Пока ты рядом

После становления Цзинь Лина главой ордена Ланьлин Цзинь, Цзян Чэн старательно обдумывал, как укрепить его положение, чтобы никакие циничные твари не позарились на это место, чтобы не раскрывали рты слишком сильно. Пусть промывают кости, но сидя в своих тихих и вонючих харчевнях, вкушая дешевое мясо. Нужно было, чтобы рты не стали открывать именитые ордены, для чего, впрочем, не было и времени. После переполоха с телом Не Минцзюэ, все именитые ордены за голову хватались, во-первых, от подобного поступка в прошлом верховного заклинателя, во-вторых, от запечатывания души в гробу некогда главы ордена Цинхэ Не. Но когда шумиха по поводу тела и души Чифэн-цзюня утихла, пришла очередь ордена Цзинь сносить самые мерзкие слухи, переворачивающие правду с ног на голову. В этот момент Цзян Чэн и решил действовать, наведываясь в каждый клан, косвенными речами намекая, чтобы те даже и не смели раскрывать рты, ведь за новоиспеченным главой ордена стоит глава ордена Юньмэн Цзян, который смог отстроить его практически с нуля в возрасте девятнадцати лет. Все знали его нрав, что тот не станет церемониться, если чьи-то действия покажутся ему неправильными, поэтому смиренно заткнули рты себе и своим адептам. Орден Гусу Лань, в него Цзян Чэн решил направиться позже всех, ведь вели себя там все и так тихо, поэтому шел он туда не для того, чтобы наводить ужас своим видом и цзидянем в руках. — Незваный гость. — проговорил Лань Чжань, резко отрываясь от чтения книги и немного хмуря брови. Солнце только садилось, Вэй Ин с детворой ушел на ночную охоту ещё днём, поэтому цинши пустовало, и вещи оставались в своем порядке. Раз уж гость прибыл не к нему, он не стал в это вникать и остался в своих покоях. Он знал, что гостя наверняка не пустят к тому, к кому он пришел. — Цзян Ваньинь. — спокойным тоном поприветствовал Лань Сичэнь, мягко кивая. — Лань Сичень. — ответил тому Цзян Чэн, сев напротив Лань Сиченя. На тот момент Цзэу-цзюнь больше четырех месяцев пребывал в уединенной медитации, поэтому вид его был вялым, но на лице все ещё пытались пробиваться лучи его прошлой лучезарной улыбки. Когда они одни находятся лицом к лицу, они могут забыть о своих титулах и перестать называть друг друга главами орденов, сменив это именами. Мягкая улыбка играла на лице Лань Сиченя. — Ты… Прекрати так улыбаться. — странным тоном проговорил Цзян Чэн, кладя рядом с собой Саньду. — Для чего ты здесь? — спокойным и меланхоличным тоном процедил Цзэу-цзюнь, наливая чай гостю и себе. — Ты… Нет. Хотел поговорить насчёт ордена Ланьлин Цзинь. — одернув себя от первого предложения, сказал Цзян Чэн. Он не мог выдавить из себя обычного вопроса «Как ты?», никогда не мог спросить этого. Как люди вообще пытаются поддержать кого-то? Когда эта поддержка нужна была Цзинь Лину — тот был слишком мал, поэтому Цзян Чэн мог проявить ее заботой и попытками восполнить любовь его родителей. Обычно поддерживал его Вэй Ин, когда последнего поддерживать не было смысла, ведь тот вечно носил эту идиотскую улыбку до их ссоры. — Да, я наслышан про страх и ужас, который ты навёл среди других кланов. — с усмешкой проговорил Лань Сичень, делая глоток чая. — Я не собираюсь делать этого же здесь. — кротко ответил Цзян Чэн, будто перед Лань Сиченем ему было стыдно. — Я понимаю. Так для чего ты на самом деле здесь? — с такой же мягкой улыбкой проговорил Лань Сичень, устремляя взгляд прямо в глаза Цзян Чэна, от чего тот их резко увел в сторону, неловко почесывая затылок. — Ты… Я… Забудь. — потрусив