Серёжа

В 19 лет мне случилось впервые посетить деревню. Я бы никогда не поехал туда по собственному желанию, выросший в цивилизованном городе в кругу обеспеченных и сложившихся людей, коими были мой отец и его друзья. Отправить меня в деревню было его инициативой. Я должен был срочно помогать в быту своему старому деду, которого я видел единственный раз в жизни более десяти лет назад, и даже не представлял как выглядит человек, а до этого самого момента, даже не догадывался, что он вобще существует. Это был отец моей сбежавшей матери, и я упорно не видел смысла помогать этому человеку и иметь с ним дело в принципе. Но отец решил бить по больному и пообещал мне за лето, проведённое в глухой деревне, собственный автомобиль. Для меня, выросшего в роскоши и богатстве, получавшего всю жизнь то, что хотел, и не обделённого вниманием, было просто унизительно в свои 19 лет не иметь машины. Я был уверен, что постоянно баловавший меня отец подарит мне её, едва мне стукнет 18, но он почему-то медлил. И теперь, чтобы заработать заветный подарок, я угрюмо складывал свою одежду в чемодан, с которым объездил пол Европы, а теперь должен катиться в заброшеное селение, название которого уже даже никто не помнит. Я уже чувствовал, как много потеряю этим летом. Поездка в Европу, Америку, Египет, вечеринки на моей даче с друзьями. Уверенность в том, что моя дача была больше, чем вся дедовская деревня, переполняла меня. Но ещё больше переполняло уязвлённое самолюбие. Я, Герасимов Кирилл, когда-то самый популярный мальчик в школе, красавец всех местных и неместных улиц, богач, косвенно владеющий половиной денег своего отца, и оттого нигде не учащийся и проживающий жизнь на максимум, за свою жизнь не сделавший ничего полезного и не привыкший к работе, должен ехать копать огород. В моём мозгу уже давно крутилась мысль о том, что едва я возьму в руки лопату, на моих ладонях выскочат такие мазоли, что я не смогу заниматься никакими делами до конца лета. Но всплывающая в мечтаниях машина цвета мокрого асфальта, заставляла энергичнее складывать вещи и даже придавала оптимизма. Ещё одной унизительной проблемой стало то, что до деревни я добирался на старом пыхтящем автобусе, в котором воняло потом, перегаром и дешёвыми духами, на которые у меня уже успела развиться аллергия, и я беспристанно чихал всю поездку. Обида на отца за отказ довести меня хотя бы на такси всё больше расползалась по мне, когда я вылез из автобуса и оказался практически в чистом поле. Мои кроссовки, стоящие дороже, чем все дома, которые я увидел впереди, тут же покрылись противной пылью. Я пожалел о том, что красиво оделся, но и натянуть на себя вещи из колхоза я бы не позволил. Белая футболка прикрывала верх моих шорт, в кармане которых лежала уже, по всей видимости, ненужная банковская карта. Цепочка на шее, с которой я никогда не расставался, звякнула, ударившись о циферблат моих часов, когда я наклонился, чтобы стереть пыль с обуви. Мне было не так жаль запачкать руки, как кроссовки. Это был конец мая. Жара стояла невыносимая. Я не ориентировался в этой деревне, я даже не знал как располагаются здесь улицы. По словам отца, меня должны были здесь встретить, но я пока увидел только одиноко гуляющую козу, которую очень сильно испугался. Я стоял совершенно один, нагруженный сумками и оглядывался по сторонам, как ребёнок, отставший от родителей. Моя голова нагрелась как сковородка и я бы уже мог жарить на ней яишницу. Позади меня был зелёный луг, граничащий с небольшой лесной полосой где-то вдалеке, а вперёд меня вела кривая тропинка, застеленная пылью, по бокам от которой, чуть дальше от меня, начинали расти покошенные домики размером в туалет на моей даче. Я надеялся, что отец не стал бы меня отправлять в это ужасное место, если бы не знал, что мой дед живёт достойно для такого внука как я. Но вряд ли в таком захолустье было возможно построить замок. Я стоял минут двадцать, умираемый от жары. Здесь не было куда присесть, и мои ноги уже страшно гудели от