Трибунал

Перед сном Като оповестил Тооно, что Това с ним, отключил будильник и отменил встречу со своими парнями, но несмотря на все это, и даже на то, что заснули они под утро, проснулись они довольно рано. Когда солнечные лучи нагло поползли по лицу Товы, он заворочался, утыкаясь в Като, щекоча его волосами, и Като проснулся. Он не спешил вставать, зато, обняв Тову, поцеловал его в плечо, а потом потянулся к телефону. Като успел проверить почту, когда почувствовал на себе взгляд, и повернулся. — Доброе утро, — сказал он, глядя на хмурое лицо Товы. — Какие планы на сегодня? — Курить, — отозвался Това хрипло. — Обожаю твои привычки, — пошутил Като, наклонился и быстро коснулся губ Товы. Като не собирался спорить об этом, особенно учитывая, что сигареты у них остались. Това спустил руку с постели, нашаривая джинсы и сигареты. Спал он в общем-то хорошо, и только перед самым пробуждением его настиг новый сон. Теперь он не шел из головы. И заставлял искать. Искать то, что могло бы помочь превратить бессмысленные и пугающие образы во что-то… Настоящее? Во что-то реальное, что-то, с чем можно было бы решать, что делать дальше? После разговора с Таку образы стали ярче, завершеннее, но воспоминания словно оказались еще дальше. Това не мог заставить себя всерьез подумать, кто были все эти силуэты во сне. Хотя самого Таку он теперь идентифицировал уверенно. Как и Мей. Това все не мог ее разглядеть, зато в деталях рассматривал кролика, теперь Това помнил его даже на ощупь. И хотел забрать. Это вернуло его мысли к Фудзиеде, и Това не стал затягивать: — Ты отвезешь меня к Фудзиеде? Вчера не удалось, но мне все еще нужно поговорить с ним. Това выпустил дым, и он заполнил пространство между ним и Като. Това отлично помнил, что было. И именно это, как ни странно, позволило ему стать решительнее в своих изысканиях. — Его вчера не было на работе? — Като чуть нахмурился. — Это, мягко говоря, необычно для Фудзиеды. Отвезу, конечно. Ты… Като не знал, что хочет еще спросить, и просто успокаивающе погладил Тову по плечу. — До завтрака, как я понимаю, — сказал он, нехотя отстраняясь от Товы. — Я только позвоню паре человек, чтобы уточнить кое-что. Пока Като звонил, Това курил и расматривал квартиру Като. Так его взгляд наткнулся над доску, что висела над рабочим столом. На ней было до кучи заметок, а еще фотографии. Например, фотография самого Товы — явно снятая исподтишка, рядом с красивым портретным, как с плаката, фото Фудзиеды. Това нахмурился и подошел ближе, Като заметил его маневр, но ничем не возразил, даже когда уже положил трубку. — Что это? — спросил Това, уличая. — Моя рабочая доска. Их делают… ну, их рекомендуют делать для большей эфективности, иногда наглядность ускоряет мыслительный процесс. Вчера вот я вроде понял, что связывает тебя и Фудзиеду. Сакаки уволил его, и это любопытно. И он снова не в офисе, но я знаю, где он живет… Наверное, знаю. — И что же нас связывает? — спросил Това резко, глядя на Като почти со злостью. — Игрушка, — просто ответил Като, тоже поднимаясь с кровати. — Я почти уверен, что Фудзиеда… связан с девочкой. Но пока не получил подтверждения. «И не оплатил его,» — подумал Като. — Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — выдохнул Това, странно вскипая от гнева, словно его опять пытались провести и сокрыть что-то, что касалось непосредственно его. Но Като хотя бы не пытался помешать ему, пусть и не очень хотел… помогать? — Что еще нас связывает? — спросил Това настойчиво, поворчиваясь к Като и глядя на него в упор. — Раз уж ты пришпилил меня рядом с ним, то давай… расскажи. Можешь, кстати, позавтракать, я подожду. Тебе не обязательно менять ради меня свои привычки. Все еще сердясь, Това дошел до холодильника Като и сам достал