• • •
Казалось, это место было создано лично для его пытки. Нет, оно не мрачное, по стенам не стекают капли свежепролитой крови, а по полу не ползают тараканы, пожирающие человеческую плоть… Но даже будь это здание в сто раз светлее и чище положенного, к нему не изменилось бы отношение мальчишки с фиолетовыми волосами, которому теперь была уготована судьба, полная терний. И вот одно из них… Снова и снова повторяются хлопки в ладоши, звук от которых прорывается прямо в недра мозга и заставляет зубы заскрипеть от злости. Девятилетние юнцы слишком нетерпеливы и раздражительны для подобных занятий… поэтому для старой вдовы не стал удивлением крик дитя: — Я вам кто?! Девчонка, что ли?! — завопил мальчишка, отталкивая от себя учительскую указку и отбегая на несколько шагов. Однако, действуй он даже в сто раз аккуратней, не смог бы удержаться на высокой платформе туфель, поэтому с грохотом свалился на махрового вида красный пол. — Ома… — женщина страдальчески сжимает тонкие иссохшие губы и в очередной раз прикрывает глаза, — тебе нужно почувствовать лёгкость при ходьбе, а не двигаться деревяшкой, как обычно… — Уж ничего не могу с собою поделать! — на глаза Кокичи падает чёлка, а угрюмый взгляд устремляется на воспитательницу. Ну не мог он ни с того ни с сего начать ходить по белой меловой линии ровно! пусть Ома и занимался с преподавателем не первый месяц… Этот сюр начала Харука, придя глубокой ночью и шепнув Младшему на ухо слишком тихо и загадочно: «Тебе нужно себя не узнать». Но Кокичи даже не представлял, что такая метафоричная фраза, сказанная года полтора назад, приведёт его к неожиданному настоящему!.. Сначала Харука научила его безмолвно говорить, после — внимательно слушать и замечать мелкие детали в поведении других людей. Однако, как только Ома дошла до поведения и жестикуляции ребёнка, её руки опустились, ведь Кокичи в жизни не держал спину ровно, а создать плавность движений казалось ему невозможным! До сих пор Харука продолжала стараться привить своему сыну женскую красоту существа. Младший Ома походил на дикого зверя, которому клеткой стали высокие потолки, стоящие на колоннах. Уличному коту в середине августа точно не хотелось сидеть здесь и притворяться домашним! — Ты заплетаешься в ногах. Замечал? — над зверёнком сверкнули стёкла очков. — Странно… Я думал, что у вас зрение прихрамывает, — бурчит Кокичи, отворачиваясь к дверям бального зала, где они находятся. Не хотел он подтверждать, что женщина права… Ома пробыл полгода на улице с раненой левой стопой, которая к концу морозной зимы уже начала отказывать или гнить (?), из-за чего сейчас Кокичи почти перестал её чувствовать. Это и создавало в предполагаемо плавной поступи неуклюжесть. При его шаге пальцы терялись в пространстве, и в итоге Ома запинался о здоровую ногу. И Кокичи знал: чтобы избежать этого, нужно приложить кучу сил, которые тратить не хотелось… — Когда, наконец, вернётся Харука? — И что ты скажешь, когда она придёт? Что не хочешь больше заниматься всем этим? — мисс покрутила палец в воздухе, объединяя вместе правильную речь, походку, этикет и множество других уроков. — Вот только, Ома-кун… — она отходит обратно к белой полосе, начерченной на алом паласе. Высокие шпильки приятно отстукивают марш, — если ты перестанешь соответствовать ожиданиям, она выкинет тебя обратно на улицу или же… усыпит навсегда, — женщина замолчала, приставив пятку к пятке и расправив плечи. Ома, который сидел всё ещё на полу, устремил глаза к её женственной фигуре. Первый шаг заставил мальчишку вздрогнуть. Эта походка могла притягивать все взгляды к себе, и думалось, что дама перед тобой вовсе не шла звонко по полу, а парила над ним… Смысл слов был сразу же понятен и уяснён: если Кокичи не научится всему тому, что дают преподаватели, то Харука его убьёт. Но сначала, конечно, хотелось вскрикнуть: «Да ни за что! Она не посмеет так со мной поступить! Харука спасла меня и дала, что я никогда не получал! Она меня...» — что? Любит? Значит, вы не знаете Харуку Ому. Она не любила. Никого и ничего. Ей просто много что нравилось. Нравились двусмысленные намёки, мужчины постарше, лидирующие должности, секс, рис, малиновые шторы, помидоры, сок из клубники, необычная обувь, короткие юбки, длинные волосы, кочевники и их образ жизни, узкие пространства, свобода и… риск! «Настолько много его было, что в какой-то момент она сошла с ума», — так многие говорили. Но ни слова сморщенной старухи в строгом коричневом костюме, ни собственные мысли не смогли убедить Кокичи взяться за дело серьёзно, и он продолжил отнекиваться. «Продлилось это до определённого момента, который перевернул всё с ног на голову во мне». Время подходило к вечеру, хотя за окнами небо всё ещё оставалось голубым. Кокичи не так часто бывал на дворе Магната, однако Харука, хорошо знакомая с этой семьёй, оставалась здесь частым посетителем. Именно