усталости. Облокотившись на чемодан, я безрезультатно обновлял свой телефон, бесполезно надеясь на появление интернета. Более того, я не смог банально дозвониться отцу, и в тот момент ощутил настоящую волну паники. Я привык за свои 19 лет, что при любой ситуации я звоню отцу и он всегда берёт трубки, и в большинстве случаев почти сразу решает проблемы. В основном мои звонки всегда касались вопроса денег, которые стоит перевести на мою карту, но сейчас всё казалось гораздо масштабнее. И когда я уже охваченный беспомощностью хотел бежать по следам автобуса обратно в город(хотя на самом деле эта мысль пришла мне уже после, а в тот момент я хотел просто упасть на землю и разреветься), ко мне подошёл квадратный мужчина с ужасными бакенбардами и поприветствовал меня грубым голосом. Я ответил ему что-то резкое и неприятное, сразу же выговорил за опоздание. Ко мне никто никогда не опаздывал, и я считал верхом неуважения ко мне явиться на место встречи после меня. Мы пошли с ним вперёд по тропинке, и я с трудом катил свой чемодан. Я ниогда не делал это сам. Я никогда не поднимал ничего тяжелее школьного портфеля, и то в последние годы я использовал своего одноклассника в качестве его переносчика. Дом, куда меня привели, был ужасен. Крыша того и гляди съедет, причём не только у дома. Забор, огораживающий территорию, я мог бы с лёгкостью переступить, сарай стоящий в углу территории, очень кстати напомнил мне гроб, а в бочке с водой мне сразу же захотелось утопиться. Мужчина бросил меня у калитки и молча ушёл, даже не сказав ничего по поводу моего недовольства. Я бездумно смотрел на дом, который, казалось, пережил четыре мировых войны. Я прожил 19 лет в самом богатом квартале города, и в моей голове никак не укладывалось, чтобы люди где-то до сих пор жили настолько прошлыми веками, что того гляди, из сарая сейчас выйдет Наполеон или Пётр Первый. Я несмело ступил за калитку и моя нога погрузилась в мерзкий песок. Я уже мысленно прощался со своими кроссовками и с болью в душе продвигался дальше. Крыльцо подо мной страшно заскрипело и я спрыгнул с него, чувствуя, что скоро оно развалится. Дверь в дом пугающе смотрела на меня, и я молча сверлил её в ответ. Я поднялся медленно и осторожно, а когда открывал дверь, молился всем известным Богам, хотя никогда в них не верил. Дома внутри пахло плесенью и старостью, меня чуть не вывернуло наизнанку. Я задержал дыхание и прошёл вперёд. Мне хватило шага, чтобы из тесной прихожей очутиться в зале, который, по всей видимости, был ещё и столовой, так как у окна стоял стол, за которым сидел дед и хлебал ложкой жёлтый суп. Дед собственно был такой же жёлтый, как и его похлёбка, разносившая по комнате отвратительный аромат пережаренного лука. Деда я представлял приблизительно таким, каким он и оказался. Худой, вялый, лысый, с белёсой бородой, норовившей залезть в тарелку, морщинистый, с потерянными на лице глазами. Мешком висела на нё голубая рубашка и чёрные штаны, из под которых выглядывали волосатые костяные ноги. Я бросил свои сумки у стены и молча замер, не зная, что сказать. При виде меня дедушка расплылся в улыбке и перестал жевать. Он устало поднялся с лавки и болезненно потопал ко мне. В тот момент у меня промелькнула гадкая и грешная мысль, что если он умрёт в ближайшие дни, то мне не придётся торчать здесь до конца лета. -Приехал...- радостно выдохнул он рядом со мной и повеял своей старостью, что мне стало плохо. -ЗдорОво, дед- пренебрежительно произнёс я, делая шаг в сторону, чтобы у него не возникло желания меня обнять. -Суп тёплый ещё. Ты голоден?