себе саке. Теперь все то, что недавно успокаивало и придавало уверенности, медленно таяло. Как дым, меркло, стоило задуматься о ситуации. Като, не одеваясь, приблизился к Тове, стараясь поймать его взгляд. — Хотя Фудзиеда выглядит, как очень успешный человек, его детство было не многим лучше твоего. Он поднимался… тяжело. И Фудзиеда давно уже собирает информацию об «Эйфории», он следил за тобой тоже. Если бы он не спер у тебя игрушку, я бы думал, что это он ее прислал. Кролик принадлежал Юзуки Мей. Логично решить, что для Фудзиеды она значит то же, что для тебя. Игрушка его сестры. Но, по большому счету, это мои догадки. И мой завтрак мы съели вчера ночью, а пойти со мной в кафе для тебя все еще слишком. Като вздохнул, ему не было особенно обидно или что-то вроде того, но он постеснялся коснуться Товы или поцеловать его, хотя хотелось. Това немного растерялся. — Спасибо, — вдруг ответил он. — Это… может помочь мне говорить с Фудзиедой. особенно если моя не сестра, это его сестра. «Мей,» — повторил Това про себя, стараясь не забыть. Он достал мобильник и записал: «Юзуки Мей.» Това точно знал — она стоит того, чтобы ее помнить, пусть и не мог объяснить почему. Голова стала тяжелой, в висках чуть зашумело, но Това не обратил внимания, уже привычный к этому. — Тогда поехали, — приличия были ни к чему, а ждать не хотелось. Ожидание давило, казалось нестерпимым, и Това не мог ждать. Он подобрал джинсы и рубашку. Като просто кивнул, ему все еще не хватало возможности просто дотронуться до Товы, но сейчас важнее было другое, и он тоже стал одеваться. Не смотря на мрачное настроение, усаживаясь на мотоцикл Това, уже привычно, обхватил Като ногами и обнял. Като улыбнулся, на мгновение накрыл руку Товы своей и чуть сжал. Уже на месте Като спросил: — Я могу пойти с тобой? Това усмехнулся и покачал головой. Злиться на Като больше не выходило — Това не брал его с собой, исключительно потому, что разговоры между двумя всегда были гораздо больше наполнены смыслом и искренностью, а другие почти не имели смысла. — Нет, ты помешаешь. Наедине он расскажет больше, — неожиданно объяснил Това. — Но… ты подождешь меня? Това вдруг усмехнулся, понимая как все это выглядит. Чувствуя, что… все еще не очень-то хочет уходить от Като — потому и предложил. И дело было не в том, что он планировал или решал, Това просто знал — вечером он вернется к Като. Това проживал это так, словно уже успел уйти, пережить расставание, и знал, что потом… Нет, он не станет скучать, но ему захочется оказаться рядом с Като снова. И не было смысла делать вид, что это не так, отрицать или отнекиваться. Това редко хотел где-то остаться. А с кем-то остаться — еще реже. — Считай это официальным разрешением таскаться за мной. Мы даже можем пойти в кафе, — Това тряхнул волосами. Като улыбнулся, его аура невероятного бирюзового оттенка светилась мягко и уверенно. — От таких предложений не отказываются, — ответил он. — Так мы пройдем все фазы ухаживаний, и ты, наверное, возьмешь мой телефон? Това закатил глаз: — Ты точно псих. И с большими планами, — подытожил он, вспоминая свое первое впечатление от секса с Като. — Точнее романтик. Наверное, именно это то, чего не хватало садисту и шантажисту для завершения образа. Даже не буду спрашивать, зачем все это, ты скажешь, что тебе нравится, — Това усмехнулся. — Зачем мне твой телефон? Това замолчал на мгновенье, разглядывая реакцию Като. Тот нахмурился, черты его стали строже и серьезнее, а глаза — печальнее, и Това закончил: — Я знаю, где ты живешь и куда прячешь ключ. Этого достаточно. Като вздохнул, ему хотелось настаивать, если уж не обижаться. — Это не позволит тебе позвать меня… в беде. Поэтому, — Като достал телефон, в котором у него действительно был номер