— И снова здравствуйте! Я даже успел по вам соскучиться, — говорит Тео, сидя на стуле перед столом Макгонагалл и вытянув свои длинные ноги.
— Отвратительная лесть, мистер Нотт, — реагирует Минерва и сжимает перо в тонких пальцах. — Увы, спешу заметить, вам не удастся умаслить меня, как бы вы ни старались.
— Директор, — прерывает ее Гермиона. — Я бы могла всё объяснить…
— Довольно! Ваши объяснения — очередное пустое оправдание самим себе, — с угрозой произносит она и возвращается к ветхому пергаменту перед собой, склонив над ним голову. — Даже не хочу слышать о причинах, по которым вы в запрещенное для прогулок по замку время находились втроем в подсобном помещении, еще и с применением запирающих чар. Полагаю, вы отлично провели время, мисс Грейнджер?
— Мы попали туда случа…
— Вы росли на моих глазах, — прерывает Макгонагалл и слова застревают у Гермионы в горле. — Ваши поступки в этом году даже близко не похожи на благодарность. Они — как грязь в лицо, настолько же отвратительны!
— Как распорядится на этот раз ваше величество? — улыбается Тео, постукивая пальцами по деревянному подлокотнику стула.
— Я могу отозвать все данные вам обещания и сделать так, как считаю нужным.
Она внимательно смотрит на Малфоя, который хмур как туча, а после и на Гермиону, которая то и дело сцепляет и расцепляет свои пальцы. Малфой выгибает бровь и Минерва, откашлявшись, убирает лист пергамента в сторону. Она снимает очки и потирает глаза.
— Но я в ответе за вас и ваше будущее. Поэтому мне не нужны последствия вашей вольности вне Хогвартса, за которые впоследствии я могу потерять свой пост директора.
— Как благородно, — Нотт лениво хлопает в ладоши, не убирая улыбки со своего лица. — Вы нас снова пожалели.
— Это не жалость, мистер Нотт. Так называется человечность, но вам это порой не знакомо. — Макгонагалл обводит троих подростков пристальным взглядом и поднимается из-за стола. — Я назначаю вам внеурочные работы в теплицах мадам Стебль. Два часа в день на протяжении всей недели. Дополнительно я обнуляю ваши учебные достижения за прошлую неделю.
— Это же несправедливо! — выкрикивает Гермиона, не скрывая своего возмущения.
— Еще как справедливо, мисс Грейнджер. Потому что по ночам необходимо спать в постели
своей комнаты, а не
случайно оказываться в одном помещении с двумя молодыми людьми. Вам это понятно?
По кабинету проносится заметный шепот портретов, который тут же смолкает. Гермиона бросает взгляд сначала на Малфоя, который безучастно смотрит в стол впереди, крепко сцепив ладони. А потом и на Теодора, который ничуть не сменил свою первоначальную вальяжную позу. Сама она даже не знает, чем ей стоит возразить директору. Ведь наказание вполне оправдывает их действия, совершенные против устава и правил.
Но если бы не Тео, возможно, у них был бы шанс…
— Ваше молчание наталкивает меня на мысль о том, что вам нечего возразить. Поэтому вы все трое можете отправляться на занятия, — отчеканивает Макгонагалл. — И напомните мисс Гринграсс о последствиях пропуска такого большого количества занятий. Ей придется очень многое нагонять, и вряд ли можно будет обойтись чарами скорочтения.
— Хорошо, директор, — отвечает Гермиона и поднимается со стула. Мальчики встают следом и скрываются с ней за крыльями горгульи.
— Да ладно вам! — фыркает Тео, оперевшись на горгулью, пока она движется вниз, закручиваясь по спирали. — У вас такие кислые рожи, будто вас лимонами накормили.
— Конечно, ведь тебе нечего терять, — холодно рассуждает Гермиона, сдвинувшись от него в сторону. — У тебя, наверное, не сданы и последние два эссе по Астрономии. А что уж до Арифмантики и Трансфигурации…
— Вот видишь, — улыбается он как ни в чем не бывало. — И стоило оно того, а, Грейнджер? Горбатиться над книгами, зубрить то, что никто не оценит по факту.
— Потому что для меня это важно, — отвечает она, сжимая губы в тонкую линию.
— А мне важно другое, девочка. Пора признать то, что у всех разные цели в этой жизни.
— И какая же у тебя, Тео?
— Грейнджер, — Малфой останавливает ее, сжав плечо ладонью. — Перестань обращать на него внимание. Споры с Тео выльются только в потерю нервных клеток.
