in the ecstasy of dance

Со дня, когда Дима засветил лицом в эфире прошло уже четыре дня. Все это время парень не вел трансляции, несколько раз даже порывался удалить профиль на Livejasmin, но так и не решился довести дело до конца. А вот Олег по несколько раз за день заходил на сайт, ожидая зайти на очередную трансляцию друга. Но тщетно.

***

— Я думал, тебе не нравятся подобные места, — Шепс делает очередной глоток виски с колой, — Ты ведь сам мне об этом говорил. Дмитрий залпом выпивает хер его знает какой по счету стакан алкогольного коктейля. На этот раз это была текила, чей вкус перебивало обилие приторного малинового сиропа. Перед глазами мелькают цветные искры, взгляд перестает фокусироваться, а голос Олега растворяется в волнах громкой попсовой музыки, частые биты которой больно бьют по ушам, исходя из дешевых, но мощных колонок. Матвеев взаправду не переносил клубы: скопление знатно подвыпивших людей; со всех сторон доносятся бессмысленные громкие разговоры, крики, оры; воздух пропитан запахом мускуса в совокупности с потом, спирта, витающем в густой дымке кальяна и табака, а от шлейфа смешанных мужских и женских, приторно сладких и едких еловых парфюмов воротило и болела голова. Дима никогда не выкинет из воспоминаний момент, когда какая-то в край набухавшаяся девушка решила с ним познакомится, по итогу наблевав на него – а ведь парень тогда хотел просто чуток расслабиться, решив провести досуг в клубе. После этого он окончательно решил: в подобные места больше ни ногой. Но сейчас Матвеев самолично нарушил свое слово, по собственному желанию пришел сюда, да еще и Олега с собой позвал. — Ну, прикинь, полюбил, — он просит у бармена очередной коктейль, сомневаясь, что после него сможет все еще мыслить здраво. — Просто так ничего не бывает. Наверняка есть причина, заставившая тебя так резко изменить свои взгляды. — и Шепс даже знает, что это за причина. — Мне че уже с другом выпить нельзя? — прыскает Дима, опираясь на руки, поставив локти на столешницу барной стойки, глядя на Олега искоса. — Ну, если посмотреть на то, сколько ты в себя залил... — Да норм все, не гони, Олеж, — Матвееву отдают бокал, и он делает несколько глотков мартини, разбавленного кофе. Сочетание не самое удачное по мнению Димы. — Хорошо, — Олег допивает виски, — а почему трансляции не ведешь? — он отбрасывает попытки зайти издалека, переходя сразу к теме. — Так вчера же была, — он прислоняет край бокала к нижней губе, ощущая легкое жжение из-за спирта на потрескавшейся коже, — трансляция. — Нет, — Шепс вертит стакан в руке, наблюдая, как лед перекатывается по его дну и бьется о стенки, — Дим, ты не понял. Я не про инсту. Матвеев слегка прикусывает край бокала, – Олег не замечает этого из-за тусклого освещения. — Тогда я тебя не понимаю, — язык заплетается, не понятно, то ли от выпитого в немалом количестве алкоголя, то ли от неизвестно откуда взявшегося волнения, — Я только в инсте эфиры и веду, — спиртное вновь приятно обжигает горло, но противный горький привкус дешевого коктейля рушит все впечатление о нем. — На твиче разок попробовал. Больше не буду. — Дим, брось, — Шепс ставит стакан на столешницу со стеклянным стуком, который теряется в громких мотивах незамысловатой мелодии однообразной музыки. — На вебке тебя давно не видно. В чем дело, милый? Сердце Матвеева пропускает сильный удар, прежде, чем в груди что-то переклинило. Это милый... Подобные ласковые обращения напоминали парню о комментариях под его трансляциями. Ему всегда было мерзко читать фразы левых и абсолютно незнакомых ему людей, дающих ему милые клички. Именно клички. Более ни с чем Матвеев не мог сравнить обращения подобного рода. Он и себя самого порой сравнивал с собачкой, выполняющей практически каждую просьбу смотрящих его трансляции. Не то, чтобы Дмитрий прямо стыдился своей...