Сквозь шум пробился звук оружия, рассекающего воздух с громким свистом, и он вышел на первый план, заглушив выкрики монстров и хлюпанье размякшей земли под ногами. Сталь ярко сверкнула на солнце и меч с противным чавканьем разрезал толстую кожу.
Люмин будто в замедленной сьёмке наблюдала за тем, как лезвие прошлось по горлу хиличурла и из пореза хлынула тёмно-фиолетовая густая кровь, заливая оружие и струйкой стекая на землю. Кровь её народа сейчас смешивалась с грязью и впитывалась в почву. Кровь людей, которых она поклялась защищать, льётся рекой, топя последние остатки надежды в фиолетовом цвете отчаяния.
Дайнслейф замахивается ещё раз и второй хиличурл падает замертво. Третий в мгновение ока лишается кистей, которые отлетают в скалу и скатываются вниз, оставляя фиолетовую дорожку на камне. Нечеловеческие пальцы ещё секунду держат деревянную дубину, а затем разжимаются и оружие откатывается в сторону.
Меч рассекает воздух в четвёртый раз и последний противник оказывается разрубленный пополам. Из разреза хлыщет кровь и когда тело падает, из него вываливаются органы, с противным чваканьем выходят кости, разрывая ткани. Люмин почти видит то, как жизнь уходит из этого человека.
Это сводит её с ума.
Фиолетовая жидкость брызгает ей на лицо, пачкает платье, пока она медленно оседает, опускаясь на колени, утопая в грязи, которая поглощает, принимает её. После того, как она не смогла защитить свой народ — единственное место, которого она достойна, это грязь. Вместо привычного холода от ещё не нагретой солнцем поверхности, она чувствует, как почва обжигает кожу. Земля смешана с горячей кровью.
Девушку пробивает мелкая дрожь. Она подносит руки к волосам, цепляется за них, как за последнюю надежду, тянет за золотые локоны, желая вырвать их, лишь бы отвлечься, лишь бы не чувствовать... Боль отрезвляет, очищает сознание, возвращает разум. В голове, прокатываясь по всему телу, растекаясь по нему вместе с собственной кровью, пульсуриет лишь одна мысль —
защитить.
—
Стой... — одними губами говорит она. — Стой... — повторяет чуть громче, но голос, охрипший от страха, не подчиняется. — Стой, — отчаяние застилает глаза, предаёт нужной силы, которой она наполняет это слово, такое простое и сложное одновременно. — Стой!... — крик вырывается из горла неожиданно даже для неё самой, но она продолжает. — Стой! — воздух, выдыхаемый со всей силой, иголками царапает горло. — Стой, стой, остановись! Перестань! — накопившаяся усталость за последние дни вырывается истерикой, болезненными криками.
Дайнслейф замирает, смотря на неё. Его сердце болезненно сжимается от вида такой принцессы, он бы бросился к ней прямо сейчас, переступая через гордость и гнев, опустился на колени и молил о прощении, лишь бы Люмин, та солнечная, всегда улыбающаяся принцесса, успокоилась, лишь бы она ощутила так давно пропавшее счастье, лишь бы золотые глаза снова светились радостью. Но он давит этот порыв, душит его яростью, лопнувшим терпением сметает преграды, выстроенные любовью.
— Да как вы не понимаете!? — Дайн тоже кричит, прерывая тираду принцессы. Ему кажется, что сейчас не существует ничего, кроме него, Люмин и трупов чудовищ вокруг. — Это не люди! — его голос срывается.
Глаза девушки стекленеют, она замирает, смотрит на него немигающим взглядом. Жидкое золото её радужки плещется холодной яростью, резко контрастирующей с горячей кровью на лице.
— Не люди! — повторяет Дайнслейф ещё резче и снова наблюдает за тем, как кулаки принцессы всё сильнее сжимаются. — Это монстры! Монстры! — он берёт лежащий рядом труп за руку и дёргает вверх, поднимая его в воздух. Голова хиличурла безвольно откидывается назад. — В них нет ничего человеческого! Этого не осталось! Ни капли!
Отчаяние сквозит в его тоне, скользкой змеёй обвивает шею, затягивая петлю всё крепче и крепче. Люмин тяжело и медленно поднимается. Ноги не слушаются, разъезжаются в грязи, но она упрямо встаёт, не обращая внимание на боль и ноющие мышцы.
