Вообрази новую эпоху, Мина Сато

12 июня 2024 "Тебе не кажется это ненормальным?" "Что именно?" - почти без интереса спрашивала я, и лишь изредка поднимала взгляд на собеседника, когда он радовал меня действительно интересными вопросами. "Стараться до такой степени, что в итоге не видишь ничего, кроме темноты и собственной крови?" "А разве не приятно, глядя в темноте и чувствуя эту кровь, закрывать глаза и вспоминать тот свет. Мой свет". "А он был в твоей жизни?" А я не знаю. И ничего не могу вспомнить, как будто память противилась всякий раз, когда я пыталась хоть чего-то от нее добиться, и, щелкая переключателями, возвращала меня в самое начало, и снова сейчас. Начало, и снова конец... Пока еще ненастоящий, но он действительно был близок. "Ты следователь или психотерапевт? - немного помолчав, я подняла голову и придвинулась ближе к столу, опираясь на него руками, закованная в наручники, - Либо сажай меня мотать срок, либо подавай документы на новую специальность. Тебе правда здесь, может быть, не место". "А где твое место, Ника? Или называть тебя Минами?" "Или пошел ты в задницу, - я повысила голос и раздраженно скривила губы, - Я твою рожу в последнее время вижу чаще, чем свою в зеркале. Это нормально? О каких правах задержанных ты вообще мне втираешь который день? Если у меня ещё остались какие-то права, закажи мне жареный рис. Я больше не могу питаться вашей едой". "Нам ещё недолго осталось видеться, - он тихо усмехнулся и со странной грустью посмотрел на меня, - Ты хороший человек, Ника, просто в какой-то момент твоя дорога свернула не туда. Ты сама заставила туда ее свернуть, и это сыграло на тебе даже сильнее, чем могли обстоятельства". Я ничего не ответила. Какой смысл, если все, что бы я ни говорила, падает словно с обрыва в морскую пучину, так же быстро и безвозвратно умирая на глубинах?.. Если он никогда не поймет, что хорошего человека из меня уже никогда не выйдет? Он ничего не поймет. А еще я поняла, что из него отвратительный следователь: моя натура не позволяла стать тем самым хорошим человеком, о котором он говорил. Это было предрешено. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Вспоминая все раз за разом, снова и снова, подмечая какие-то упущенные подробности и ненамеренно додумывая все новые и новые детали в свою историю, уже начинаешь сомневаться, действительно ли все это было на самом деле, или, как и все остальное, всего лишь мысли и первенство воображения над реальной жизнью. В какой-то момент когда-то отчетливая грань между грезами и ни на чем не основанными желаниями и реальностью размылась, и я с трудом различала, где правда, а где - лишь одержимость новой призрачной жизнью. Я помню все. До каждой мелочи. Я помню каждую нашу поездку с семьей, почти каждый редкий день, проведенный в школе, и каждый поход в кинотеатр. Зачем? Просто помню и все, так, наверное, нужно. Я иногда хотела забыть и начать все заново, но не могла так просто взять и отказаться от детства. Оно не отпускало. От того, как ездила в Йокогаму, в папин родной город, и с каким воодушевлением гуляла по торговым площадям и парку с аттракционами; от того, как после четырех лет домашнего обучения лишь в 5 классе впервые оказалась в школе и с каким трудом пыталась стать своей в новом коллективе. Я признаю, сначала получалось так, будто судья, который всю жизнь изучал лишь законы и своды правил, старался усидеть за одним столом с художниками, которые плевали на его законы и рисовали все, что им заблагорассудится. Пока я им зачитывала по памяти статьи, они водили баллончиками с краской по стенам и громко смеялись. Я ведь не судья, а они не художники, но мы все равно не могли непринужденно сидеть за одним школьным столом. А потом я перестала пытаться. Я любила нестандартную критику, серьезную литературу и аниме. Папа все детство показывал мне Сэйлор Мун. Девушка воин, которая все время плачет. Он говорил, что я похожа на нее, но тогда я совсем не замечала сходств. У меня родные темные каштановые волосы, черные глаза и не совсем обычный детский характер. А ещё я почти никогда не плакала. Мой отец знал уже тогда: я никогда не сдамся. И как он разглядел это сквозь безразличие и книжки, которые постоянно маячили перед моим лицом? "Если хочешь знать, ты напоминаешь мне Эля". Мне ведь серьезно пришлось научиться читать на русском в 4 года, чтобы получать нужную информацию из детских книжек. К 5 я знала разговорный японский как родной, к 8 выучила всю катакану и хирагану, и прочитала не одну мангу на языке оригинала. Первым, что я прочитала, был «Бездомный бог». В 11 лет - «Идиот» Достоевский. Начиталась критики и неделю не отставала от мамы со словами: «Все мои одноклассники - как в этой книге. Не хочу с ними учиться. Мам, переведи меня на домашнее обучение снова». Я почему-то никому, даже если спрашивали, не рассказывала, что мой папа вечером под баночку пива смотрит не японский новостной