работы на вебкаме, но перед Олегом было достаточно неловко. Тем более, когда Олег говорит об этом так открыто в лицо Димы. Вообще, не хотелось, чтобы кто-то из близких ему людей знал об этом. — Черт, я такой идиот, — раздается около самого уха. И когда только Шепс успел приблизится настолько? — все это время дрочил на собственного друга. Широкая ладонь Олега ложится на бедро Матвеева, поглаживая и периодически сжимая его. — Знаешь, ты такой, блять, ахуенный, — теплое дыхание окутывает разгоряченную от алкоголя кожу, вызывая где-то внутри приятный тремор, — У меня вставал от одной только мысли о твоем теле, — рука скользит выше. Теперь длинные пальцы Шепса еле касаются диминого паха сквозь плотную ткань его черных джинс. Не то, чтобы Дмитрию было приятно от этих действий, но и отвращения как такового он не испытывал. — Ну, и? Хорошо тебе было со мной? — Дима опускает взгляд на руку, оглаживающую его ногу. — Просто прекрасно, — Олег кладет вторую ладонь на димину щеку, большим пальцем гладит нижнюю губу, после чего скользит фалангой в ротовую полость Матвеева, проводит по его деснам, зубам. Оттягивает чужую щеку в сторону, отпускает, когда слышит сильный выдох Димы сквозь сжатые зубы, гладит ее тыльной стороной ладони, — Я готов был взять тебя прямо через экран. Но увы и ах, смог только обкончать монитор. Матвеев, как бы невзначай, поерзал, сжимая олеговы пальцы между бедрами перед тем, как убрать его руки от себя. — Обязательно мне знать такие подробности? — он закидывает ногу на ногу, поворачивая голову в сторону Шепса, — Это очень мило, безусловно. Вот только трахаться с тобой я не буду, — произносит парень, осознавая, к чему идет дело. — Да? У меня есть запись твоей трансляции. — Матвеев нервно сглатывает. — И я могу распорядиться ей так, как захочу. И, знаешь, твое лицо на ней прекрасно видно. Конечно, ничего Олег не записывал, но Диму хочется настолько, что он готов был изъяснить любую ложь, чтобы взять его. — Олег, нет. Ты не такой. Ты не сделаешь этого, — Матвеев говорит на удивление спокойно, хотя внутри он весь трясется. Понятное дело, что у него будут немалые проблемы, если запись этой трансляции попадет в сеть. Он медийная личность, все таки. — Я дам тебе время подумать, Дим, — Олег опирается щекой о руку, боковым зрением глядя на друга. Как будто у Дмитрия есть выбор. Но даже осознавая это, Матвеев продолжает взвешивать все за и против. Безусловно, против было гораздо больше, но одно реально значимое за заставляет его окончательно согласиться. — Блять, — он почти шепчет это себе под нос, потирая переносицу большим и указательным пальцем, а после добавляет уже громче — ладно. Матвеев и подумать не мог, что улыбка Олега может быть настолько отвратительной: его губы растянулись в ухмылке, обнажившей зубы, на белой эмали которых, играя, переливались цветные огни, из-за чего они блестели; ярко выраженные клыки чуть скрывали практически самый уголок губ, выпирая – а ведь эта улыбка ранее заставляла Диму ощущать по телу приятный трепет. Мерзость. Шепс сжимает запястье Дмитрия в своей руке, тянет его за собой – сквозь самую толпу, – Матвеев надеялся – к выходу. Но увы и ах, Дима ошибся. Олег закрывает за ними дверь туалета, стоило им зайти. Матвеев вообще пожалел, что сюда пришел: по всей комнате стоял не самый, мягко говоря, приятный запах; в углу сосались две достаточно симпатичные девушки; девочка лет шестнадцати, не больше, стояла около зеркала, висевшего над раковиной, и красила губы яркой помадой в то время, как возрастной