— Просто скажи, что ты ревнуешь, Драко, — бросает Тео сквозь недобрую ухмылку.
— Жаль, что на твоем лице сейчас живого места нет. Считай, повезло, — огрызается он, и его ладонь соскальзывает с плеча Грейнджер.
Он помогает ей сойти с последней ступеньки, когда они оказываются в коридоре. Тео выходит за ними, спрятав руки в карманах мантии. На его лице после ночной драки алеет пара синяков и разбита губа, но он по-прежнему выглядит нахально.
Кончиком языка он скользит по нижней губе и Гермиона следит за этим движением непозволительно долго. Глаза Тео встречаются с ее. Зеленоватые вкрапления почти сияют на радужках.
— Хоть на обложку Ведьмополитена, правда? — интересуется он, вновь улыбаясь им двоим. — Скоро возьму тебя в свои стилисты. С каждым разом получается всё лучше и лучше, — обращается он уже к Малфою, и тот осматривает свои сбитые об него костяшки пальцев, так и не залеченные магией.
— Все слежки с этого момента без меня, делайте что хотите! — восклицает Гермиона. — Из-за тебя, Тео, мы теперь будем ковыряться в теплицах вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным.
— Например, сидеть на коленях у нас по очереди? — развязно спрашивает Тео, абсолютно без стеснения. — Было бы неплохо, но пока это лишь мечты.
— Которые тебе придется прокручивать до конца своих дней, потому что им не суждено сбыться, — цедит Малфой. — Тебе лучше свалить, Тео. Сейчас же.
— Так и быть, — соглашается он. — Увидимся после заката в теплицах, котики, — Нотт подмигивает им, игнорируя слова Малфоя, и уходит к лестнице.
— Конечно! Я ведь так давно мечтала об отработке! — продолжает возмущаться Гермиона и не замечает, как Малфой подходит к ней и берет ее лицо в ладони, поднимая навстречу своему. — Тео ведь даже не подозревает о моей тяге к работе в теплицах, — иронично подмечает она, внутри себя ненавидя это занятие. — На самом деле…
— Всего пять вечеров, Грейнджер.
Малфой склоняется в паре сантиметрах от ее носа. Его дыхание задевает губы и, как ни странно, она перестает истерить и теряет все слова, что собиралась высказать. Кипение в душе стихает, а румянец, наоборот, расползается по щекам. Наверняка он уже чувствует ее горячие щеки.
Они одни в коридоре на этаже кабинета директора. Здесь их никто не побеспокоит, неожиданно выйдя из-за колонны. Они вполне могут начать целоваться прямо сейчас, стоит ей подняться на носочках. Но он склоняет свою голову ниже первый, чтобы она даже не прилагала усилий, дабы получить терпкий привкус ментола с губ и шероховатость его однодневной щетины от соприкосновения кожа к коже.
— Но всё остальное время будет только нашим, — произносит он шепотом, задевая ее верхнюю губу кончиком языка, будто слизывая живительную росу.
— Тео всегда рядом, — Гермиона отводит взгляд, чувствуя подкашивающиеся ноги и головокружение от момента. — Вряд ли мы останемся наедине.
— Поверь мне, я найду способ украсть тебя себе.
Присвоить, забрать и сделать так, чтобы она бесповоротно принадлежала лишь ему. Он наверняка может, и ее заблуждение в обратном тает с каждой секундой, что тикают в ее сердце.
Тик-Так
Его губы с голодом поддевают ее, забирая необходимый ему поцелуй. Сильные руки ловко обнимают ее за талию и он крепко прижимает Грейнджер к себе.
Вместо поцелуя выходит сумасшествие: каждый хочет взять свое. Каждому нужно ухватиться за выступ, чтобы не сорваться вниз.
Каждому из них нужен свой гребаный пазл, с которым можно создать идеальную пару. Чтобы каждый изгиб тела и языка был под стать. Чтобы ни один изъян не смел нарушить гармонию.
И чувство того, что даже если их разломают на фрагменты, то всегда можно будет склеить и получить то, что подходит друг другу. Независимо от того, как много раз это уже проделывали.
Кажется, они вполне могут преодолеть боль и сотни шрамов, а разбившись они снова смогут взлетать вверх.
Но его поцелуй почему-то всё равно ощущается как ранение в сердце.
Такой же разрушающий.
Как фатальная ошибка.
