“Любовь дарит веру в людей. Я дарю желание жить. Змеи поют твою песнь. Улыбнись.”
Кроули заваливается в свою квартиру, повисает на двери и едва не падает на пол, закрывая ее спиной. Затылок ударяется о жесткую поверхность, и в голове звенит еще громче, практически оглушает его. Ему бы спуститься обратно к машине, вытащить коробки с цветами, но он не тешит себя иллюзиями. Он сдохнет бесславно и некрасиво где-то между этими двумя точками в пространстве. Просто рухнет и будет выть, царапая когтями свою грудную клетку, чтобы вытащить сердце, которое гниет прямо сейчас, с каждой секундой, с каждым вдохом, в клетке из ребер, без надежды на спасение, без единого лучика света, без обезболивающего. Он всегда верил, что у него могли отнять Небеса, отнять Господа, крылья и возможность творить вселенную во всем ее многообразии и ярких красках, но никто и никогда не мог добраться до его сердца. Сорвавшись оттуда, Кроули надежно спрятал его за тысячью замков, окружил такими стенами, что сам не мог пробиться туда уже очень давно. Он мог спихивать ответственность за все совершенные им “добрые дела” на этот глупый орган, который – увы и ах, что ж поделать – все еще не сдается, все еще стучит. И в следующий раз он обязательно заткнет его и поступит самым злобным и страшным образом, убивая направо и налево всех, кто окажется на его пути, будь то беззащитные дети людей или маленькие дети собак. Кроули был уверен так долго, что пока его сердце не почернеет, он сможет справиться со всем, так или иначе. И с новыми планами Ада, и с благими намерениями Небес. Сможет оградить тех, кто слишком слаб, чтобы оказать сопротивление этой огромной силе. Тем, на кого давно наплевал Бог. От Кроули отказались Небеса. Он сам отказался от Ада. И стал сам по себе, вне и вопреки. Все, что ему нужно было делать – это беречь сердце, чудом не сварившееся в чане со ртутью, не вырванное демонами, пока он сгорал заживо у их ног, обнаженный и беззащитный. Единственное, что у него оставалось – сердце. А потом появился Азирафаэль, со своими оленьими синими глазами, раздражающей наивностью и восхитительной добротой. Глупой добродетелью, к которой он пытался всех призывать, и неупокоенным чувством справедливости. Весь нескладный и смешной, влюбленный в граммофонную музыку и запах старинных книг. Абсолютно уверенный, что умеет делать фокусы и врать, решать свои проблемы и влиять на своего ручного демона. Сначала Кроули злился, так сильно, что желчь и яд капали с его подбородка, прожигая обивку машины и одежду. Потом ему было забавно наблюдать, как сын небесный меняется, как его взгляд становится более осознанным, понимающим, непримиримым. А потом демон упустил момент, когда ему стало не плевать. Когда благополучие ангела с короткими кудряшками стало для него важнее, чем что-либо другое. Когда он стал следить и приглядывать, защищать по мере своих сил и наслаждаться минутами, проведенными вместе. Кроули не заметил эту секунду, а потом стало слишком поздно. Он пытался избегать Азирафаэля, отдалиться от него, отвыкнуть. Но ангел в это время совершенно бездумно совал голову в очередную пасть очередного льва, пытаясь распрощаться с телом, крыльями и жизнью. И змею приходилось выползать из своих укрытий, ругаясь последними словами – откуда, как люди думают, появился отборный мат? – и спешить на выручку, готовый переломать себя целиком, только бы успеть. Дрожь сотрясает тело демона, он сжимает кулаки и зубы, чтобы не издать ни звука. Уж точно он не подарит такого удовольствия ни Шакс, ни тем, сверху. В квартире воняет ее присутствием. Оно заметно даже невооруженным взглядом. Она умудрилась избавиться от его любимого кресла в