“Ненависть не так далека от дружеской привязанности, как неприязнь.”
Жан де Лабрюйер.
Звук, который исчезнет, наверное, только с гибелью реальности. Размеренный и бездушный метроном капающей воды. Она ненавидела этот звук. Впрочем, как и бесчисленное количество вещей, которых она тоже ненавидела – это совершенно не мешало ей сосредоточенно чертить на медной пластине филигранный чертёж при помощи бриллианта огранённого в стило. Она не помнила своего настоящего имени, сменив бесконечное число тел, равно как и не знала свой истинный возраст. Важно лишь было, просеивая шелуху времени оставлять себе знания. Частью из накопленных за эпохи знаний она пользовалась сейчас, создавая элегантную и безупречную схему очередного безобразно сложного механизма для её крепости. Она ненавидела себя за выбранный путь, не имеющий ни начала, ни конца. За жизнь паразитом, вынужденная проживать чужие судьбы, ввязываясь в их привилегии и ответственность. Могущественная и могущая жить абсолютно любой жизнью, которую только в состоянии породить воображение - она не имела права существовать своей собственной. Зритель в грандиозном театре жизни, прикованный к своему роскошному месту и вынужденный лицезреть то шоу, которое ей играют другие. Последний её выбор вообще породил больше проблем, чем дал ей знаний. Кто бы мог подумать, что наивная, разобиженная на старшую сестру, дура, что она нашла в производном слое Снов окажется не просто перспективной магичкой и онейромантом, а одним из демиургов мира Света? Строго говоря, злиться на себя было не совсем правильно – из Снов, да ещё и будучи лишь производным мороком, крайне сложно оценивать реальность по ту сторону. И все стандартные, набившие оскомину шаблоны увещеваний для юных нетраханных дев срабатывали на «отлично», укрепляя мнение в том что её очередная жертва молода и не особенно умна. Грандиозность своей ошибки она поняла сразу после того как с мимолётным удовлетворением она попала в душу этой дуры. Её сразу же опалил Свет, коего в этом чёртовом мире было столько, словно это была жопа дикого серафима во время весеннего гона во славу Неназываемого. Её звали «Луна» (демонице попадалось, наверное, уже полторы тысячи таких же имён) она оказалась эквинидом (фи, властвовали и гораздо более экзотическими существами) и молодой она не была (а мысли как у подростка - ну хоть с оценкой ума не ошиблась!) Но эта беспокойная «принцесса» до неприличной дрожи любившая свою сестру и своих подопечных просто спамила истеричными мыслями, мешая думать даже самой, видавшей многое, ти’иге. Самое простое было бы просто покинуть это тело, разложив душу как энергию для следующего путешествия, но создание попалось крайне сильным, и у демоницы теперь не было выбора, как торчать вместе с ней до самого конца. Конца этой глупой лошади, разумеется, ибо нет ничего более незыблемого во всей Вселенной чем «Га ар аж Тииир» – великая Семья Первосозданных, чьё предназначение – повелевать. Её размышления и аккуратное черчение были прерваны шумом и криками сверху. Если бы она точно не знала что это такое, то решила бы что на её маниакально укреплённую крепость в очередной раз напала она сама из других реальностей. Демоница до сих пор не имела представления, чем она заслужила сомнительную честь быть постоянно атакованной своими самыми разнообразными на вид и мощь воплощениями. Будучи уже пару раз на краю гибели она сознательно нашла себе очень сильное тело для инкарнации. В каком-то смысле это помогло и нападения прекратились. Зато начались уже известные проблемы с глупым телом. Другое глупое тело, гораздо моложе хозяйки замка производило означенный шум сверху. - Тё-ётя Мара! Я пришла-а! – прокричали сверху, продолжая чем-то греметь и звенеть «Тётя» легонько поморщилась. Она ненавидела, и лишний шум, и когда её отвлекают. Но черчение бросила и с лёгким вздохом