мужчина целовал ее голые плечи и поалевшую шею, вот только девчушку это, казалось, вовсе не смущало; у стены на грязном полу сидели еще пара подростков, на тыльной стороне ладони одного из них отчетливо виднелась полоска белоснежного порошка – даже не смотря на то, что сам этот паренек был достаточно бледный, Дима видел ее достаточно четко, – которую он уже, кажется, привычно вдохнул, после вздрагивая всем телом, а его, скорее всего, друг, сидящий рядом на корточках, усмехался над приятелем, прикуривая сигарету, и заливал в него остатки дешевой водки, кою первый хлестал, словно воду. И на что только Матвеев согласился, — "Пиздец. Трахаться здесь? В этом месте?" Олег толкает Матвеева в одну из кабинок, – из-за чего парень, не удержав равновесия, падает на опущенную крышку унитаза – к его счастью – опущенную. Он не успевает и осознать поизошедшего, как дверца кабинки запирается на хлипенькую щеколду. Шепс стоит практически впритык к Диме. — Обязательно делать это здесь? — парень сводит брови к переносице, бегая взглядом по протертым исписанным и изрисованным стенкам кабинки, ставит одну ногу на крышку унитаза, накрывая колено кистями рук. — А ты хочешь пойти в зал? Чтобы все видели нас? — Олег проводит рукой по черным прядям волос Дмитрия, после перебирая небольшое их количество между пальцами. — О, Боже, — Матвеев прикрывает глаза, — а если нас узнают, что будешь делать? Более того, я уверен, что нас узнают. Ты этого хочешь? — Я буду не против, — и снова эта противная улыбка. — Да ты гонишь! — Дима щурится, тем самым показывая свое отвращение к месту. Но несходящая с уст Шепса ухмылка заставляет сдаться: — Придурок, — он матает головой в отрицании на ранее заданый Олегом вопрос, — Хорошо, тогда давай быстрее уже поебемся и разойдемся. Матвеев закатывает глаза, как вдруг слышит звук растегивающейся молнии. Он резко переводит взгляд на Олега, далее чуть ниже... — Почему ты не можешь просто... — Дмитрий вжимается спиной в сливной бочок – лишь бы отстраниться подальше. Олег перебил его: — Дим, давай меньше слов – больше дела, — он подошел чуть ближе. Теперь головка члена упиралась в щеку Матвеева, оставляя на ней неприятную вязкую липкость. — Знаешь, перед камерой у тебя прекрасно получалось. Не разочаруй, — эрекция Шепса сильнее вжимается в щеку, от чего становится немного больно, и Дима прыскает от этого ощущения. Он еще некоторое время косо смотрит на чужой орган, прежде, чем обхватить его рукой. Матвеев несколько раз проводит ладонью по всей его длине, двумя пальцами сжимает налитую кровью головку, подушечкой большого пальца рисует невидимые круги, очерчивая чувствительную уретру. Дима на долю секунды задерживает взгляд на лице Олега: он кусает губы, глаза наполнены нетерпением, а сам их обладатель, кажется, медленно начинает утопать в ласковой дымке возбуждения – у Димы от этой мысли предательски начинает тянуть внизу. Матвеев высовывает язык, нерешительно касаясь самого конца Шепса, проводит им по головке, отстраняется. Из-за ясного солоноватого привкуса предэякулята парень слегка поморщился, но он практически сразу вернул лицу прежний невозмутимый вид. Меж губ снова виднеется кончик языка, вскоре оказывающийся на чужой уретре, надавливая на нее достаточно сильно, пока язык не соскальзывает с нее. Олег сдерживает стон, кашельнув сквозь сомкнутые губы. Стыдно признавать, но Дмитрию это начинает нравится – он собственнолично доводит Шепса до такого состояния. Губы Матвеева обхватили основание головки, язык обводит ее вокруг. Далее он берет больше, почти половину, язычком проходится по выпирающим венкам, пульсирующим на разгоряченной плоти. Отстраняется, выпуская орган изо рта. Но не