кабинете, сменила цвет помещения на бордовый, так похожий на кровь. Хотя, если обратить внимание на засохшие пятна по углам, скорее всего, кровь тут тоже присутствует. Кроули хочет вернуть все на свои места, хочет назад свою квартиру. Свою проклятую жизнь. Яд отравленного сердца продолжает расползаться по нему, словно в вены залита святая вода. Еще немного, и ему придется постыдно ползти прямо по полу, оставляя за собой след из отчаяния, разочарования, стыда и того, что остается от умершей любви. Наверное, это справедливое воздаяние за то, что он умудрился натворить за время своего существования. Жаль, Хастур убрался слишком далеко, чтобы пережить свою потерю и свою боль. Он бы с огромным удовольствием понаблюдал за его мучениями. Знал бы заранее, отправил бы ему пригласительную открытку, ту самую, из магазина сувениров. С кривыми сердечками по бокам. По измученному телу проходит очередной спазм, и Кроули радуется, что он не ел ничего со вчерашнего дня, слишком занятый переживаниями об Азирафаэле, ненавистью к Джиму, суетой Ангела вокруг собрания и попыткой не дать толпе демонов растерзать людей и наивного хозяина книжного магазина. Кроули тошнит от собственной глупости и жалости к себе. Он почему-то решил, что ему может достаться немного той самой “любви”, о которой с самого начала начал судачили все вокруг. Мол, все это ради нее. Ради любви. Но демонам любовь не положена. Любовь только для детей Ее, для которых ничто не жалко, но при этом убить их одним движением – ерунда, потом можно сделать новых. И воздать себе вдвое больше. Потерять 8 миллиардов, а потом создать 16. Делов выйдет на пару недель. А он – презренный демон, который подвел весь непостижимый замысел и еще кучу народа, о которых Кроули даже не помнит. Но у всех найдется повод, чтобы обвинить его и возненавидеть. Для него в Великом плане подготовлены презрение и ненависть. Но ни грамма любви. Как он мог ее возжелать? Грязный урод, без стороны и без близких друзей. Как он смешон, поверить невозможно. Пытался вокруг себя сотворить иллюзию того, что у него тоже может быть все хорошо. Воспринимал улыбки ангела и его доброту словно нечто особенное. Но Азирафаэль добр ко всем. Он просто такой, какой есть. С Кроули и без него. Ему давно перестала быть нужна желтоглазая нянька. Не сбей его тогда с пути презренный демон, смог бы Азирафаэль подняться выше? Может быть он бы носил золотые крылья архангела уже несколько сотен, а то и тысяч лет. Но напоролся случайно на Кроули, и его жизнь сломалась, как и десятки остальных, стоило им связаться со змеем. Кроули двигается по собственной квартире, такой родной когда-то и такой чужой сейчас – прямо как ангел, стоящий перед ним в холле книжного магазина – мелкими перебежками, от стены до стола, от стола к стене. Он оставляет на поверхностях следы от когтей, что выступили против его воли. Просто истощенное переживаниями и болью тело пытается защититься, если его хозяин уже бросил попытки. Он будет первым в истории Ада демоном, который умер от отвергнутой любви. Первым, кто решил, что достаточно крут, чтобы бороться сразу со всеми; кто решил, что достоин любви Ангела. И кого обломали простым “Я тебя прощаю”. Будто его любовь – это грех, это позор. Это что-то отвратительное, что оскорбило Азирафаэля одним своим существованием. Интересно, он сгорит заживо? Было бы очень красиво. Родиться из огня и в нем же сгинуть, со всеми своими глупыми мечтами и надеждами. Может, о нем даже сможет кто-то поскорбеть. В конце-концов, Вельзевул теперь должна понимать его. Кроули вдруг ясно осознает, что искренне за нее рад. И надеется, что у этих двоих все выйдет лучше, светлее. Что у них выйдет. Все