Её люди страдают куда больше.
Вся в грязи и крови, с растрёпанными волосами, в которых еле-еле держится цветок, порванном в нескольких местах платье, мечом, который чудом не выпадает из слабых пальцев, она едва ли похожа на принцессу. Но именно сейчас она чувствует себя таковой больше, чем когда либо прежде.
— Монстры это или люди, — говорит Люмин, чеканя каждое слово. Она пошатывается, но, до скрипа сжимая зубы, опирается на ноги и снова встаёт. — Это, — слова даются с трудом. Она будто даёт обещание самой себе, клятву, которую нельзя нарушить. — Это мой народ, — твёрдо произносит девушка, отметая те сомнения, которые ещё остались.
На самом деле, их не осталось уже давно.
Люмин подходит ближе, не обращая внимание на вязкую грязь, в которую с каждым шагом погружаются ноги. Её не волнует, что одна из туфлей слетела со ступни и, скорее всего, затеряется в мокрой почве. Ей плевать, что комки земли забиваются между пальцев, прилипают к оголённым ногам. Она игнорирует то, что ветки царапают кожу, оставляя красные полосы. Девушка ещё сильнее сжимает кулаки, так, что ногти впиваются в ладони и с характерным звуком разрывают их. Красная кровь струится из маленьких ран, горячей сетью оплетая пальцы, и капает вниз, смешиваясь с грязью и кровью её людей.
Закрепляет её клятву.
— И если ты, — чётко говорит она, остановившись в шаге от спутника и смотря на него снизу вверх. — Рыцарь-хранитель Дайнслейф, — в голосе только уверенность, ни капли сомнений. — Мой верный слуга... нет, мой дорогой друг, — в золотых глазах проскальзывает что-то, похожее на тепло, но оно тут же сметается яростью. — Поклявшийся защищать этих людей ценой своей жизни, не согласен с этим, — она смотрит в упор в голубые глаза с крестообразным зрачком напротив. — То наши пути разойдутся прямо сейчас.
«Останься,» — умоляет она про себя. —
«Не бросай меня, Дайн.»
Он смотрит на неё ещё несколько секунд, не отрывая взгляд от глаз, цвета жидкого золота. Дайнслейф утопает в этих глазах. А затем он разворачивается и уходит.
Люмин смотрит ему вслед, не в силах оторвать взгляд от спины. Больше всего на свете сейчас ей хочется, чтобы он обернулся.
Ещё один человек, оставивший её в одиночестве.
В голове пульсирует сон, который преследует её день ото дня — брат, который разворачивается и уходит не обернувшись, игнорируя протянутую руку. Коса парня качается в такт его шагам и Люмин пытается бежать вперёд, ухватиться за руку брата, но не может сдвинуться с места.
Дайнслейф тоже не оборачивается. Он скрывается за скалой и его шаги постепенно стихают, пока не становится невыносимо тихо. Девушка порывается бросится за ним, но ноги не слушаются. Усталость, до этого смытая адреналином, накатывает и пригибает её к земле. Люмин снова не может сдвинуться с места.
Она открывает рот и, надрывая голосовые связки, царапая горло, кричит. Громко и протяжно, вымывая из себя остатки отчаяния этим криком. Слёзы градом катятся по щекам, рисуя мокрые дорожки.
Её глаза сверкают.
***
Дайнслейф резко оборачивается когда слышит крик, который разносится по долине. Он обрывается так же резко, как и начался, а вместе с ним обрывается и что-то у него внутри. Ноги сами несут его обратно. Плевать на разногласия, плевать на этих чудовищ. Принцесса...
Он замирает. Принцессы нет. Дайнслейф бежит вперёд, утопая в грязи, осматривается, не упуская из виду ничего. Его сердце бешено колотится, намереваясь выскачить из груди. Взгляд цепляется за белое пятно и он аккуратно подходит к нему, а затем падает на колени, не в силах стоять.
В грязи и крови лежит, потрёпанный, без одного лепестка, цветок. Цветок, что всегда был в её волосах.
Цветок, который когда-то подарил он.
***
Два человека, кому не стоило прощаться,
Но разошлись мы. Крик твой услышал уходя.
В отчаянии теперь мне суждено скитаться,
В том мире, где к сожалению нет тебя.
