***
Пробуждение… Он даже не уверен, что попал наконец в график и проснулся утром. В комнате освещение как будто не меняется. Всегда серо. В воздухе витает прозрачный дымок, пронизанный тонкими лучами солнца. Старый синтезатор под слоем пыли молил об уборке. Коробка из-под пиццы с её остатками валялась на полу, а вокруг неё несколько пустых бутылок пива и одна, явно попавшая сюда по ошибке, опустошенная баночка колы. Въедливый запах табака и легкой травки учует только тот, кто зайдет в эту обитель хаоса с улицы. А сам хозяин его уже не ощущает. Он лениво перекатывается с бока на спину и устремляет полуоткрытые глаза в потолок – белый с линиями солнечных лучей, похожих на костлявые пальцы. А он видел что-то подобное в своих снах… Вот такая же рука пыталась его схватить. Он чудом вырвался. А стоило ли? Оттянул конец? И насколько? Пришлось приложить неимоверное усилие, чтобы заставить себя вспомнить, что произошло днем ранее, моментально перескакивая через вчера, будто его и вовсе не было. И хотя он ни на секунду не забыл их последний диалог с Роксаной, который и диалогом-то назвать сложно. Скорее уж монолог… Монолог неисправимого тупицы, конченного идиота, способного приносить лишь страдания, а потом писать об этом песни. Значительную часть своего творчества он отвел для неё. Роксана… Он ещё не решил, будет ли называться её именем один сингл, или целый альбом. Что бы то ни было, оно будет бесценным, чем-то глубоко личным и, может быть, даже последним, что он сотворит. Пока лежал, голова так сильно не кружилась. А стоило сесть – картинка так и поплыла перед глазами. Так бывает, когда очень долго катаешься на карусели. Только вот у той, что на аттракционе, существует заветная кнопочка STOP. Найти бы такую же на своей собственной. Роксана пыталась – не нашла. Терпение лопнуло. Он и не удивлен. Он её понимает. Потирая виски двумя пальцами, Эрик пытается прийти в себя. Он так редко там бывает, в себе… Он даже не уверен, что его там все ещё ждут. Который час? Знак благоприятный, если ты этим интересуешься. Девять утра?! Какого черта так рано! Как только головокружение немного отступает и он опять различает перед собой серую комнату, вниманием завладевают пивные бутылки. Сползая с кровати на пол, он тянется сначала к одной – пустая, затем к другой – пустая. И так проверяет все. Остывшая и засохшая пицца уже не выглядит аппетитной. Организм в принципе не готов к завтраку. Ему бы жажду утолить. Или похмелье. Или нечто другое, для чего ещё названия не придумали. Эрик собирается наведаться на кухню. Оглядывая комнату, он пытается взглядом найти свою рубашку, но та, видимо, сбежала. Хрен с ней. Хорошо хоть, в джинсах уснул, а то бы и они смылись куда-нибудь подальше из этого гиблого места. Бутылка воды… Стоит тут и молчит! Эрик прилипает к ней и почти половину осушает. Блаженство! Рухнув на стул, нащупывает в кармане черных джинсов пачку Pall Mall. Синее пламя зажигалки вспыхивает и тут же исчезает. Эрик делает затяжку и, откидывая голову назад, прислоняется затылком к стене. Прикрывая глаза, он талантливо выпускает густое облако дыма в воздух, и память начинает оживать интенсивнее.***