же, Габриэль отказался ради нее от Небес. Не оглядываясь на своих коллег, не задумываясь. Он принял решение и единственное, что его волновало – чтобы она была рядом. Неужели грехи Кроули настолько страшнее, что ему нельзя было надеяться на что-то такое? Хотя бы на взаимность. Или на ласковый взгляд в последний момент?.. Ничтожество. Кроули вваливается в спальню и низко стонет, запрокинув голову. Шакс разрушила и здесь все. Его любимую постель с красивыми резными столбцами и мозаичный потолок, который когда-то случайно увидел Азирафаэль где-то в Италии и все повторял, как ему понравилось. Эгоистичный поступок, который Кроули позволил себе, с тайной надеждой, что однажды ангел окажется в этой спальне и сможет это оценить. Может быть, его надежды и мечты являются такими же греховными? Само их наличие уже обрушило на демона все проклятия Небес и Ада? Он кривится в презрительной усмешке и, пошатываясь, добирается до позолоченного уродства, на которое даже смотреть больно, не то, что спать на нем. Не дождетесь. Он сейчас ляжет и будет мечтать свои мечты так яростно и ярко, чтобы оглохли и ослепли все те, кто попытается его осудить. Он забудется долгим сном, который сотрет все его переживания и боль, и будет вспоминать каждую секунду, что они провели с Азирафаэлем вместе. Каждую спасенную ими жизнь. Каждый нарушенный план. Он будет смаковать эти воспоминания что то вино, которое они впервые разделили на двоих. И он не будет об этом жалеть. Ни одной чертовой проклятой секунды, он гордится этими моментами, он жаждет их, он влюблен в них. Он любит Азирафаэля, и все те, кто это попытается оспорить, пусть падут на самый последний круг Ада и застрянут там до Судного дня. Все же, это он самым первым из них всех – и ангелов, и демонов – шесть тысяч лет назад влюбился. Он имеет право на это чувство больше, чем все остальные вместе взятые. И не им осуждать его. Потерянным и забытым собственной создательницей. Кроули падает на жесткую кровать и позволяет себе облегченно выдохнуть. Теперь не надо держать свое тело в вертикальном положении. Можно погрузиться в разрывающую его боль целиком, утонуть в ней. Она забивает уши и глаза, мешает дышать и двигаться. Змеиная часть его существа бьет тревогу и готовится погрузиться в спячку, чтобы излечиться, спастись, выбраться из этой агонии. Кроули и не думает сопротивляться. Он скручивается, прижимая к груди острые колени, прямо в пиджаке и ботинках. На алом шелковом одеяле остается грязь с его обуви. Или с него самого, черт его разберешь. Он чувствует себя достаточно мерзким и грязным, чтобы испачкать весь мир, что говорить об одеяле. Последнее, на что у него хватает сил – это запустить руку в карман и вытащить белоснежный платок. От ткани пахнет шоколадом и старым одеколоном. Платок напитался смесью этих запахов, пока томился в нагрудном кармане Азирафаэля много лет назад, перед выступлением на вечерней сцене кабаре. И этот самый платок был безжалостно похищен Кроули, когда он готовился – по горячим заверениям Фурфура – сгинуть с утра за свою измену. Тогда смерть за Кроули не пришла, но возвращать платок демон не спешил. И оказался прав. Сгинуть, уткнувшись носом в эту драгоценную ткань, он все-таки сможет. Кроули надеется, что сможет исчезнуть с концами, словно и не было ничего никогда. Может, он очнется полноценным демоном, яростным и злым, без этого бесполезного сердца в груди. Или его добьют свои же, пока его искалеченная душа будет вращаться внизу, в поисках нового тела. Или его найдут ангелы и уничтожат, пока он будет в забытье. Кроули закрывает глаза и позволяет слабости и холоду поглотить его целиком. Они смешиваются с выламывающей кости болью, которую он так долго сдерживал. Удержать крик не удается, он рвется из-под ребер, где-то там разрывается его сердце, а это невозможно пережить в тишине. Кроули кричит изо всех сил, сжимая ледяными пальцами платок, и взывает к Ней в одном желании. Не проснуться снова таким же жалким и влюбленным. Таким же жалко влюбленным в ангела.***
