Эсциталопрам

Руки разобрать почту всё-таки дошли. Сообщения от Мюриэль висели чёрт знает сколько времени, но раз с ответом она не торопила — Азирафаэль не торопился. Да и социальные сети — не азирафаэлев интерес. Он бы и дальше не заходил, если бы Гавриил не позвонил и не стребовал разместить акционное объявление. Азирафаэль разместил. А потом вставил штекер потрепанных наушников, купленных так давно, что он уже и не помнил, откуда они взялись, в гнездо телефона. Возможно Мюриэль прислала ему аудиокнигу? Было бы вежливее, если бы она написала название. — Кхм, мне туда говорить? — Голос был скрипуче-каркающий и до того неприятный, что годился только для социальных роликов о вреде курения. Ну или рекламы лекарства от простуды. — Окей. Ну. Меня зовут Энтони Кроули, вообще-то у меня есть второе имя, но я не хочу его называть, это же ничего? На записи кто-то кашлянул. Не очень профессионально. Азирафаэль перевёл взгляд на монитор компьютера, транслировавший изображение с камер наблюдения торгового зала. Покупателей не было с самого утра. То ли не болели, то ли боялись дождя. Азирафаэль отхлебнул остывающий кофе и потёр воспалённые глаза. — В общем, да, я Энтони Кроули, и я ненавижу Азирафаэля Фэлла, — Кофе пришлось выплюнуть. Экран выстоял и чувствовал себя хорошо. Азирафаэль и залитые документы — уже сомнительно. Что ж. Это точно не аудиокнига. — И хочу стереть его из памяти. Я полностью осознаю последствия и готов их принять. Азирафаэль поставил запись на паузу и рывком вытащил наушники из ушей. Мюриэль ответила после третьего гудка. — Что это?! — Эм… Я определенно нуждаюсь в пояснениях. — Я, определенно, тоже, — гаркнул Азирафаэль, — твоё сообщение с утра. Мюриэль помолчала, и Азирафаэль слышал, как вертятся шестеренки в её хорошенькой головке. Со скрипом. За это время Азирафаэль успел проклясть все средства мобильной связи, что есть в Лондоне. И то, что они позволяли Мюриэль находиться на безопасном расстоянии. — Я пересылала их две недели назад, — наконец вспомнила Мюриэль. — И это было с утра. — Хорошо! — поспешно согласилась она. — Это было с утра. И что с ними? — И правда. Какой-то джентльмен, если так можно выразиться, распинается, как он меня ненавидит. — Предположим, джентльмен не распинался. Джентльмен придавил фактом, как могильной плитой, ненавижу, мол, и всё тут. Но это уже подробности. — Объяснения? — Я не знаю. Мне прислали это с подписью переслать тебе, потому что у тебя закрытый профиль. Мне показалось, что это личное. — Личное не шлют через левые страницы, — устало сказал Азирафаэль, не слишком вникая во все тонкости виртуального общения. — Кто тебе это отправил? — Эм, — на том конце провода Мюриэль щелкала пальцами по клавиатуре и бессовестно пользовалась штатной техникой в личных интересах. — Мадам Трейси. Забавненько. Азирафаэль сжал раскалывающиеся виски пальцами. Ему забавненько не было. И никакую Трейси, даже если она мадам, он точно не знал. И это очень хороший повод обратиться в полицию. Ну. То есть, не к Мюриэль. У нее пока нет профдеформации в виде подозрительности (и здравого смысла. Жизнь её сломает). — Я без понятия, кто это. — И она удалила профиль. — Прекрасно. — Я могу ознакомиться с содержанием, если ты хочешь. — Не хочу, — решил Азирафаэль. Толку от неё? — Извини, что так накричал, моя дорогая девочка. Мюриэль — его единственная живая родственница, с кем он ладил, и которая, с недавних пор, начала обходить запреты своей матери на контакт с ним (ну не прелесть ли?). Так что он с ней ладил, насколько это возможно, разумеется — её святая простота его бесила — и старался вовремя прикусывать язык. — Всё в порядке! — Азирафаэль почувствовал её улыбку и запретил себе раздражаться. Но очень хотелось. — Ты придёшь на ужин? — Почему бы нет? Он просто удалит эту запись и забудет о ней. К тому же, у него нет столько времени, чтобы слушать дурацкий розыгрыш — сколько там? — целых тридцать часов, даже если бы он заинтересовался в этом. А он — не заинтересовался. Ноябрь прохудил серое небо накрапывающим дождём, и Азирафаэль поднял воротник выше. Запись не удалилась