8 сентября Запах табака довольно быстро заполнил комнату, а прозрачный дым рассеялся под потолком. Роксана в какой-то момент приподнимает голову, двумя пальцами забирает из его рта сигарету, не позволяя ему в очередной раз затянуться, и делает затяжку сама. «Курение убивает» – эта фраза, подобно предупредительному красному знаку, загорается в сознании, но Роксана давно уже не обращает на него внимания. Зато обращает Эрик и потому отнимает сигарету немедленно. – Не балуйся, – тихо произносит он, и девушка покорно кладет голову снова на его грудь. – Неделю назад у моих родителей могла бы быть годовщина свадьбы, – она сказала об этом лишь потому, что ей хочется об этом сказать. Как же хорошо было изливать свою боль пьяным подругам в баре, пока она не лишила себя этого добровольно ради Эрика. «Ты ждешь сочувствия? – Эрик не собирается отвечать вслух. – Знаю, что больно возвращаться в прошлое и жалеть обо всем, что испоганило когда-то сегодняшний день, настоящий момент. Вот почему мне необходим кетамин. Я почти ничего не чувствую. Даже тебя…» – Знаешь, я тут вдруг вспомнила… Папа буквально за месяц до своего ухода подарил мне котенка на Рождество. Он был весь черный, и я долго не могла придумать ему имя. Мама советовала назвать как-нибудь, что бы могло подчеркнуть автора подарка. Ну знаешь, типа кретин или урод… А мне хотелось чего-то особенного… В итоге я решила назвать его Крисмас, правда, потом мама его вернула отцу. Этот кот был ей противен. Это было последнее счастливое Рождество в моей жизни, не считая того, что мы провели вместе с тобой. «И я помню то Рождество. Оно и вправду было счастливым, Роксана. Тогда ты ещё не подозревала, с каким чудовищем находишься рядом. Мне нравится вспоминать нас такими юными, хотя с того момента прошел всего год. Мы точно не постарели. Мы просто изменились. Наши демоны сожрали нас… Под оболочкой зависимый эгоист и душевно больная альтруистка. В помощи другим ты видишь свое собственное искупление. Или это тоже вид эгоизма? Интересно… Но в чем твой грех? В том, что спишь со мной? Что спишь со мной по своему собственному желанию? А ведь это я сделал тебя грешницей. И я знаю, что ты благодарна мне за это. Всегда пожалуйста, детка. Не беспокойся, более конченного человека, чем я, здесь нет. Из нас двоих мне никогда не добиться Его прощения. Но я не парюсь. Гораздо ужаснее то, что пузырек пуст… Я в этом почти уверен. Днем я закинулся последней таблеткой. Утром тоже проглотил. Меня отпустило только сейчас, только благодаря тебе. Но мозгу все мало, ему не хватило. Проявляя жалость, я сдерживаюсь, чтобы не изнасиловать тебя, хоть ты и примешь это за акт любви. Называй как угодно. Для меня это лишь способ почувствовать хоть какой-то кайф. Прости…» – Эрик, – тихо зовет Роксана, касаясь кончиками пальцев его щеки, – поцелуй меня. Он не мог оставить и эту её фразу без внимания. Кажется, будто только её он и услышал. Новая затяжка воздействовала на мозг как разряд тока, только очень слабый разряд. Вместе с поцелуем он выдохнул в её рот густой белесый дым, который она с наслаждением вдохнула в себя, увлекаясь его губами. Пожалуй, самое нежное, что произошло за сегодняшнюю ночь. Роксана ощущает, как холод проникает вовнутрь, когда он отрывается от неё. В такие моменты она чувствует себя брошенной вновь. Но она понимает, что не имеет права ничего требовать. Борясь с желанием заговорить с ним снова, девушка встает с постели и голышом устремляется в ванную комнату. «Не могу понять, каким образом ты угадываешь, что мне нужно… – Эрик, прислушиваясь к шумам за стеной, садится на кровати и тушит сигарету в пепельнице. – Меня снова тянет к одиночеству. Но я не смогу достигнуть его, пока ты здесь, Роксана… Для полного погружения нужна ещё хоть одна таблетка… А у меня их нет! И вдохновения тоже нет! Голова не перестанет болеть, как бы долго я сейчас ни массировал виски. Ты, к счастью, не представляешь себе, что это за мир без боли. Лучший мир. Он где-то за гранью. В нем