головой проговорил Цзян Чэн. — Как я себя чувствую? И чем ты можешь мне помочь? — с доброй насмешкой проговорил Лань Сичень. Цзян Чэн кивнул. Когда после сожжения Облачных глубин и Юньмэна новоиспечённые главы орденов пересеклись в поселке Илина, они многое успели обсудить, но самое главное — они оба на это время встали друг к другу спинами, поддерживая, чтобы ни один из них не смел сдаться, ведь им обоим было за что бороться, за что мстить и ненавидеть орден Цишань Вэнь. Они жили под одной крышей, их чувства развивались неоднозначно, но в связи с обстановкой подобное было неуместно. В дальнейшем их обоих затянули дела, и они перестали держать связь. О чем внутри себя сожалели. Сейчас они снова встретились лицом к лицу, содрав уважительное обращение. Тогда для Цзян Чэна появление Лань Сиченя было подобно лучу солнца и протянутой руке, за которую тот крепко ухватился мертвой хваткой. Которую в итоге потерял. Он не из тех, кто способен первым сделать шаг вперёд, чтобы снова вернуться к прошлым отношениям. — Цзян Чэн… — на выдохе проговорил Лань Сичень, от чего Цзян Чэн дрогнул, ведь снова услышал свое имя из уст человека перед собой. — Ты не должен заботиться об этом. — с расстроенной улыбкой продолжил Цзэу-цзюнь. Когда Цзян Чэн стал отдаляться от Лань Сиченя после Аннигиляции Солнца, последний чувствовал странную пустоту внутри себя, но только через года, в которые эта пустота не отступала, понял, что это тоска по человеку, к которому испытываешь любовь. Из-за нрава и характера Цзян Чэна, тот решил оставить все как есть. Пустота почти рассеялась, но ее часть всегда оставалась внутри него. Цзян Чэну нужно было сделать лишь один шаг, тогда остальные девять за него добежит Лань Сичень, ведь один шаг Цзян Чэна дороже сотни шагов его самого. — Но я тоже не лестно отзывался о Цзинь Гуанъяо в храме Гуаньинь. — виновато проговорил Цзян Чэн, хоть в глубине души понимал, что тот эти слова заслужил. — Он это заслужил. — устало прищурив глаза сказал Лань Сичэнь. — Да и твой гнев можно понять, всё-таки речь шла о Вэй Усяне. Я не знаю… — тяжело выдыхая проговорил Лань Сичень, закрывая лицо ладонями, стараясь остановить поток тяжёлых чувств. Но вдруг он ощутил, как крепкие руки обвили его плечи, заключив в объятия, Лань Сичень дрогнул и, закусив губу, раскрылся для объятий, также крепко схватившись за Цзян Чэна, утыкаясь тому в плечо. Цзян Чэн не умел подбирать слов, единственное, что ему пришло в голову — крепкие объятия. То, что предоставил ему Лань Сичень, когда нашел его измученного после нескольких дней в том самом поселке. На тот момент Цзян Чэн чувствовал невероятное одиночество и чувство брошенности, он должен был направиться за сестрой, но в то же время Вэй Усянь обещал, что будет здесь. Но его здесь нет. Никого рядом с ним нет. Кроме этого мужчины в похоронных одеяниях и белой лобной лентой на голове. Почему-то в нынешнем Лань Сичене Цзян Чэн узнал себя в день их встречи. Чувство боли, чувство злости, чувство брошенности и бесконечного одиночества накрепко отпечатались на прекрасном лице, которое, обычно, отражало солнечные лучи, будто навесные тучи, которые нужно быстро и со злостью отогнать. — Лань Хуань… — прошептал Цзян Чэн, проводя рукой по спине Лань Сиченя, чувствуя небольшую дрожь. То ли он задрожал вместе с Лань Сиченем, то ли последний дрожал слишком сильно. Лань Хуань поднялся к лицу Цзян Чэна и впился в его губы. Глаза Цзян Чэна широко раскрылись. Их неозвученные чувства, о которых знали оба, наконец-то вырвались