- неловко промямлил он. По правде я очень проголодался, но не до такой степени, чтобы жевать подозрительный суп. Я помотал головой и спросил, где могу прилечь после дороги. Дед засуетился и замахал руками в разные стороны. Я уж подумал, что мне придётся ночевать прямо здесь, на лавке, но к счастью мне хотя бы выделили отдельную спальню. Не скажу, что это сильно меня обрадовало. Половину комнаты занимала кровать, стоящая прямо под окном, а значит в лицо будет нещадно палить солнце. Больше собственно тут ничего и не было, разве что на стене висела фотография моей матери, которую мне захотелось убрать подальше. Она смотрела на меня своими змеиными зелёными глазами с каким-то злорадством. Я видел её за свою жизнь не так много раз. Она предпочла после моего рождения резко начать жизнь заново. Поселилась в Америке, удачно вышла замуж, родила каких-то негритят, и раз в год приезжала на Родину, чтобы навестить нас с отцом и похвастаться своей чудесной жизнью в Штатах, и после этих рассказов моё желание лететь отдыхать в США резко падало до нуля. Я мать не уважал нисколько. Несмотря на то, что она пыталась меня задабривать подарками. Меня льстило, что я не похож на неё ни цветом глаз, которые были у меня голубые, ни цветом волосом, чёрный оттенок которых получил от отца, а рыжие пряди матери не отразились на мне ни капли. Я никогда не мог понять отношение отца к ней и его слова о том, что он всегда рад ей в своём доме. Может я просто не познал всю сущность любви, и потому мне это неведомо. Я сам имел много отношений, но все они были несерьёзными, потому что я так хотел. Одна девушка на один на месяц, а дальше менять на новую. Но я заранее предупреждаю об этом. А моя мать сначала завела семью, а потом уже кинула. Я не знал, поддерживает ли дед общение с моей матерью, а спрашивать не хотел. Дед сейчас стоял в спальне, отведённой мне, и пытался что-то выговорить, двигая руками. -Вот так, Кирюш, вот так...- пыхтел он- Я вон на кухне. А ты здесь. Отдыхай, отдыхай. Он закрыл за собой дверь и оставил меня наедине с моим отчаянием. Я разлёгся на кровати, но мне было жутко неудобно. К тому же от постельного белья несло хозяйственным мылом. Я тут же достал из сумки духи, которые выпросил у отца в Париже, и побрызгал ими всю комнату. Закрыв глаза, я ощутил этот запах денег, но открыв их, вновь очутился в бедной реальности. Связи в телефоне по-прежнему не было, и я полчаса просто пялился в экран, ожидая её. Но безуспешно. Живот упрямо просил еды. Я не вытерпел и вышел из комнаты. Дед сидел в кресле, расположенным сбоку от стола, и смотрел телевизор. -Связь есть?- коротко спросил я, поднимая руку с телефоном. -В доме редковато. Подожди её на улице. Я недовольно вздохнул и бросил на него презрительный взгляд. Молча развернувшись, я двинулся к выходу. Только сейчас я заметил, что даже не разулся при входе в дом, но моя совесть на это ничего мне не сказала. Я двинулся в путь по деревне, словно ожидал увидеть здесь дорогой ресторан. На самом деле был бы рад самому обычному магазинчику. Но пока мне попадались только одинаковые нелепые дома. На территории одного двора рос красивый абрикос, но плоды его были ещё зелёные. Я подумал, что ничего критического не случится, и подойдя ближе к забору, потянул руку к ветке. Моя жадность и мой голод затавили меня сорвать сразу несколько абрикосов и сложить в отогнутый край своей футболки. Однако откусив один и почувствовав отвратительную горечь, я отпустил руку и фрукты покатились на землю. Я согнулся в двое и закашлялся. На моих глазах стояли слёзы. -Ну и мерзость- выругался я вслух. -Они ещё зелёные- с важным видом заявил детский голос за моей спиной. Я обернулся не темноволосую девчонку не преодолевшую ещё в своём возрате барьер в десять лет. Она бестолково моргала глазами, как делают все дети. Меня это раздрожало. Я не любил детей. -Я вижу. Не слепой- огрызнулся я в ответ на её реплику. Она испугалась злости, промелькнувшей в моих глазах и обиженно начала отступать. Я, раздражённый донельзя, хотел прикрикнуть на неё, чтобы она уходила быстрее, но вместо этого прищурился и вопросил: -У тебя есть что-нибудь более съедобное? -Что?