она контролировала всех «гостей» «N» и вследствие выполнения своих обязанностей сдружилась с Мистером Широганэ. Сегодня, как понял Ома по шумным возгласам с улицы, праздновался день рождения единственной дочери и наследницы семейства. Мероприятие длилось несколько часов и уже заканчивалось, но Кокичи прятался в стенах «замка», ни разу не появившись на улице, потому что на праздник не был приглашён. Мальчик предполагал, что о его присутствии в здании вообще мало кто знал, так как Ому привезли сюда тайком к преподавателю. Уже час он шатался по дворцу, изучая углы и проходы для прислуги, которые выглядели намного безопаснее, чем широкие, в целую комнату, главные коридоры. И, найдя очередной тайный проход, Кокичи без единого сомнения прыгнул в него. Там оказалась скрипучая деревянная лестница, которая вела на третий этаж. Изначально выход на ярус выше заклинило, и, поразмыслив, Кокичи решил, что какая-то невидимая дверь не помеха для него! Ома тихонько разбежался в тесном пространстве, после навалился всем малым весом на препятствие. В скором времени дверь поддалась, и он вылетел вместе с ней в тёмный коридор. Деревяшка чуть не упала на пол, как и сам мальчик, но страх быть обнаруженным заставил его вывернуться, ухватив дверцу в сантиметре от паласа. Несмотря на то, что начался только девятый час и время считалось детским, Хару всё равно решил перемещаться по этажу бесшумно, ведь ему показалось странным, что именно здесь стояла гробовая тишина и атмосфера чего-то плохого, в отличие от пространств ниже… Планировка поместья Широганэ кольцевая и делится на два крыла, поэтому Ома решил не терять времени и пробежаться мельком по всему этажу, пока никто не видит. Таким образом, он проверил всё правое крыло и также невзначай поиграл со стальным мечом рыцаря в углу поворота, хотя мальчишка даже не сумел его поднять и быстро оставил, перейдя во второе крыло, где сразу же услышал голоса… За одной из приоткрытых дверей тускло горел свет. — Это невозможно, я утверждаю, — мужской твёрдый голос, в котором Младший Ома узнал Мистера Широганэ. Хару двигался вдоль стены, продолжая подслушивать разговор взрослых. Всё-таки мальчик тоже имел свои цели, и жизнь с Харукой он считал лишь ступенькой для выживания… почти. — О-ух, милый, ты слишком печёшься о последствиях! Всё же не настолько сложно, — в улыбчивом и манящем голосе узнавалась Харука. — Просто имя, фамилия! Мне всего-то нужна личность, не более! — Но СМИ знают, что супруга Широганэ умерла, а он… — человек, видимо, кивнул головой в сторону Магната, — держит пост и верность уже несколько лет, поэтому эта затея изначально провальная, Ома-сан… Кокичи нахмурился. Этого мужского голоса он не знал. Тембр приятный и сдержанный, вероятно, человек влиятельный и работает с людьми. Но, похоже, тот курил, так как чувствовалась явная охриплость. А самое главное, что он обращался к Харуке «Ома-сан»! Обычно его мать не терпела подобное, требуя к себе большего уважения. Женщина цокнула: — Значит, лишь одно место… И то занято, — послышался двойной стук гэта Харуки. И Кокичи точно мог сказать, что сейчас она приложила указательный палец к губам, хмурясь. — Слушай, есть много семей, к которым можно привязать нового человека, — предложил неизвестный, вставая на сторону второго мужчины и оставляя Ому в меньшинстве. Началась оживлённая дискуссия трёх человек на повышенных тонах. Всё дошло до того, что Харука схватила Широганэ за воротник, чуть не начав драку: — Я никому из них не доверяю! Ты меня слышишь, Широганэ? Я повторяю уже третий раз! — Вообще-то, первый, — незнакомый голос, казалось, заметался в неуверенности, пытаясь сгладить углы. — Но да… Ты обладаешь определёнными финансами- — Что сложного в моей просьбе?! Стоящий за дверью обладатель фиолетовых волос до сих пор не мог понять суть разговора. Вернее, всё прояснялось отрывками: Харуке нужно было место для человека в семье Широганэ. Мотивом являлись светлое будущее и, казалось, что-то ещё (?)… Но для кого предназначалось это место?! — Что у меня есть ребёнок! И твоя просьба невыполнима без потери моей репутации. — Да-да, дочь… Но я на самом деле была готова к такому варианту, пусть он и самый удручающий из всех возможных, — Ома беззаботно пожала плечами, облокотившись на стену комнаты. На мгновение всем показалось, что эта фраза закрывала дискуссию и означала поражение женщины в споре. Однако Харука не двигалась с места, продолжая смотреть на Мистера Широганэ, что странно. После долгого молчания послышался вопрос владельца дома: — В смысле? Старшая Ома продолжала стоять в тишине. И в конечном итоге Кокичи догадался, что та чего-то ждёт. — Почему ты молчишь? — Боже-боже-боже, — шепчет себе под нос Кокичи, прозрев раньше остальных. Его руки метнулись ко рту. Планировка этажей в поместье не отличалась друг от друга, по наблюдениям самого героя. И теперь, поняв, что сейчас группа