Товы, вызвал голосового помощника и сказал коротко. — Това. — Вызываю контакт «Това», — отозвался механический голос, а следом послышалась тихая вибрация телефона Товы. — Вот, теперь живи как-то с этим, — Като усмехнулся и откинул волосы со лба, глядя на Тову, наверное, слишком пристально. Това усмехнулся тоже, чуть отодвинул челку, позволяя Като поймать взгляд: — У меня проблемы со звонками. Номер Таку я знаю, но это ничего не гарантирует. А ты лишил меня выбора… — протянул Това наигранно недовольно, — и возможности считать, что ты и дальше будешь за мной таскаться. Усмешка вдруг расцвела в полную силу, почти став улыбкой, а потом Това вытащил мобильник, выбрал последний неотвеченный контакт и нажал кнопку сохранить. Он почувствовал вдруг легкость и подьем, почти что уверенность в предстоящем успехе. — Будь осторожен, — ответил Като, улыбаясь в ответ. — А я буду здесь. Това хмыкнул и все же отошел от Като, его подмывало обернуться, проверить, но он не стал — просто вошел в просторный вестибюль и подошел к лифту. Чертовски пафосное это было место, с лифтом в двухэтажном здании, в котором, в отличии от клиники, никто не возил тяжело раненных. Това остановился у двери Фудзиеды и позвонил. Звонок в квартире было слышно через дверь. Как и положено в таком элитном месте, он не был ни пронзительным, ни дребезжащим, ни противным, скорее мелодичным и приветливым. За дверью стояла тишина. Това позвонил снова. Усмехнулся недобро и повторил, оставляя пальцы на звонке, заставляя мелодию звучать снова и снова, превращая ее в невыносимую песню сумасшедшего шарманщика. А потом прибавил к этому стук: сначала удары кулаком, а потом и ногой. Отчего-то Това был уверен, что Фудзиеда дома, что он уже стоит за этой самой дверью. — Открой, — позвал Това, — я ведь не уйду. Он жалел только, что вскрыть вот такой электронный замок отмычками не сможет. В двери не было скважины. — Открой, — повторил Това упорно. Но невидимый Фудзиеда не отвечал, видно, был не менее упрям. Това все звонил, и сам потихоньку начиная сходить с ума. Свободной рукой он нашарил телефон, заглянул в заметки. — Я хочу говорить о Юзуки Мей, — Това не кричал, но говорил достаточно громко. И его услышали. Замок щелкнул, дверь не распахнулась, но приоткрылась, и Фудзиеда, поймав Тову за грудки, резко втянул его в квартиру, захлопывая за ним дверь выверенным и точным движением, почти беззвучно, но так стремительно, словно за ними гнались. — Там больше никого нет, — на всякий случай сказал Това. Он, конечно, помнил Фудзиеду: прилизанного, лощеного, аккуратного до мозга костей и настолько же безупречно вежливого. Тот оправдывал свою должность адвоката на все двести процентов, и аура его была потрясающе стабильной, непоколебимой и белой. Сейчас Фудзиеда был лохмат, в простых, чуть потертых, явно домашних джинсах, глаза его горели синим пламенем, аура заходилась вокруг него белым маревом тумана. Това моргнул, оценивая все это сразу. — Какого черта? — спросил Фудзиеда, вкладывая в вопрос столько экспрессии, что точно описать объемность его интонации словами было невозможно. И на чистом матерном английском. — Ого… — ответил Това, — ты поражаешь. — Что ты знаешь о Юзуки Мей? — Фудзиеда явно не был готов к разговору, зато допросы, видно, были его коньком. Фудзиеда нехотя отпустил ворот Товы, но не отшагнул буравя его взглядом. — Отдай моего кролика, херов блюститель закона, — ответил Това также на английском, пусть и не помнил откуда знает эти фразы. — Ты — вор. Но если вернешь, я скажу. Фудзиеда вдруг взвился, его белоснежная аура пошла красными пятнами, он снова поймал Тову и со всей силы приложил о дверь. Това ударился затылком — на миг перед глазами вспыхнуло, чтобы погаснуть, оставляя его с бешенством Фудзиеды. Това