допустим, настоящее

Он думает - а какой Харин настоящий? На сцене тот - огонь и ярость, грохот барабанов, закушенные губы, блеск в глазах. Мокрые футболки и резкие движения. Хруст палочек в руках и финальный звук, подводящий конец всему. Взгляд глаза в глаза, без смущения, без заминок, без страха. Гонхи сталкивается с ним в коридоре - он сам выжат как лимон после часов переписывания документов, которые всем нужны вчера, срочно и в сорока экземплярах. И он вообще даже близко не юрист, бухгалтер или хотя бы владелец бара, но он хороший друг и готов помочь Ёнхуну за пару бесплатных коктейлей. Он сталкивается с Харином и даже не узнает его. Он видит усталую улыбку, сонные глаза и серую толстовку. Потрескавшиеся губы, серьги в ушах и смазанную помаду - не ту, что яркая и когда-то была на хорошенькой девушке, а ту, что приковывает взгляды, когда ты на сцене. - Прости, - отрешенно говорит Харин и уходит. Гонхи не смотрит ему вслед, забывает про это все тут же и надолго, пока не ложится дома в кровать. Пока не закрывает глаза и не видит. Потрескавшиеся губы, блеск в глазах и смазанную помаду. Он думает - а какого это слизывать капли воды с едва подрагивающего горла и слушать тихие стоны? * Гонхи приходит в бар по средам - выпить сладкий беллини, закусить его солеными орешками и отмахнуться от Донмёна, что снова и снова несет чушь про полуночное свидание. Он фыркает на очевидно наигранные обиженные взгляды, в очередной раз говоря, что он не готов лезть в эту западню - взгляд Донджу проедает ему спину даже сквозь кожанку. - Ты очень скучный. - Я очень умный, - говорит Донмёну Гонхи и замирает - на сцене почему-то вместо прекрасной Солы появляется Харин, и он к этому не готов. Ни к нахальной улыбке, ни к полупрозрачной майке, ни к чему. - Она заболела, - улыбается Донмён, подхватывая с барной стойки принесенную выпивку: кислый гимлет себе, и горький негрони - брату. Он, словно читая все мысли, - хотя скорее все эмоции на лице, - добавляет. - Он скоро вообще тут часто будет выступать. Посетителям он очень понравился. - Он?.. - глупо переспрашивает Гонхи, ловя себя на паскудной собственнической мысли - и ведь они даже ни разу не говорили друг с другом, за исключением того единственного “прости”, а он уже. Присвоил всё себе. - Его соло, - фыркает Донмён и наклоняется ближе, выдыхая в самое ухо. - Сам он понравился тебе. Гонхи вздрагивает. Донмён с яркой улыбкой исчезает в толпе - ловко лавирует между столпившимися у бара людьми, мягко огибает столы и садится рядом с братом. Ближе, чем позволяют приличия, но дальше, чем станет опасно. Те, кто имеют глаза - все поймут, те, кто нет - это уже их проблемы. Харин на сцене облизывает губы и крутит в руках барабанные палочки. А Гонхи, кажется, перестает дышать. * Он слышит одинокие аплодисменты уже после того, как убирает гитару в чехол. На публике он играет раз в две недели - в качестве домашнего задания от учителя по актерскому мастерству и просто ради разнообразия. Пение - не его главный профиль, все же он на третьем курсе актерского. - Спасибо за Ваше… - Гонхи глотает окончание фразы. Наверно, из всех людей на планете, последнего, кого он мог бы представить в качестве своего зрителя - это Харина. Нет, не то, чтобы он не фантазировал о том, как станет великим актером, и все по нему будут фанатеть (включая Харина, конечно), но не в одиноком переулке недалеко от делового квартала. В конце концов, он тут развлекал программистов, а не других музыкантов. - У тебя красиво получается, - говорит Харин, и Гонхи немного умирает - у него голос мягкий, низкий и с легкой хрипотцой от недавней простуды. Такой, что хоть записывай на диктофон и слушай на ночь в качестве… Или просто слушать, да. - Спасибо, эм… - Гонхи делает неопределенное движение рукой, пытаясь показать абсолютно все, что он сейчас думает - от самого логичного до самого неприличного. Что-то, где есть вопрос “а ты не хочешь на свидание” и самый плохой подкат в мире “меня зовут Гонхи и бить морды”. Хотя нет, бить не зовут. Скорее постоять в сторонке и поснимать это все на телефон. - Я знаю, что ты знаешь, кто я, - улыбается Харин и делает шаг еще ближе. У Гонхи немного трясутся руки и в голове возникают ненужные образы. Что-то, где есть стена, кровать, стол, стоны, хрипы и так далее. Черт подери, да его так не несло в школе. И с жуткого недотраха. Он даже не успевает удивиться, когда и кто про него что рассказал, когда Харин делает еще один шаг и протягивает ему стакан с кофе. Гонхи молча кивает, делает глоток и закашливается - кофе