наружу. Они оба желали этого. Желали наконец-то крикнуть во всю глотку о своих чувствах, заключить в объятия друг друга. Лань Сичень отстранился от неглубокого поцелуя, смотря прямо в широко распахнутые глаза Цзян Чэна. Последний сорвался и вонзился губами вновь, прорываясь языком сквозь завесу тонких розоватых губ. Поцелуй был нежным, донельзя теплым, который развеял тучи на лице Лань Сиченя в один миг. Он будто снимал с Цзян Чэна путы неловкости и страха, освобождал Лань Сиченя от цепей неописуемого горя и разочарования. За окном потемнело, приходило время отбоя Гусу Лань, но Лань Сичень продолжал лежать в объятиях Цзян Чэна, а последний продолжал обнимать и перебирать руками край лобной ленты. Свет лампы подрагивал, но продолжал четко освещать теплоту сего момента. — Тебе нужно идти. После отбоя никого не выпустят, придется только перепрыгивать. — мягко проговорил Лань Сичень, проводя пальцами по линии лица Цзян Чэна, устремляя взгляд на его лицо. — Не хочу… — недовольно сказал Цзян Чэн, крепче сжимая Лань Сиченя. — Ты сможешь прийти снова. — сказал Лань Сичень, мягко целуя Цзян Чэна в щеку. -… Недолго помолчав, Цзян Чэн схватил Саньду и, одарив Лань Сиченя поцелуем, они вышли к воротам, где увидели силуэт в черных одеждах, перепрыгиваюший через ворота. -… -… — А… Вы тут… Цзян Чэн, Цзэу-цзюнь… — промямлил Вэй Ин с явным удивлением. — Вэй Усянь, Лань Чжань же вроде выдал тебе нефритовый пропуск, почему ты снова перепрыгиваешь через ворота? — спросил Лань Сичень, вежливо улыбаясь. Вэй Ин не видел Лань Сиченя после семейного пиршества, но сейчас он увидел его снова, и увидел с Цзян Чэном, мать вашу! Что же происходит?! — А. Я забыл его. Давайте сохраним этот факт между нами. — жалобно улыбаясь, попросил Вэй Ин. — Хорошо. — ответил Лань Сичень. Взгляды Вэй Ина и Цзян Чэна пересеклись и крепко ухватились друг за друга. Лань Сичень, заметив это, сказал: — Поговорите. Я отойду ненадолго. — Цзян Чэн рассказал ему как он истинно потерял свое золотое ядро. Он действительно ушел. Теперь Цзян Чэн и Вэй Ин стояли в недоумении, сотни слов, которые собирался прокричать Цзян Чэн вдруг исчезли. Чувство дискомфорта и вины распространились по телу Вэй Ина. — Ты тогда что-то хотел мне сказать, в храме Гуаньинь. — первым прервал тишину Вэй Усянь. — Тогда, в прошлом, Орден Вэнь поймал меня не потому, что мне хотелось вернуться в Пристань Лотоса и забрать тела родителей. В том городке, через который мы проходили, а ты отправился купить нам еды, нас нагнал отряд заклинателей из Ордена Вэнь. Я загодя увидел их и покинул место, где ты меня оставил, спрятавшись за углом, чтобы не попасться на глаза. Но они принялись обходить улицы и вскоре наткнулись бы на тебя. Именно поэтому я выбежал из укрытия и отвлёк их. — выдал из себя Цзян Чэн, резко замерев. Он смог ему сказать. Но он не должен был. Он поклялся никогда не рассказывать эту правду, но почему-то не смог сдержаться. Будто хотел, чтобы Вэй Усянь почувствовал то же, что и он почувствовал, когда узнал о золотом ядре. Вэй Ин замер. Он опустил голову, чувство вины заполнило все его тело, не оставляя даже шанса вдохнуть. Он мучается от нее больше пятнадцати лет, стоит только путам вины немного ослабнуть, выясняются другие причины, по которым эти путы крепче сжимаются на горле. — Прости. Мне не нужно было тогда оставлять тебя. Нужно было взять тебя с собой. — проговорил Вэй Ин. — Я сказал это не для того, чтобы услышать твои извинения. — ответил Цзян Чэн, крепче сжимая рукоять Саньду. — Пусть… Теперь