- задала она самый глупый вопрос, после которого ещё больше захотелось на неё закричать. Я сделал сдержанных вдох и нервный выдох. -Еда- просто пояснил я. -Пирожки. -Принеси. Она искоса глянула на моё лицо и молча ушла. Я так и не понял, принесёт она мне пирожки или нет, но небольшая надежда в моей душе была. И хоть я был слишком ввсокомерен, чтобы питаться крестьянской выпечкой, я сел на лавку у забора и задрал голову вверх, в ожидании перекуса. Солнце жгло мне лицо и я устал постоянно щуриться. Когда девочка принесла мне пакет с пирожками, я уже чувствовал себя перегретым. Пот лился по мне ручьями, а моя аристократически бледная кожа уже наверное вся обгорела. Я со страхом осматривл руки, боясь, как бы они не потемнели ни на тон. Девочка молча протянула мне пакет. -Что внутри?- спросил я -Картошка. -Всё? -Всё. Я не особо доверял детям. Кто знает, вдруг она подсыпала мне яду. Но один человек однажды сказал мне, что я настолько токсичен, что отравить меня просто невозможно, и потому я откусил кусок от принесённой мне выпечки. Солёной жирное тесто оказалось не таким уж и противным, но куда хуже, чем дорогие плюшки из моей любимой кофейни. Она молча смотрела как я жую. Она вобще глядела на меня с особым любопытством и всё пыталась подступиться ближе. Наконец, когда я уже взялся за второй пирожок, она выпалила давно интересующий вопрос. -Что у тебя на ушах? Я инстинктивно поднёс к ним руки, нащупав пальцами серёжки-гвоздики, коих было две в каждом ухе. Я считал украшения лучшим способом самовыражения. Помимо серёжек и подвески на шее, я ещё носил серебряный перстень на среднем пальце правой руки. А когда-то у меня было и золотое кольцо, которое я потерял в Чёрном море. -Это серёжки. У тебя в ушах такие же- произнёс я и тут же с ухмылкой добавил- только мои в 25 раз дороже. -Но ты мальчик? Я нахмурился и хотел проигнорировать этот вопрос, но во мне проснулось резкое желание к толерантному воспитанию молодёжи, и я, отложив пирожок, гордо проговорил: -Я мужчина. Серёжки не определяют гендер. Я имею право носить то, что мне нравится. -А юбку?- тут же включилась девочка. -А юбки только для девочек. -А как определить, какая вещь только для девочек, а какая и для девочек и для мальчиков? Я завис. Моё сознание не придумало ответа на этот вопрос. Я махнул рукой и не придумал ничего лучше, чем сказать "ты ещё не поймёшь". Девочка всё крутилась рядом, не давая мне нормально поесть. Я не любил когда меня так откровенно рассматривали, хотя мне и льстили чужие взгляды. Я считал себя ужасно красивым, и потому знал, что людям приятно смотреть на меня. Но она уже не просто смотрела, а пялилась. -Хватит так смотреть!- не выдержал я и сунул ей обратно пакет, где остался ещё один пирожок- Дуй обратно домой. -Ты злой. -Знаю. Кыш. -Надо было тебе пирожки с капустой принести- и она показала мне язык. -Сама ешь. Я поднялся с лавки и зашагал дальше, выискивая глазами что-нибудь созревшее, но в конце мая ещё нет такого урожая, какого бы мне хотелось. Как-то совершенно случайно я вышел к речке и на самом деле чуть не подскочил от радости, ведь увидел здесь практически своего ровесника. Какой-то парень, стоя по колено в воде, набирал её в ведро. Я спустился поближе к берегу и тут же пожалел об этом, потому что на мои кроссовки налип песок. Я выругался, чем привлёк внимание деревенского незнакомца. Он медленно выходил на берег, неся ведро перед грудью. Одет был как деревенский Иванушка, в какую-то белую не то футболку не то рубаху, и в штаны, закатанные по колено, но это не помешало воде намочить их. Босой, он вышел на берег и поставил ведро в песок. -На речку и не ходят в одежде из Милана- сказал он с улыбкой в ответ на мои возмущения. Лицо его было приятным и каким-то до невозможности простым. Я считал себя по-сложному красивым, а он оказался по-простому красив. Лохматый, чумазый, с царапиной на щеке, а всё равно красивый. Светло-русые волосы, которые казались белее его то ли смуглой то ли загорелой кожи, чуть заметно вились и касались топорщащихся ушей. Глаза у него были пугающе чёрными, но всё равно какими-то добрыми, особенно они просветлели когда он улыбнулся, сверкая белоснежными зубами. Телосложением он был худ, но я заметил силу его рук и ног. Вот этот человек точно привык к работе. Вот этому человеку точно