ни в тот вечер, ни в последующие два, хотя Азирафаэль и честно выполнил вторую часть обещания самому себе — забыл. Но вспомнил, возвращаясь после закрытия аптеки, срезая его дворами (может быть, его тут когда-нибудь чикнут ножиком, или предложат траву. Азирафаэль с равным спокойствием готов принять оба варианта). Погода, в конце концов, располагала к тому, чтобы выслушать, как кто-то тебя терпеть не может. Сегодня он и сам себя немного не переваривал, и в припадке мазохистического настроения, нажал на плей. — Мне правда нужно это рассказывать? Вы же, умники, можете просто покопаться у меня в мозгах, — снова заговорил Кроули. — Были бы у тебя мозги, — буркнул Азирафаэль ему в ответ, сворачивая за угол и быстрым шагом проходя мимо (мимо-мимо) разливной. Кроули его проигнорировал, отделенный временем и расстоянием, и гнусаво продолжил: — Мы знакомы реально давно. Нет, прям, реально. Лет двадцать, или около того. Азирафаэль хмыкнул. Двадцать лет назад он заканчивал фармацевтический и разводился с Мэри. Кроули же не мог точить на него зуб с тех пор. По крайней мере, все зубы за такое время точно успели бы обостриться до акульих. Морось усиливалась и мотивировала ускорить шаг. — В общем, день складывался по-ублюдски: меня уволили, я снес на повороте дорожный знак, получил штраф и разбил машину. То есть, машину я разбил в процессе, а не со психу, конечно. Так что я сидел в Гайд-парке на лавке, всех ненавидел и хотел нажраться. За машину было обиднее всего. Я присобачил в древнюю Бентли гоночный мотор, и она так мурлыкала и была абсолютно великолепной. Я её потом восстановил, если что, — поспешил успокоить Кроули, и Азирафаэль послушно успокоился. — Никакого дождя я не замечал. Пока Азирафаэль не укрыл меня зонтом. Он меня тоже взбесил, что он тут лезет, когда я страдаю. Я ему так и сказал: отстань, я страдаю. А потом спросил: пойдешь со мной пить, очкарик? Не думал, что он согласится. Азирафаэль отмечал развод и пил, как чёрт, а у меня не было шансов. Азирафаэль вспомнил, что после той попойки отходил (отползал) целые сутки. И проще было отойти сразу на тот свет. Но даже в таком состоянии, отшибить ему память настолько, чтобы он забыл доморощенного гонщика, просто не могло. Не могло же. — И мы стали друзьями. Какой неожиданный твист. В подъезде пахло сырыми ступенями и кошачьей мочой. Дверь скрипела несмазанными петлями. Квартира встретила его оглушающей тишиной и захламленной прихожей. Он клялся себе, что разберёт обувную полку в ближайшие выходные вот уже третий месяц. Полка стояла насмерть и разбираться отказывалась. Азирафаэль её мстительно пнул. — Я не знаю, влюбился ли сразу, или это произошло постепенно. — Ну-ну. Азирафаэль прошёл в гостиную и сел на диван, не снимая вымокшего пальто. Голос Кроули прозвучал абсолютно безнадёжно и, учитывая, что он говорил, Азирафаэль мог его понять. Ну, его персонажа, очевидно. Что ж, он был хорошим актёром. И кем-то, кто явно знаком с его первой женой. Или, быть может, Гавриилом? Хотя даже для него это слишком. Хотя глаза закатить хотелось непреодолимо. И он закатил. — Он тогда развёлся с супругой, она отсудила себе их общую комнатку в городской общаге. — Бог ей судья. — В общем, я не торопился и считал, что у нас может всё выйти. В итоге выйти хочется только мне и в окно. Мне потребовалось действительно много времени, чтобы добиться хотя бы товарищества — я всё пытался его впечатлить, а паршивец не впечатлялся! — и за это время он успел жениться во второй раз. И в этот момент мне и нужно было послать его ко всем чертям и не ломать себе жизнь. Потому что Азирафаэль — последняя дрянь. Запись забарахлила посторонними шумами. Азирафаэль не стал их проматывать и терпеливо выслушал подозрительные шмыганья и шипения, звучащие озлобленнее, чем допускали нормы приличия. Не то чтобы шипения и шмыганья в принципе были чем-то сильно приличным. А когда Кроули снова заговорил — выключил. Ну и хватит. У сержанта Шедвелла была собака. Шавка тявкала по ночам активнее, чем днём, и не давала спать. Георг — очевидно, названный так в честь предшествующего Елизавете