мы будем в расчете. — процедил Цзян Чэн, будто слезы встали поперек горла вновь. — Мы никогда не сможем быть в расчете. Я убил твоих родителей, убил шицзе, оставил нашего племянника сиротой… И зачем ты вообще решил тогда спасать меня… — последнюю фразу он прошептал, прикрывая глаза ладонью. — Я нарушил свое слово. Был слишком самоуверен. Мое золотое ядро по праву твое. Тогда сбежать, защищая меня, решил ты сам для меня, как и отдать тебе свое золотое ядро решил я сам. Я предал тебя и орден Юньмэн Цзян. Ты не должен чувствовать, будто все твои заслуги — лишь благодаря моему золотому ядру. Ты сам всего достиг. Ты всегда был силен, ты был сильнее меня, твои старания гораздо выше моих способностей. Ты стал уважаемым главой ордена, а я умер от рук своих же тварей, стал ненавистен всем миром, и я это заслужил. Я должен твоим родителям, шицзе, тебе за свои умения и благопристойную жизнь в юношестве, без вас я бы не стал заклинателем и вообще никогда не смог бы сформировать золотое ядро, я должен всему ордену Юньмэн Цзян. Но больше платить мне нечем. — последнюю фразу Вэй Ин проговорил с небольшой усмешкой над своим же жалким положением перед Цзян Чэном. — Ты… Моих родителей, моей сестры, Цзинь Цзысюаня больше нет, кровь за их смерть никогда не сойдёт с твоих рук, но сейчас… Мне почему-то хочется, чтобы ты перестал ненавидеть себя за прошлые ошибки. Больше нет нужды платить, платить больше некому. Лучше постарайся стать для Цзинь Лина кем-то близким, чтобы рядом с ним было больше тех, на кого он может положиться. Мы больше никогда не сможем быть теми, кем были в прошлом друг другу. Но можем стать кем-то другим для нашего племянника. — Все верно. Мы больше никогда не сможем быть такими же друзьями как раньше, но… Если тебе проще меня ненавидеть, лучше ненавидь. — проговорил Вэй Усянь, поднимая взгляд полный слез на Цзян Чэна. — Я больше не смогу тебя ненавидеть, как бы сам этого не хотел, Вэй Ин. Нам не быть друзьями, не стать незнакомцами, будем друг другу теми… Кем должны были стать. — ответил Цзян Чэн, смотря на лицо Вэй Усяня, на щеках которого текли горячие дорожки слез. Цзян Чэн замер. Из его глаз также ринулись горячие слезы, которые он так старался сдержать, оставляя за собой неровные мокрые дорожки. Они так и смотрели друг на друга. Это «кем» не имеет определенного названия. Они не друзья, не незнакомцы, знакомыми их назвать тоже нельзя. Они те, кем должны были стать. Они пожали друг другу руки, как за их спинами появились два нефрита ордена Гусу Лань, Лань Чжань за спиной Вэй Ина, Лань Сичень за спиной Цзян Чэна. Они крепко схватили за плечи своих мужчин. Им показалось, что это логичное завершение разговора, но они не ожидали увидеть, как из глаз Вэй Ина и Цзян Чэна текут слезы. Цзян Чэн, почувствовав, как на его плечи аккуратно опустились любимые руки вдруг почувствовал небольшое облегчение. Он притянул за руку Вэй Усяня к себе. Они обняли друг друга, крепко сжимая кулаки. Будто должны были это сделать. Будто должны наконец-то отпустить прошлое и попробовать ступить в новое настоящее, в котором их недомолвки должны развеяться, где им не быть закадычными друзьями, но и не быть заклятыми врагами. Вэй Ин сделал шаг вперёд для счастья рядом с Лань Чжанем, но чувство вины за прошлое никогда не отпускало его тонкой шеи. Их мужчины в недоумении замерли, играя в переглядки. Они не понимали, что должны были делать, и мысленно ударили себя по лбу за то, что слишком рано пришли к ним. Но Вэй Ину и Цзян Чэну они не мешали. Ведь в