место в деревне. А обо мне что говорить? Я прищурил глаза и высокомерно ответил: -За собой нужно ухаживать в любом месте. Если я на речке, я не обязан выглядеть как клоун. Его это не оскорбило, он только снисходительно улыбался. -Тебя и не звали в наш цирк. Парень развернулся, взяв ведро и поднялся к иве, роняющей свою тень у берега. Мне было невообразимо скучно и я направился за ним. Он сел прямо на землю, что вызвало у меня внутреннее содрагание, взял в руки какую-то майку и опустил в ведро с водой вместе с мылом. Я снова почувствовал этот хозяйственный запах. Он старательно оттирал какое-то красное пятно от белой ткани и не переставал чему-то улыбаться. Пока голова его была наклонена, глаза таяли под белёсыми бровями. Я мысленно представлял, что если приодеть этого парня, то он бы без проблем составил мне конкуренцию в обольщении дам. Наверное и хорошо, что он сидит в своей деревне и никого не трогает. -Ты местный?- спросил я. -Да. -Давно? -Всю жизнь. -Соболезную. -Скорее я тебе- ответил он и объективно был прав больше чем я. На шее у него болтался крестик, и я почему-то решил спросить, верит ли он в Бога. -Верю- заявил он кратко. -Почему? Я сам понял глупость своего вопроса, но хотел вывести парня на разговор. -Я его видел. -Да ну. -Во сне. -А я драконов во сне видел. Это не значит, что они существуют. -Это моя вера. Я про твою не спрашивал, хотя ты вполне мог поклоняться Сатане. -Его тоже не существует. -В твоём мире, может быть. -Мы живём в одном мире, чудак. -Не спорю. А мне жутко хотелось, чтобы он поспорил, но он молча продолжал ручную стирку. Я решил перемолчать его, но это в итоге напрягало только меня. Он закончил стирку, повесил майку на растянутую прямо на берегу верёвку, и вернулся под иву. Парень лёг, облокотившись на ствол, выщипнул травинку и сунул в рот. От этого у меня заболели губы. Я не понимал как можно это делать. -А ты как тут?- наконец решил заговорить он, пожёвывая травинку. -К деду отправили. -К которому? -Не знаю имени. -А фамилия? -И фамилии. Он усмехнулся. -А сам? -Герасимов Кирилл Евгеньевич- представился я с официальностью и гордо задрал подородок, но моё имя абсолютно ни о чём не сказало новому знакомому. Я остался популярен лишь в пределах своего города. -Сергей Потёмкин- он было протянул мне руку, но заметив мой пренебрежительный взгляд, тут же понимающе одёрнул её и поднёс к губам, вращая своё зелёное лакомство. Я молча разглядывал Сергея. Его влажные чавкающие губы, щурящиеся тёмно-карие глаза, опускающиеся вниз брови, широкий нос, каждую кудряшку светлых волос, ярко выраженную ключицу, виднеющуюся за воротником рубахи, вздутые вены на больших руках, длинные перебегающие по травинке пальцы, босые грязные ноги, испещрённые царапинами и шрамами. Парень долго глядел вдаль на речку, погружённый в свои мысли, и эта задумчивость делала его очень красивым. Я, как модель, посетивший ни одну фотосессию, уже ярко представлял, какие красивые и атмосферные кадры можно было бы сделать прямо здесь, у этой ивы с Сергеем. Он в то время отвлёкся от созерцания воды и заметил моё наглое внимание. Как-то странно усмехнулся и покачал головой. Мне стало неловко. Я редко чувствовал себя неловко. Я с детства чувствовал превосходство над другими, свою уникальность, и потому рядом с людьми чувствовал себя открыто и уверенно, но этот человек заставил меня значительно смутиться. Но я не показал этого. Моё лицо приняло бестрастное выражение и я гордо отвернулся. Но краем глаза всё равно наблюдал за новым знакомым. Он наклонился вперёд, оторвав спину от ствола дерева и, наклоня голову, посмотрел на меня с ухмылкой. -С таким самолюбием тебе здесь будет плохо. Я бы даже назвал это не самолюбием, а избалованностью. Изнеженный, как и все городские.