я запираюсь даже от тебя. Так надо… Тебе пора смириться с этим. Знаю, ты не можешь… Ты хочешь со мной. Черта с два, малышка! Ты там будешь лишняя. Ты мне там вообще не нужна. Возвращаясь оттуда, мне хочется знать, что я возвращаюсь не зря. Здесь меня должен кто-то ждать.» Эрик обыскивает карманы собственной одежды, роется в рюкзаке, но находит только пустой пузырек и почти пустой бумажник. Отлично! Быть может, это тот самый момент, чтобы научиться говорить нет? Мало ли, что взбредет в эту сумасшедшую голову! Это не значит, что она права! Но нет… Эрик бросает пустой пузырек в стену. Сигареты и спиртное никогда не заменят этот яд. И травка – просто детский сад! Он быстро начинает одеваться: ему необходимо достать где-то деньги. Теперь все его мысли заняты только этими поисками. Он не замечает, когда Роксана возвращается из ванной, одетая в его футболку. На её фигурке она смотрится слишком соблазнительно. – Все в порядке? – наблюдая за Эриком, она вытирает волосы полотенцем. «Какой к черту порядок? Ты что, не видишь? Почему бы не присмотреться получше, девочка?» – Все в норме. – Ты куда-то уходишь? – Да… По делам. – Не поделишься? – Привыкшая к его безразличию, она интересуется из вежливости. «Ни за что!» – Не вникай… Роксана усмехнулась и краем глаза вдруг увидела валяющийся на полу пузырек. – За дозой?.. Эрик снова сделал вид, что не услышал её. Так всегда легче. Однако для самой Роксаны это была последняя капля. Они оба словно бегают по кругу, рано или поздно все повторяется, и с этой дороги никуда не получается свернуть. – Тогда возьми и для меня тоже, – произносит она. То ли для того, чтобы позлить его, то ли на полном серьезе, она уже не первый раз заявляет о своем желании воспользоваться его методом обходить душевные напряги. Затянувшаяся депрессия преследует их обоих, и у каждого из них свои причины. Вначале он вытаскивал её, и она прекрасно помнит, как долго упиралась, а теперь пришел её черед терпеть. Как терпел он… Но у неё не получается. – Заканчивай этот бред, Роксана. – А в чем дело? Чем я отличаюсь от тебя? «Ещё один глупый вопрос, и я взбешусь! Мне не хочется причинять тебе боль, но ты меня вынуждаешь. Будто я мало доставляю тебе неприятностей… Почему же ты не хочешь понимать элементарных вещей? Взгляни на меня. И на себя. Мы разные. Наша дружба мгновенно переросла в нечто большее, и с тех самых пор ты перестала принадлежать самой себе. Это я тебя заставил… И порой об этом жалею.» – Ты дорога мне. Вот и все отличие. «Кажется, она не ожидала это от меня услышать. Я действительно редко говорю ей такие вещи. Чаще всего она слышит то, что мне плевать. Мне и вправду чаще всего плевать… на всех. Я пытаюсь выжить, с каждым новым днем все глубже погружаясь в мрак той реальности, которая пляшет перед глазами. Я не могу отделить себя от неё. Все, что я вижу и слышу, все, о чем пою, связано с зависимостью. Все мы зависимы. Только у каждого из нас зависимость разная.» – Эрик, пожалей меня хоть немного… Скажи мне, что нужно сделать, чтобы остановить это чертово колесо? Ещё немного, и я нырну туда за тобой. Так и знай! – В таком случае, собирай шмотки и проваливай отсюда. – Я это слышала тысячу раз! – Ты спросила, что тебе делать. Я отвечаю. «Я уже по горло сыт твоими бесконечными требованиями и упреками. Будущее? Что ты от меня хочешь? Ты говоришь со мной так, словно я и не пытаюсь ничего сделать с собой, не пытаюсь остановиться. Это сложно дается, когда тебя подхватывает и несет бешеное течение. Я совсем не чувствую дна под ногами. А ещё знаю, насколько тяжело тебе помогать