этот миг не было места чувству неловкости. Они наконец-то сказали все, что должны были сказать. По итогу, Цзян Чэн остался в покоях Лань Сиченя. Он сидел спиной к Лань Сиченю, головой опираясь на его плечо, стараясь остановить слезы, которые Лань Сичень заботливо стирал с его лица. — Цзян Чэн, все хорошо, я рядом. — прошептал Лань Сичень, мягко сжимая талию Цзян Чэна. — Ты можешь мне высказаться, тебе станет легче. — заботливо продолжил он. — Осознание, что я всегда буду дышать в спину Вэй Усяню всегда душило меня. После его смерти, я, почему-то, вздохнул с облегчением. Будто нет перед глазами того, с кем меня всегда можно сравнивать, кому я всегда буду смотреть в спину. Я всегда был на голову ниже него. Но я ненавидел за это не его, а себя. Сколько не убивайся, а Вэй Усянь всегда был лучше меня… — проговорил Цзян Чэн, крепко сжимая рукав хайфу Лань Сиченя. — Для меня — ты всегда на первом месте. Ты приложил много усилий, чтобы стать тем, кто ты есть. Нет нужды в сравнении, для меня ты — лучший. Первый. Ты не кто-то за кем-то, ты единственный, кто стоит передо мной. — проговорил Лань Сичень, целуя плечо Цзян Чэна. Он впервые услышал что-то подобное, поэтому все попытки остановить слезы провалились крахом, он повернулся в Лань Сиченю и вжался тому в грудь, рыдая навзрыд. Наконец-то он первый. Рядом с этим человеком его сумасшедшее чувство неполноценности развевается в один миг. И теперь он понял почему, для него он первый. И был всегда первым. — Пока ты рядом со мной, я навсегда останусь перед тобой, всегда буду первым, кто будет стоять перед тобой, я подставлю спину для удара, чтобы ты был цел… Пока ты рядом. *** Вэй Ин, крепко сжимая зубы, пытался остановить слезы. Он упал в объятия Лань Чжаня, который крепко сжал его, гладя по голове. — Моя вина… Это моя вина… Он потерял золотое ядро из-за меня… Он все потерял из-за меня, Цзинь Лин все потерял из-за меня, много людей потеряли родных из-за меня… Но мне больше нечем им платить… Я уже умер! Я уже однажды умирал! Я знаю боль смерти! Как ты можешь любить кого-то вроде меня… Ведь и тебе я принес боль! Всем вокруг принес лишь боль и разочарование! — истерически проговаривал Вэй Усянь. «Он снова теряет контроль.» — подумал Лань Чжань. За время их совместной жизни это не первый случай подобного поведения Вэй Ина, но обычно это происходило во сне. Лань Чжань просыпался от бормотания Вэй Усяня, из глаз которого текли слезы. Ему снился кошмар. Один и тот же кошмар, который теперь плавает перед глазами Вэй Усяня, что тот не в силах держать себя. — Вэй Ин, Вэй Ин, не теряй голову. — проговорил Лань Чжань, поднимая лицо Вэй Усяня. — Я рядом. Вы поговорили. Вы оба решили оставить прошлое в прошлом. — продолжил он, стирая слезы с его лица. Его сердце сжималось при виде такого Вэй Усяня. Осознание, что он на самом деле ничего не может сделать, чтобы освободить от этих пут любимого убивало. Единственное, что он мог сделать — быть рядом. — Лань Чжань, я переродился для тебя, но при этом разворошил старые раны, которые я оставил, для остальных. Я уже умер, так почему все ещё так сильно себя ненавижу?! Я не достоин счастливой жизни! — крикнул Вэй Ин, крепкой хваткой уцепившись за ворот Лань Чжаня, опуская лицо. — Именно. Ты переродился для меня. Для других людей и искупления своих грехов ты уже умер. Позволь себе сейчас начать новую жизнь, забыв о сожалениях. — проговорил Лань Чжань, мягко кладя руку на голову Вэй Ина. — Забыть о сожалениях… Пока ты рядом со мной, я смогу забыть о сожалениях.