находится в смежной жилой комнате, мальчик осознал: мать ждала, когда Широганэ отойдёт от двери детской комнаты ближе к ней. Харука Ома — сумасшедшая, отбитая на голову! Вы, наверное, думаете, что убийцы — это люди, потерявшие истину и свой путь в бренном мире. Однако у Старшей Омы были другие причины для угнетения человечества. Может, дело в иной идеологии? Но какой именно? Все говорили разное, ведь Ангел ведал правду лично для них, плутающих и хотевших слышать лишь то, что считают сами правильным (?). Поэтому-то Харуку отправляли играть на две стороны или заключать сделки. Она умела пленять людей одним лишь своим видом. И эти чары помогли ей и в достижении собственных мотивов. Кокичи точно не разобрал в скоплении фраз, криков, протестов Широганэ и звуков, что произошло за дверью после смежного помещения, в комнате Младшей Широганэ. Но он знал. Не хотел! Но Кокичи разумел, что там происходит! У Омы скрутило живот. Он вжался в стену, очередной раз убеждаясь в том, что лучше бы не знал правды. Если бы мальчишка убежал ранее, то не услышал бы сдавленный хрип девочки за стеной. Прямо за его спиной! В эти мгновения его глаза расширились, а к горлу подобралась рвота, которую удалось сдержать. Кажется, вначале его сердце перестало биться совсем, а потом раздалось настолько громко в ушах, отдавая импульсы в мозг, так, что тело каждый раз вздрагивало. Паника охватила голову, и всё начало расплываться. — Ах… Хару-чан, ты как раз вовремя… Дыхание его спёрло! Кокичи ощутил звериный страх от синих глубоких глаз, появившихся напротив. И он точно убежал бы сломя голову, если бы не нежная рука, которая легла на его маленькое плечо. Пусть этот жест поглаживания олицетворял собой материнскую заботу и чистоту. Маленький Лидер знал, что под короткими ногтями Омы только что залегла детская девственная кровь!.. Кровь, пролитая из-за существования Кокичи! — Если бы у тебя была сестра, как бы её звали?.. — она села перед ним в позу лотоса. А Кокичи за стеной расслышал фразу с тяжёлым вздохом: «Время смерти — восемь часов тридцать одна минута». После раздался сдавленный крик отчаянья, сравнимый с пищанием умирающего животного. Хару никогда не подумал бы, что такие звуки может издавать человек. Младший Ома схватился за сердце. А Харука всё продолжала безмятежным певучим голосом, чуть прикрыв глаза: — Ты знаешь имя самого известного лжеца в мире? Ну, который скрывался под множеством имён во время какой-то бесполезной войны… Но, может, это и неважно, — она пожала плечами, растянувшись в улыбке. — Его секрет в том, что он скрывался под фамилиями настоящих людей и жил их жизнью! Скажи, просто невероятно! — Харука провела рукой по лицу мальчика. Нет! Нет! Нет! Ему нужно уходить! Маленького мальчика втянули в настоящее безумие! Ома с самого начала не хотел принимать в свою жизнь женщину с ангельскими волосами и глазами дьявола! — Кокичи, посмотри на меня! И он в очередной раз ей доверился, переведя на неё свои не видящие ничего зрачки… Из глаз женского лица напротив лились слёзы! Так могли плакать только скорбящие вдовы или отчаявшиеся дети… Губы мальчика задрожали. — Скоро начнётся настоящая охота, и я не хочу, чтобы ты умер, — мама положила голову в изгиб его шеи, — поэтому, пожалуйста, исполни мою просьбу… Кокичи оплёл её воротник своими руками, не в силах больше держаться. В тот момент им двигали инстинкты, а разум погрузился в беспросветные дебри навязанных ему мыслей. Мальчишке не к кому примкнуть, кроме женщины напротив, что бы тот ни говорил… Приняв этот жест за согласие, Харука встала, взяв сына под колени и начиная идти. Её снежные волосы приятно щекотали его щёку и руки. Удаляясь, Младший Ома смотрел со скорбью на жёлтый свет из полностью раскрытой двери. — Её звали бы Цумуги, — шепчет на ухо ослабевший голос. — Ха-а, Цумуги Широганэ… Да, звучит неплохо… — в интонации Харуки читается азарт такой же, какой заядлый игрок проявляет, начиная новую партию в покере. «Меня от настоящей дочери Широганэ отличал возраст, который разнился в четыре года. Это единственный факт, за который сыщики могли бы зацепиться. Однако зачем им это без причины? Тело Настоящей никогда уже не будет найдено. А чтобы ни у кого и в мыслях не возникло сопоставлять события, мне пришлось научиться всему тому, что сейчас стало моими привычками. Меня заставили воссоздать поддельную личность умершей Цумуги, которую я уже и позабыл. В дальнейшем эти тернии стали частью моего разума». Синяя искра загорелась тогда под двойной стук платформы Харуки. Все оставшиеся пять лет до четырнадцатилетия его заставили просочиться в организацию, выбрать союзников и научиться быть тем, кем на самом деле не являлся уличный кот, ведь все те образы в будущем — это гиперболизированные стороны его характера, поэтому и Цумуги Широганэ, и Фантом, и Хару — они все осколки лица Кокичи Омы, Лучшего Лидера из доступных вариантов и человека, не сумевшего собрать себя.• • •
