Наше будущее

1999 год.

      Когда Ксено исполнилось семнадцать лет, накалявшаяся ситуация в семье, которой он попросту не замечал в связи с приоритетами в другой области жизни, стала ещё более острой.       Он начал понимать, что что-то не так, когда по вечерам вместо умиротворяющей гробовой тишины, как он любит, в доме начиналась ругань, и с каждым месяцем голоса родителей всё больше повышали тон. Сначала те разговаривали шёпотом, едва уловимым слухом, таким, что можно было прислушаться лишь пройдя мимо их спальни поздно ночью на кухню или в туалет. Затем это начало становится всё громче, всё развязаннее. А после они вовсе и перестали стесняться выяснять отношения прямо в гостиной или на кухне, когда Ксено делал уроки или занимался очередным научным проектом. Тяжело было сосредоточиться на поставленных задачах, когда где-то в паре десятков метров от тебя два сорокалетних человека каждый день выясняют отношения. Он честно старался не подслушивать. Боже, да его просто тошнило от этого. Ксено ненавидел, презирал их ссоры и ругань, потому что это было такое деструктивное проведение времени и траты человеческого потенциала на буквально ничто. На сотрясение воздуха. Могли бы заняться более полезными вещами.       Родители, к которым раньше он испытывал лишь холод и отстранённость, стали для него двумя ненавистными людьми, издающими шум и лишние помехи на фоне его безвылазной учёбы.       Отец был военным. У него была выдержка. У него была дисциплина. И он бы никогда не поднял руку на свою жену или ребёнка. Как бы сильно они не кричали друг на друга, Ксено, на своей памяти, никогда не слышал пощёчин или звуков ударов, и никогда не видел на ней свежих синяков или прихрамывающей походки, хотя его мать была той ещё истеричкой. Только при Стэнли она становилась божьим одуванчиком, расхваливал его "друга детства" за то, что он молодец, присматривает за Ксено и занимается спортом, в отличии от него, бледного мешка с костями.       Эта женщина иногда была так глупа. Она буквально не понимала, что породила на свет великое зло, способное разрушить её некогда спокойную семейную жизнь в одночасье.       Он не мог заниматься своими исследованиями. Ему мешал шум. Ему мешали крики. Ему мешало их выяснение отношений. Кажется, его мать изменила, пока отец был в командировке? Снова же — тот и пальцем её не тронул, несмотря на то, как разгневано звучал его голос. Интересно, у его Стэнли будет такая же выдержка? Ксено знал, что он способен довести даже самого терпеливого человека на свете до рукоприкладства своим ртом. Хотя Стэнли бы его никогда не ударил, нет. Они слишком любили друг друга.       Тишина была ценнейшим подарком, который он не ценил все предыдущие шестнадцать лет. У Стэнли было тихо. У Стэнли было спокойно. У Стэнли было хорошо.       Но у его дорогого Стэнли не было всего того оборудования, которое было в доме и комнате Ксено. Не было его компьютера и его многочисленных записей и конспектов, в которых он резюмировал процесс своих исследований и проектов. К нему он мог придти лишь для каких-то базовых дел: сделать домашку, например, но даже этих пару часов хватало, чтобы восстановить душевное равновесие и снова вернуться в такой домашний хаос.       И вперёд по-новой.       — ...бесполезно! Бесполезно говорить, он никогда меня не слушает! И ни во что меня не ставит, что бы я не говорила! Да он даже тебя не слушает, ему всё равно, для этого поганца нет авторитета! — На грани слез кричала его мать, ударяя раскрытой ладонью по столу.       — Не смей так называть моего сына. — Глубокий, жёсткий голос его отца выдавал слова как пулемётная очередь. Ксено остановился в проёме прихожей, наклоняясь и тихо снимая обувь, чтобы его присутствия не заметили. На этот раз, сообразил он, говорили про него. Юный учёный и не думал, что удостоится такой чести — быть центром сегодняшней ссоры. Он привык быть лишь центром внимания Стэна. — Если ты не смогла нормально воспитать его и привить уважение к старшим, то-...       — Ах, так это Я ещё хреновая мать?! Да ты вообще где был половину нашей жизни?! В своих разъездах, да на службе!       — ... то это не значит, что он какой-то не такой. — Холодно и без колебаний продолжал его отец. — Ты вообще его жизнью не интересуешься, только ищешь недостатки, что не вписываются в твою картину мира.       — А ты, значит, интересуешься? — Ксено уловил ухом интонацию, при которой его мать вставала в позу.       — Представь себе. — Мужчина недовольно прищурился. — Ты вообще ничего не знаешь о его жизни. Пусть меня и нет рядом шестьдесят процентов времени, — Ксено думает, отец прикинул навскидку или реально посчитал, ведь число было очень близко к истине, — но он делится со мной, в отличии от тебя, которая три шкуры спускает за "бардак в комнате".       — Да вам, мужикам, лишь бы в свинарнике жить! — Завопила женщина, задетая за самое больное — порядок в доме.       — Хватит истерить! — Тот резко ударил кулаком по столу, после чего последовались непродолжительные ругательства. — ОКРшница грёбная! Тебя нихрена кроме внешней оболочки не интересует!       — Не смей говорить со мной в таком тоне!       Бессмысленные крики продолжаются, а Ксено, поняв, что обвинения и аргументы пошли по второму кругу, устало вздыхает и проскальзывает мимо гостиной в тёмный коридор, бесшумно прокрадываясь в куда более глубокую темноту. Ничего, без ужина обойдётся, тошнит от этих двоих так, что кусок в горло не лезет. Пройдя, наконец, до своей комнаты, он заходит и, озарив пространство светом, взирает на свои владения.       Да, бардак был. Причём ужасный. Иногда Стэнли задавался вопросом: как у такого элегантного, всегда аккуратно, как с иголочки, одетого Ксено мог быть такой откровенно срач в комнате? Но, возможно, какие-то давние разговоры отца повлияли на то, что мать не трогала вещи и не проводила пресловутую уборку, как делают все матери в комнатах мальчиков-подростков без их ведома, переставляя вещи на якобы "свои" места и роясь в тех ящиках, где хранятся самые грязные секреты. Его отец был действительно мудрым и умным человеком. Когда-то краем уха он услышал, что отец выразил мысль "у каждого мужчины, взрослого или подрастающего, должна быть своя территория, которую он может устроить, как захочет. А ты не должна в это вмешиваться. Я поставлю ему замок на комнату, чтобы он сам мог ее закрывать, когда захочет. И ты в эту комнату не зайдешь, если он не разрешит". В свои тогда десять он был очень рад такому маленькому подарку.       Отец так же любил приходить к нему на следущий день после своих командировок и, садясь рядом на полу, слушал всё, что произошло у его мальчика в жизни.       Разумеется, Ксено рассказывал обо всём. Он очень любил поговорить. Делиться своими мыслями с кем-то, кто не осуждает и ловит на каждом слове, чтобы упрекнуть или сделать из этого жизненный урок, как делала матушка, было действительно замечательно.       Уингфилд-Хьюстон старший иногда даже мог дать дельный совет, хоть и бо́льшую часть научной тарабарщины, которую нёс его, несомненно, ребёнок вундеркинд, не понимал, но он всё-таки был взрослым, прожившим не два и даже не три десятка лет. Он так же в какой-то момент помог Ксено в его стремлении устроиться на стажировку в NASA в предпоследний учебный год, вернее, собирался помочь. У отца были знакомые в армии, и сослуживцы помогли найти непосредственно учёных из самого исследовательского центра имени Линдона Джонсона, которые были заинтересованы в поиске юных умов, стремящихся разделить с ними желание в изучении необъятной и непостижимой науки космоса. Ксено понял ещё в тринадцать лет, когда начинал переписку с учёными из NASA и профессорами Стэнфордского университета, что в мире науки без взаимопомощи — никуда. Что этим самым юным умам сложно быть замеченными, поскольку на детей без опыта работы редко снисходят гадкие взрослые. Если бы не эти несколько человек, которые не забросили с ним переписку после нескольких назойливых сообщений с комментариями об их докторских и других научных работ, Ксено не был бы уверен, что уже через год, окончив одиннадцатый класс, целые два года будет стажироваться а космическом центре NASA. Это была мечта. И мечта была почти на ладони.       И, забегая немного в будущее, ведь все учёные мечтатели — возможно, он тоже будет тем, кто протянет новой восходящей звезде, как он, ниточку, за которую можно ухватиться. Возможно, эта звезда ещё даже не родилась, но он обязательно её подождёт.       С этими тихими мыслями, маячущими на границе сознательного и бессознательного размышления, он снимает рюкзак и идёт разбирать тетради. Вываливая на стол результаты сегодняшнего мозгового штурма у Стэнли дома, Ксено с гордостью пролистывает и смотрит на результаты их работы. Отлично, это может пригодиться, чтобы снова попытаться усовершенствовать винтовку Стэнли, ведь уже в эти выходные, а именно через два дня, тот с отцом едет на стрельбище, а маленькому садисту очень хотелось на это посмотреть.       