мне плыть в обратною сторону. Ведь тебе приходится порой плыть за нас двоих. И тем не менее прямо сейчас я тебя ненавижу за этот укор в глазах, за эти претензии, за твое право их предъявлять, за твою свободу. Ты вольна уйти хоть сейчас.» Эрик уже не раз сталкивался с мыслью, что именно это и будет единственно правильными выходом. Для неё… И для него – тоже. Он никогда не простит себе, если и её утопит в этом бурном океане… Ведь он когда-то вытащил её с того самого глубокого дна. – Если бы ты захотел, оно бы было. Я не справляюсь одна, ты же видишь… «Знаю, каких трудов тебе стоит сдерживать слезы. Ненавижу, когда ты плачешь. Раньше я ругал тебя за это, насильно вытирал их с твоего лица. А теперь понимаю, что единственной их причиной становлюсь сам.» – Все гораздо сложнее, чем было с тобой, правда? Я нездоров, Роксана. Вот тут нездоров, – он постучал себя указательным пальцем у своего виска. – Я откажусь от таблеток, а что потом? Что ты можешь дать взамен? Ты – точно такая же зависимость! Я всего лишь променяю одну свою страсть на другую. Однажды я это попробовал. То самое, о чем мама предупреждала, пока ей было до меня дело. И мне не понравилось это дерьмо. – Эрик, я всегда рядом… – Откуда мне знать? Завтра ты можешь проснуться другим человеком. И я больше тебя не увижу. И что мне останется тогда? Твое имя в этих строчках? – подобрав со столика смятую бумагу, которая служила ему черновиком для его новой песни, он отбросил её в сторону. – Это эгоистично! Ты поддерживаешь во мне какие-то остатки человечности, но ты тратишь время в пустую. Больше всего я боюсь, что ты станешь похожей на меня – таким же ходячим трупом, детка. В глазах Роксаны застыли блестящие слезы. Она потянулась к его руке, но он отшвырнул её от себя. – Проваливай. – Эрик… – Вали – я сказал. Забудь сюда дорогу, слышишь меня? Она слышала это уже не раз. Она была бы благодарна, если бы он вдобавок ко всему ещё стер ей память. Она послушно начала собирать разбросанную по углам прокуренной комнаты одежду. Все это время наблюдая за ней, Эрик молчал, а его пристальный взгляд сводил её с ума. Она безумно хотела броситься к нему в объятия. Она ещё не забыла, как крепко он умеет обнимать. Помнит, как когда-то давно он просидел с ней на полу больше часа, ожидая, пока её истерика утихнет, и все это время прижимал к своей груди. Быть может, и у неё хватит сил на то, чтобы удержать его? – Я приду завтра… – Нет. Никакого завтра! Теперь у нас разные завтра! – Ему пришлось выталкивать её силой. Все, чего он хотел сейчас, это избавиться хотя бы от одной своей зависимости, ибо она потянет за собой вторую поломанную жизнь. Ему легче принять ещё одну таблетку порой, чем поцеловать её. Ему сносит крышу, и он не может найти рычаг тормоза. Он бы рад перемолоть в себе все параноидальные початки и внушить себе, что рядом с ним не средство от депрессии, а живой человек, точно такой же слабый и податливый. Он уверен, что является причиной всех её несчастий. Он её ломает в то время, как его ломает самого. Хлопок двери. Он ударяет кулаком по зеркалу, и на костяшках пальцев немедленно выступает багровая кровь, которая гуляет по его венам вместе со всей наркотической заразой, способной заставить мозг выйти за пределы не менее отравленной реальности.***