горячий, сладкий, а испуг в глазах Харина такой искренний, что все выходит само собой: - Как насчёт поехать ко мне? Вопрос повисает в воздухе неловкой тишиной, кучей сожалений и скрипом зубов. Гонхи всегда говорили - сначала думай. Сначала осознай, представь последствия, а потом открывай рот. Или ты все прое… - Поехали, - говорит Харин и протягивает руку. Гонхи непонимающе моргает, слишком медленно осознавая, что вообще происходит. Понимание бьет под дых, отражается белым шумом в голове и тяжестью внизу живота. - Давай помогу с вещами. А то нести и гитару, и пару сумок сложновато. Гонхи рассеянно кивает, тяжело сглатывает и снова умирает, когда видит стальные мышцы на руках Харина, что напрягаются, когда он берет чехол с гитарой. Он думает - ёб твою мать. И глубоко дышит. * Гонхи целует расслабленную спину, касается носом загривка и улыбается в мягкие волосы, пахнущие хвоей и пачули. Он глупо улыбается собственным мыслям, но не может от них отмахнуться - все-таки пометил. Не только синяками на шее, но и запахом шампуня. Ароматом парфюма и мягкими толстовками. Харин мягко просыпается - подставляется под поцелуи, напрягает мышцы, но не двигается - позволяет, всегда позволяет делать с собой все, что вздумается. Гонхи счастливо жмурится, накрывая его собой - сжимает пальцы на горячих запястьях и молча слушает пульс. Ощущает жизнь. - Ты сегодня дома? - хрипло выдыхает Харин, медленно закрывая глаза - не то обратно засыпает, не то просто нежится. - Вечером репетиция, - говорит Гонхи, скатываясь с него на подушку. Он с мягким любопытством рассматривает расслабленное лицо - тонкая красная полоса от подушки на щеке, приоткрытый после недосмотренного сна глаз, легкая и такая привычная улыбка. Потрескавшиеся губы. Гонхи задерживает дыхание, почти невесомо касаясь пальцами мягкой кожи - очерчивает скулы и челюсть. Он думает - вот этот, настоящий Харин, мой. Тот, у кого дикий взгляд на сцене и мягкие свитера дома. Громкий смех и резкие движения на танцполе и ласковые пальцы под одеялом. Поцелуи до спертого дыхания и нежные объятия. Гонхи тянет его на себя - настойчиво тащит вправо и вверх, молча прося не спорить и просто подчиниться. Харин и не спорит - он вяло, все еще немного сонно, садится ему на бедра, упирается руками в матрас и отфыркивается от утренней неги. Невесомо касается плеч и уверенно трогает себя ниже спины - привычка спать голым все-таки смущающая, но прекрасная вещь. Гонхи громко стонет и сжимает пальцы на мускулистых бедрах, когда Харин медленно и настойчиво опускается, сжимает внутри себя горячий член, и просто выдыхает. Он тихий в такие моменты спокойный. Отдает всего себя и никак не показывает того, что ему хорошо. Никак - для того, кто не смотрит. Гонхи видит - закрытые от ощущений глаза, подрагивающие пальцы, напряженную спину. Он поднимает руку и тянет его на себя - ловит ртом сухие губы, тонкую кожу шеи, капли пота на ключицах. Прижимает к себе и вжимает в себя - горячего, сильного и такого нежного. Харин целует его на пике. Он почти срывается - в тихий стон, что кажется криком, и Гонхи в который раз почти умирает. Ему кажется, что нельзя так. Близко и под кожу. - У меня завтра выступление. Придёшь? - спрашивает Харин, ложась ему на плечо. Он доверчиво утыкается носом в шею Гонхи и мягко целует в шею. От этой нежности все сжимается внутри, и хочется делать глупости. Например, звать под венец. - Ты переедешь ко мне? - спрашивает Гонхи и замирает. Снова он не думает. Они даже по сути и не встречаются - так, пару месяцев как спят друг с другом, никак не называя это какими-то словами. Словно никаких слов для этого быть и не может. Харин вдруг громко смеется и говорит: - Да я вроде как уже, - он целует Гонхи в висок и шепчет. - Оглянись. Гонхи послушно смотрит - на стуле висят безразмерные балахоны Харина, его же кофты и брюки. На столе - его кружка с единорогом и тонкие браслеты, что в порыве любви к ближним своим раздарил всем Донмён. В углу комнаты стоит полуживая орхидея, что искренне пытается реабилитировать Гонхи, а рядом - горшок с фиалками. Тот, что притащил к нему Харин. Сквозь какую-то вату в голове вспоминается, что в холодильнике стоит миндальное молоко, что сам Гонхи терпеть не может, а на столе - букет цветов, что он спонтанно купил Харину в подарок. Сухоцветы и ромашки. - Вот оно как, - выдыхает Гонхи и улыбается. Харин смешно фыркает ему в ухо и ничего не говорит. Ну, а что тут скажешь? Разве что только снова спросить про выступление. Зная, что Гонхи за ним пойдет на край света. И даже дальше.