Он плавает в огромном океане, наполненном отрывками его жизни, когда вдруг начинает постепенно ощущать себя. Приходится оторваться от сладкого воспоминания, в котором Азирафаэль смеется над его шутками, сидя на мосту над Темзой, и они почти соприкасаются плечами. Над ними тысячи ярких звезд, на другом берегу люди празднуют коронацию новой правительницы, а у Азирафаэля в руках самые сладкие пирожные, что Кроули смог найти на берегах Туманного Альбиона. Демон хотел бы еще раз сто прокрутить этот фрагмент, но он чувствует прикосновение к своей голове. И это не удар, не порция святой воды. Это что-то очень ласковое и нежное, невесомое, как полет бабочки и такое же трепетное. Кто-то настойчиво гладит Кроули по голове, зарываясь кончиками пальцев в волосы. Ему тепло и очень комфортно, можно сказать что даже уютно. Пиджак не стягивает ему плечи, а ботинки не жмут. Обычно, впадая в спячку, змей опутывает себя одеялом, пока не обездвижит себя окончательно. Но в этот раз никакой боли, он совершенно точно закутан в шерстяной плед, а рядом что-то настолько теплое, что в уголках глаз собираются слезы от того, как в это хочется поверить. Но Кроули не может, слишком тяжело он оказался ранен последний раз, когда решил поверить во что-то настолько не подходящее ему. Вырываться из такого желанного марева не хочется, но ему приходится, потому что наглость того, кто подобрался так близко невыносима. Кроули медленно выдыхает холодный воздух, избавляясь от анабиоза, ресницы чуть дрожат первые секунды, прежде чем он открывает глаза. Он готовится увидеть Шакс, что явилась злорадствовать, или Хастура, пришедшего убить его. Даже Вельзевул ожидаема для Кроули, но точно не... Кроули дергается резко, пытаясь отстраниться или подняться, главное хоть как-то увеличить расстояние между ним и незваным гостем. Но руки ангела оказываются вдруг слишком сильными, они ловят его запястье и плечо настойчиво, сжимая не до боли, но достаточно убедительно, чтобы демон перестал вырываться. Азирафаэль выглядит помятым, без привычного пиджака и жилетки, в одной только рубашке. Он сидит поверх одеяла, втащив Кроули на свои колени. У него покрасневшие края глаз и искусанные до крови губы, такие нежные и такие сладкие. Он до сих пор помнит их вкус. Даже сквозь марево ярости и злости он успел почувствовать, успел запомнить. Эти губы столько раз всплывали в его памяти, пока он горел в агонии, впадая в спячку. Сейчас они покрыты корочками маленьких трещин и ран. В комнате совсем темно, кажется, мир окутан глубокой ночью. Горит только маленькая настольная лампа, которая так сильно не вписывается ни в один из интерьеров, которыми мучили квартиру последние несколько лет, что становится сразу понятно, что ангел либо принес ее откуда-то, либо самым бессовестным способом умыкнул из соседнего рядом с домом Кроули магазина. Кроули привыкает к полумраку быстро, пытается понять, как ему выбраться из такого желанного и внезапного плена, когда замечает сгрызенные до крови ногти на нежной руке. Одежда ангела валяется прямо на полу около постели, как и его ботинки. Демон присматривается и убеждается, что по потолку тянется тонкая вязь чуда, защищая их от взглядов сверху и снизу, от внезапного вторжения и от прямого влияния. Выдающееся мастерство. – Ты всегда был слишком быстр для меня, мой мальчик, – прерывает