короля Англии, — сдох в прошлом месяце от какой-то своей собачьей болезни, мол, если бы привезли в ветеринарку на час раньше, ещё можно было что-то как-то, а тут уже всё. Паралич дыхательного центра и симптомы отравления. Видимо, лохматая падла обзавелась перманентной ненавистью всех соседей, и кто-то взял на душу грех. Но радовался Азирафаэль недолго — в память о почившей скотине, Шедвелл каждую ночь слушал военные марши и доводил его до нервного тика. — Это ты отравил моего Георга, — тыкнул в него пальцем Шедвел. Он был элегантен в своей майке, и пьян, — гомик-южанин. — Не трогал я вашего пса! — в тысячный раз повторил Азирафаэль. Это ещё что, раньше Шедвелл угрожал ему уголовной статьёй и кулаком. Кулак настораживал больше. — И я был дважды женат! — Это не алиби, — Шедвелл сплюнул ему под ноги и взглядом отодвинул его от своей двери. Договорились на запас гипотензивных, которые Азирафаэль должен был принести Шедвеллу после пяти вечера. Азирафаэль не стал говорить, что завтра у него выходной, решив, что легче аллюром пройтись до аптеки и купить старику таблеток, чем слушать сменяющих марсельезу (кажется, Шедвелловский патриотизм был вопросом спорным, и его больше привлекала сама атмосфера военных песен, чем их принадлежность нации) английских гренадёров. Вообще-то, Азирафаэль предпочитал гнуть спину стандартно: два через два, но Ньют (сволочь) уволился, и управляющий-Гавриил (козёл) как-то не торопился найти ему сменщика, заставляя Азирафаэля батрачить на чистом энтузиазме (видимо) и хиленьких премиях. Азирафаэль литрами пил кофе и гадал на инсульт. А ещё злился. Но кушать и платить за коммунальные услуги — хотел, а Гавриил умел давить авторитетным мнением, если хотел. Так что Азирафаэль перенаправлял тихий гнев на черепашью очередь. Очередь светилась рыжей макушкой, поправляла длинный хвост и никак не могла определиться, чего она хочет. — Да возьмите что угодно, на вкус тут всё одинаково плохо, — не выдержал Азирафаэль на десятой секунде ожидания, и тут же устыдился. — Простите, я невыспавшийся и осатаневший. Рыжий Официант с боковой пиццерии (Азирафаэль знал, потому что его блеклые космы он видел каждый раз, как заходил в ТЦ и видел, как Официант намывает полы) тыкнул пальцем в клавишу, с надписью «макиато», но не похоже, что на него произвёл хоть какое-то впечатление азирафаэлев выбрык. — Ваши препараты пришли, кстати. Не забудьте рецепт, — сказал он, когда Официант скользнул по нему равнодушными жёлтыми глазами. Странный цвет, Азирафаэль ещё в прошлый раз отметил. Официанта, кстати, звали, то ли Гарри, то ли Гаррет, но Официант ему подходило больше. Официант кивнул. Потом, кажется, хотел что-то сказать (видимо, послать Азирафаэля на хер), но передумал и быстрым шагом унесся в источающий кошмарный запах масла, зал на первый этаж. Ну, то есть, Азирафаэль там бывал однажды и совершенно не проникся. Официант, кажется, не проникался тоже, судя по вечно-отсутствующему выражению лица. Гавриил позвонил ему во второй половине дня и радостно (но в меру) сообщил, что какая-то Пеппер откликнулась на объявление, и собеседование назначено на три часа дня. Азирафаэль радостно (тоже в меру) сказал спасибо, впрочем, без особой надежды. Аудиозапись, на которой жил, любил и ненавидел (больше ненавидел, конечно) Кроули, Азирафаэль благополучно удалил. Вспомнил через неделю и, не выдержав нахлынувшего любопытства, скачал заново и слушал запоем несколько часов. Он быстро привык к скрипучему голосу. И Азирафаэль слушал его, как барахлящее радио. Слушал и, самую малость, допускал мысль, что Кроули у него был. Был, а потом что-то случилось, и он куда-то делся. — Он развёлся и со второй женой. Дженной. Его никто не выдерживал, видимо, это я уже сейчас понимаю. Дженна мне вообще нравилась, она была миленькой, хоть и истеричка, и разбиралась в машинах. Пару раз я одалживал ей свою, а я никому не даю Бентли за просто так. Ну, надо было полагать, что когда тебя выбирают от отсутствия других вариантов — это звоночек. Но я об этом не думал. Я скорее думал, что вот в этот раз, всё точно будет! Азирафаэль