Агония

Дорогой дневник. Прошла неделя с тех пор, как мы с Микасой начали встречаться. Всё произошло достаточно быстро и непонятно, потому что никто из нас не испытывал любовь. Просто симпатия, просто любопытство. И больше н-и-ч-е-г-о. По крайней мере мне так казалось, но мы оба понимали внутри себя, что то, что говорим — это неправда. Ведь я видел в ее серых глазах нотки нежности, а в моих же в это время плескалась лёгкая влюблённость. И меня это подкупило. Я так счастлив с ней. И пусть мне потребовалось много терпения, чтобы вывести её на разговор по поводу нас, чтобы разобраться в истинных наших намерениях, чтобы, наконец, не томить и рассказать все, что думаем друг о друге, и в итоге покончить с этой блядской молчанкой, сдав все наши мысли в больших сообщениях в телеграмм, чтобы после признать, что мы любим друг друга. Но моя Микаса… — Люблю тебя. Раздаётся вибрация. И Эрен отрываясь от изложений своих мыслей в небольшую книжечку, снимает телефон с зарядки, сразу же набирая ответное «я тебя тоже». После прикрывает глаза, облокотившись головой к стене. Мысли завертелись, словно неугомонный вихрь: в правду ли всё это? Или же игра чувств?.. — Хочу к тебе, Эрен, чтобы ты сейчас обнял меня. Хочу твоих поцелуев… «Ко мне?.. Почему же ты тогда сейчас не рядом со мной, раз так хочешь меня видеть? А вместо того, чтобы приехать ко мне, находишься с другими людьми, которые трогают тебя за»… Эрен решает прекратить внутренний монолог, потому что от этих рассуждений становилось дурно на душе. Столько противоречий. Вроде они признали свои чувства, но в то же время ему казалось, что это какая-то фальшь. Хотя он минуту назад доказывал обратное в своём бумажном дневнике. Это же они, правда ведь? Те чувства, которые называют любовью? Но тогда, почему так не спокойно? Почему он минуту назад писал одно, а думает о другом?.. — Я тоже очень этого хочу… Но, как обычно, Эрен шлёт свои мысли куда подальше, отвечая взаимной тягой. Нет. Он, конечно, тоже хотел всего, что она отправила в мессенджер телеграмм. Но его так бесило, что Микаса позволяла лапать себя за зад, за грудь. Пусть это были и друзья. Его одолевала страшная ревность, которая пожирала до такой степени, что у него начала проявляться неконтролируемая агрессия к окружающим. А хотя девушка только этого и добивалась. Ведь ей нравилось, что её партнёр ревнивый собственник, потому что эта черта одна из главных критериев по выбору возлюбленного. Когда же все началось? Не в тот ли момент, когда он впервые увидел её?.. Когда она была в черной длинной юбке, которая так плавно развивалась на ветру? Когда она была с двумя милыми хвостиками на макушке, делающие её образ более притягательным для его неприступного мужского сердца? Когда на её нежных губах была тёмная матовая помада, зовущая попробовать, какова она на вкус? Так когда же это началось?.. Ответ на этот вопрос он сам и не знал. Знал только о том, что Микасе понравилось с ним испытывать различные эмоции (впрочем, как и ему). Это были обычные лёгкие поцелуи, обычные прикосновения, которые разжигали внутренний огонь, грозящий обратить всё в пепел. Её невероятный серый взгляд, в которым была скрыта на самом деле пустота. Вся она — одна сплошная его эмоция, так же, как и он её. Микаса общительная, лицемерная, требовательная. Но с ним она иная: открытая, нежная и в некой степени мазохистичная. И почему так много противоречий? Ведь только из-за них возникают сомнения по поводу фальшивых чувств. И он боится, что в итоге это окажется правдой. — И я бы хотела, чтобы это были твои руки, а не Жана… «Сука»… — А ты не можешь сказать, чтобы тебя не трогали?.. — Ну не злись, я же только одного тебя люблю. А Жан мой хороший друг. И вообще… Иди нахуй. Ты мне так и пост не отписал. — Пиздец просто… — выругавшись вслух, Йегер игнорирует это сообщения, хватаясь вновь за бумажный дневник: Меня так, блять, раздражает то, что ее беспокоит ебучий пост, а не то, что она сама признается мне, что ее трогает другой парень! А-х-х-х… Но я ведь уважаю её личные границы, а значит, я не имею право ей озвучивать то, что пишу здесь. Я же не абьюзер какой-то. И. Послышался осторожный стук. И в комнату заходит женщина в белом фартуке: — Эрен, не отвлекаю? Я хотела сказать, что ужин на столе. Иди, поешь, а то наверняка ничего не ел за весь день, пока я на работе была. Оказавшись за кухонным столом, Йегер откладывает телефон в сторону и принимается за весьма аппетитный плов. Это было его любимое блюдо с самого детства, которое мама готовила обычно по вечерам. Он помнит то, как в первые душистый рис с курицей оказались у него во рту, подарив минутное наслаждение, после которого он не захотел есть ничего другого, как минимум месяц. Но и его мать не была особо против, так как она сама очень любила данное блюдо, а главное приготовленное с душой. Опять раздаётся вибрация, и Эрен уходит от нахлынувших воспоминаний в реальное