- сказал он насмешливо. -Я не как все городские- заявил я упрямо и даже обиженно- Я особенный. -Интересно- Сергей вытащил травинку и бросил на землю, после чего встал на ноги, помогая себя руками. -Что в тебе особенного? Он спрашивал без притензий, без недовольства, без какого-либо недоумения, и без желания доказать мне обратное. Ему скорее было любопытно. -Не знаю. Но я считаю себя таковым. Мой отец богатый. И я богатый. И я красивый. Я модель. Ещё я один раз снимался в кино. У меня много поклонников. Девушки меня любят. Жизнь меня любит. Она даёт мне всё, чего я хочу. Мой собеседник прищурился. -Ты так мечтал попасть в деревню? Жизнь богато тебя наградила. Здесь сквозила явная ирония. Сергей даже негромо засмеялся, после чего снял с ветки рядом стоящего дерева огромную соломенную шляпу и водрузил себе на голову. Она смотрелась совсем нелепо, и в этот момент даже красивость Серёжи для меня перестала быть красивостью и стала смешной глупостью. Он не стал дожидаться моего ответа и вышел на тропинку, а я счёл это за грубое оскорбление и неуважение. -Это неважно!- обиженно крикнул я вслед-Я здесь ненадолго, а ты на всю жизнь. -Для тебя это станет куда большим наказанием. Я бы провёл здесь хоть две жизни- жизнерадостно улыбаясь, ответил мне он, и, насвистывая, пошёл куда-то по тропинке. Шёл он расслабленно и в развалочку, наслаждаясь погодой и явно никуда не спеша, но скоро пропал из моего поля зрения. Я привык, что никто не бросает моего внимания, а Сергей нарушил все мои привычки. Я был так зол, что выкинул в речку постиранную футболку и ведро, оставленное на берегу. Мыло я трогать не стал, уж слишком воняет хозяйством. Я угрюмо смотрел, как плавает на поверхности воды ведро и пытался понять, что думает обо мне его Величество Товарищ Потёмкин. Мне он казался ещё более высокомерным, чем я. Местный деревенский мажор. И решил прибавить себе ценности и поднять самооценку, унизив меня. Но я так просто не дам себя опустить. Буря в моей душе медленно угасала, вместе с тем угасало и солнце, и наползал вечер. Я брёл домой максимально медленно, и мои мысли крутились вокруг чего-то, чего я сам не мог понять. Моя голова была одновременно пуста и полна, и это очень раздрожало меня. Уже явно виднелся закат, когда я подходил к дедовскому дому. Со стороны поля хорошо было видно спускающееся за горизонт солнце, и оно меня очень раздражало. Солнце должно быть круглым и висеть на небе, а то что я видел сейчас было несчастной половинкой, теряющейся где-то вдалеке. Это уже не солнце. Я не хотел домой. Там воняло стариной и пылью. Я обошёл территорию двора и увидел с обратной стороны дома лестницу, прислонённую к стене. Она вела на крышу, где была открыта дверца на чердак. Я несмело забрался на пару перекладин и устроился на одной из них. Сидеть было однозначно неудобно: узко, жёстко, да ещё и страшно, что сейчас всё сломается и я полечу вниз. Я вынул из кармана свой телефон. Связь ловила плоховато и я рискнул залезть выше. Ноги дрожали, а глаза боязливо поглядывали на далёкую землю. Я сразу же набрал отца и прислонил телефон к уху. Шли глухие гудки и долгое напряжение, прежде чем он взял трубку. Я услышал усталое "Ало" грубого любимого голоса, и сердце моё так радостно затрепетало, будто я не видел этого человека год, хотя не прошло и суток с нашей последней встречи. -Ты как?- сухо спросил я, пытаясь показать голосом, как мне плохо, но в то же время, что я не сдаюсь. Я думал, отец пожалеет меня и отправит домой, но всё это будет по его инициативе, а я большой молодец и заслуживаю подарка в виде нового автомобильчика. -Много работы было. Сейчас ещё в офисе сижу. Сегодня ещё разбирался с твоим продюссером и фотографом. Отменял фотосессии, которые они сами назначили на июнь без нашего соглашения. -Я мог бы и приехать для съёмок- сказал я равнодушно, как будто бы не заинтересованный в этом. -Сиди уже там, раз приехал- прозвучал разочаровавший меня ответ. Я молчал. -Или ты уже устал?