протёр мясистые листики денежного дерева и подумал, когда же оно, собственно, оправдает своё название и перестанет зазря пожирать прикорм? Ну-ка, отдавай уже стерлинги. День был на редкость солнечным и морозным. Первый снег припорошил его балкон. Кроули продолжал поливать его помоями и, почему-то, задевал. — Ох, он был таким засранцем! — слишком нежно сказал Кроули, и у Азирафаэля ёкнуло что-то внутри от этой интонации. — Он знал, что я его люблю и знал, что чего бы он не попросил, я это сделаю. И он тоже многое делал для меня в ответ. Только я никогда не просил. Он как-то чувствовал это. Как… не знаю, чувствовал и всё. Я начал думать, что Азирафаэль любит меня тоже. Возможно, даже сам Азирафаэль так думал. Только вот любить он не умеет. Но это я уже потом узнал. Рыжий Официант пришёл за своим заказом только во вторник. У Азирафаэля недосып даже с пошедшим навстречу Шедвеллом, и шестая смена без выходных. Пеппер Гавриил вспугнул, очевидно, фаянсовой улыбкой и окладом без премий. Азирафаэль допускал мысль, что улыбкой, наверное, чуть больше. Несвежий после неудачного собеседования Гавриил расстроился (бедный) и пришёл к нему ставить электрический чайник в подсобку. Чайник стоял. Гавриил сидел. Официант тоже был несвежий и замедленно моргал. Азирафаэль сверился с рецептурным бланком и выдал под хмурый взгляд прямо в тощие пальцы. Зачем-то сразу в них. Пальцы сжались на глянцевых коробочках и спрятали коробочки в карман. — Может гематоген возьмете? У нас вкусов разных тьма. Официант пожал плечами и положил на кассу упаковку никотиновых пластырей и пластинки от боли в горле. И гематоген. С кокосом. — Я такой тоже люблю. Хороший выбор, — дежурно соврал Азирафаэль и пробил скидочный товар. Официант поднял брови и купил ещё одну ирисовую плитку, а потом оставил её на кассе, растянув пораженный герпесом угол губ. Лучше бы взял ацикловир, тогда уж. Азирафаэль улыбнулся. Он этот кокос терпеть не мог на самом-то деле, но у Официанта так трогательно появились ямочки на впалых веснушчатых щеках, что Азирафаэль решил не класть подарок обратно, как только он скроется за поворотом. — Не хочет народ работать, — швыркнул чаем Гавриил, — это что же получается? А получается комедия. Мюриэль принесла ему крохотные кексики из кондитерской и новость — мадам Трейси он, всё-таки, знал. — Я пробила всех женщин в Лондоне с такой фамилией. Одну из них зовут Шакс Трейси. Помнишь, ты говорил, что снимал комнату у миссис Шакс. — Спасибо за помощь, моя дорогая, но я убежден, что Шакс — это всё-таки фамилия. — Тогда как её зовут? Азирафаэль сжевал шоколадный кекс. Поганец был такой крохотный, что и правда был, как говорится, на один зуб. Имени миссис Шакс он не помнил, и вообще сомневался, что оно у неё есть. Когда он жил в её доме и подвергался периодическим набегам с гаданиями, он больше волновался о том, чтобы она не нарыла спрятанные впопыхах стада бутылок. У него не было алкоголизма, но было хобби. — Не знаю, но, уверен, могу это выяснить. — Я поцеловал его, когда набрался смелости. У меня ушло на это пятнадцать лет и тысячи выпитых на двоих бутылок. Так вот, я поцеловал его, и это было самое лучшее, что случалось в моей жизни на тот момент. Он не оттолкнул. Азирафаэль лежал на своей застеленной свежими простынями крохотной кровати и слушал, как Кроули признавался ему в любви. И как лез под руку заласканным котом. И, почему-то, пальцы как будто бы откликались на его слова, вспоминая, как чувствовалась его кожа под ними. Ещё бы он не успел представить, наслушавшись кроулевских сказок и даже успев словить пару шальных снов. Кроули в них всегда был тёплым чёрным пятном, развалившимся, почему-то на старом подоконнике в детской комнате Азирафаэля. Только эта комната сгорела ещё в девяносто пятом. — И мы начали жить вместе. Я был влюбленным придурком, Азирафаэль, кажется, тоже что-то там чувствовал и под моими обожающими взглядами вполне себе успешно плавился. Это был Саунт-Даунс, может, знаете? Азирафаэль знал. Знал, и жил там целый год. Кроули не мог быть с ним. Он снимал этот коттедж у миссис Шакс, и она бы