— разве ты не можешь понять, что уже ничего нельзя сделать? Мара разъедает остатки моего разума.
Слова любимого человека звучат невыносимо остро и необычайно колко, будто бы клинок серпа затронул каждую клеточку сердца. Разве существуют безвыходные ситуации? За все свои прожитые года Цзинь Юань никогда не опускал руки, особенно когда дело касалось Инсина.
— пока мы вместе, всё по плечу, ведь так? Инсин? Почему ты молчишь? — мужчина бережно берёт чужие ладони в свои, и губами целует каждую забинтованную костяшку, спрятанные под слоями порезы и ожоги, растерянно смотрит, будто бы пытается выискать взглядом потухшие икринки. Но на него смотрят лишь пустые, почти что прозрачно - алые глаза, что когда-то были полны живости и трепещущей нежности.
— потому что я устал от самого себя. Устал пытаться достучаться до своего сердца, срезать чёрные пряди под корень, просто искать смысл жить. Я теряю все свои чувства к тебе, и всю свою память. Наше общее прошлое кажется для меня под завесью дымки, которую я не могу распахнуть. Всё кажется смутным и до жути чужим. — светловолосый пытается огладить нежные, персиковые щëки Юаня. Они, в отличии от его рук, хотя бы мягкие и тёплые. К ним хочется прикасаться, долго ласкать и целовать, пока не онемеют губы.
Юань начал замечать, как часто его возлюбленный стал прятать руки в карманах, сжимая их в кулаки, что ногти с дикой болью впивались в кожу до глубоких отметин. Но физическая боль не могла сравниваться тем, что он чувствовал в данный момент. “ Я уже привык к холоду в груди и боли " — и это было самое грустное и болезненное известие, которое генерал только мог услышать. Ему не хотелось, чтобы Инсин привыкал к мраку и пустоте, потому что он был его хрупким жизнерадостным ангелом, вносящий краски в его жизнь, и одновременно тем, кто мог сгинать сталь голыми руками.
— Инсин, гэгэ...милый. Ты не один. Разве могу я просто сдаться, когда ты так нуждаешься в поддержке? Я по прежнему готов быть рядом и с помощью наших друзей мы найдём решение, как остановить Мару в твоём теле.
— Юань, — взгляд старшего стал непроницаемым, будто даже последнее мерцание в них потухло. Он позвал генерала бесцветным голосом, в котором было ни надежды, ни веры, никаких иных чувств. — многое - многое потеряв, разочаровавшись, перестав испытывать большую часть спектра чувств и эмоций, только ты дотрагивался до моего сердца, заставляя улыбаться и осознавать, что этот мир не так уж и плох, раз рядом есть такой человек. Из-за тебя во мне любовь ещё не так стремительно гасла. Я хотел любить тебя так, как любил многие годы назад, но уже не могу. И я хочу, чтобы ты меня отпустил. Мои мысли всё более и более спутанные, я уже не даю себе контроль о содеянном. Как бы тебе не было больно, эта боль будет не настолько сильна, как та, что может остаться в наших отношенях. Это был выдающийся дар, следовать романтическому порыву, который я ни в коем случае никогда не встречал и больше никогда не встречу. Любовь к тебе научила меня дорожить теплом этого мира. Я буду ценить наши отношения до тех пор, пока всё не забуду.
Почему если стрела, то в сердце? Почему если нож, то в спину? Вдребезги рассыпалась мечта, созданная из гранëного стекла, зеркал и хрустальных призм. За прищуренными глазами Инсина скрывалось огромное страдание. Самые прекрасные слова приходили на ум для описания его брошенной души, самые изящные эпитеты пересекались с его закрывшимся сердцем. Цзинь Юань часто думал о том, что когда свет его жизни был рядом, солнце его волос намекало на то, что он восприимчив к свету. Но разве может весь свет мира погаснуть в тот же момент, когда внутри всё спирает в тиски?
Младший лишь крепче сжал в своих руках его любимого человека, и невесомо вовлёк в поцелуй. Холодные, родные губы, слабое, призрачное дыхание куда-то в переносицу. Вы когда-нибудь замечали, что прощальные объятия самые крепкие? Именно в такие минуты сложнее отпустить друг друга, потому что ничуть не хочется этого делать. Как страшно помнить момент, в котором в последний раз слышал голос человека и который больше никогда не услышишь. Цзинь Юаню было страшно, руки словно намертво прилипли к этому человеку, и совсем не хотели опускаться. Но пришлось опустить.
***
Я буду искать тебя среди бесконечного холодного космоса, сбивая всë на своём пути, и сгорая сам. Но никогда не перестану утопать в твоëм голосе, буду продолжать кричать и скучать по твоим глазам.
Инсин ушёл, отдав ключи от мастерской, забрав с собой большую часть души генерала, если не всю. Когда-то давно они оказались внезапно влюблёнными в друг друга. Безумно, неуклюже, бесстыдно, Цзинь Юань бы добавил — безнадёжно, ибо их неистовое стремление к взаимной, пленительной нежности могло быть утолено только тогда, когда каждый из них в самом деле впитал и усвоил каждую частицу внутреннего мира другого.
Самые дорогие люди уходят именно в тот момент, когда мы меньше всего этого ожидаем.
— боже, как я хотел случиться поцелуем у тебя на ключице. О больше я мечтать и не смел.— невнятно и тихо шептал генерал, пока подушка пропитывалась слезами, и мешалась с ароматом абрикос. Абрикосы — были настоящей символикой Инсина. Его кожа, волосы, каждый сантиметр тела откликался этим ароматом. Инсин исчез из его жизни, оставив выкованный кулон, но только не след его парфюма.
— я обещаю забыть, но я всё ещё буду помнить запах твоих абкрикосовых духов. Поверь, я правда забуду.