Завтра не настало. Кокичи потерял счёт дней, потому что это стало совершенно неважным. Сейчас его одолевают ощущение скорби и режущие лёгкие чувства, которые ему почти нравятся… Но признаваться в этом самому себе было как-то неправильно, однако сопротивляться он тоже не мог. Глаза сами собой слипаются, а тело совсем не шевелится под слоем пухового одеяла. Ома словно умер. В последние дни он не ел из-за того, что больше не мог встать с кровати. А последнюю ночь он задыхался, бился в истерике и изводил себя анализом произошедших событий, мечась из крайности в крайность. Но природа такого поведения оставалась и сейчас неизвестной. Кокичи чувствует невыполненность чего-то, и это что-то не даёт ему чувство спокойствия на душе… Он давно не может найти ответ, что именно приносит в его жизнь постоянную тревогу. Это не вызывает у Омы слов, и он не смог бы выразить эту эмоцию чем-либо присущим человеку. Одновременно чувствовать всё сравнимо с тем, как чувствовать абсолютно ничего. Мальчика поглощает одиночество, а найти поддержку в ком-либо у него не получается… Привычки, заложенные в него, не давали дышать полной грудью. Знаете это ощущение в те моменты, когда всё волнует и всего не хватает, всё раздражает, и ты пытаешься удержать в себе агрессию на мир сущий?.. Ослабевшие ноги падают на пол, в очередной попытке встать. Но споткнувшись, Кокичи с треском костей падает. — Сука… — Ома заплакал бы, как маленькая девчонка, если бы в этот момент именно здесь и сейчас его не взяла ярость. Зубы заскрипели от собственной беспомощности. Он совсем разнежился! «Думал, что тебя спасут?! Каждый день кто-нибудь из кучки дружков Сайхары будет стоять у тебя под дверью, умоляя поесть, поссать, помыться?! Думал, что Миу найдёт тебя и вновь вытащит из пучины кошмаров, а, может, Цумуги наконец воскреснет?!» Кокичи резко срывается с места, выбегая из отведённой ему комнаты в пустой коридор. Шлепки босых ног раздаются громом на весь дом и отдаются звоном в собственных ушах. Мальчик с силой распахивает попадающие в поле зрения двери, пока не находит ванную! Наконец. Спустя долгое время он взирает на своё отражение. Такого никогда ранее не было. Как же он мог настолько забыть о себе? Запутавшиеся в грязи волосы спадали на плечи. Ома думал подстричься ещё месяц назад, но на него резко свалилась канитель перемен, которая бурной волной захлестнула его, с концами утащив на дно. Дело даже не в том, что Оме было противно смотреть на себя, а в том, что он просто не привык к такому виду своему. Пряди теперь не пылали и кружились фиолетовым, они обвисли чёрными, почти мокрыми и неприятными прядями, которые прилипали к лицу и царапали шею. Ресницы Омы слиплись, и глаза почему-то потемнели. На веках появились красные пятна, которые то уходили в бордовый, то в синеватый. Кокичи совсем не узнавал себя, из-за этого всё внутри него шаталось из стороны в сторону, такое обычно бывает при падениях с большой высоты. Тело теперь потеряло былую лёгкость и, казалось, приросло к жгуче холодному полу ванны, которую оплетала голубая плитка. От природы Ома не имел густой растительности на лице, но, прикоснувшись сейчас к подбородку, резко отдёрнул руку и зажмурил глаза. Ну нет же. Не должно было всё сложиться так! Как бы Кокичи ни старался, но он не мог начать принимать целиком уродливую действительность и пускать происходящее на самотёк! Ведь жить в своём идеализированном мире и образе романтичном намного лучше, чем терпеть всю эту грязь… Но и думать, что Ома щепетильно относился к собственной внешности и естественным потребностям, будет неправильно, так как он вырос в мире Крыс. Дело привычки. Его просто-напросто научили быть чистым, жеманным, феминным в определенные моменты жизни, которых в последующем стало слишком много… При этом сам Ома не брезговал прятаться в мусоре, ходить по притонам и заниматься незащищённым сексом… Однако все эти вещи относительные, и иногда у крайностей и допустимого стираются пределы. Поэтому Кокичи, который понимал, что это уже перебор, не мог посмотреть на себя в зеркало! Взирая на трельяж, создавалось чувство жалости к самому себе (?)