останавливается на этом. Слюна смешалась с предсемянной жидкостью – Дима сплевывает на руку. Он размазывает слюну по чужому члену, этой же рукой, после упирается в бедро Шепса, пачкая. Снова берет в рот, толкает глубже в самое горло, чувствуя, как конец неприятно бьется о его мягкие стенки. Матвеев с трудом, но все же сдерживает рвотный рефлекс, покашляв с членом во рту. Образовавшаяся из-за этого вибрация ласкала половой орган Шепса, заставляя его растворяться в ощущениях. Обилие слюны во рту, что от избытка стекала по подбородку Дмитрия, заставляет его вновь отстраниться, чтобы не закашлять снова. Парень недолго старается отдышаться, потом снова возвращается к делу. Не повторяя ошибок, он раслябляет горло, на этот раз впуская член без лишнего геморроя. Он втягивает щеки – совсем как на последнем эфире на вебке, – Шепс бросает трепетный вздох. Матвеев двигает головой, втягивая скулы, когда отстранялся. Он уже успел привыкнуть к свойственному вкусу чужой естественной смазки. Парень в последний раз впускает член в самое горло, задерживаясь надолго, прежде, чем окончательно отстраниться от него, как бы случайно напоследок задев чувствительную щель Шепса зубами. Заслышав из его уст сдавленный стон, самооценка Дмитрия моментально поднялась выше максимума. Матвеев расстегивает пуговицы красного пиджака, отдавая полю зрения Олега теперь не только оголенную грудь, но и изящный пресс. Шепс обводит указательным пальцем чернильную "366" между ключицами, ладонь скользит вниз по груди, по рельефу на животе. Большим пальцем Олег немного оттягивает черные джинсы в сторону, перемещая руку ниже, гладит бедро, сжимает, еле ощутимо впивается ногтями сквозь плотную ткань. Дима переодически сжимает бедра – то ли играюче, то ли от легкого возбуждения – он и сам еще толком не понял. Ясно было одно: эти, казалось бы, незамысловатые действия лишь сильнее заводили Шепса, тем более, когда Матвеев сжимал его пальцы подле собственной промежности. — Нахуй ты тянешь? — он слегка отворачивает голову в сторону и закатывает глаза, — Давай уже. Шепсу повторять лишний раз не нужно. Взяв Дмитрия за предплечие, он тянет его к себе, заставляя подняться. Олег обнимает его, тянется к губам Матвеева, но последний лишь наклоняется назад, — Нет. Тогда руки Шепса скользят ниже. Пальцы ресстегивают ширинку на чужих джинсах, стягивая их вних, цепляя также белье. Ладонь ложится на одну из ягодиц Матвеева – его тряхонуло. Олег резко поворачивает Диму к себе спиной, снова толкает его, заставляя встать коленями на крышку унитаза, упереться руками о сливной бочок. Матвеев чудом не ебнулся, ведь джинсы, стянутые где-то чуть ниже колен, делали его слегка неуклюжим. Широкие ладони снова сжимают его задницу – Диму это безумно заводит, он плывет от возбуждения, последние здравые мысли в его голове растворяются в интимных желаниях собственного тела Диме не нравится это. — Резинка есть? — Матвеев вертит бедрами. Олег кивает, а Дима слышит тихий шелест фольги. — Жаль, не увижу кремпая, — Шепс натягивает презерватив на член, пока Дмитрий наблюдает за ним из-за плеча. — Многого хочешь, — Матвееву уже порядком наскучило ждать, и он подается чутка назад, упираясь задницей о конец Олега. Шепс на это не прячет легкого удивления и не сдерживает усмешки. Натянув презерватив на орган Олег не спешит начинать. Он окидывает беглым взглядом всего Матвеева с головы до ног: крашеные черные волосы, аккуратно уложеные, рассыпались по лицу Димы, спадали на глаза, прикрывали кончики чуть поалевших ушей и сейчас переливались в тусклом свете неяркой пыльной лампы; карие глаза в тени казались черными – это немного завараживало, – а полуприкрытые веки с рядом густых