Неясно, что именно отрезвило его и привело в чувство: то ли уведомление на телефоне, оповестившее о своем прибытии характерным звуком, то ли тот факт, что позавчерашний день возврату не подлежит. Он выпустил очередную струю густого дыма, а затем бросил окурок в бутылку с водой, как будто наказав самого себя, нуждающегося в глотке несколько минут назад. Он не был настроен на разговоры даже с самыми близкими, воображая про себя, что у него их много. Он был готов послать любого, кто соизволил вспомнить о нем в это унылое и туманное утро. Он и не подозревал как будто, что за пределами бетонных стен светит солнце. Эрик добрался до телефона и вначале не понял ничего, из того, что прочел там. «День рождения… Отправьте подарок… Роксана…» Ему пришлось несколько раз пробежаться глазами по тексту в пару строк и потратить несколько минут на то, чтобы окончательно разобраться в них. Он взглянул на дату. «Боже, почему этот день должен был настать именно сегодня? Почему он уже не прошел или не ждал далеко впереди? Почему сегодня?!» Вряд ли сверху ему кто-то ответит. Либо там никого нет, либо ещё хуже, что есть. Эрик, схватившись за голову, опустился на кровать и провел ладонями по лицу. Необходимо не просто смириться с мыслью о сегодняшнем дне, но ещё и решить, что с ним делать и как пережить. Сказать, что он успел пожалеть об их ссоре, ничего не сказать. Но чаще всего оправдания он не приемлет, пусть будет виноват хоть тысячу раз. Роксана забывала обо всем сама, но скорее всего просто делала вид. И он был благодарен ей за это. Ссора становилась прахом уже на следующий день, когда Роксана появлялась на пороге, или когда отвечала на его звонок и бежала по первому зову. Она уверена, что без неё он не сможет, и она чертовски права. Айфон в руках снова зазвенел, и безумное желание с размаху ударить его об стол и искрошить на мелкие песчинки возродилось из гнева и бессилия, в итоге вырвалось густым стоном сквозь зубы. Он сполз на пол, крепко продолжая удерживать телефон в руках и десятый раз читая уведомление. Её имя было выделено. Он попал на её аккаунт с помощью всего одного нажатия. Фото… Очевидно, кусочек из прошлого, очевидно, жизнь до их семейной драмы и до него. Звонок. Он вздрогнул и опять загорелся желанием разбить телефон, но на экране высветилось не «Роксана», а «Эндрю». А он уже успел забыть, что у него есть старший брат. Амнезия – вещь замечательная. Просто чистый лист. Пиши что хочешь, но вот проблема: как только он хватается за ручку и делает первые неуверенные движения, то буквы начинают кривиться, в словах появляются ошибки, за ними помарки, кляксы, а потом белый лист подвергается страшному насилию и становится от уголка до уголка исчерканным. Эрик отвечает на звонок молча. – Тебя сегодня ждать? – в трубке недовольный голос. – Смотря где. – У нас репетиция, чувак. – И у меня тоже. – Опять накидался? – Взял перерыв. День сегодня… неподходящий. – Да, сегодня репетиция. – На неё не приду. Нет вдохновения. – Ты хотел сказать таблеток. – Роксаны. – Добился-таки своего… И как оно? Легче стало? – А ты разве, мать твою, не слышишь мой торжественный голос? Она тебе не звонила? – Она мне никогда не звонит. – Мало ли. Все бывает в первый раз. – Порог пуст? Наконец-то ей надоело. – Тебя прям распирает от радости. – Вовсе нет. Так тебя ждать? – Как угодно. Ты же знаешь, я не даю обещаний. Эндрю молчал, но было слышно его напряженное дыхание. Эрик в ожидании устремил глаза на голую стену. – Хочешь, я поговорю с ней? – О чем? – Кто тебя, болвана, ещё вытащит из этой ямы? – Есть один человек. Я с ним, правда, не часто общаюсь. Он меня слегка бесит… Но иногда он дает дельные советы. Я как раз сейчас собирался с ним встретиться, но ты позвонил и отвлек. – Интересно, кто же это? – Да тот парень в зеркале. Выглядит он так же паршиво, как я, но внутри вполне терпимый. На конце провода