помнила, если бы их было двое. Не может такого быть, чтобы все окружающие его люди смогли бы упустить его двадцатилетнюю дружбу. Но Кроули продолжал говорить. У Азирафаэля мокли щёки от бестолковых слёз. Ревел-то он зачем? — Я работал в баре у самой речки. Наша хозяйка Азирафаэля обожала, его все обожали, потому что он ебучий ангел, когда хочет этого. Мы даже платили всего половину стоимости аренды, старушка совершенно очаровалась. А я… кхм, да. — Кроули запнулся, кажется, смущенный молчаливыми слушателями рядом с ним. Которые, впрочем, подстегнули его продолжить. — Я ведь ни с кем себе быть таким больше не позволял. Это же, ну, так глупо звучит. Это очень глупо и это ложь. Азирафаэль сильно возжелал, чтобы Кроули оказался здесь прямо сейчас. — Длилось это не долго. Ему предложили работу. Провизором в Лондоне. Гавриил — его однокурсник, держал сеть аптек и собирался куда-то свинтить из страны, и ему нужен был управляющий. Вроде как на своё место. У них не очень хорошие отношения, да в Лондоне он всегда чахнул и поддавался влиянию своих отбитых родственников, которые вечно указывали ему, что делать. Азирафаэль сказал, что за год его как раз натаскают на эту должность и он останется, так что и я должен переехать с ним. Гавриил должен был уехать в Испанию в конце марта. В конце марта прошлого года. Должность, когда-то такая желанная, давно померкла в его глазах и оставалась такой же недостижимой и туманной, какой и была изначально. По всему выходило, что два года назад Кроули ещё находился где-то рядом с ним. Ворчал на дожди и готовил алкогольные коктейли им по вечерам. Двадцать четыре месяца назад Кроули его помнил. Азирафаэль нашёл банковские чеки и имя получательницы, на чей счёт он каждый месяц переводил плату за аренду коттеджа. «Шакс Трейси». Миссис Шакс нынче сдавала дом паре женщин. Азирафаэль махнул рукой миловидной блондинке, увидавшей его на подходе к калитке. Густые кусты роз сопровождали дорожку к крыльцу по обе стороны. Кроули говорил, что высаживал их в конце мая и боялся, что они не приживутся. Розы прижились, а они с Кроули — нет. Женщина представилась Мэгги. — Мэгги — это Маргарет? — Это Марджори, но, прошу вас, просто Мэгги. Миссис Шакс умерла от инфаркта три недели назад. — Мы выкупили коттедж у её дочери, когда узнали, что та не хочет оставлять его себе. — А вы не знаете, случайно, она ничего не говорила про меня? В смысле, меня зовут Азирафаэль, я не представился. — Говорила, что вы были крайне приятным джентльменом, готовили вкусный чай и никогда не задерживали аренду. Вы ей очень нравились, судя по всему. — А она никогда не упоминала Кроули? — Кроули? Мэгги посмотрела на него круглыми синими глазами, и Азирафаэль приготовился извиниться за бредовые расспросы. Конечно же, никакого Кроули не существует и не существовало. Кроули — это розыгрыш, даже если Азирафаэль умудрился в этот розыгрыш влюбиться. — Энтони? Тот, с которым вы здесь жили? Это он высадил тут цветы. Сказала, что вы были очень влюблены друг в друга. Больше ничего не упоминала. Просила только отправить вам с её ноутбука несколько файлов, если с ней что-то случится. В последние полгода сердце у неё частенько шалило. Моя жена отправила в фэйсбуке эти аудиозаписи Мюриэль Фэлл. Ваша? — Племянница, — выдавил из себя Азирафаэль. Господи, — подумал он, — мне сорок пять лет, и я забыл, кажется, самое важное, что у меня было. Как я мог забыть тебя? — Значит, всё правильно. Её могила в третьем ряду справа, если вы захотите навестить. Почему старушка, на седьмом десятке жизни, умирая, решила, что нужно отправить ему эти записи? Почему она не сделала этого, когда была жива? И как можно стереть из своей жизни память о человеке? — Это «Лакуна». — Что? — Записи от компании «Лакуна». Энтони, по правилам, должен был разослать такие файлы пятерым близким людям, на случай, если информация вдруг понадобится. Я знаю, потому что моя сестра стирала память о своём парне. «Кроули считал старую домовладелицу близким человеком? Или он был таким одиноким?». Кому же разослал я? — Полагаю, её самодеятельность запрещена? — Абсолютно