Мимоходом закралась мысль, "А может стоит пригласить моего отца? Ему нравилось стрелять.", параллельно с наведением порядка на столе. Это была единственная территория, на которой Ксено держал порядок, и поскольку это его рабочая зона, здесь всё должно быть очищено, если внезапно на него нападёт приступ состояния потока, в котором он мог не реагировать ни на стук в дверь, ни на звонки телефона, ни на собственный голод и недосып. Всё это житейское, мирское меркло под прекраснейшим чувством собственной безграничности, энергия бралась словно из ниоткуда, из недр чёрной дыры, время начинало течь по иным законам, а пространственно-временной континуум искажался под влиянием этого элегантного процесса — потока. В таком состоянии он мог даже пропустить несколько дней школы, но в конечном итоге на выходе Ксено выдавал такие невероятные решения задач, до которых адекватный человек шёл бы несколько месяцев. Он же успевал это за пару дней. Всего-то нужно было забить на основание геометрической фигуры под названием "пирамида" в стереометрическом пространстве и послать нахуй старика Маслоу с гаденькой ухмылкой. К чёрту этих психологов, нихрена они в науке не понимают.       — Надо бы наушники ему соорудить. — Стопка тетрадей с итоговыми записями по исследованиям оказывается на нижней полке стола, стопка с конспектами — на средней, а школьные тетради — на верхней, после чего Ксено подтягивает стул на колёсиках к себе и легко приземляется на него, закинув ногу на ногу, а спину идеально выпрямив и прижав к спинке стула. Идеальная амортизация в идеальном рабочем кресле. Идеальная поза для идеальной работы. — Профессиональные снайперские. В магазине такие не купить без лишних вопросов. Может запрячь отца?       Глупыми психологами было доказано, что положение за рабочим столом имеет непосредственную связь с эффективностью рабочего процесса и качеством выполняемой работы. Это всё неправда. Ксено мог сидеть словно позировал на обложку журналов для эстетов, а мог скрючиться в позе креветки перед монитором — один хер, работал он практически всегда хорошо.       Практически, потому что два имбицила, считающих, что семья и дети это очень важный социальный кирпичик в их конструкторе, до сих пор орали. Ксено понял, что они со Шнайдером никогда не заведут детей. Во-первых, биология не позволяла, во-вторых жизненные взгляды и карьера, которую Ксено окончательно и безповоротно связал с наукой, когда в четыре года увидел в мультике про космос строение атома.       — Ну-ну, не надо злиться на убогих. — Проговорил сам себе Уингфилд, прикрывая глаза и глубоко вздыхая, вспоминая, не припрятал ли где легально сворованные из самолёта беруши. — Два года потерпеть осталось.       — Хотя ты можешь исправить своё положение куда раньше...       Голос демона противно влился в уши и осел там горьким остатком.       — Я подумаю. — Безразлично произнес Ксено и ввел дату их со Стэнли первого поцелуя в строку пароля (да-да, он в курсе, что слащавый), щёлкая пару раз мышкой, чтобы открыть несколько вкладок. Первая — вордовский документ, куда он скидывал все ссылки на сайты где читал про оружие и механизм их действия, вторая — тоже вордовский документ, но уже непосредственно с вырванными кусками текста из научных статей, учебников и пособий, которые находил на сайтах специализированных вузов путём их, да-да, взлома и проникновения в систему, прямо как в мозг Стэна в первый день в детском саду, а третья — открытая и едва начатая видео-конференция на Ютубе по теме "Актуальные вопросы последствий использования боевого и травматического оружия в медицине катастроф". Это он мог смотреть как лёгкое расслабляющее кино перед сном, чтобы очистить голову, когда было желание поспать и максимально оптимизировать свой отдых.       Вот только противное белое пиксельное колесо застряло на картинке, где профессора и докладчики готовились перед выходом на сцену, а Ксено, сдерживаясь из последних сил, чтобы не пробить в мониторе такое же круглое отверстие, только подстать своему кулаку, проверил интернет соединение. И почему импульсы между нейронами проходят с какой-то жалкой скоростью в четыреста километров в час, а интернет соединение в девять вечера — ещё дольше?       Наклонившись под стол, он решил сделать то, что делают все обычные люди в такой ситуации — перезагрузить роутер и компьютер. А пока ждал, он достал телефон и увидел сообщение от Стэнли на Facebook. Зайдя в соцсеть, которую использовал чисто для деловых переписок с теми самыми учёными-инженерами из NASA и профессорами из Стэнфорда и Оксфорда, он с удивлением обнаружил, что с последнего сообщения Стэнли прошло уже пол часа, а его иконка до сих горит зелёным. Ловкие тонкие пальцы открыли переписку. 21:04. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Как там твои предки? 21:34. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Опять занимаются бесполезной тратой кислорода. Раздражают.       Увидев, что его сообщения прочитали сразу же, Ксено довольно заулыбался и подобрал одну ногу к груди, обхватив ее рукой. 21:35. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Что на этот раз? 21:36. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Они хотят от меня отказаться, потому что я хочу уничтожить мир. Наши желания несопостовимы. 21:37. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Они не могли так сказать, не ври.       Ксено вздохнул. Ну а что поделать, если это было близко к правде? Судя по истерике матушки, она давно задумалась, а не сдать ли неблагополучное дитё в детский дом. Хотя из неблагополучного здесь были лишь её инстинкты и желание секса с человеком на стороне. Что поделать, она не смогла переступить через базовую человеческую потребность пирамиды Маслоу. Жалко. Отвратительно жалко. 21:39. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Давай поговорим об этом завтра в школе. Я устал и хочу изучить на какое количество фрагментов раскалывается человеческий череп под выстрелом с силой в семь сотен Джоулей.       Ксено ждал. Ждал, ждал, ждал. Сообщение прочитано, но в ответ ничего не печатается. Он решил перепроверить подключение и снова зашёл в свою учётную запись на ноутбуке, повторяя всё те же манипуляции со вкладками, пока, наконец, видео на Ютубе не пошло с нормальной скоростью. Он открыл настройки качества и поставил максимальную, чтобы лучше рассмотреть фотографии с места убийств в презентациях аспирантов и докторов наук. 21:49. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Зависит от того, по какой траектории прошла пуля, с какой стороны вошла и вышла, и с какого расстояния. Ведь чем больше расстояния, тем сильнее сопротивление воздуха и сила трения действует на скорость и силу выстрела. Да, потери небольшие в сравнительно малых масштабах, на на больших расстояниях это отражается. Шансы выжить выше, если пуля вышла насквозь от лобной кости через затылочную. И если она задела одно полушарие, поскольку "здоровое" может взять на себя часть функций повреждённой половины. Мозг пластичен и быстро восстанавливается. Поэтому лучше стрелять от виска к виску, или вообще в сердце. 21:50. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Ах, я думал, ты ушёл. Какая увлекательная информация, Стэнли!       Ксено решил сделать вид, что не знал этого, когда изучал анатомию человека в пятом классе вместе с товарищем Синельниковым глубокими ночами, деля десятую кружку кофе за стуки то ли с самим господином Рафаилом Давидовичем, то ли с его духом . А ещё он решил не говорить про важные кровеносные артерии, снабжающие головной мозг, поскольку Стэнли должен про них знать. Иначе это было бы провалом для всё более и более раздувающегося с каждым годом Эго Ксено — он не мог выбрать себе глупого партнёра. Его Стэнли — умный мальчик. И он не стесняется умничать рядом с Ксено на темы, в которых разбирается лучше. Потому что это обмен информацией. Потому что это опыт. Потому что это буквально металл, порох и физика, с помощью которого можно заставить любого человека сделать что угодно. Или оборвать его жизнь в один миг.       И потому что это любовь. Любовь — это наука, а знания — это сила. Они были нераздельно связаны. А что может быть прекраснее, чем обсуждать любимую науку с любимым человеком?       Иногда Ксено был раздосадован оковами человеческой плоти на себе. Она доставляла столько неудобств, имела столько изъянов. Плоть требовала за собой ухода, походов в туалет и перерывы на еду и сон. Но чаще он был рад биохимии, происходящей в мозге. И что он мог любить Стэнли. Ради этого можно было потерпеть.       Подумав о том, с какой довольной ухмылкой сидит Стэнли в паре километров от него, он и сам оскалил зубы. 21:52. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Знание анатомии - полезное знание для будущего снайпера. 21:53. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Ох? Я думал ВВС.       Как хорошо, что они понимали друг друга с полуслова. 21:54. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Всё ещё ВВС, но стрелять мне тоже нравится. 21:55. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Можешь не волноваться. Очень часто военные выполняют сразу несколько ролей в разных ответвлениях военной сферы. Ты можешь быть снайпером-разведчиком-пилотом. Долететь до цели, установить слежку, устранить. Как тебе? Они очень универсальные ребята. Которые, кстати, на семьдесят процентов финансируют исследования NASA. 21:58. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Теперь стоит задуматься, кто у кого на подсосе. 21:59. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Мы оба знаем ответ. 22:00. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Да. Ты у меня. 22:01. Кому: Стэн Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Я тебя в рот. 22:02. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Я тоже тебя люблю.       На этой ноте Ксено, удовлетворённый повышенным дофамином, убрал телефон и сосредоточился на экране.       Проснётся он, конечно же, в постели, заботливо перенесённый отцом из-за стола, на котором уснул.