улыбнулся, никак не пытаясь уйти из захвата, лишь наблюдая и отмечая поразительные новшества. — Этот кролик не твой, — выплюнул Фудзиеда. — Он мо… сестры моего друга. — Или твоей? Такой способ говорить не располагал к доверию, но оно и не требовалось: Фудзиеда был на пределе чувств, а в такие моменты всегда рождалась искренность, и Това не собирался Фудзиеду успокаивать. Тот распахнул глаза и спросил вдруг: — Откуда ты знаешь? — внятно сообщая, что Това попал, а Като оказался прав. Това улыбнулся снова: — Может, отпустишь меня, гений? — почти просипел он, понимая, что Фудзиеда все сильнее сжимает его горло. Фудзиеда посмотрел на свои руки, словно впервые увидел их и резко отпустил. — Проходи, — сказал он и провел по волосам, приглаживая их. Голова у Товы кружилась, и хотелось на время сползти вниз, но Това устоял. Он воспринял приглашение как первый шаг к разговору. И теперь ему, кажется, было чем зацепить Фудзиеду. Но уступать ему кролика все же не хотелось. Не смотря на то, что это был кролик его сестры. Но никакого Фудзиеды в рассказе Таку не было. Только Мей и ее друг. Тот мальчик, которым был Това. Тот мальчик, которого Това забыл. Голова закружилась сильнее, и Това устроился на диване, сложив ноги по-турецки, и вытащил сигареты. Он не спешил выдавать Като и оттого вопрос Фудзиеды решил проигнорировать. — Ты же тоже много чего знаешь обо мне. Квиты? — предложил Това. Фудзиеда стиснул зубы, он не стал садиться, встал в проеме двери. — Нет. Не так уж много я знаю. Стоило больше… интересоваться тобой. Что ты знаешь о Мей? — Ты ошивался возле меня потому… что ищешь сестру? Вздохнув, Фудзиеда привалился к стене, кадык прокатился по его горлу. Он сомневался, но не смог устоять: — Да. И это, как ты понимаешь, для меня очень важно. А ты откуда знаешь Мей? Това оценил и решил ответить тем же: — Долгое время я думал, что она… Мей — моя сестра. — Что? — Фудзиеда опешил. — Но… Как? Почему… Ты так думал? — Сложно объяснить, — усмехнулся Това. — Если Юзуки Мей твоя сестра, значит Фудзиеда не твое настоящее имя, — Това решил поделиться очередным озарением. — Как тебя зовут? — А тебя? — Спросил Фудзиеда с вызовом. — Ты что, до сих пор не в курсе? Хреновый из тебя следователь. «Като гораздо лучше,» — подумал Това, даже не удивившись вопросу, и ответил на его взгляд очевидное: — Това. — Нет, — Фудзиеда вдруг шагнул вперед, и Това почувствовал его взгляд. Горячий и вьедливый. — Это не правда. — Почему? — глупо спросил Това, внезапно чувствуя, как земля уходит из-под ног и снова подкатывает забытая на время тошнота. — Я не нашел твоего свидетельства о рождении, когда разбирал бумаги твоего отца. Все говорят, что ты — сын Рюдзиро. Но никаких подтверждений этому нет. Это… просто сплетня. Фудзиеда был убийственно серьезен, и сейчас это и правда немного убивало. Това чуть скривился, продираясь до смысла его слов сквозь подступающую головную боль. — А ты, значит, правда не знаешь? Не знаешь, свое настоящее имя. — Не знаю. Не помню, — Това не то чтобы хотел отвечать, но мир трескался его подсвечивало красным, и Тове нужно было за что-то ухватиться. Пусть за голос. если не чужой, то свой. — Так ты сын Рюдзиро? — Так говорят, — ответил Това, чувствуя, как пересыхает в горле. — Да. Так говорят те, кому нет смысла врать. Так говорил и сам Рюдзиро. — Ты и этого не помнишь? — Фудзиеда приподнял брови, шагнул ближе. — Невозможно. Но… Ты помнишь мою сестру и считал ее своей? Ты ненормальный? Ты… Твой псевдоним Эйфория. Что ты знаешь об этом? Фудзиеда медленно, мерно и непоколебимо все задавал свои вопросы, забирая инициативу. Това улавливал это, но чувствовал себя достаточно дерьмово, чтобы не мочь ответить ему в тон. Он никогда не задумывался, но… теперь, когда Фудзиеда тыкал его