Like Heaven

— И вот… Нужно ещё несколько подписей, будьте так добры, о Верховный Архангел, — Михаил швырнула ещё одну огромную стопку бумаг на свой стол с не слишком удачно скрытой презрительной усмешкой. — О, да, конечно, — улыбнулся ей Азирафаэль. — Минутку. Я займусь этим прямо сейчас. Как только закончу с этим, — он указал на кипы бумаг, в которых тонул его стол. — Не нужно ничего читать, — резкий голос нарушил тишину. — Просто подпишите. — Ну… Но… Но мне нужно знать, что там, не так ли? — улыбка Азирафаэля по-прежнему не угасала. — Чтобы я был в курсе, так сказать. — Вы хотите сказать, что не доверяете своим небесным братьям? Вы хотите подорвать их авторитет? — глаза Михаила блеснули ледяной сталью. — Действительно, отличный пример для других ангелов. — Но… Звук каблуков Михаила уже затихал вдали, пока не наступила оглушительная тишина. Азирафаэль упал из своего идеально вертикального сидячего положения на несчастную кипу документов. Он со вздохом обхватил голову руками. Неужели это никогда не закончится? Предполагалось, что всё будет замечательно! Он должен был быть ведущим ангелом, делающим Небеса только лучше, приносящим радость всем людям и ангелам в равной степени! Но вместо этого… Он окинул взглядом бесконечные белые коридоры, стены, столы — стерильную пустоту вокруг. Никаких книг. Никаких переполненных полок и удобных потёртых кресел, никаких статуй, ковров и картин, никаких свечей и кружек с какао. Только холодные голые стены. Голод неприятно дал о себе знать. Азирафаэль со строгим выражением лица сделал взмах рукой и решительным движением пальца заглушил требование своего тела. Он ангел. Он на Небесах. Ему не нужно есть или пить, ему не нужно какао, печенье или вино. Для него всё это кончено. Кончено навсегда. Он пытался. Пытался выпить кофе здесь, на Небесах. В самый первый день он сел за свой новый письменный стол, взволнованный возможностью засучить рукава и приступить к работе. А для большой работы нужна большая кружка кофе! Он послал одного из ангелов самого низкого ранга на Землю, чтобы тот принёс ему кофе; это поручение имело две цели: во-первых, чтобы он получил свой горячий кофе, а во-вторых, чтобы Земля перестала быть чем-то странным, неизвестным и пугающим для ангелов. Чтобы они немного узнали о ней. Он решил, что ангелов следует менять ежедневно, чтобы дать им возможность немного осмотреться на Земле, узнать больше о смертных и, в идеале, полюбить их. Армагеддон намного сложнее устроить, когда видишь людей — реальных людей, а не просто безымянные фигуры на шахматной доске. Умные, забавные, сумасшедшие люди, чьё воображение не знает границ. Он был так доволен своим планом, пока юный ангел не принёс ему кофе с отвращением на лице, сопровождаемый неодобрительными взглядами высших ангелов. Что ж, перемены требуют времени, не нужно беспокоиться! Поэтому он продолжал поступать по-своему, посылая ангелов за напитками и закусками, даже предлагая печенье всем, кто проходил мимо. Кто может устоять перед печеньем с шоколадной крошкой, верно? Оказывается, каждый может. И затем Метатрон появился в луче света в его кабинете. — Знаешь, Азирафаэль, — начал он настойчиво, — ты делаешь замечательную работу. Это отлично. Мы все здесь это ценим… Азирафаэль улыбнулся, но улыбка совсем не коснулась его глаз. Он подозревал, что вот-вот последует большое «но». И он был прав. — Как верховный Архангел, ты, конечно, можешь поступать по-своему… это твоё право. Но есть также определённые… традиции, которые следует учитывать. Ценности, так сказать. Ценности, которые следует уважать. — О, да, традиции. Я всегда чту их, я… — Небеса — это не Земля, Азирафаэль. Мы — высшие существа, высшая, чистая энергия, чудо Её творения. Мы стоим высоко над низшей материей. Нам это не нужно. Спускаться на Землю для многих, как таковая, вульгарность, а приносить это сюда, на Небеса… — он сделал паузу со вздохом. — У некоторых ангелов есть свои сомнения, Азирафаэль. Сомнения по поводу того, не стал ли ты слишком домашним на Земле, подходишь ли ты для руководства этим местом. Я знаю, что это так, но… Было бы неразумно разжигать ненужный конфликт. Особенно сейчас, когда нам всем нужно быть одним целым и любой ценой не нарушать небесную гармонию. Ты не согласен? Азирафаэль кивнул, почувствовав комок в горле. Больше никакого кофе. Никакого печенья, никакой низкопробной отвратительной материи. Он с сожалением посмотрел на свой безукоризненно чистый стол и безупречно убогий офис. Не помешали бы цветы. Ковёр. Несколько книжных полок, может быть, его любимое кресло… Изначально он хотел перенести всё это сюда, чтобы постепенно преобразить хотя бы этот маленький кусочек Рая