Но выбор уже сделан. Она целует его в ответ с таким же нетерпением, покусывая его губы и оставляя отметины на бледной коже. Чтобы даже после всего, что было и еще будет, он видел на себе ее отпечатки.
Чтобы он помнил о ней, даже когда ее не будет рядом.
Даже когда придет лето и разлука станет неминуема.
Поэтому, хотя бы сейчас…
— Мне удвоить ваше пребывание на отработке? — раздается колкий голос Минервы, вонзающийся ледяным клинком под разгоряченную кожу.
Они быстро отстраняются, замутненным взглядом всё ещё глядя друг на друга. Их губы горят от наспех разорванного поцелуя. Сердце Гермионы стучит в горле, а руки наивно желают снова оказаться в его волосах и спутывать мягкие пряди.
— Поспешите на занятия, я не приемлю опозданий.
Макгонагалл резко кидает взгляд на Малфоя и качает головой. После она разворачивается и спешно, с гордо поднятым подбородком, исчезает в соседней галерее. Остается лишь потрескивание факела на стене позади них и вязкое желание вернуть всё в тот момент, когда они были единым.
***
— Теперь можете идти! Вы отлично справились, — с радостью в голосе объявляет профессор Стебль, и они наконец-то могут вдохнуть свежего воздуха после копания в земле с вонючими удобрениями.
Их отработка растягивается на чуть дольше, чем предполагалось, но сделать всё до конца дня являлось главным требованием. С утра начнутся занятия, на которых ученикам пригодятся подготовленные ингредиенты и почва.
Грейнджер с отвращением снимает с себя перчатки и хватает со стола свою палочку, с помощью которой с превеликим удовольствием избавляется от неприятного амбре. Еще пара взмахов, и ее слегка влажные волосы ложатся на плечи аккуратными высушенными локонами.
Шумно выдохнув, она прислоняется лбом к запотевшему стеклу.
— Вы как хотите, но я сваливаю, — говорит Тео и хватает мантию с крючка вешалки. — От влажности легкие совсем барахлят.
Нотт растворяется в блюре толстого стекла за теплицами. Под куполом остается только она и Малфой, который тщательно высушивает свою мантию и неторопливо накидывает ее на плечи.
— Мне нужно в Хогсмид. Отправить письмо для Джинни, — произносит она на одном дыхании и отстраняется от поверхности стекла, где остался смазанный отпечаток ее пальцев.
Гермиона быстро натягивает мантию и направляется к выходу. Усталость медленно наваливается на плечи, но она обещала самой себе во что бы то ни стало отправить это письмо.
— Я провожу тебя, — подхватывает Малфой как само собой разумеющееся, заставляя ее опешить и замереть в проеме двери теплицы.
— Мне не нужны сопровождающие, — довольно грубо отсекает она, но Малфой всё равно подталкивает ее наружу, выходя следом.
И спор с ним, сейчас последнее, о чем она думает.
***
Над территорией Хогвартса сгущаются сумерки. На полпути до деревушки дождь начинает лениво бросаться каплями им в лицо, то и дело ударяя по щекам. Малфой создает купол чар, который защищает их от ненастья до самого входа в Хогсмид.
Деревня почти что спит. Мягкие огоньки медленно гаснут в окнах, погружая дома в ночь. Здание же почты держит свои двери открытыми для волшебников круглые сутки. Ее совы разносят письма и посылки днем и ночью, не сетуя на усталость.
Войдя внутрь светлого помещения, пропахшего совиным пометом и старой бумагой, Гермиона находит жердь с почтовыми совами. Она ищет среди них самую мелкую и ее взгляд останавливается на мирно спящем сычике, точь в точь похожего на сову Рона. Его перышки также поддеты серыми вкраплениями, а мордочка обрамлена угольным воротничком.
Передав пару заранее припасенных звонких монет работнику почты, она поддевает сычика, усаживая того на пальцы. Он распахивает свои крупные стеклянные глаза насыщенного карего оттенка. Тихонько поухивая, он вертит головой, прицельно глядя на людей перед собой.
— Держи, малыш, — Гермиона продевает петельку веревки на его лапку и затягивает узелок. Скрученное в трубочку послание ничуть не мешает сове, и птица крепче цепляется за палец Грейнджер. — Пусть дождется ответа, — говорит Гермиона, пока передает сычика в руки волшебнику.
— Придется доплатить, — отвечает мужчина в серой мантии и разводит руками.
Гермиона шарит по карманам и, не найдя ни кната, качает головой.