темных длинных ресниц слегка подрагивали, добавляя парню некого шарма; пластика тоже сделала свое дело: изящная переносица, рельефные скулы, так идиально вписывающиеся во внешность приятно гармонировали между собой, краснея придавали Матвееву излишней невинности (однако в голове Шепса всплывают картинки другого Димы: пошлого, развратного); худая забитая чернилами шея – сейчас она совершенно открыта, ее не скрывает слой одежды; оголенное плечо, выглянувшее из-под спущенного немного пиджака, который скрывает остальную часть тела – Шепс задирает его, открывая себе вид на поясницу парня, оглаживает ее кончиками пальцев (Дима из-за этого дергается от неожиданности), но стоит ему спуститься чуть ниже к куда более интимными частям чужого тела, как Матвеев не выдерживает: — Да Господи, как же ты уже заебал, — он порывается качнуть бедрами к Олегу, вот только ему не дают этого сделать, придерживают за поясницу, обжигают горячими руками живот. — Не торопить. Успеем. — Шепс наклоняется к самому уху Матвеева, шепчет: — Я хочу запечатлеть этот момент. Рассмотреть тебя не через экран. Ты ведь и сам любитель растянуть удовольствие, разве нет? Дима на это лишь хрипит еле разборчивое "мудак", чувствуя, как жар окутывает сильнее. Его всегда приследовало одно и то же ощущение от осознания того, что за его трансляциями наблюдают мужчины: отвращение. Но в случае с Олегом все чутка иначе: ему не мерзко (хотя Дима пытался уверить себя в обратном). Ему даже не стыдно. Он смущается, конечно, но ему не стыдно. Напротив, хочется поскорее зайти дальше, совратить сильнее. Это он должен контролировать Олега. Это Олег должен просить о том, чтобы взять его. Олег должен перед ним унижаться, а не наоборот. От этих мыслей возбуждение приливает к паху, стягивает живот и заставляет елозить бедрами. Сердце колотится быстрее, Дима ощущает каждый его удар; дыхание сбивается на некоторое время, становясь тяжелее и быстрее. Может на него так повлиял алкоголь, а может... Закончить мысль ему не дает Олег, с силой сжимающий его бедра, заставляя Матвеева зашипеть сквозь плотно стиснутые зубы и вздрогнуть от столь неприятного ощущения. Шепс входит резко, сам сгорая от нетерпения и желания. Дима давится воздухом от неожиданности, на некоторое время перестает дышать и теряет связь с реальностью. Приходит он в себя так же быстро, не сдерживаясь мычит недолго от боли резкой и колкой сзади и в пояснице, выгибаясь. Шепс наблюдает за этим завораженно, дыхание затаив. Олег делает сильный толчок, заставляя Матвеева коротко вскрикнуть и выгнуться сильнее – хотя, казалось, сильнее уже некуда. Дима почти шепчет протяжно: — Бля-ять, — голос под конец немного срывается, заставляя заикаться, — Знаешь, больно, нахуй. Матвеев поворачивает голову, разглядывая Олега из-за плеча, проглядывая скозь нависшую на глаза челку. На это Шепс хмыкает сдержанно: — Ты и похуже вытворял. Перетерпишь, не расклеишься, — как бы в подтверждение своим словам Олег делает еще несколько грубых движений, выбивая последние крупицы воздуха из Димы. Матвеев закидывает голову назад, после резко опускает ее, щурясь от попавших в глаза волос, моргая часто, стараясь избавиться от дискомфотра. — Ну не так же. Шепс берет на заметку эти слова, смягчаясь в собственных действиях, однако сильнее сжимая чужой торс с каждым новым движением прижимаясь ближе. Матвеев дышит шумно, мысленно благодаря Олега за его снисходительство. В голове крутятся разные мысли, пытаясь выстроиться в единую картинку. Трахаться в обделанном туалете какой-то стрипухи – что может быть хуже? Становится тошно от мысли о том, сколько еще человек занимались тем же в этой кабинке. Не хочется думать об этом не