в это — все схлопнулось, и вопросы окружили Тову бесконечным хороводом. Каждый вопрос рождал не ответ, а еще один новый вопрос. — Рюдзиро я помню, — ответил Това и постарался дышать, он затянулся глубже, скуривая сигарету до фильтра. — И Мей я тоже помню. Немного. Но знаю о ней больше, чем помню. Эйфория — это надпись на моих часах. Так называлось заведение, где работала моя мать. Това дышал, он не старался вспомнить, наоборот. Он хотел отстраниться и оперировать фактами — это позволяло почувствовать себя лучше. — Майя-сан, — выдохнул Фудзиеда, — она… Словно и не существовала. Я ничего не смог о ней найти, даже имя узнал с трудом. Что ты помнишь о ней? Об «Эйфории»? «Ничего,» — это слово ударило Тове в голову, разрывая черепную коробку. Только тени, темные тени, голоса которых сливаются в гомон, смех, красный дым, сходящий с ума. Он заливается в ноздри, уши и глаза, просачиваясь и через поры кожи. — Я не помню, — выдохнул Това и продолжил, не позволяя Фудзиеде разочароваться: — но знаю и хочу вспомнить. — Ты не помнишь даже свою… мать? — Не помню, — Това стиснул зубы. — Но помнишь мою сестру? Как? Что ты помнишь о ней? — голос Фудзиеды изменился, дрогнул, наполнился чувством. — Я помню… Това не знал, как описать это. Он помнил о Мей так много: ее жесты, ощущение от ее улыбки и ее ладони в руке, ее острые коленки и мягкие волосы, звон ее голоса, ее тепло. То есть в сущности ничего. — Она была моим другом. Она была моей сестрой. Она была настоящей, светлой, теплой. И у нее был кролик. Он достался мне, и он мой. — Да… — Фудзиеда отшатнулся, прикрыл глаза и присел на край дивана, — Да, именно такой она и была. Но… Нет, это не твой кролик. Это моя память о сестре. Ты ничего о ней не знаешь! Моя мать… Моя мать была алкоголичкой. Нам все время нужны были деньги. Ей на выпивку. А потом я вернулся из школы, и она сидела… на полу у плиты, возле нее стояла бутылка. Не дешевого дерьма, а отличного вина, и валялись какие-то вещи. Новые шмотки, — выплюнул Фудзиеда. — Она сказала мне, что теперь мы будем жить счастливо. Что у нас много денег, что она отдала Мей на удочерение. С тех пор я не видел сестру. И искал. Никакого удочерения не было. Она… просто продала ее. И все ниточки сошлись здесь в Шинкоми. Поэтому я остаюсь в этой дыре. И я найду ее. Ты сказал, что не помнишь, но знаешь. Говори. Това сглотнул, пока слушал, он весь подобрался, обхватил колени, забрал со стола блюдце на диван, чтобы стряхивать пепел очередной сигареты. Он знал, что должен справиться. Не ради Фудзиеды, но ради Мей. И он хотел этого. Только сейчас Това понял, что… ему придется повторить рассказ Таку. Почему-то он не думал об этом, когда шел к Фудзиеде. А язык странно прилип к небу, мешая начать. Можно было попросить времени или выпить, но Това смотрел на образ Мей на внутренней стороне века и не мог себе такого позволить. — «Эйфория» была элитным клубом по интересам. Майя была его хозякой. Она могла удовлетворить любое желание своих клиентов. В том числе те, что касались детей, — начал Това. По мере того, как он говорил, его голос выравнивался, звучал все увереннее. Не буднично, но так, словно Това рассказывал грустную и страшную сказку. Он не помнил почти ничего, зато рассказ Таку мог повторить слово в слово. И делал это. — Мей оказалась в «Эйфории». Можно сказать — она… работала там. И у нее был друг. Этот мальчик был… очень… подавлен, послушен, — Това не заметил, что говорит о себе в третьем лице. Он не мог бы сказать сейчас «я». — Мей изменила его. Пока Това пересказывал историю Таку, она сделалась ярче и объемнее. Уже не аудиодорожка, но все еще не воспоминания, даже не кино, всего лишь набор слайдов, сменяющих друг друга. Това не знал: помнит он или скорее воображение играет с ним