время. Включив экран телефона, он видит новое сообщение от девушки: — Ладно, я ведь все ещё люблю тебя. И хочу быть только с тобой, поэтому не могу долго злиться на тебя. Поскорее бы мы встретились и остались только вдвоём… «Хах». Улыбка. Вот что он отправил ей в ответ. Обычную улыбку, мать его… «Надеюсь, что это правда». — Эрен, как в колледже? — попивая красный чай, интересуется госпожа Йегер, внимательно рассматривая выражение лица сына. Вернее пустое выражение, которое было каменными вот уже несколько дней. Она очень переживала за состояние Эрена, потому что тот непривычно для себя молчит, ничего не рассказывает. Быть может случилось что-то в колледже? Со сверстниками, к примеру?.. — Всё нормально. — по-прежнему было каменное выражение лица. — Расскажи мне, Эрен. Я помогу тебе. — Не надо, всё хорошо, я просто устал. — смотрит на нее пронзительным изумрудным взглядом, который на самом деле скрывает неописуемую боль. — Хорошо, но если тебе нужна будет моя помощь, ты обязательно скажи мне. В ответ матери Йегер делает едва заметный кивок. В знак того, что он якобы все понял. Но он прекрасно знает, что дорогая мама его не поймет. И поэтому это «недоразумение», представшее в виде подавленного состояния, будет скрыто глубоко внутри него. Мама сама-то по себе хорошая, но просто она не допускает мысль, что её сын может полюбить неформальную девушку. Как правило, для неё существует только прилежная, правильная особа, подчиняющаяся критериям общества. Поэтому, как только госпожа Йегер увидела Микасу, то она сразу невзлюбила её за внешний вид. И вообще, по её словам, девушка была не от мира сего: одета как чёрт из глубины ада, накрашена как смерть. Одним словом, ужас, а не нормальная девушка, которая способна на долголетнюю любовь. И Эрен вспоминает периодически слова матери, которые гласили, что его Микаса ветреная, непостоянная, переменчивая. Не стоит рассчитывать, что с такой получиться создать крепкую семью. И он сам замечал её непостоянство: когда они начали ролить, то часто прослеживались эмоциональные качели у персонажа. Эрен, конечно, понимал, что вымышленный человек не имеет никакого отношения к реальной личности. Но всё же частички правды есть, и они сказываются на нем самом: Люблю — иди нахуй. И так по кругу. — Где мой пост, Эрен?! Я всё ещё жду-у-у. Закусив щеку, он открывает приложение «заметки», набирая текст: Вальяжно посмотрев на Уокера, Феликс протягивает руку, привлекая к себе худощавое мужское тело, обмотанное белой повязкой после того, как тот решил идти по тонкому льду, позволив себе богохульство. — Акио… Буквально через несколько минут (после проверки на наличие ошибок) Йегер копирует текст и отправляет, ожидая продолжения этой «романтической» истории: — Прости. Я-я-я… Грязный… — молвит школьник, старательно избегая серо-голубых глаз. В ответ кидает Микаса, скрывая ладошкой довольную улыбку. Ей так нравится ролить с Эреном… Словно в этот момент их руки сплетаются воедино, а губы встречаются в глубоком поцелуе. Но Жану не нравилось то, что его дорогая подруга водится с этим странным Йегером. У него до сих пор в голове мелькает этот одержимый взгляд на семнадцатилетнего парня, которого Микаса изначально ненавидела. Вечно говорила, что, мол, бесит её. А эти пакли болтаются в разные стороны. Но почему тогда сейчас она делится о том, как нежно зарывается в эти самые пакли? Почему тогда хочет целовать эти (по ее ранее сказанным словам) отвратительные губы? Даже в присутствии лучшего друга, который уже давным-давно был влюблён в неё. — Жан, ну почему я не могу быть с Эреном двадцать четыре на семь? И вообще, я хочу за него замуж. «Замуж? Что за бред»… — Я вот не пойму тебя никак, ты ведь недолюбливала его с самого начала, как только впервые с ним заговорила, а после мне заявляешь, что встречаешься с ним. — заявляет тот, смотря на могильный крест, воткнутый в рыхлую землю. — Я видела в Эрене опасного соперника. Но теперь мне хочется, чтобы он меня к себе подчинял… — мечтательно, тихим голосом, который едва был слышен ее другу, нашёптывает, листая сообщения, пока не находит одно единственное, где было написано от Йегера, что тот её очень сильно любит. — Ты ебанутая, Микаса, знала об этом? — Да, мы с ним оба ебанутые, раз хотим друг друга. — Грязный. И сейчас я хочу смыть с тебя эту грязь. — рука Феликса проникает в красные боксеры, медленно лаская и так возбуждённую плоть, поочередно подглядывая на реакцию школьника. — Ты только принадлежишь мне. И только я могу так делать, понял? — Только ты можешь так делать Эрен, только ты один, единственный мой… Жан глядит на счастливое лицо девушки, крепко сжимая кулаки. Какого хрена она так радуется писюлькам Йегера? Он ей и цветы, и ужин, а этот писюльки с потрахушками. Вот что он делает не так? Почему Микаса от одного только вида или сообщения тает, как мороженое в жаркие летние дни? — Я его так люблю сильно, что прям пиздец… — Верю.