перенеслась на уровень выше. Там она узрела похожую на неё пони, только - в уменьшенном виде, энергично отбивающуюся от двух големов-слуг. Боевой трофей одной из бесконечных атак опостылевших воплощений самой себя, чья-то ошибка или флуктуация какой-то невиданной хрени во вселенной – замученной ти’иге было уже всё равно. Она – была, и таки весьма скрашивала её существование, на короткие мгновенья вырывая его из той безысходности, в которой она пребывала. Объективной – той, что была суммой её решений в прошлом и – мнимой, которую очень древнее существо нагромоздило для собственного разума. Мара легко ударила копытом об бетонный пол. Звук был гулким, и кобыла опять недовольно прижала уши. Слуги тотчас же оставили девушку в покое, чем меньшая кобылка тут же воспользоваться чтобы подскочить и обнять большую. И снова демонице стало некомфортно, её нынешнее «аварийное» тело принадлежало её собственной культистке, которая будучи крепкой физически - наслаждалась букетом расстройств психических, среди которых затесалась и гаптофобия. - Никс. Сколько раз я тебе говорила не спускаться в лабораторию? – строго спросила хозяйка крепости. Младшая кобылка виновато опустила вороные ушки, но в весёлых глазах, что были копией глаз собеседницы, не наблюдалось и признака раскаяния. - Прости тётя, но я очень-очень давно тебя не видела! - Двадцать четыре минуты назад – холодно ответили девушке, но уголки тонких губ демоницы дёрнулись наверх - ЦЕЛЫХ. ДВАДЦАТЬ. ЧЕТЫРЕ минуты!.. – понька картинно округлила глаза, но увидев что-то вo взгляде старшей, тут же стушевалась и ткнулась, опустив голову, лбом в её длинную переднюю ногу. - Прости меня тётя. «Кого-то выпороть пора в подвале» - тихо пробурчала себе под нос ти’ига. - Что-что!? – ушки младшей тут же бодро воспрянули, и вся её фигура выражала неподдельный интерес и любопытство. - Ничего… - обречённо прошелестела Мара, расслабляясь, наконец. Быть серьёзной рядом с Никс получилось плохо - Пошли наверх. Пони шли по мрачным холодным коридорам подземелий, что очень подходили под хозяйку, но резко контрастировали с жизнерадостностью пришелицы. После подъёма на поверхность обстановка вокруг них не стала ярче – кругом царила тьма, освещаемая газовыми лампами и высокие окна замка были наглухо зашторены пышными бордовыми занавесями. Впрочем, раскрывать их не имело ни малейшего смысла, – каких либо светил в этом месте никогда не было и не предвиделось. Ти’ига ненавидела яркий свет, да и в принципе свет не уважала, так что выбор места проживания её был, очевидно, не случаен. Они вошли в огромный зал. Огонь в большом камине окрашивал всё вокруг себя в тёплые уютные оттенки, но пространство было слишком велико, чтобы поколебать всеподавляющую мрачность окружающего интерьера. Зато он подходил под габариты большого чёрного дракона, что склубился у огня. - Ты рано, – сообщил дракон, оставаясь совершенно неподвижным. - У нас гостья, - сухо ответила кобыла, впрочем, без особого раздражения «Гостья» же запрыгнула на дракона, по-хозяйски обминая чешую. Демоница познакомилась с драконом случайно, в процессе одного из бесконечных раундов сражения с очередным своим воплощением из бесчисленных реальностей. Драконов она не любила, не без определённых оснований, считая их всех подряд бесполезными нарциссистами со склонностью к деградации и безделию. Но ею была обнаружена очень важная вещь – рядом с чёрным драконом по какой-то неизвестной причине спаунится её воплощения не могли, что давало крайне измученной демонице передышку. Очаровать большого зверя ей было несложно, собственно от маленькой кобылки, по сути, для ти’иги - он ничем кроме размеров не отличался. Дружба с ним дала ей время для обустройства крепости, в которой уже вензелями Логруса она смогла окончательно остановить безумный поток нападений на неё самой себя, зачастую в самых чудных и экзотических