... А так быть не должно! Ему либо нужно бежать, либо найти помощь, чтобы выбраться из этого подвешенного состояния! Ома висит на ниточке от того, чтобы вновь не упасть в пучину безнадёжности и слабости. Юноша умел разделять свои образы между собой, но даже будь он всегда Кокичи Омой, его портрет не потерял бы изящества и красоты. Лидер шёл не с опущенной головой, а поднятой с гордостью вверх, даже если по колено погряз в дерьме (уж так обычно бывало). Кокичи помнил каждый раз, когда в дискуссиях с D.I.C.E. у него уходило всё вниз и обрывалось сердце из-за того, что он больше не мог вытерпеть этого напора желчи в свою сторону. В те моменты Хару на мгновение замолкал, делая паузу, а после его голос, немного подрагивая вначале предложения, колко и чётко поражал свою цель! Ома не тот, кто ходит с поджатыми губами и бежит от опасности, верно? Лидер тот, кто ради воплощения плана может принести себя в жертву и устроить спектакль, верно? Верно ли, что он никогда бы намеренно не убежал и что мальчик преследует только благородные цели? Да кому кто лжёт?! Кокичи Ома — мудак, работающий на «N» и привязанный к вышестоящему, как собачонка, которая лает, пока её не угомонят током... И может ли когда-нибудь всё измениться? Всё-таки он не мог абстрагироваться от мира навечно. Оме нужно узнать новости от доверенного лица, а для этого необходимы чистая голова, желательно новая футболка, бритва и телефон. — Одна морока... — он никогда не умел беречь технику… В этом мрачном жилище, которое пугало мальчика скрипами и щебетанием пташек, что поселились на чердаке, нужно найти Каэде Акамацу, состоятельную птичку. А фазана не так просто найти… Цель делает с человеком многое, поэтому, пусть и с неохотой и сном в глазах, но Кокичи нырнул обратно в зелёный солнечный коридор. Парень шёл тихо, скорее, по привычке, нежели из необходимости, однако доски под длинным запачканным ковролином предательски трескались, стучали, щёлкали, выдавая его присутствие. Ома не знал, где сейчас находится Пианистка. Девушка могла уйти в школу или просто выйти из своего пристанища по другим делам, а могла потеряться в запутанных пространствах навсегда… И верно, что дом казался намного больше, чем снаружи в первый день их пребывания. Его пространство раздулось словно воздушный шарик, и для Кокичи оставалось секретом, как столь хрупкие на вид стены держали этот буйный мир внутри. Мальчик зашёл уже в несколько небольших комнат, из которых состоял дом, но так и не понял, для чего они предназначались. Эти помещения пусты и одновременно наполнены, состояли из мебели, которую можно было найти в каждом доме, но при этом её расположение заставляло Ому задуматься над общепринятым предназначением вещей, ведь дом в конечном итоге показался ему точно сумасшедшим… В помещениях ковры накладывались друг на друга, а некоторые из них на концах неспециально распускались, и, казалось, это невидимые богини Мойры тихо тянут нить за собой, сплетая новое полотно из старого. Кокичи удивился, узрев комнату папоротников, которые вдобавок раскинулись по всему дому в разных углах. Кусты стояли на белых простынях, а их мохнатые листья освещало яркое солнце, которое только что показалось из-за горизонта. Из своих наблюдений Кокичи сделала вывод, что сейчас раннее утро, примерно четыре часа утра, и не хотелось бы случайно разбудить Шуичи или предков девушки… однако Акамацу ему нужна прямо сейчас! Позже Кокичи вовсе оцепенел, увидев комнату настоящего хаоса. Здесь стоял рояль, забросанный книгами, газетами, множеством ламп и одинаковыми чемоданами. В этой комнатушке плотные шторы закрывали мир от этого места, а лампы горели, не прекращая, так как, ощупав стену, Кокичи не смог найти выключатель. Он разглядел, что крайнюю стену занимало кладбище комодов. Они нагромождены в несколько рядов и стоят друг на друге. А опустив глаза вниз, Кокичи понял, что пол совершенно перестал быть виден за мятыми листами нот, которые покоились новым слоем поверх зелёного ковра. Все эти пьесы, композиции, музыка под ногами показались мальчику мертвецами! талант покоится в этом месте, из-за чего тело Кокичи пробрало дрожью, он с грохотом захлопнул дверь на это кладбище нот. Будто гнездо, это здание состояло из веток разной породы и ходило ходуном… Однако Ома понял, что здесь, несмотря на странности, не веяло холодом и мерзостью, в отличие от особняка Широганэ за городом. И в этих коридорах тихо, хотя, казалось бы, за окнами шумный мегаполис. В конце своего пути по кругу коридора Кокичи приблизился к деревянной двери, которая оказалась в высоте меньше остальных, и среднестатистическому человеку пришлось бы наклониться, чтобы пройти внутрь, но для Кокичи дверь пришлась вровень. Поддавшись его рукам, она отворилась, дав мальчику проникнуть тише прежнего в помещение. Пахло смертью и свободой. Все три окна торца дома распахнуты, из-за чего Лидера сразу же окутал ветер раннего утра. Если заметить, именно утром стихия всегда ненавязчива и так тиха, словно тоже сонная, как и не проснувшийся ещё человек. Комната шириной и длиной шагов в десять увешана белыми тюлями. Они свисают с высоких потолков и стен раздольными лентами, сплетаются в узлы крупные и поменьше, заползают под уставший зелёный палас. Кокичи не понял, скорее, почувствовал, что это сердце птичьего гнезда. Здесь мать любила своих птенцов, благословляя жизнь… Но почему же здесь, несмотря на белизну, царит смерть? Потому что в конце комнаты стоят инсталляции статуи. На грязно-жёлтом, раньше белом матрасе без деревянного каркаса лежит труп! Мужчина в белом халате словно привидение. На том