сейчас, никогда. И почему он так просто согласился на это? А точно ли у Олега есть запись с его эфира? Может и нет вовсе. Да если и есть, то Шепс бы не опустился до того, чтобы слить ее в сеть. Надо было сначала доказательства у него потребовать, вряд ли сейчас он бы прогибался под ним. Жаль, что Дима додумался до этого только сейчас. Хотя нет, все совсем не так. Мысль об этом проскочила и не раз. Еще до того как он согласился. Так почему же..? — Сука! — Матвеев крупно вздрагивает, когда на смену нежности снова приходится грубый толчок. Будто бы Олег сквозь него протиснуться решил, ей Богу! — В своем уме? На это Шепс может лишь неоднозначно хмыкнуть: а в своем ли он уме сейчас? Да уж вряд ли. Перед ним сейчас шикарное тело, находящееся под полным его контролем. Нет, не так. Ему отдался Дмитрий Матвеев собственной персоной – кумир множества маленьких девочек (да и не только), сумевший собрать немалую фан-базу и пользующийся огромной популярностью. На некоторое время Олег даже позабыл, что сам является медийной личностью, рассуждая о Матвееве. Дима думает лишь о том, как бы побыстрее со всем этим закончить. С каждой минутой становится все более тошно от ситуации, от самого себя, что согласился. Хочется исчезнуть, зарыться глубже в свои мысли, забыться насовсем. Терпеть это становится не то, чтобы неприятно. Это становится утомительным. В буквальном смысли, причем. Вот только сам Олег, очевидно, особым желанием закругляться не горит. Он продолжает двигаться, входя каждый раз по разному, под разным углом. Останавливается, когда партнер резко и крупно вздрагивает под ним, сжимаясь и пытаясь стон сдержать. И Шепс понял. Понял все. Он кончиками пальцев чужую талию легонько оглаживает, сжимает ее, да так, что даже ногтями в светлую кожу впивается, Матвеева резво на себя тянет, стараясь вновь попасть по нужной точке по памяти. Несколько кривоватых, неряшливых движений, и вот Олег уже приноровился, а каждое последующее действие становилось увереннее. Матвеев старается быть как можно более скованным в каждом своем действии. Его накрывает удовольствие от столь правильных движений, но в то же время дискомфорт, вызванный в районе поясницы чьими-то необдуманными решениями и чувство собственного достоинства портит все наслаждение. От ощущений хочется в стенку сжаться, повыше вскорабкаться, вот только Матвеев в состоянии лишь сдерживать тихий скулеж и... А зачем ему сдерживаться? Он вот только начал по-настоящему получать удовольствие от процесса и останавливаться на этом было бы издевательством. С одной стороны, он буквально пару минут назад думал о том, как ему это не нравится, как его это в край заебало, тем более... Да похуй. Ему сейчас так хорошо, а он только усугубляет все своей гордыней. Он подается назад, на этот раз не в попытке побыстрее закончить, вовсе нет. Сейчас его тело жаждало больше. Больше ощущений, больше удовольствия, больше жара и удовлетворения. И Олег мог ему это предоставить. Шепсу льстило, что он наконец смог получить то, чего так сильно хотел. Он смог заставить Диму в буквальном смысле извиваться под ним. И причиной этого был он сам. Его движения в меру ласкали, в меру были грубыми. Диме это нравилось, однозначно. Другого сказать просто невозможно, рассматривая его реакцию. — М-м, блять, — Матвеев голову закидывает, пропуская тремор по всему телу – Олег удивляться успевает, как он еще стоять умудряется (хотя, если вспомнить, что он на вебке вытворял, все сразу встает на свои места), — Ладно, ты... четкий, признаю. Толчок. Затем еще один. Еще, еще и еще. Шепс и сам подрагивать начинает, темп ускоряя и движения делая более грубые, неаккуратные, к кульминации приближается. На