видах, по сравнению с которыми Никс смотрелась вполне заурядно. Некоторые просто смешили, но от некоторых она спасалась не иначе как чудом. Она будет долго вспоминать собственный вариант изначального элдрического самца с семью крылами и пятью половыми органами… В любом случае сожительство с драконом продолжилось и после постройки Крепости Ужаса. Она убеждала себя, что дракон полезен. У него были обширные связи, в том числе и в Эквестрии, с которой у Мары были незаконченные дела, он многое умел и помогал ей совершенно бескорыстно. «Было бы глупо отказываться от такого слуги» - внушала себе демоница, как-то не совсем искренне. Хозяйка призвала большой чан с дракэлем, у налив высокий фужер себе передвинула его вместе с большой стальной кружкой размерами так в хорошую столовую кастрюлю к дракону. Тот развернулся и благодарно уркнул, налив в кружку сразу половину чана. Змеиные очи смотрели на кобылу с мрачной теплотой. И снова тонкие губы украсила слабая улыбка. Да, такое тёмное тепло не вызывала у стоящего на краю древнего существа обычного раздражения. «Его можно держать рядом хотя бы из-за этих щенячьих взглядов» - размышляла она. Кобылка припустила ушки от особо громких восторженных писков Никс, которая втихушку попыталась сунуть нос в кружку дракона и чуть не упала в неё. Выдвинув ящик буфета и достав дымчатый прозрачный леденец (изготовленный ею лично, в чём она не признается никому), коей идеально подошел к носу младшей и, будучи вкусным и весьма долгоиграющим, - настроил гостью на спокойный лад. Как и дракон, Никс не вызывала у демоницы раздражения. Во многом она напоминала ей её саму - и не только внешне. Будучи жертвой дурного эксперимента её собственных культистов, который угораздило проводить всякими гениям в сразу нескольких вариантах реальности одновременно, она навсегда была вынуждена беспомощно кувыркаться среди них, без надежды твёрдо принадлежать хоть к одной из реальностей. У кобылки кроме явно слабых сторон были и весьма сильные. Она была поразительно живуча, везуча и крайне эмпатична, заставляя хорошо относиться к себе почти любых существ. Но при этом была, разумеется, избалованна и ленива что в сочетании с природным тугоумием из за происхождения делала её не самым лучшим другом. Впрочем, как полагала сама Мара – другой бы в принципе не смог ужиться рядом с нею самой. Понька позволяла демонице отвлечься и даже поиграть в мать, что (хоть она никогда никому не признается) было, по сути, неплохо. Ти’ига допила третью драконовку из фужера, но даже крепкий алкоголь не согрел её. Она встала и направилась к дракону и, неожиданно легко подняв большое крыло, улеглась под горячий бок, укрывшись крылом как плащом. Дракон совершенно не возражал, немного улёгшись поудобнее, и легко прижав крылом хозяйку замка к себе. Первый раз за вечер кобыла прикрыла свои глаза, за крылом всё равно никто этого не увидит. Во время течки её тела она допускала дракона до себя. Эструс она терпеть не могла, как и все прочие выверты её несовершенного тела и после близости, ей было легче. «Самые эффективные решения обычно самые простые» - тихо фыркнул изящный вороной нос, не открывая глаз. Дракон же продолжал быть её укрытием, как обычно – тёплым и надёжным. Никс затихла, сосредоточенно обсасывая леденец и читая «Великого Гомункула» Меандора из Лопнувших Глаз. Иногда девица своими интересами удивляла даже видавшую многое ти’игу. А дракон… Дракон умел молчать - и вот это Мара очень ценила. В бесконечной пустоте среди множества бешено летящих обломков, в унылой огромной крепости сидело трое. Девочка, демон и дракон. Такие разные и такие похожие. Окруженные собственной нетерпимостью ко всему, раздражению и обидам. Почва ненависти, на которой робко прорастала не радужная, не мультяшная, далеко не показушная и тщательно скрываемая от самих себя, но – настоящая дружба.