- уточнил отец. -Да- я всё-таки сознался и решил не ломать комедию- Я даже не мог тебе позвонить весь день. Я сижу сейчас на крыше и в любой момент могу упасть. -Забрать тебя? -Но машину ты мне не купишь? -Ты же не справился. -Ладно. Не думай, что я сдался. Я ещё потерплю. -Я понимаю, что тебе тяжело, сынок. - голос отца зазвучал мягко и в моей душе вспрыгнула надежда на помилование- Тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Тебе там скучно, тебе там плохо. Я тоже здесь не на курорте. Работы много. Оба с тобой отработаем это лето, и в сентябре счастливые поедем в США. -Только не говори, что к матери. -Могли бы и её навестить. -Никогда в жизни. -Ну а куда ты хочешь? Я погрузился в позитивные размышления, соскучившийся по нормальному отдыху. -В Испанию- ответил я однозначно. -Как скажешь. -А часы купишь мне новые? -Конечно. Выберешь, как домой вернёшься. -И телевизор на дачу. -Понял, будет. -Отлично. Уже жду сентября. -Я тоже, Кир, тоже жду. Всё хорошо у тебя в целом? Здоровье как? -В норме- вздонул я, хотя чувствовал себя ужасно больным и мечтал о хорошеньком санатории. -Звони, как время и связь есть. -В гости заезжай. Он ответил долгим молчанием. -Посмотрим- прозвучало наконец, и эта неуверенная фраза очень расстроила меня. Я обиженно и грустно смотрел вниз, и высота уже не пугала меня. Меня пугало, что я не увижу отца до конца лета. -Терпи, Кирюш. Одыхай. Природа там у деда. Сходи на речку, в лес, в поле. Развейся, а то всю жизнь по дорогим ресторанам и паркам. Смени обстановку. -Угу- только и промычал я. -Пойду закончу работу, и поеду домой спать. Очень хочется, правда. -Понимаю. Спокойной ночи. -И тебе. Люблю тебя. -Да. -Пока. -Пока. Я не осмеливался сбросить, и ждал пока трубку положит отец. Я представлял сейчас его уставшее лицо и его статную фигуру в чёрном солидном костюме. Представлял темноту его офиса, и то, как он крутится из стороны в сторону на своём кресле. Пусть я всю жизнь использовал его как источник денег, я всё равно его любил. И любил его любовь ко мне. Ссылку в эту деревню я всё ещё рассматривал как предательство, и было мне от этого ужасно больно. У меня в телефоне висели пропущенные от Лёхи и Тани. Лёха был единственный, кого я считал другом. Все остальные, с кем я хоть как-то проводил досуг, напивался и устраивал вечеринки на своей даче, были просто знакомые, от отсутсвия которых я бы не много потерял в своей жизни. Да и Лёху я особо не ценил. Я с лёгкостью мог находить людей для развлечения, Я их манил и привлекал, и потому никогда особо не дорожил ничьим вниманием. Таня была одна из моих многочисленных временных девушек. Я предупреждал её, что дольше месяца с ней не буду, но официально перед отъездом мы не расстались, и она видимо жила в надежде, что является особенной, и с ней я буду до конца жизни. Но Таня начала раздражать меня уже на первой неделе и я хотел бросить её раньше, но она удовлетворяла меня во взрослом плане, а для меня это было ценно, поэтому я временил. Я не стал звонить ни Лёхе, ни Тане. Я убрал телефон в карман и достал сигарету. Блеснула зажигалка в моей руке, и я втянул в себя никотин. Дым поплыл у меня перед лицом, когда я с наслаждением выдохнул. Своё курение тогда я не считал зависимостью и был уверен в том, что без труда смогу бросить, если будет нужно. Я сидел на сигаретах как на антидипрессантах, хотя в моей жизни мало что можно было найти депрессивного. Иногда я загонялся просто так, от скуки, чтобы оправдывать свою вредную привычку снятием напряжения, хотя это напряжение я выдумывал себе сам, создавая иллюзию того, что зависимости у меня нет и не было. И вобще я полностью считал себя независимым, но очевидно, что был зависим от всего и сразу. От отца, от денег, от богатой жизни, путешествий, алкоголя, сигарет. Я курил до темноты. Выкурил, пожалуй, целую пачку, о чём почти сразу пожалел, ведь вряд ли я потом смогу где-нибудь поблизости купить хорошие дорогие сигареты. На моих глазах то и дело появлялись слёзы, но я не плакал, просто увлажнял глаза. Я чувствовал себя маленьким и брошеным, а также до невозможности униженным. Я всё-таки вынул телефон и набрал Лёху. Включил громкую и пялился в телефон, держа его в одной руке, а второй рукой подносил к губам последнюю сигарету из пачки. Друг как всегда начал разговор резко, как только поднял трубку и в начале выругался всеми известными словами. Он это делал всегда, по привычке, даже если ругаться было не на что. Лишь потом, закончив перечислять все известные маты, Лёха решил поздороваться. -Добрый вечер, Кирилл Евгеньевич- с напускным официозом проворчал он- Где тебя носит? У меня деньги появились, могли бы сейчас пойти выпить. -Меня отец в деревню сплавил. Весь день не мог дозвониться ни до кого. В ответ я услышал оскорбляющий меня смех, и более того, на заднем фоне тоже смеялись, и я понял, что Лёша там не один. -С кем ты там?