размышления Кроули хриплый и дрожащий голос. – Я никогда не мог за тобой угнаться. Демон дергается и переводит взгляд на ангела в своей постели. И он мгновенно запутывается в паутине всех тех эмоций, что кипят в глубине синих глаз. Азирафаэль устал, и очень сильно. Он ощутимо похудел и поблек, будто втоптанный в грязь серебряник. Его рубашка в беспорядке и на ней, кажется, виднеются прожженные дыры, но Азирафаэль успевает дунуть на них раньше, чем Кроули задает вопрос. Демон пытается понять, сколько он спал на этот раз? Пришел ли Азирафаэль через несколько часов или прошли дни, недели? Может быть несколько лет? Кроули так растерян и сбит с толку, что не может собраться, прийти в себя. – Я только успел порадоваться мысли, что смогу исправить несправедливость, по которой ты оказался низвергнут, – медленно говорит ангел, и Кроули не может избавиться от картинки в голове, как тот сидит рядом, смотрит на спящего демона и пытается подобрать слова, которые скажет. Как он трясет головой и устало массирует глаза пальцами, сопротивляясь сну и слабости. – Что мы сможем работать вдвоем, искореняя несправедливость и злость из этого мира. Что, наконец, что-то и я смогу для тебя сделать. Кроули подается вперед, чтобы остановить его, чтобы перебить, сказать что-то, что разрушит эту иллюзию надломленности ангела. Но Азирафаэль наклоняется и оставляет на сухих горячих губах демона короткий и невесомый поцелуй. Он отстраняется раньше, чем Кроули начинает отвечать, и по слабой улыбке становится понятно, что это был не просто порыв. Демон пытается сказать хоть слово, но его губы не двигаются, голос не слушается. Азирафаэль грустно улыбается и пальцем разглаживает сведенные в бешенстве рыжие брови. – Не злись, но мне нужно закончить. Я и без твоих едких замечаний собьюсь, – Азирафаэль не может отказать себе в удовольствии провести ладонью по щеке существа в своих объятиях. – В конце-концов, ты высказался в тот день, теперь моя очередь. Он молчит долгое мгновение, и Кроули надеется, что он не успеет собраться до того момента, как наложенные на него чары выветрятся, но когда мир был справедлив к нему? – Я был так ослеплен своим счастьем, что не думал ни о чем другом. Мне казалось, что я смогу стать достаточно сильным, чтобы защитить тебя. От ваших, от наших. Чтобы больше никто не смог тебе угрожать страшной расправой, местью и полным стиранием из мироздания, – Азирафаэль выглядит настолько опустошенным, что Кроули чувствует, как внутри него снова расцветает боль. Ему так невыносимо видеть своего ангела таким, сломленным и разочарованным. Все, что Кроули когда-либо хотел – это любоваться его ослепляющей улыбкой. Но не такой фальшивой, как сейчас. – Я не помнил в тот день ничего: ни того, как ты изворачивался с невероятными усилиями, чтобы спасти всех тех, кого наше и ваше начальство считало бесполезными, кого они не хотели пощадить, о ком забывали... Как ты всегда выбирал “нас”, вопреки возможным наградам, обещанным искушениям или даже прямой угрозе быть убитым, – вздох, который сорвался с губ Азирафаэля, ударил по Кроули намного сильнее, чем все, что было до этого. Он уткнулся лбом в плечо ангела, бессильный как-то его утешить или оборвать. Тот только погладил по спине, растирая лопатки и плечи. – Мне было так стыдно быть слабым, что я хотел получить эту силу, несмотря ни на что. Азирафаэль повернулся и взял лицо Кроули в свои ладони, такие холодные, что они обжигали до боли, будто сталь самого смертоносного клинка. – Несмотря на то, что я так сильно тебя ранил, – в синих глазах замерцали искры слез самыми драгоценными камнями. – Ох, мой дорогой, что же тебе стоило решиться и открыться