— Спасибо, но тогда я отправлю его позже, — она уже тянется за тем, чтобы развязать послание на лапке совы, но ее останавливает Малфой.
— Я заплачу, — твердо говорит он и задевает ее руку, убирая от письма. — Сколько?
— Два сикля, молодой человек, — елейным голосом произносит почтовый работник и быстро убирает протянутые Малфоем монетки в ящик под столом. — Всего доброго!
Он уносит сову к открытому люку, из которого уже вовсю хлещет дождь. Гермиона оборачивается на круглое окошко и видит, как поток ливня делает обзор мутным месивом.
— Пожалуй, с отправкой придется подождать, мисс, — разочарованно произносит волшебник, усаживая крошечного сычика обратно на жердочку к собратьям. — Как только закончится непогода, ваша сова будет отправлена в путь.
— Хорошо, спасибо, — отвечает Гермиона и смотрит на невозмутимого Малфоя. Ощущение, что погода совсем не омрачает его настроения. — Как мы теперь вернемся?
— Купол не выдержит, — рассуждает он, глядя на дикий ливень снаружи. — Значит, заночуем в местном отеле.
— Ни за что! — выпаливает Гермиона и тут же извиняется перед работником почты, который даже роняет пару конвертов от ее резкого возгласа.
— И что ты предлагаешь, Грейнджер? — возмущается он. — Отпустить тебя, чтобы ты промокла до нитки, а потом мучилась в больничном крыле от воспаления? Так?
Гермиона смотрит на мыски своих туфель и медленно выдыхает. Ее тело дребезжит от мысли остаться с ним в одном номере гостиной, а сердце ломится сквозь ребра от страха закрыть глаза. Но легким касанием ее щеки своими теплыми длинными пальцами он будто гладит ее внутреннего загнанного зверька и умело накидывает на него поводок.
— Не сопротивляйся, пожалуйста, — говорит он приглушенным тоном, так, чтобы их не слышал волшебник за спиной.
Гермиона согласно кивает, надевая капюшон. Она вышагивает за его высокой фигурой в дождливую холодную ночь и хлюпает туфлями по истоптанным дорожкам, которые от ливня развозит в кашу. Ветер сквозит, ледяными лесками обвиваясь возле ее горла. Мантия трепыхается на теле, сдуваемая порывом сильного осеннего воздуха.
Они приближаются к темнеющему корявому трехэтажному кубику гостиницы, и Драко открывает перед ней дверь, пропуская вперед.
Внутри пахнет старым прогнившим деревом, шерстью и дешевым парфюмом. Возле ресепшна, пощелкивая пальцами, крутится старый эльф, и при виде гостей прыгает за стойку. Он трезвонит в колокольчик до тех пор, пока из-за соседней двери не высовывается сонная пожилая волшебница с перекошенными на носу круглыми очками.
Согнав эльфа, она подтягивает к себе журнал, над которым вертится перо в готовности записывать. Она поворачивает голову, удостоив вошедших вниманием. Хмурое выражение лица сменяется на беспристрастное, пока она оценивающе оглядывает их и, наконец, приветствует с натянутой улыбкой.
— Свободных номеров к сожалению нет, — вещает она и поправляет очки, сползшие на кончик носа, — ничем не могу помочь. Тем более вы должны в такое время уже быть в школе, — рассуждает старуха, намекая, что им здесь не место.
— А если так? — Малфой делает шаг вперед и кладет на стойку горсть золотых монет.
— Боюсь Минерва Макгонагалл оценивает мою работу намного дороже, — хитро произносит старуха и эльф, сидящий рядом со стойкой кидает свой блестящий взгляд на галлеоны. — Поэтому, мне придется сообщить о вашем…
— Ах, да. И как я мог забыть, — Малфой тянется в задний карман брюк, доставая оттуда еще столько же золота и вываливает его на стойку. — Для молчания достаточно?
Волшебница стреляет взглядом на Грейнджер, и Малфой добавляет еще пару монет сверху, выжидая.
— Завтрак не нужен и запишите номер на фамилию Малфой, будьте так добры.
— Второй этаж, последняя дверь слева. И не смейте шуметь, — шипит она, с жадностью сгребая монеты в свои руки и швыряя им ключ. — А то знаю я таких, весь отель мне на уши поднимут, бесстыдники!
Малфой приторно улыбается старухе, забирает ключ и кивает Грейнджер, чтобы она следовала за ним. Коридор постепенно поглощает их фигуры, заглушая шаги шумом дождя.