что-то грохнулось с такой силой, что пришлось оторвать трубку от уха. Кажется, Эндрю на мгновение представил, что телефон – это физиономия никудышного братца. Эрик довольно рассмеялся. – Короче, мы тебя ждем, но трезвого и вменяемого, услышал меня? Не придешь – можешь забыть о группе! Начались гудки. Он бросил телефон на пол, просто разжав пальцы. Забыть… Он и без того помнит о ней реже положенного. Заставляет себя встать и подбирает телефон, вновь и вновь перечитывая уведомление. Что это такое внутри? Да все то же. То самое, которое пробуждается с новой невероятной силой на следующий день после ссоры и расставания с ней. Разрывая все на кусочки, он с огромным удовольствием собирает обратно. И ему не надоедает. А вот у источника его вдохновения, у источника его жизни, кажется, кончилось терпение. Он все-таки испил её до самого дна. Отражение в треснувшем зеркале на этот раз молчит. Обиделось, оставило его одного со своей проблемой. В пузырьке, который спрятан в кармане джинсов, болтается пара таблеток. Соблазн великий. Вот это бы сейчас все решило раз и навсегда. И Эрик открывает крышечку, высыпает на свою ладонь одну таблетку, но закинуть не решается. Секунды тикают, и внезапно на полу начинает сверкать телефон, сопровождаясь громким сигналом поступающего звонка. Эрик вздрагивает, и таблетка с его ладони соскальзывает и падает на пол, закатываясь куда-то под шкаф. – Да чтоб тебя!.. Чего тебе надо?! – орет он в трубку. Однако голос оператора сотовой связи остается невозмутимым. Она начинает предлагать какие-то услуги, и Эрик раздражительно сбрасывает звонок. Снова уведомление. Он опять натыкается на него и прислоняется лбом к зеркалу, оставляя на нем след от своего медленного дыхания. Привычки… Наши привычки делают нас слабее, а зависимости вообще уничтожают. А он все ещё не выбрал для себя, какая именно из двух удостоится этой чести. На чаше весов теперь все стабильно, поровну. В правой руке пузырек с единственной таблеткой, в левой – телефон, на экране которого написано её имя. Он не готов отказываться ни от того, ни от другого. Но что пугает больше? Единственная таблетка или вероятность больше никогда не увидеть Роксану? Она не пришла. Значит, уже не придет. Он её отлично знает, вернее, ему казалось, что знал. Он привык к её любви, к её прощению, к её стараниям избавить его от темноты, от которой он её когда-то избавил. – Какой же идиот… – шепчет он и внезапно срывается с места. В туалете распахивает крышку унитаза и выбрасывает туда таблетку, быстро смывая её. Пузырек летит в ведро. Кажется, он нащупал ту самую заветную кнопку STOP, и карусель очень и очень медленно начинает тормозить. Нет, он пока не чувствует, не осознает, но зато прекрасно понимает, что с ним будет твориться уже сегодня вечером. Значит, заслужил. И если не переживет – там, стоя перед Ним на коленях, он сможет сказать хоть что-то в свое оправдание.***
Лос-Анджелес сегодня прекраснее, чем обычно. Он это заметил, как только покинул свою маленькую квартирку и оказался в центре улицы. Зной. Нужно было добраться до загородного поселка, куда Роксану увезла мать. Она решила, что дочери станет лучше вдали от города, но припеваючи жить ей не позволили вредоносные отношения с Эриком. Мать никогда не умаляла его заслуги в том, что Роксана-таки вышла из депрессии и забыла все свои темные мысли, но вместо них появилась любовь всей жизни, которая практически является синонимом слова «депрессия». Дни рождения, он знал, Роксана ненавидит. Она никогда их не отмечала. Но этот день хочется сделать особенным. И если он