точно запрещена. Но мы успели дать обещание до того, как узнали, в чём дело. Рыжий Официант занёс ему бумажный стаканчик с кофе и купил витамины. Азирафаэль подумал, что Кроули подошло бы, пожалуй, быть рыжим. Как он выглядел, интересно? — Ехать я не хотел. Я знал, что ничем хорошим это не кончится. Я сказал, что нам, возможно, стоит остаться здесь. Денег хватает и мы могли уехать куда угодно. Да и какой из Азирафаэля управленец? Не то чтобы я его принижал, но в нём самом, пока под нос не подсунули по старой дружбе, никаких стремлений сворачивать горы не было. Он что-то втирал мне про чувство долга, про возвращение к семье, которая его гнобила всю жизнь, а с моим появлением так вообще начала игнорировать, и ещё что-то про то, что мне бы тоже не помешало работать в каком-то более подобающем месте. Но я вспылил, сказал, что, наверное, просто я его недостоин, и он устал от меня. Ты себя-то слышишь, бестолочь? — И он сказал, что меня слишком много. Что я заполнил всю его жизнь и ему некуда деться, чтобы всё время не натыкаться на меня. Я завязал с гонками, чтобы эта сволочь не переживала, а он меня выбросил. Я прожил в коттедже ещё месяц. А он — так и не приехал. Так что я его сотру. Я жил им два десятилетия, хоть он и редкостный подонок, и я думаю, что просто забыть и начать заново, будет лучшим решением. Пошёл ты на хуй, Азирафаэль. Надеюсь, ты там счастлив со своей ебаной аптекой, ебаным Гавриилом, ебаной матерью, не отвечающей на твои звонки уже второй год. Я найду себе кого-нибудь получше. Кому меня будет мало. После Рождества Рыжего официанта отправили то ли в отпуск, то ли на больничный. Он интуитивно искал взглядом его лохматый хвост в очередях к кофе-автомату и в длинных застекленных коридорах торгового центра, но больше не находил. Официанта не было и в зале. Азирафаэль, пересиливая отвращение к запаху дешевого плавленного сыра, дважды пообедал в угловой от входа пиццерии на первом этаже, но так и не заметил жёлтых глаз напротив своего лица. В феврале Азирафаэль переслушал записи ещё несколько раз. Он знал, что Кроули больше всего любит зелёный цвет, но считает, что он ему не идёт и всегда носит чёрный. Знал, что Кроули боится гроз и ненавидит травяные чаи миссис Шакс. Знал, что Кроули пьёт кофе с тремя ложками сахара, знал, что у него умер папа, когда ему было десять и знал, что когда Кроули смеётся, вся скрипучесть пропадает из его голоса и знал, что от этого звука у Азирафаэля дрожат пальцы от желания ухватить его и уберечь от всего мира. — Продай антибиотики без рецепта? Азирафаэль знал, что у Кроули желтые глаза Рыжего Официанта, который всё это время ходил рядом с ним в дебильном бардовом фартуке и всё пытался бросить курить. — Я возьму тебя за руку и уведу к врачу, — сказал Азирафаэль стальным голосом. — Прямо сейчас. Кроули смотрел на него жёлтыми-жёлтыми неморгающими глазами, кусал покрытый болячками рот и выглядел, что странно, привлекательнее, чем нормированный рабочий график и запрещённый алкоголь. Очень хорошо, словом. Даже если все люди на земле покрутили бы пальцем, когда Азирафаэль озвучил бы это. — Не-а. — Ты же тоже слушал, да? Кроули выложил на кассу пачки гематогенов и проигнорировал его вопрос. — Продай амоксициллин, Азирафаэль. Смотри, я готов взять этой сладкой гадости на приличную сумму, чтобы ты выполнил план по продажам. Давай, услуга за услугу? Он закрыл стеклянные дверцы и, схватив Кроули за шершавую тёплую (горячую) руку, увел в подсобку. Конечно же он слушал! Кому ещё Азирафаэль мог отправить одну из копий своей исповеди, если не миссис Шакс? Ну не Михаил же. — Ну и зачем? — спросил Кроули, выпутывая запятье из его пальцев и прижимая его к груди, будто Азирафаэль на него кислоты плеснул. — Пойдут разговоры. — А ты зачем пришёл? Кроули молча отошёл к дальней стене и задумчиво пробежался глазами по коробкам с нераспакованным товаром. Не переживай, ты тут все равно ничего не найдешь. Даже я тут не всегда разбираюсь. — Уж точно не по подсобкам с тобой ныкаться, — решил рыкнуть Кроули, пряча руки в карманы. У него мешки под глазами и ещё более тонкая