по своему подобию, но вскоре был вынужден отказаться от этой идеи. Они ему не доверяли. Высшие ангелы смотрели на него сверху вниз — он был чужаком, предателем, который каким-то непостижимым обманом пробрался обратно на Небеса, — они не собирались принимать его в свой круг. Поэтому он пытался. Делал всё возможное, чтобы развеять их страхи. Не отличаться. Вписываться. Быть самым образцовым из образцов, послушным, трудолюбивым, помнящим о своих обязанностях. Он так старался показать, что у него самые чистые намерения, что он один из них. Всегда был… Пока всё это было безрезультатно. Вздохнув, он открыл новый файл. Корректировка квоты на незначительные чудеса в области разведения Дегу в отношении разделов 4973/758a — 8615/643q Его глаза пробежали по первой строке, на самом деле не вникая в суть написанного. Если бы только он мог посетить Землю на мгновение! Всего на несколько минут! Увидеть книжный магазин, увидеть его книги — кто знает, правильно ли Мюриэл обращалась с гравюрами шестнадцатого века, ведь у него не было времени объяснить ей это; увидеть Сохо и Лондон! Впитывая все запахи, вкусы и суету, посидеть немного на скамейке в парке, понаблюдать, как утки объедаются горошком, а дети — мороженым, как влюблённые пары обнимаются, а друзья смеются вместе. Он пытался посетить Землю всего один раз, когда осточертела эта белая пустота… То есть, когда ему нужно было убедиться, что в Лондоне всё работает так, как должно. Он шёл по бесконечным коридорам к лифту, когда из-за угла появился Метатрон. — Хвала Всемогущему, Азирафаэль… Куда ты направляешься? — Ну. Я хочу… Я имею в виду… Я собираюсь в… Э-э… Лондон, сэр. Посмотреть, всё ли там в отличном состоянии! — он нервно улыбнулся, заламывая соединённые руки. — Сработала ли какая-нибудь сигнализация? — Сигнализация? Э-э… Нет, сэр. — Ты чувствуешь какое-либо нарушение статус-кво? — Ну… не совсем, — его глаза скользнули по стенам, и он снова неловко усмехнулся. — Вы знаете, как это бывает. Осторожность никогда не помешает. — Хм. В таком случае… — ледяные нотки проявились в добром голосе. — Разве твоя работа здесь не важнее? — Д-да, конечно, я просто хотел… — Совершенно верно, — Метатрон довольно странно похлопал его по плечу, на самом деле даже не прикоснувшись, и повёл обратно по коридору в его кабинет. — Я рад, что мы понимаем друг друга. Мы собираемся приступить к великим свершениям, мой дорогой мальчик, к величайшим свершениям. И мне нужно, чтобы ты был на высоте! — он ещё раз улыбнулся ему, подтолкнул к двери и ушёл. Он больше никогда не пытался. Ах да. Дегу. Он сильно моргнул, чтобы слова не расплывались перед его глазами. Всё в порядке. Абсолютно великолепно. Изумительно. Он в порядке. С ним всё в порядке. Он среди своих… На Небесах. Где ему самое место. Всё на своих местах. Если только… Если бы только… Пара жёлтых глаз уставилась на него из-за букв. Озорная улыбка, полная белых зубов с выступающими клыками, — не та вежливая, холодная улыбка, которой были полны Небеса, а широкая, трогательная, излучающая озорство и доброту, улыбка, которая могла осветить остроконечное лицо, целую комнату, улицу, город. — Ох, Кроули… — тихо выдохнул он. Как бы он хотел, чтобы Кроули был здесь, с ним. Если бы только он не отверг его. Как всё было бы по-другому, как замечательно! Они могли бы работать, разговаривать и смеяться вместе, бесконечная белизна вокруг нарушалась бы фигурой Кроули, перекинутой через спинку ближайшего стула, а тишина — его дерзким голосом. Помощь демона была бы неоценима — его острое суждение, безошибочное понимание реальности, пытливый, наделённый богатым воображением ум, с его множеством наводящих вопросов… И компания, в чём неохотно признался Азирафаэль себе где-то в глубине души. Только его компания была бы бесценна. Кроули не боялся бы традиций, ангелов или Небес; Кроули принёс бы в свой небесный кабинет столько растений, что превратил бы его в джунгли; Кроули тайком пронёс бы бутылку вина и суши с Земли под своими белоснежными одеждами, после чего они поужинали бы, болтая и смеясь. Кроули не имел бы никакого отношения к святости и всегда находил бы, чем себя развлечь. Чтобы позабавить их обоих. Вместо того, чтобы осторожно красться на цыпочках по нетронутым небесным коридорам, Кроули, вероятно, катался бы по ним на роликах и попытался бы ударить какого-нибудь усатого, напыщенного диктатора верхом на лошади винной пробкой с Небесной Террасы и… Кроули не стал бы стоять в пяти футах от него. Как все остальные здесь. Всегда отстранённый, всегда такой далекий… Азирафаэль бессознательно обхватил себя руками. На Небесах не было прикосновений. Никаких объятий, никаких мимолётных касаний, никаких