злую шутку, но он видел комнату, богато обставленную, шикарную комнату с огромной постелью и без окон, видел анфилады коридоров и высокую лестницу. Дыхание перехватывало, но Това продолжал говорить. — Они попытались сбежать, но их поймали и вернули обратно. Мальчик остался работать в «Эйфории», а Мей исчезла, — закончил Това. Он посмотрел на Фудзиеду, но даже замечая, как тот уперся локтями в колени и вцепился в волосы, не смог сосредоточится на нем. Тове казалось, что он вскрывает себя. Только это не приносило никакого облегчения. Лишь боль. Боль теперь была повсюду. И в голове, и в шее, и во всем теле. Тошнота оказалась почти нестерпимой, она подкатывала к горлу, и Това все сглатывал, для верности зажимая рот ладонью. Пальцы, вцепившиеся в колено побелели от напряжения. Това дышал, он делал вдох за вдохом, но в груди так сжалось, что воздух не проникал в легкие. Това ненавидел, но уже не понимал кого и почему, а Фудзиеда вдруг резко поднял к нему лицо, его аура взвилась и изошла вокруг, меняя цвет, окрашиваясь алым и заливая все вокруг. Това не смог закрыть глаз, лишь закусил губу и замер не в силах пошевелиться и предпринять хоть что-то, а Фудзиеда рванул его к себе. — И ты… ты… так спокойно… — Фудзиеда отпихнул Тову, разворачивая, швыряя вперед, заставляя его упереться в подлокотник дивана. — Об этом говоришь… Но… Нет. Ты ответишь, ты должен узнать, как… Това ударился грудью о ребро подлокотника, и это выбило из него оставшийся воздух. Его боль изменилась. Стала больше, полнее, но другой. Тело наполняялось ей и реагировало. Това привычно заводился, но не хотел. Каждый мускул, каждая клетка наливались напряжением, Това встряхнул головой, чтобы сфокусироваться. Фудзиеда воспринял это как попытку сопротивления. По крайней мере, он поймал Тову за руки, выворачивая, заводя их за спину и, удерживая за запястья, потянул вверх — сковывая и множа боль, упираясь в Тову членом и дергая на нем джинсы. Това почувствовал себя загнанным, он проваливался в странные образы, то ли просто жуткие чувственные картины, то ли кусочки воспоминаний. Това не сомневался — знал, что именно так все и должно быть. И вместо тошноты подступил смех, хотя в горле стало вдруг солоно. Това не мог вырываться, он не мог будто вообще ничего, тело не слушалось его, сознание уплывало, заполошенное красным туманом Фудзиеды. Или не только его? Словно Това вспоминал прямо сейчас. И это лишало всего. — Ты… ее сын. И ты ответишь за нее. Совершенно не в себе Фудзиеда резко дернул Тову за волосы, заставляя выгнуться, и потянул с него джинсы, пытаясь сдернуть их по узким бедрам, не расстегивая. Това горел, его трясло от напряжения, возбуждения и… страха. Неясные клочки воспоминаний осколками впивались в грудь изнутри, вспарывая вены. Кровь собралась в углу рта, и Това пил ее, как вино, а она отравляла с каждой секундой все больше, лишая воли. «Никогда не сдавайся» — промелькнуло в воспаленном мозгу, разрывая боль звоном голоса. И Това дернулся. Он не помнил так много, но всегда помнил Мэй. И, конечно, Таку. И Като он помнил тоже. Его лицо меньше часа назад, свое обещание, его телефон в своем мобильнике, так близко и так недостижимо далеко. — Пусти, — сдавленно прошипел Това, но Фудзиеда не услышал его. Пуговица на джинсах не выдержала напора, отвалилась, и неожиданно Това понял, что нет. Не сегодня. Не так и не с ним. Това готов был умереть, только не… Но его положение не позволяло ему ударить, и тогда Това вдохнул глубже, пережатое горло ободрало воздухом, Тове было страшно, что не получится и, в общем-то, не получалось: голоса не было вовсе, он лип к гортани. Това закрыл глаз, стискивая веко, забывая обо всем, кроме Като, и закричал: — Нет! — надсадно и жадно, словно это было его последнее слово.