шея, чем он помнил в прошлый раз. — И я уже сказал, продай таблетки. Ну и попрощаться, я увольняюсь. — Почему? — Потому что я узнал то, чего знать не хотел. И знаю, что ты тоже осведомлён. — Когда ты это решил? — Только что. Думал, что смогу, но нет. И, кстати, Гарриет, а не Гарри, — сбил с толку Кроули. — Начальница моя. Эсциталопрам я заказывал для неё. Классная тетка, кстати, недавно с послом разошлась и скоро отсудит у него особняк. С размахом работает, не то, что твоя Мэри. А то услышать, что «кудрявый из аптеки» заходил, искал рыжего Гарри, я как-то не планировал. Других характеристик, кроме как «рыжий», у тебя не было?! Например, что я крутой и у меня хороший парфюм. Хотя бы! — От тебя табаком несёт, какой парфюм? — не понял Азирафаэль. — Том Форд. — Может, тебе его сменить? Так, ладно, я не для этого тебя… Кроули, я… — Не надо, — перебил Кроули, — я знаю, что ты скажешь. Мой ответ — нет. Старая карга подложила нам обоим свинью, но всё это — досадная ошибка. — С чего ты взял, что я хочу тебя обратно? — Ну ты же меня сюда не в шахматы играть притащил. Азирафаэль присел на край заваленного стола и посмотрел на жмущегося к стене Кроули. А вот если серьёзно, что я в тебе нашёл-то? Пугливый заморыш, ты если и берёшь чем-то, так только странной харизмой и усыпляющей бдительность болтливостью. Но чем-то ещё, очевидно, Кроули, всё-таки, брал, потому что разложить его хотелось прямо сейчас. — В дедуктивных навыках тебе не откажешь, мой дорогой. — Не твой, — огрызнулся Кроули, видимо, осознав жалкость своего положения, набросил на себя гонор и, нагло обойдя (как можно сделать расхлябанную походку ещё и наглой, а?) подсобку по периметру, уселся на его стул. Ну-ну. — Не мой, — согласился Азирафаэль. — Я, по факту-то, тебя и не знаю. Но я предлагаю… — Сразу нет. — Да почему ты не слушаешь?! Ты всегда таким был? — Не скажу. — Я просто хочу сказать, что, раз уж миссис Шакс отправила это нам обоим, может быть, это всё — не ошибка. Может быть, учитывая обстоятельства… — Да какие обстоятельства? Пару раз поулыбались друг другу и съели по гематогену сраному, этого не хватает для обстоятельств. — В первый раз тебе хватило ливня. — В первый раз мне было девятнадцать! — И ты поумнел с тех пор? — О-о! А это низко. Знаешь что? — Кроули поднялся на ноги, неуловимым движением выцепил лежащие у Азирафаэля в кармане халата ключи, и ядовито оскалившись, двинул к выходу. — Я больше ничего выяснять не хочу. Ты смешон. Азирафаэль перехватил его через два шага: с неожиданной для себя резвостью поймав Кроули за локоть. Локоть колюче брыкнулся и болезненно упёрся в рёбра. — Отпусти, или я начну орать. — Ты и так орёшь. — Я могу громче, — предупредил Кроули, взбрыкнув ещё раз, и Азирафаэль, растерявшись, прижал его к себе. — Я тебя покусаю. Но Кроули не покусал. Азирафаэль замер, держа его поперёк груди и не смог себе объяснить, чего хочет добиться. Острый седьмой позвонок маячил перед глазами хлипким якорем. Азирафаэль смотрел и смотрел на него. — Ничего не выйдет, — сказал Кроули, обмякая в его руках. — Не вышло в первый раз, не выйдет и сейчас. Я в прошлом просто ошибся пару десятков раз. — Ты ошибся только тогда, когда не дал мне шанса всё исправить! Мелочная, истеричная, крикливая сволочь. — Ты и не пытался исправить! Я пол года успел прожить без памяти о тебе, прежде чем ты приехал к моей сестре искать меня. Ты ничего не исправлял. — Я хочу исправить сейчас. — Зачем? — Потому что я люблю тебя. — Не меня, а сказку, которую Кроули двухлетней давности напел. Легко любить, когда запись не может «душить собой, как грёбанный удав». Это ты сказал. — Нет, тебя. — Не будь смешным. Ты меня не знаешь. Кроули звучал зло. Позвонок продолжал уязвимо торчать. Азирафаэль прижался к нему губами. — Не надо. Азирафаэль, через вытекающий из сердца гной, поцеловал его за ухом. Ухо горело красным. Азирафаэль невесомо коснулся губами и его тоже. Только чуть-чуть. Только чтобы запомнить Кроули в своих руках. — Для чего тебе амоксициллин? — Ангина, — выдохнул Кроули тихо и повёл плечом. Азирафаэль потёрся об это плечо носом. Костлявое