придет один, если он заявится и с порога начнет сыпать извинениями и обещаниями, то это окончательно испортит ей настроение. Она его не ждет. И уж тем более не ждет его, раз и навсегда избравшего верную дорогу, передумавшего обо всем за несколько минут и понимающего, что отмотать назад уже будет нельзя. Больше никаких «назад» и никаких «вниз». Подарок… А что подарок может улучшить? Да и что вообще он собирается дарить? Новый трек? Да, в голове прямо сейчас рождается один. Он сидел там уже давно, но боялся напоминать о себе. Украшений она терпеть не может. Ни в каком виде. Да и все это чистая банальщина! Вытаскивая из кармана пачку недокуренных Pall Mall, он останавливается, садится на скамейку и закуривает. В голове каша. Мысли устроили грызню между собой, словно крысы, борющиеся за кусок помойной пищи. Снова дикое головокружение, и биение сердца настолько сильное, что кажется, будто оно расселило своих сородичей по всем участкам тела и гоняет кровь в триста раз быстрее. Он успевает передумать, решить и снова передумать. Ни назад, ни вниз. Ни назад, ни вниз! Эрик утыкается лицом в ладони, яркие разноцветные круги вспыхивают перед глазами. Город шумит, но все проходит мимо, его не касаясь. Карусель продолжает тормозить, и кататься уже не так весело, к счастью, ибо от этого веселья уже тошнит. Он открывает затекшие глаза, когда слышит рядом странный писк. Возле его ноги трется котенок. Черный. Пару минут он смотрит на него, сперва думая, что он – просто галлюцинация. Тонкий хвостик, маленькие лапки, торчащие ушки. Само очарование. – Ну здравствуй, приятель. Ты чей? Осматривается. Люди проходят мимо. Никто не бежит к ним, чтобы нарушить короткую идиллию. Эрик докуривает сигарету и затаптывает окурок мыском кроссовка. Котенок в его ладони помещается свободно. Он мяукает и тыкается мокрым носом в его щеки и губы. – Ты что же, тоже один? Котенок издает протяжное и писклявое «мяу». – Все ясно. Ну ты не расстраивайся, ты ещё не знаешь, что такое плохо. Эх, встретились мы с тобой, два одиночества. Котенок смотрел и мурлыкал, ласкаясь в руках Эрика, пока тому в голову не пришла ещё одна идея, и на этот раз гениальная. – Слушай, парень, мне больше не к кому обратиться. Давай поможем друг другу, заключим взаимовыгодную сделку. И если все пройдет хорошо, то у тебя появится дом и самая чудесная хозяйка на всем свете. Но одно условие, всего одно. Понимаю, сейчас не сезон, но тебя будут звать Крисмас. Согласен? Нравится? Комочек черного пуха скорее всего бы одобрил предложение Эрика, если б умел понимать и говорить на человечьем языке. Какой кот откажется от лакомой жизни? Эрик вскоре добрался до дома Роксаны, но звонить не стал. Вместо этого, дождавшись вечера, он прокрался в сад, к её окну, как делал уже тысячу раз, и запульнул в стекло мелким камешком. Внутри зажегся свет. К этому моменту Эрик получил уже десяток звонков и сообщений от брата, который с большой вероятностью вытурил его из группы. Но плевать. Плевать, что становится все хуже и в голове поднимается гуд. В его руках Крисмас, а из окна на него смотрит Роксана – главная героиня всех его текстов. Она спускается быстро, но застает Эрика уже на земле. Он лежит неподвижно, а рядом с ним бегает и копошится в траве котенок.***
