: — Хочу тебя, сил нет больше терпеть, — огласил он, объясняя своё поведение, и прижался, потираясь эрекцией о заполняющую тазовое дно магию, плотнее. — Дай мне женское. Эррор выдохнул, всё ещё не видя толком через пелену слёз, но чувствуя, как резким сильным движением его ноги перекинули на одну сторону и стянули к коленям сразу всё, оголяя горящее псевдо и мазнув наскоро ладонью по взмокшим складочкам. Инк рыкнул нетерпеливо и прильнул плотно, проталкиваясь в узкое лоно и потирая большим пальцем, чтобы расслабить, клитор. Эррор вдохнул рвано — получилось совсем не так плавно, прямо как с минетом: мышцы сжимались непроизвольно, словно совсем не желали пропускать Инка в себя, переживание брало своё. Как бы он ни старался, расслабиться вышло далеко не сразу, ещё и отсутствие нормального зрения добавляло некого раздражения в процесс. Инк-таки заметив это через собственное возбуждение, что нехило так туманило разум, чуточку поумерил пыл — сжимающиеся ноги Эррора, его нахмурившиеся брови и сдавленное пыхтение сигнализировали о дискомфорте. — Буду нежнее, прости, мой хороший… Не сдержался, но ты такой красивый и желанный, что никто не сдержался бы… — ладонь заскользила по бедренным, направляясь ниже, прямо к тазу, повторяя раз за разом ласковые касания — большой палец не останавливался, обводя клитор по кругу в немного неровном темпе. Вот Инк потянул его ко рту, смазал подушечку слюной, чтобы скользило лучше, возвращая на место, и наконец помог Эррору достичь первой ступеньки расслабления — колени его поползли в стороны, насколько это было возможно в такой позиции, дыхание стало спокойнее и мышцы, что до этого так туго сжимались на одной только головке, раздвинулись шире, позволяя скользить глубже и легче. Инк осмелился продвинуться дальше, заметив, как Оши пытается выпятить таз и найти ту самую позицию, что была бы приятна им обоим. Ну что за прелесть… Он так старается для него! — Мха-ах… — выдохнул Эррор, когда они соприкоснулись бёдрами и член заполнил всё доступное пространство, уперевшись куда-то вглубь магии. Инк нагнулся, часто дыша. Сдерживаться было практически невозможно — такой открытый разрушитель, подрагивающий от ласковых касаний, с расширенными от ощущений зрачками, что плескались сейчас в омуте винных глазниц разноцветными пятнами; с светящейся сквозь рёбра влажной душой, цепляющимися за простыню непослушными и абсолютно неподвластными ему сейчас пальцами… и говорить обо всех деталях можно было бы бесконечно, но двигаться хотелось больше. Толкаться медленно но глубоко, заглядывая в глаза и угадывая когда с приоткрытых губ сорвётся очередной тихий стон, а не просто шумный выдох. Инк плавился буквально от едва слышных ахов, воспринимал их как награду, как лучшее признание в любви. Наконец-то его любимый мальчик не молчит, наконец-то он открывается перед ним, показывает, подсказывает своим поведением, что и как делать художнику. Инк наклонился и впился в тёмную кость изогнутой шеи поцелуем, продолжая наращивать темп. Толчки выходили что раз то размашистее, Эррора приходилось поддерживать, чуть не ловить, чтобы тот не сползал с края кровати. — Нха-а… — очередной стон, только в этот раз откровенным альтом, двоящимся, таким, от звучания которого хочется самому застонать, таким, который хочется записать и прослушивать по кругу часами вместо музыки. Инк прикусывает позвоночник, перебирая языком остистые отросточки и натирая хрящик, продолжая методично выбивать сладкие всхлипы из расслабленного, поплывшего в его руках тела. Изгибает спину, чтобы толкнуться глубже, наполнить максимально, чтобы доставить как можно больше наслаждения, чтобы получить как можно больше всхлипов и стонов. Чтобы не прекращая смотреть, как ярко искрят сейчас разные зрачки, и как мокреют рёбра от стекающей по ним жидкости — душа разрушителя роняет соки удовольствия. И Инк не прекращает, сам едва удерживая себя от того, чтобы кончить прямо сейчас. Слишком много, хорошо, глубоко и приятно. До предела приятно. Эррор закусывает пястные, скуля протяжно через косточки, выгибаясь как, по мнению Инка, не выгибался ещё никогда, и защитник изливается внутрь, не в состоянии больше сдерживаться, прижимает сверху с влажными поцелуями: — Обожаю тебя, моё золотце. И наверное впервые получает такой быстрый, наполненный чувственным томлением ответ: — И я тебя, — шепчет разрушитель, приводя себя в относительный порядок, укладывая прямо затёкшие ноги, обнимая и выдавая то, что сам от себя услышать никогда не ожидал. — А что у нас на завтра, Инк? Мне… хочется чего-то особенного.