смену дыханию тяжелому вскоре приходится протяжное мычание удовлетворенное, а Шепс сильнее в чужие бедра вжимается, дрожит крупно, тремор успокаивая лишь через секунд пять. Матвеев же, напротив стон недовольства наполненный выдает, бедрами нетерпеливо качает и в пояснице выгибается. Олег презерватив стягивает, в урну бросает и достоинство свое под одеждой скрывает, на ногах стоя все еще неуверенно. — Эгоист, — выдает Дмитрий, готовясь встать и примером Шепса воспользоваться, вот только горячие крупные руки снова его оглаживают, придерживают, как бы говоря, что еще не конец. Ладонь чужая накрывает пах, словно обжигает, к основанию ведет и пальцы на нем смыкает, поднимается выше, гладит. Матвеева трясет всего, сам он елозит на месте от скопления ощушений. Наконец и тело, и разум жаждут одного – удовольствия. Сознание одурманено плотной дымкой долгожданного экстаза. Диму совсем ничего не держит. И плевать он хотел уже на то, что буквально за хлипенькой дверцей кабинки находятся люди. Плевать ему и на то, что их узнают. Плевать, плевать, плевать. По-ху-й. Ладонь олегова тем временем набирает темп, но движения остаются все такими же нежными, аккуратными и до безумия правильными. Чего не скажешь о Диме: все его тело одолевает тремор, особо крупной дрожью отдается в районе бедер и поясницы – сильное возбуждение дает знать о себе, – но он продолжает толкаться в руку Шепса. Неуклюже и донельзя дергано, хотя это волнует сейчас в самою последнюю очередь. Прошло всего менее минуты. Да что там! И тридцати секунд не прошло, как Дима резко замирает, в пояснице сильнее выгибается и Олега благодарит за то, что придерживает – Матвеев уверен, что без него наверняка бы не устоял и упал. Эйфория с головой накрывает, пока он обильно изливается в чужую руку, дышит тяжко и протяжно, чередуя это с тихим мычанием. Как же давно Дима не ощущал себя настолько охуенно. Матвеев быстро приходит в себя, однако тело подчинить было гораздо сложнее. Мышцы расслабились и обмякли после мощной разрядки, а сила резко поубавилось, вместе с этим прошла и недавняя эйфория, скатившись чуть ли не до нуля. Все же Дима находит в себе силы подняться на ноги. Заметив на стенке кабинки диспенсер с остатками дешманской туалетной бумаги, он, особо не задумываясь, оголяет втулку, вытирает руки и промежность. Оставшуюся чистой бумагу он отдает в распоряжение Шепса, который понял все без слов, убирая липкость с кожи, параллельно разглядывая одевающегося Диму. В таком маленьком пространстве было не удобно совмещать оба действия, хотя оба быстро налавчились к этому, закончив без проблем. Оба выходят из кабинки, направляясь к выходу из помещения. Шепс позволяет себе приобнять Матвеева за талию и притянуть ближе к себе – его с самого начала не парила скрытность. — Может, к тебе, м? — Олег склоняется к ушку чужому, дыханием опаляя и без того разгоряченную аж до легкого покраснения кожу. — Я бы не отказался продлить наш вечер. Дима больше не противится столь интимным прикосновениям, наоборот пытаясь прильнуть ближе. Томный вздох решает начать фразу: — Почему ко мне? Иль родственника застеснялся? — не сдерживает Матвеев случая подстебнуться. — Такси оплатишь ты. — не раздумывая выносит свое согласие парень, не обращая внимания на тихие смешки за спиной и направленную им вслед камеру телефона. Думать ни о чем сейчас не хочется, тем более о таких мелочах. Впереди их ждет продолжение прекрасного вечера, а это достаточно весомая причина, чтобы не переживать о чем-то, вроде фтографии, что, скорее всего, вскоре окажется на просторах интернета. Дима, вероятно, пожалеет об этом, но сейчас для него это остается лишь шумным фоном на фоне всего остального.