же спальнике, на самом краю, сидит женская фигура в чёрном. Словно клякса чернил на белом листе, она угнетала чистую комнату. Голова её накрыта капюшоном, а лицо — вуалью. От подобного зрелища Ома делает шаг назад, однако никто не отреагировал на его удивление. И, переведя взгляд к окну, он встречается с Акамацу, которая тоже безмолвно взирает на пару «призраков». На ней ночнушка и зелёные джинсовые шорты. Лицо Пианистки не выражает привычной доброты, а глаза бледны как никогда. Девушка словно находилась совершенно не здесь… подобные эмоции Кокичи видел лишь у Старшего Широганэ, и то единожды. Мальчик уже хотел её окликнуть, чтобы уничтожить непривычность обстановки, но Каэде заметила движение и резко приложила палец к губам, приказывая молчать. Он сощурился, показывая ей своё недоумение, из-за чего девушка всё-таки начала говорить, точнее, её руки. Язык жестов! Ома не сразу догадался и успел уловить лишь последнее движение: «Семья». В контексте происходящего стало понятно, что имеется в виду. Но информация не стала новой, ведь Кокичи уже знал от Киибо, что перед ним сидит бабка и валяется дед Акамацу. Больше волновал вопрос, что с ними происходит. — «Это труп?» — задал вопрос Кокичи, а Пианистка сжала подол своей футболки и не ответила, видимо, сама не знала. — «Почему нельзя говорить?» Пожатие плеч — ответ. После сжатая рука метнулась к щеке, а позже вниз и превратилась в ещё несколько жестов: «Бабушка запрещает: говорит, что ему это не нравится. Я здесь целую ночь, но не могу уйти… Как ты себя чувствуешь?» — «Всё отлично», — будет, если его не вырвет от зловония. Реакция Акамацу на его появление озадачивала, ведь они точно не виделись несколько дней, а девушка не выглядела особо удивлённой… — «Кто сейчас в доме?» Но Каэде не успела ответить, ведь около матраса вспорхнули чёрные ткани в быстром жесте. А после Акамацу быстро подлетела к мальчику, схватив того под локоть, и повела его к двери. Всё произошло так быстро, что Кокичи и не понял, как они вдвоём оказались за пределами смертно-бледной комнаты. — Простите! У-ух, она вас заметила… — Пианистка скатилась по двери, и Ома заметил, что на её ноге находится лишь один розовый тапочек, видимо, второй слетел при побеге. — Вы меня очень напугали! Сюда не так просто дойти, и вообще… — «Вы»? — Кокичи потупил глаза, ведь при первой встречи они, не сговариваясь, перешли на неформальный стиль общения. — Н-ну, а как по-другому?.. Ты же знаменитость… — девушка отвела глаза в сторону, понимая, что таким ответом выдала своего дружка, который рассказал ей о Призрачном Воре. Однако Ома посчитал эту плату достойной за ночлег и возмущаться не стал. — А, я ещё хотела спросить! Ты должен знать- Но имени она не успела промолвить, ведь за дверью раздался оглушительный женский крик, из-за чего Акамацу вскочила, скрывшись за дверью и обронив свой последний тапок… Ох… Он даже не смог узнать, что хотел изначально… Эта встреча вызвала у Кокичи такое исступление, что он даже не отреагировал на возглас старухи. В мозгу не осталось ни единой мысли, на их место пришла то ли тьма, то ли свет, которые по своей сути равны друг другу, поэтому юноша окончательно запутался, что является насущным в данный момент. Теперь фигура Каэде как-то странно исказилась в его сознании, будто потекла влево. Но не то чтобы это вызывало интерес, просто в сердце начали приходить странные чувства, сравнимые с жалостью и предательством. Личность Акамацу изначально показалась Лидеру обманчивой, однако, узнав, что всё-таки находится в её нутре, становилось неприятно… Казалось, Ома только-только встал с кровати, а во всё его тело уже ударила слабость и сонливость. Ватные ноги остановились, а руки упёрлись по обе стороны узкого бесконечного коридора. Стены не давили на него, а, наоборот, старались окутать, словно хотели защитить ребёнка. Глаза вновь широко распахиваются, стараясь разглядеть проход далее, но тщетно! Здесь так светло и ничего не видно?! Странно. Сейчас всё подтвердило свою изломанность! Ома не слышал себя и не слышал мир вокруг. Все эти гадкие и ненастоящие комнаты, ненастоящие люди, которых он только что встретил, ненастоящие тьма и лучи солнца вышли будто из Зазеркалья, из Нижнего мира! Этот дом, словно напичканное реквизитом гнездо, отзывался ему чуждым, в отличие от привычных земных катакомб… Кусочки сознания собираются на первом этаже, где Кокичи забредает в ещё одну комнату, которая появилась так же из ниоткуда и, как последняя веточка гнёздышка, завершала всю конструкцию мнимого вертепа. Внутри стояли всего два одинаково зелёных кожаных кресла напротив двух узких окон. Здесь не было люстры, но из середины стены вырастал настоящий камин с деревянным крестом выше, от которого Ома покривил носом. Также, в отличие от других помещений, тут бесконечный травяной ковролин обрывался. Пахло теплом, древесным углём. Ома как можно тише