мне? Как сильно тебе пришлось задавить собственную гордость и свои страхи, чтобы сделать шаг навстречу? А я... Он все-таки сбился и опустил голову, мягкие кудряшки коснулись носа Кроули. – Я так сильно облажался. Кроули пришлось использовать все свои силы, которые у него остались после спячки и всего, что было до, чтобы сломать вязь чуда, которой Азирафаэль лишил его голоса. Он болезненно охнул, разрывая ее, но раньше, чем ангел успел среагировать, он заключил его в объятия, прижимая так близко, как только мог. У демона кружилась голова после сна, он был слаб и дезориентирован. Но Азирафаэль в его руках дрожал так сильно, что он не мог больше терпеть. – Даже когда мы с тобой делаем шаг в разные стороны... – Кроули пришлось сглотнуть, чтобы как-то намочить сухое горло. – Все мои дороги всегда ведут к тебе. Свободной рукой он подцепляет подбородок Азирафаэля, заставляя его поднять голову. – А твои всегда будут вести ко мне, – кривая улыбка растягивает губы Кроули, чуть обнажая острые зубы. – Смирись с этим. По очаровательно трогательным щекам Азирафаэля катятся слезы, они превращаются в драгоценные камни, едва срываются с его подбородка и падают на простыни. – Когда ты ушел... Снова ушел... – ангел захлебывается своими эмоциями, которые так долго держал в себе, которым запрещал захватывать себя, которые запер в самом дальнем уголке сердца. – Я думал... Кроули шипит тихо, стирая влажные следы своими ладонями, и совсем не замечает, что тоже плачет, совсем неподобающе страшному предателю и грязному демону. Но сейчас все это так далеко, так бессмысленно. Все, что сейчас важно – это Азирафаэль в его руках, который совсем-совсем не пытался его отвергнуть, просто растерялся, был оглушен звоном своих разбитых желаний. Он цепляется за руки демона, пытается говорить, но слова тонут и теряются в соленых поцелуях. Что они еще могут сказать, что не было сказано за шесть тысяч лет? Они потеряли так много времени, что сожаления вполне могут задушить их обоих одним порывом. Но постель скрипит под весом их тел, и рубашка Азирафаэля так легко мнется под руками демона. Лампа падает от неосторожно движения, и черт его знает, кто задевает ее – демон или ангел. Азирафаэль задыхается от облегчения и невыносимого желания сделать все правильно, он буквально рассыпается на части в руках Кроули. Тому остается только собирать его обратно, осторожно и нежно, боясь поранить или сломать. Он всегда был чуть быстрее, чуть смелее, чуть сообразительнее. Он вел их пару вперед, пробивая чугунным лбом все препятствия и преграды. А Азирафаэль всегда был рядом, чтобы восхищенно смотреть, поддерживать и оберегать эту самую нежную часть своего демона. И пусть все остается так. Впереди еще столько дел. Им нужно еще раз обсудить все, что произошло. Вернуть квартире Кроули приличный вид. Решить, что же делать дальше. Выкурить из магазина Азирафаэля восхищенного земной жизнью маленького ангела, вкусившего запретный плод чтения книг. И еще... И еще... И еще... Но пусть все это пока будет спрятано там, в новом дне. В который войдут Кроули и Азирафаэль, крепко держась за руки, сильные и уверенные в своем будущем. Но до них еще далеко, потому что пока этот самый ангел дрожит, сгорая в пожаре вины и страха, и Кроули пытается пробиться туда, в самое сердце этого пламени, чтобы снова спасти его, как десятки раз до этого. Ведь Кроули так любит его спасать. Ведь Кроули так любит его.“Пари со мной, Как к Солнцу летящий Икар. На крыльях из воска, под бурей Отправимся к самым горячим и жгучим Вселенским температурам. Там яркий гигант без лица, Палящий своими лучами, Дрогнет, схватит большими руками, В этом тепле сплавит наши сердца”