- спросил я, задыхаясь от зависти и злобы. -Денис, Максон, Димас, Тимка, Федя, Тася и МиниЖорик. Здесь меня ещё больше накрыло. Я не видел МиниЖорика уже полгода. Это был самый мелкий парень в нашей компании, которому едва стукнуло 14. Мы любили его всей компанией и воспитывали как младшего брата. И я, даже сам не понимая почему, очень привязался к мальчишке, хотя не любил тех, кто был младше меня хотя бы на 3 года. Я молчал и переваривал своё разочарование. -Мы у Тима собрались. Культурно попьём, покурим, музыку включим, потанцуем. -А потом пойдём жечь гаражиииии- услышал я сумасшедший крик МиниЖорика. Конечно он это в шутку говорил. В его голове всегда было много бунтарских идей, но он никогда не воплощал их, а только кричал на каждом шагу. -Дай трубку малому- попросил я. -Привет, Кира- проорал Жорик, и по голосу я понял, что он уже полупьян- Приезжай, я тебе перочинку принёс, которую показать хотел. -Я не могу сейчас. -Почему? -Далеко я. -А когда приедешь? -Думаю, что нескоро. -Плохо. -Да. -Ладно, я пойду что-нибудь взорву, а то в квартире Тима слишком чисто. -Давай, брат. Удачи. -Спасибо, брат. Моё настроение упало куда-то глубоко под землю. Я уже не слушал о чём говорит мне Лёха, но слышал гул голосов, доносящийся из трубки. Им там хорошо, а мне здесь плохо. Я один и мне скучно. Так нечестно. Это я самый богатый и самый красивый, самый известный и самый хороший. Я достоин сейчас быть с ними и пить шампанское. Достоин включить на всю громкость свою любимую музыку и курить под биты, бьющие по ушам. Точно, я достоин этого. Но я могу это сделать и тут. -Всё, пока- оборвал я Лёху, который начал издеваться над моим положением. -Три месяца будешь в деревне гнить, да? Ну ты и попал, чувак, вот тебе и богач. Поохлади пыл и подкопи денег. Я сбросил. А потом хотел сбросить и свой телефон. Так, чтобы разбить и не слышать больше никого. Я спустился с лестницы, даже не испытав страха, потому что меня сейчас переполняло другое чувство. Дед в избе ещё не спал, а клубочком сидел в кресле и пялился в беззвучно работающий телевизор. Я бросил ему слова привествия на его радостное: "Как погулял?", и закрылся в своей комнате. Я сделал звук на телефоне на всю и включил жёсткую матную песню. Я пялился в потолок и умирал от нехватки сигарет. Но в этот момент я всё ещё отрицал зависимость, и списывал ломку на тяжёлое душевное состояние. Мне не было стыдно или нелово за свою музыку, я не чувствовал никакого дискомфорта от того, что, должно быть, мешаю деду. Я хотел получить максимум возможного удовольствия в создавшихся условиях. Когда следующей заиграла песня о светлом принце и бесполезной вере в Бога, я невольно вспомнил Сергея, и мысли о нём отвлекли меня от никотиновой тяги. Я вспоминал его лицо, его светлые волосы, его красивый смех. Он всё ещё казался мне до невообразимости лёгким и простым, как набросок великого шедевра. Если его ещё немного доработать, то получится идеальный человек. Да, стоит хорошенько запомнить, что в тот момент я не считал Сергея идеальным человеком. Не помню, что именно я хотел в нём исправить, но скорее всего просто думал сделать его похожим на себя. Дедушка не выдержал после 3 трека, и стоял под дверью, умоляя меня выключить и лечь спать. Я нарочно начал громко подпевать и делал вид, что не слышу просьбы. Но мне самому это скоро надоело, я выключил музыку и почти сразу заснул, хоть и утверждал, что на такой твёрдой кровати я никогда этого сделать не смогу.