и жёсткое. Тьфу. — Лучше местные антисептики и полоскания. И сходи к врачу. — Ты-то лучше всех знаешь. — Знаю. Я фармацевт. — Мне плевать. Я продал свою машину, чтобы больше не пересекаться с тобой, — ощетинился Кроули снова напрягаясь всем телом. И так равномерно, надо же. И правда, как удав. — Я куплю её тебе снова. — У аптекаря-то много денег, конечно. Я смотрю, в управление тебя так и не поставили. Спасибо, обойдусь. Просто… Кроули всё-таки выпутался из бестолковых объятий. Азирафаэль смотрел на него — взъерошенного и плешиво краснеющего шеей, и чувствовал, что что-то в нём сейчас умерло. -… не напоминай о себе больше. К весне Гавриил женился, вернулся к мысли уехать из страны, и загрузил Азирафаэля отчётами со словами «даю тебе испытательный срок, звони по любым вопросам». И ни разу не ответил на звонок в рабочее время. В нерабочее — звал в гости. Азирафаэль тонул в бумагах, перестал спать окончательно и очень удачно заполнил все свои мысли работой. Вспоминать Кроули было некогда и незачем. — Ну, дружок, хоть ты и гомик последний, но бываешь человеком, — Шедвелл опрокинул в себя рюмку проставленной пшеничной водки, и закусил нарезанным яблоком. — Поздравляю тебя, что ли. — Спасибо, — хмыкнул Азирафаэль, привычно пропустив мимо ушей оскорбления. — Может коньяком вас угостить? Шедвелл пожал плечами и налил себе ещё. Праздновать вступление в должность было не с кем. Анафема увезла Ньюта в Ливерпуль, оставив его без последнего приятеля. Мюриэль зашивалась в департаменте вторую неделю, терпеливо выполняя всю грязную работу в офисе, и не выкаблучивалась. Отношения с Сандальфоном — отцом Мюриэль, и матерью так и не наладились. И чего ради он пытался наводить с ними мосты? Мосты давно не разведены, а сожжены. И сжёг их не он. Не то чтобы он жаловался. Он не жаловался. И не выкаблучивался тоже. Шедвелл затребовал коньяк. Апрель обрушился слякотью, загаженными тротуарами и намешанным со снегом дождём. Такси не получалось поймать уже двадцать минут, он промочил ноги и изговнил замшевые ботинки. До метро было метров пятьсот, а настроение — отвратительным. Он должен быть на Риджент-стрит — хотя бы — через сорок минут с неожиданной (чтобы она и правда была хоть сколько-нибудь неожиданной) инспекцией. Руби — выданная заботливым Гавриилом правая рука, щебетала в трубку бойкие инструкции, как вызывать таксиста через интернет. — Почему бы тебе не вызвать его для меня, дорогая моя? — подавив порцию рвущегося раздражения, сахарно спросил Азирафаэль. — Я уже старый, чтобы учиться таким вещам. — Не наговаривайте на себя, мистер Фэлл, вы не такой дремучий, каким хотите казаться! Такси — это сущий пустяк. Ну давайте, вам нужно просто скачать приложение. Или, вы можете просто позвонить. Азирафаэль отключился, разозлившись, что нельзя было сразу тыкнуть носом его в этот вариант, а не науськивать удалить огромное количество дорогих сердцу картинок с рецептами и видео, где милые животные чавкали и ели свою животную еду. Что странно, учитывая, что чавкающих людей Азирафаэль готов был убить на месте. — Добрый день, — с жизнерадостным оскалом сообщили ему о том, что день добрый, — мы крайне рады приветствовать вас! — Ужас какой, вы всегда так здороваетесь? — Тебя не спросили, — так же весело продолжил охамевший диспетчер, — говори, куда тебя везти и откуда, пока мне не надавали по шапке. — Давно ты там работаешь? — Отчитываться не обязан. Говори быстрее, или мокни под дождём. Я отсюда слышу, как поливает, — ответил Кроули, возвращаясь к своей привычной интонации и накидывая на себя положенные годы. Он так много слышал его голос, искаженный записью, что узнавал в нём все оттенки, и мог сказать одно — Кроули не злится. Кроули удивлен, но Кроули не злится. — Ты должен мне одно спасение от дождя, а я тебе — приглашение в бар. — Ещё ты должен мне Бентли и мои лучшие годы, будем долгами мериться? — По поводу машины моё предложение актуально. Пока что. — По поводу тебя мое решение тоже актуально. Пока что, — парировал Кроули. И Азирафаэль зацепился за это. — Пока что? Кроули чертыхнулся. И не сбросил звонок.