Покачиваясь на скамейке в коридоре, она стискивает руками краешек наброшенного на плечи больничного халата. Слезы ручьем текут по её лицу. Мама приносит кофе, но Роксана отодвигает её протянутую руку. Туда-сюда снуют врачи, но из его палаты никто так и не вышел. – М-да, права ты была, – вдруг говорит мама, которой пришлось пить кофе в одиночку. – В чем? – Желания никогда не сбываются, хоть каждый день загадывай… Все, о чем говорила дочь утром, было просто звуком. Никакого значения. Ничего, кроме самовнушения. Похоже, давно пора смириться. Ни той, ни другой не просто сделать это ни сейчас, ни завтра. Мир то рушится, то мгновенно воскресает, призывая к желанию продолжать эту жизнь и снова обрести надежду. Дверь рядом открылась. Слова доктора прозвучали обнадеживающе, но в тоне приговора. Он сказал что-то о молодом организме, о восстановлении и о том, что времени потребуется много, а ещё предупредил, что такое не лечится до конца и последствия неотвратимы, а потом посоветовал хорошего и дорогого специалиста. И в конце концов исчез, предоставив девушкам сделать выбор самим. А выбора и не было, его вообще не могло быть. – И что, ты опять пойдешь? – мать удержала Роксану за руку, когда та собралась переступить порог палаты. – Ты уверена, что ему это надо? – Когда мне было плохо, он не спрашивал, нужна ли мне его помощь, он просто помогал. – Но ты не была наркоманкой, Роксана! – Я бы ею стала, не будь его рядом. Я была готова разменять свою жизнь на что угодно, мама. Но это все в прошлом благодаря ему. Он пришел сегодня, он хочет выкарабкаться, и я сделаю все, чтобы у него получилось.***
Мелодия старого синтезатора звучит так знакомо. Она слышала это прежде несколько раз. Обычно она не мешает ему творить, но сегодня не удержалась. Подкралась поближе, чтобы послушать, и услышала свое имя. Его голос все так же бесподобен, как у ангела, и его хочется слушать бесконечно. – Вообще-то это был сюрприз, – прерывая игру, говорит Эрик, подписывая что-то на строчке пляшущих нот. – Для кого? – Для поклонников, естественно. – Уверена, они оценят. – Именно ради этого мы и стараемся. – Он притянул её за руку и заставил опуститься к нему на колени. – Поедешь со мной? – Ты точно этого хочешь? – Без тебя не будет смысла, Роксана. – Снова Криса придется маме кормить… Проблема в подросшем котенке была самой приятной из всех. И пусть кто-то только попробует сказать, что черные коты не приносят счастья! Он в этот момент как раз нашел для себя интересное занятие – катал по полу что-то беленькое и маленькое. – Чего это у него там? Крис, а ну отдай! Ты где это взял, шкодник? Эрик увидел в ладони Роксаны таблетку. Ту самую, что закатилась под шкаф и о которой он благополучно забыл. Это было несколько месяцев назад, когда отражение в зеркале находилось в полном провале в борьбе с блеклой тенью, бродящей по квартире в туманной зависимости и убийственной меланхолии, с трудом находя выход среди сигаретного дыма. – Ну, не паникуй так, – успокоил Эрик, приближаясь к Роксане, – давай сюда, я покажу, что надо делать. Она выполнила его просьбу, и он точно так же утопил беззащитную крошечную таблетку, лишив тем самым Крисмаса его забавной игрушки. – Извини за это, – сказал Эрик, обняв девушку, прижав к себе, зажмурив глаза, прогоняя прочь воспоминания о налетевших ощущениях. Лечение его продолжается, и поворачивать назад он просто не имеет права. Он не просто обнимает Роксану, он держится за неё, чувствуя, что только что стоял на краю и глядел в бездну. Снаружи казалось, что ему было легко отойти от этого края, и она никогда не узнает, какие усилия он только что сделал над собой. Восстанавливая дыхание, он терпеливо ждал, когда сердце перестанет так сильно стучать. Он крепче обнимал единственное сокровище, у которого нет и никогда не будет замены. – Я поеду с тобой. – Потому что не доверяешь? – Потому что иначе нет смысла.