закрывает дверь и подходит к одному из сидений. Перед ним он стоит ещё полминуты, не решаясь сесть, потому что под грудной клеткой тлеют последние угольки собственного жара и если он сейчас упадёт, то никогда не поднимется. Кокичи пронзает злющий холод, из-за чего он всё же забирается с ногами на кресло, облокачиваясь на мягкую спинку. Пустота окутывает его, и юноша становится невесомым. Хотелось верить, что Кокичи всё ещё дитя, окрещённое удачей и даже не думающий о том, как бы выжить до завтра, хотя, прячась в доме Каэде, мальчик, кажется, избегает многих угроз… Из рта вырывается короткий смешок, несвойственный этому помещению. Будто он смеялся в церкви, руша сокровенный священный покой. Хару проиграл! Даже не успев сделать и одного хода, Кокичи Ома проиграл: все его фигуры нагло сбросили на пол, а ферзь, перепрыгнув всё поле, поставил чёрному королю мат! А ведь Тёмный Лидер с самого начала был смешон. Однако в теории это возможно! Можно убить все подпольные организации, которые мешали ему жить!.. Но что сам Вор делал бы, выиграв партию? Ему не на кого опереться, не к кому возвращаться и некуда идти одному… Прослыть авантюристом или странником он не хотел, потому что Кокичи мечтал совершенно о другом: о Доме, который романтики описывают в своих книгах и в котором его ждут. Там царила бы шалость и любовь! Это глупо, что Призрачному Вору хотелось именно тепла, ведь, казалось, злодеи мечтают совсем-совсем о другом… Но все его мечты — ложь! Он помнил спокойное время только из глубокого детства, а сейчас сознание опиралось на красивые картинки из фильмов. Была ли жизнь в приюте счастливой, как помнилось?.. Скоро начнётся утренняя молитва и завтрак, потом несложные занятия, где рассказывают о лекарственных травах и совершенно ненужных вещах, после обед, прогулка и… ещё что-то, Ома уже не вспомнит. — Эй! Кокичи, ты как обычно заснул… Я не буду повторять одно и тоже в сотый раз! Цумуги. Синие волосы и школьная бело-голубая форма. Цумуги Широганэ сидела сбоку от него, на втором кресле. Он услышал её слова, но перевести взгляд не решился, продолжая смотреть на божий крест. — Э-эй, Ома-кун! — девушка помахала рукой перед его глазами, из-за чего названный проморгался и всё-таки поднял на неё глаза. — Я же правильно произнесла? Фух… Но эта фамилия совсем тебе не подходит!.. — она развалилась на кресле, скрестив и вытянув ноги. Её глаза под стёклами очков закрылись, дав Кокичи время на осмысление. Человеческой памяти трудно доверять — это Лидер знал… Но не верить собственным глазам он уже не мог! — Как? — удивление не проявляется на лице, однако всё внутри Кокичи больно превращается в кашу. Просто жить тем, чем живёшь, не так уж трудно. И Ома из тех, кто больше принимал, нежели противоречил. А если он и противоречил системе, то это вновь и вновь превращалось в примыкание. Так и сейчас эта девчонка всего лишь визуальный глюк! Такое ведь и раньше случалось… Надо всего лишь перетерпеть и после выспаться. — Как? — Цумуги плавно поднимается, при этом пальцы её сжимают полотно кресла, из-за чего на ткани остаются характерные следы. «Она ненастоящая». Её волосы плавно окутывают плечи, а стук обуви о дерево раздаётся особенно чётко. «Нет, Цумуги — галлюцинация». — Потому что я твоя семья, Кокичи! — её пальцы сплелись за спиной, а лицо поразила слабая улыбка. Ресницы задрожали, а губы открылись в нерешительности… Семьёй, наверное, для него могла стать Харука, но, ведя разгульный образ жизни, она являлась в большей степени наставницей, нежели матерью. «Цумуги всегда надо мной смеялась». Лабиринт под Публичным Домом обрёл для него родной вид, но не люди там — он понял это, только оставшись здесь и не желая никого видеть… «Она лжёт». Цумуги — единственная, кому он может доверять?.. Нет-нет! Ома противоречит сам себе! Все они ему дороги! Кокичи не смог бы заменить Миу, Киибо, D.I.C.E. девушкой напротив! — Н-но это не так… — мечется мальчик. — Ха-ха, что? — её лоб сморщился в тревожном выражении. — Но у тебя же никого нет ближе меня… Ты даже представления не имеешь о том, как родня должна выглядеть. Всё отбросил, сбежав во внешний мир! Глупость. «Я говорю сам с собой». — Нам пора, Ома. Нет смысла оставаться с Птичками! — Широганэ-чан, не утруждайся меня вразумлять, а иди куда шла… или лети?.. Извини, не разбираюсь в призрачных маршрутах, к счастью, — стук сердца замирает в больных глупых глазах визави. — Всё продолжаешь шутить? — руки Цумуги опускаются по обе стороны бёдер, а сама она отклоняется корпусом назад. — Так проще, — улыбка мученика искажает настоящее выражение его испуганного лица, в нём бьётся вопрос: «Когда это закончится?!» — Верно, верно… «Она нереальная!» Пальцы девушки крепко схватили запястье Омы. — Блять! — Ты разве не понимаешь?! Никто из них не провёл с тобой так же много времени, как и я! Тебе не нужно строить что-то новое! — она нависла над ним, и