дружеских заверений в присутствии друг друга. Для этого не было причин: в конце концов, физическое проявление их сущности не имело значения. Просто… просто он остро ощущал, как сильно ему не хватало этих маленьких жестов и выражений привязанности. Как его тело напряглось и изголодалось. Он продолжал инстинктивно наклоняться влево, туда, где раньше был Кроули; его рука снова и снова поднималась, чтобы коснуться руки поменьше или плеча, но опускалась в поражении, рассекая пустой воздух. Всё его тело подсознательно искало малейшего контакта… не находя его. Почему? Почему Кроули бросил его? Почему он отверг его? Он предложил ему всё — идеальное решение их проблем. Они могли бы быть вместе, оба ангелы, оба счастливы! Это была чудесная возможность, о которой он и не смел и мечтать… А Кроули отверг это без колебаний. Почему он так поступил? Действительно ли гордость была для него дороже, чем то, что они могли быть вместе? Он вытер глаза носовым платком и быстро огляделся, не видит ли его кто-нибудь. Он был зол на себя за такое проявление слабости, но ещё больше на Кроули. Почему он не мог просто забыть про своё упрямство хоть раз? Хотя бы раз. Ради него. Он говорил, что не хочет быть ангелом. Он не хочет! Что за чушь это? Существует ли лучшая, более чистая форма бытия, чем ангел? Бесконечно добрая, праведная и непорочная? Как кто-то может не хотеть быть ангелом? Он говорил, что ему нравится быть демоном. О, Всевышний! Он действительно ожидал, что Азирафаэль поверит в это? После нескольких тысяч лет? После бесконечной печали в жёлтых глазах с каждым сказанным: «Я демон. Я лгу. Я демон. Зло — это всё, что я делаю»?! Неужели он действительно должен был поверить в это, учитывая нежелание Кроули творить настоящее зло, его сострадание к человеческим чувствам и готовность творить добро всякий раз, когда был малейший шанс, что никто не узнает? Он сказал, что не верит в добро и зло, в чёрное и белое, в великолепные Небеса и ужасный Ад, но он всё равно боялся не быть злым. По крайней мере, казаться таковым. Он всегда оглядывался через плечо, не перенося слов благодарности или похвалы. Всегда притворялся, жил в страхе. И он утверждал, что остаётся самим собой? Довольным? Счастливым? Почему, ради всего святого, он не мог принять возвращение на небеса? Наконец-то стать тем, кто он есть, — добрым, сострадательным существом? Почему вместо этого он выбрал жизнь преступника? Для них обоих? Никогда не быть свободным, никогда не быть в безопасности, ведь Рай и Ад будут только рады уничтожить их в любой момент? Почему он не позволил ему объяснить и вместо этого… Кончиками пальцев он бессознательно провёл по губам. Их расставание… Их расставание было чистой агонией. Даже сейчас воспоминание об этом причиняло больше боли, чем он мог вынести. Неприкрытая боль в глазах Кроули, отчаяние в каждой черте его лица, надломленный голос, а затем эти губы — губы Кроули на его собственных, горячие, решительные, пьянящий вкус вина и дыма, пальцы, судорожно вцепившиеся в ворот его пальто… Поцелуй. Их первый поцелуй. Его первый поцелуй. Это должно было быть великолепно, он должен был искриться от радости, но был так ошеломлён, так потрясён, и это больше походило на атаку, нападение ни с того ни с сего, нарушение всех неписаных правил их дружбы, не признание — туз, вытащенный из рукава Кроули, нечестная уловка и удар ниже пояса, чтобы заставить его сдаться. Неприемлемо. Это было неприемлемо. И всё же он так сильно этого хотел, наконец, признался он себе. Он так сильно хотел обнять Кроули, прижать к себе, нежно исследовать эти мягкие губы, почувствовать, как он дрожит, наслаждаясь хрупкой, зарождающейся близостью. Но не так. Не так. Ангел не может любить демона. Даже если это Кроули, даже если он на самом деле доброе существо и сделал много хорошего… Он по-прежнему демон. По своей природе. Он ничего не может с этим поделать. И ангел не может любить демона, Небеса этого не потерпят, Ад этого не потерпит, это противоречит всем Божественным Принципам. Нет, ангел и демон не могут быть вместе. Это был их единственный шанс быть вместе. Они получили его, они получили его вопреки всему… А Кроули отказался от этого. Кроули, который сказал, что хочет провести с ним вечность, что они могли бы быть «вместе», даже не раздумывая дважды, немедленно уничтожил их единственный шанс на совместное будущее. Вот и вся его дружба. Вот и вся его любовь. Он тихо всхлипнул, затем решительно протёр глаза и сунул вышитый носовой платок в карман, вернув своё внимание к открытому файлу. Хватит с него самоистязаний. Хватит с него Кроули. Сейчас у него были более важные дела. На благо Небес. На благо своего дома.