Кокичи отчётливо почувствовал касание юбки на голых коленях. — Пошли! Скорее! Нам стоит вернуть всё на свои места! — Кокичи падает на пол с кресла, проскальзывая по деревяшкам. Под невероятной для девушки силой ему приходится встать и второпях следовать за тянущей его рукой. — Цумуги! — он вырывается. — Я должен их спасти… Должен остаться здесь! Она останавливается и продолжает говорить, стоя к нему спиной: — Зачем? — Я пообещал… всем им, — Лидер держит себя за больное запястье. — Им? А эти люди для тебя что-то значат? Ты страдаешь днями напролёт, не в силах встать с кровати и вправду помочь кому-либо! Лжец! — она разворачивается, вцепляясь ему в шею. — Да отвали от меня! Я не пойду дальше вместе с тобой, потому что жить мне нравится намного больше! Чего в этом такого непонятного? Вина, сомнения, потери, отчаяние не заставят меня бросить всё! — после он перехватывает её вторую ладонь, которая летела ему в голову. В омертвевших зрачках нет жизни. Губы её шепчут: — Такой, как ты, не может быть кому-то верен… — волосы Широганэ чернеют, а пальцы скользят по горлу Кокичи. — Тогда почему ты бросил меня?! Почему ты убил нас?! Он открыл глаза и тут же вспомнил: приют, дети в бинтах, Цумуги!.. Он вспомнил эксперимент, который… — Тебе хуже, чем обычно, — на месте девушки сформировался мутный силуэт Рантаро, сидящий на втором сидении. Ома вцепился ногтями в подлокотники кресла, частые глотки воздуха заставляют задыхаться. Кошмар, казалось, сотый за все дни, проведённые в этом доме. В его глазах темнеет, а язык заплетается при первой фразе: — Ты не видел, когда мне худо… — на выдохе произносит Ома, держась за лоб. — Уже недели полторы любуюсь этим зрелищем, Лидер, — на удивлённый взгляд друга Амами решает укоризненно продолжить: — У тебя лихорадка. — Впервые болею… — и это правда, хоть Рантаро наверняка принял это за изломанную шутливость Омы. — Так, как ты здесь оказался, милый друг? — Обычно при болезни не откидывает память… — он подпёр рукой голову, отводя взгляд, — Ты сам мне позвонил. Голос его отвечал запоздало, и Кокичи совершенно онемел, как будто сейчас произойдёт что-то, сравнимое с точкой невозврата. Немного погодя Ома приходит в действительность: — Ты врёшь мне. Я не помню твоего номера… — Хару задирает голову вверх, пялясь на потолок. А ещё телефон его потерян, находить он его не собирался. — Смекалки тебе не занимать, — безучастная улыбка. — Я искал тебя. Церковь Святого Спасения отомстила за Бабочку… Краем глаза Кокичи уловил беззаботное пожатие плеч, которое совершенно ему не понравилось. Рантаро редко шутил о подобных вещах. — И теперь ты винишь меня в этом? — Вор вздёрнул бровь. Понять, что творилось в голове у друга, не так просто, ведь Рантаро тоже умел лгать и пользовался этим. — Бабочки по наводке атаковали штаб Организации. Тем самым объявили вам войну, в которую втянут и мою семью… — выражение лица Амами тускнеет, становясь совершенно непроницаемым. — Понимаешь? Подпалив крылья Харукаве, ты запустил эту цепь смертей… — последовало длинное волнующее молчание. Такое, что Ома уже сам хотел продолжить диалог, опустив обратно голову, если бы его не перебили: — Маки отрезала тебе уши. На что из Кокичи инстинктивно вырывается: — Миу и Киибо не так просто убить, — машет Лидер рукой, отворачиваясь и зажимая рот ладонью. Месть? Бред. Маки бы не упала так низко, верно ведь? — Ты больной, Ома. Она зарубила их всех! — Модель вскакивает, резко подхватывая Хару за воротник. — Я не погружён в дела Организации и почти ничего не знаю! Без понятия, что с D.I.C.E. и остальными! Ты можешь хоть что-нибудь сделать?! Кокичи ничего не отвечает, смотря на давно потухший уголь в камине… Смерть сродни жизни. Многие умирают и выживают — это дело удачи. И Кокичи Ома теперь старался действовать для живых, а не для мертвецов, поэтому сейчас вопрос стоял лишь в том, сколько людей у него осталось. Что-то подобное он подумал бы, откинув чувства… Однако сейчас в нём царил ворох эмоций и ожиданий, сродни истерике. Противоречия слились воедино и стали представлять бесформенную массу. Рывком сильные руки, сжимающие ткань, расслабляются, и Кокичи падает обратно в кресло. — Ноешь и ноешь, как девка, — Амами кидает мальчику под ноги пакет. Из кулька показывается шахматный шарф и белые ткани. И тут в мыслях резко что-то щёлкает: всё сказанное резко становится неважным. Эту грань он сможет перешагнуть, сможет осмыслить, что ему поведала голова Цумуги! Он сможет спасти всех. Кокичи верит, что его товарищи не умерли! — Вторая партия должна быть лучше… — шёпотом произносит Кокичи Ома, закусывая нижнюю губу. — Что? — вопросил нависший над ним Рантаро. — Теперь играем за белых, Амами-чан! Пха-ха, — юноша поднял голову, и его щёки чуть свело от широкой улыбки. Синий блеск загорелся в его отравленных жизнью глазах, ведь азартным игрокам не жалко и душу поставить, когда уверен в победе!