канал, а аниме. Его любимыми были Наруто и Тетрадь Смерти. Я всегда буду помнить, как громко заорала в 6 лет, когда на экране появился Рюк. Было поздно, мама уже спала, и папе сильно влетело за то, что показывает "эти сраные мультики ребенку на ночь глядя". Мама поругала папу по-японски. Я не все поняла из-за быстрой речи и незнакомых слов, но, учитывая манеру моей мамы выражаться, она имела ввиду что-то вроде этого. Я, безусловно, сильно испугалась, но следующим вечером пришла к папе, пока он работал, и попросила включить Тетрадь Смерти ещё раз. "Я клянусь, - ну уж очень серьезно заявила я на японском, когда папа несколько раз отказал, не желая больше ругаться с мамой, - Что больше никогда-никогда ничего не испугаюсь и не закричу. А если и испугаюсь, то никто об этом не узнает, потому что я сильная, как Сэйлор Сатурн и Сакура!" Папа меня обнял. Сказал только подождать 10 минут, пока он закончит с работой. Через 10 минут мы уже собирали сумки и ехали в аэропорт Йокогамы. Этот день я запомнила навсегда, потому что в 17 лет события в нашей квартире в Йокогаме 19 июня 2011 навсегда изменили мою жизнь. Но я не могу утверждать, что все это произошло только из-за обстоятельств. Следователь был прав: я сама заставила обстоятельства обернуться ко мне подобным образом. Тогда я считала, что все будет по-другому, но сейчас, глядя на прошлое с огромной высоты, я понимаю, что во многом ошибалась. Ведь уже я не возвышаюсь над своей жизнью, я смотрю на нее сквозь мутную поверхность воды, в которой тону. Все глубже... Что это за вода? Это я. Я поклялась папе не бояться больше никогда. Даже когда смотрела на то, как он, крепко обняв меня, начал быстро собирать какие-то документы в сумки, забирать все из сейфа, - все подчистую, - и в ужасной спешке уходить из дома. Я боялась, не не показывала ему этого. Пообещала все же. Я была маленькая, и детям свойственна глухая надежда во что угодно, но я уже тогда знала: я увижу папу нескоро. Почему? Но этого я даже представить не могла. "Папа, - я позвала его по-русски, но он обратил на меня внимание, и я перешла на японский, тихонько глядя на его безумный взгляд и мелко дрожа, - Я, как Сэйлор Мун, буду бороться за справедливость и никогда не сдамся. Я не боюсь, папа". Я помню, что говорила очень тихо и словно спокойно, хотя в тот вечер, уже в самолете, продолжала мучаться от боли в сердце. Я ведь хотела остаться в глазах папы сильной, правда, чтобы он знал, что его дочь ни за что не сдастся, верно?.. Мне было 6, когда мы вернулись в Россию. Рядом на пассажирском сиденье с бокалом вина сидела моя мама. А через сиденье - незнакомая женщина. И в соседнем ряду - все незнакомые люди. Мы в самолете были одни. Рядом не было папы. А я в тот вечер не проронила ни слезинки. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Я - Ника Дзержинская по паспорту. Для папы и всех в Японии - Минами Сато. Имя, которое он мне дал, и фамилия, которую мама не захотела брать после того, как вышла за папу. Сейчас мне 20, но попрежнему 17. Я так и не справилась с тем, через что прошла. Моя мама - Виктория Александровна Дзержинская. Мы жили 11 лет вдвоем. У нее характер совсем не обыденный. Мой папа - Сигэкадзу Сато. Человек, который показал шестилетнему ребенку Тетрадь Смерти. Моя мама провела свою молодость на фильмах 2000-х, а папа - на аниме. И они ведь как-то нашли друг друга, хоть и не понимаю, что они смотрели по вечерам, когда только познакомились: Наруто или Ангелы Чарли. И все же я - Ника, - человек, который отдавал большое значение мечтам, я слишком много думала, и поэтому закончила так, как закончила. Эти записи, наверное, последнее, что я смогу написать, но я буду рада, если кто-то еще когда-то обнаружит этот пыльный блокнот лет так через 40 и покачает головой, мол, вот дуреха, хватило же фантазии такое выдумать. А я бы могла стоять рядом: "И смогла бы. У меня хватит фантазии выдумать жизнь каждому человеку на планете". А я все думала о своей, пока она не превратилась в то, что остальные считают несчастливой судьбой. А для меня - лишь повод на время расстаться с воображением и понять: жизнь - она там, где заканчивается наше воображение. Она за его пределами, куда даже моя поехавшая голова не может ступить. Жизнь - она непредсказуема. Какой смысл жить, если наперед знаешь, что будет завтра? А я все равно знала. Поэтому не жила, а только представляла и предчувствовала, что бы могла и хотела делать завтра. И это завтра никогда не наступало. Я застревала между вчера и сегодня на долгие дни, которые тянулись для меня не так быстро или медленно, как было нужно. А завтра все никак не наступало... Время шло, а я все думала. В этом была моя проблема. Я предпочитала соображения жизни. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Странное начало, верно? Я бы успокоила, сказав, что я любитель пафосных начал, и дальше пойдёт повествование немного непростой школьной жизни обычной девчонки, которая придумывала сценарии в голове с любимым актером и кучей поклонников, писала про это фанфики и притворялась звездой нулевых, но я зашла дальше. Намного дальше. Нам следовало ещё тогда поводить меня по всем врачам из отдела психиатрии. Как я уже сказала, в пятом классе я впервые пошла в школу. Мама по какой-то причине не хотела отдавать меня туда с 1 класса, поэтому сразу после садика, летних каникул и месяца в Японии наняла репетиров и закрепила меня за одной из московских школ как ученицу с самостоятельной программой. Мама была дизайнером в крупном дизайнерском агентстве. За свою жизнь она придумала слишком много платьев, я потом нашла все ее зарисовки, бросило в жар от красоты и индивидуальности ее творений... Зарабатывала она много, чтобы мы ни в чем не нуждались, и даже больше - мы могли позволить себе все, что захотим. Сколько помню свою маму, она почти не менялась. Ее внешность оставалась такой же лет с 30. Она настолько трепетно следила за собой, и меня это всегда восхищало, ведь с ее загруженным графиком находить время на спорт и правильное питание - настоящее искусство. Сказать, что мы никогда не ругались, значит соврать. Мы любили друг друга, я понимала, что мы остались вдвоем, но все равно иногда ссорились. Так, бывало по бытовым пустякам, бывало из-за моих стычек в школе (я хоть и была уравновешенная, но вывести из себя меня можно было легко), но иногда я упрекала ее в том, что злоупотребляет алкоголем, и ей пора бы завязывать, ведь "такими темпами я буду жить с мамой алкоголичкой". Помню, как она впервые меня ударила. Была довольно выпившая и, когда я полезла к ней и вылила содержимое ее бутылки в раковину, она ударила меня, по лицу. Это было в последний раз. Но иногда я вспоминаю об этом и мне становится очень обидно. И этот человек - моя мама. И я ее очень люблю. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Лето 2015 было последним перед тем, как мама сообщила мне о переезде по причине болезни бабушки. Дедушка по маминой погиб 10 января 2001, он был музыкантом. Я восприняла факт переезда не так спокойно, как ожидала от меня мама. В моем детском понимании единственное место, куда я могу переехать, - Йокогама, папина квартира, но папы в этой квартире уже не было. Перспектива бросить крупный город с кучей мест, где я могла находиться помимо образования на дому, и переехать на неизвестный срок в маленький курортик вроде Ялты, где жила бабушка, мне тогда не особо приглянулась, а когда я приехала, так совсем пожалела, что дожила до своего одиннадцатилетняя. Я чувствовала себя запертой, как бабочка в банке летним днем. Конец августа в Ялте выдался слишком жарким по сравнению с летними температурами в Москве. Только спустя три дня, когда я ничего не ела и не выходила из комнаты, устроив таким образом маме протест, я вышла к морю: грязному, мутному, но это напомнило мне время, когда я бегала по пляжу в Йокогаме и не могла нарадоваться стечению обстоятельств. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Я не умела плавать и чуть было не утонула, к счастью, меня спас спасатель, дежуривший на пляже. Пока я не отдышалась и не удостоверила его, что со мной все в порядке, он стоял рядом и ждал, потребуется ли мне дальнейшая помощь. Я поднялась и огляделась: папа, в шортах для купания, разговаривал по телефону, потягивая Marlboro, и то вставал, то садился обратно на шезлонг. Я подошла сзади и хлопнула его ладошкой по голове. Выражение моего лица в тот момент он, наверное, запомнил на всю жизнь. Если он ещё может, конечно, его помнить, то непременно бы запомнил. "Папа", - раздраженно возмутилась я, и он затушил сигарету об песок, там ее и оставив, в кучке песка, и по-японски попросил собеседника на линии немного подождать, пока он перезвонит. Когда он увидел меня, - по уши мокрую, в песке и водорослях, - испугался ещё сильнее даже чем после неожиданного удара. Он, недоуменно моргая, смотрел на меня, уже примерно понимая, наверное, что случилось. "Почему какой-то дядька должен спасать меня из моря, пока ты куришь сигареты и с кем-то без конца разговариваешь?! - заявила я на японском и уперла руки в бока, делая шаг вперед, - Вот пойду и пожалуюсь маме, что вместо того, чтобы учить меня плавать, ты сидишь на шезлонге и все болтаешь!" "Эй, эй, ну не обижайся", - он примирительно вскинул руки и слабо улыбнулся. Папа был красивым, ему тогда было 32. Темные густые волосы чуть ниже ушей, которые он обычно зачесывал назад, сейчас мокрыми прядями падали на лицо и шею, короткая щетина особенной формы и такие же черные глаза, как у меня. Он был высоким и стройным, только иногда до такой степени бестолковым, что все его преимущества просто меркли на этом фоне. Я запомнила его таким, это было наше последнее лето вдвоем, пока мы ждали приезда мамы из командировки через пару недель. "Мина, мне иногда становится не по себе, когда вот так на меня смотришь. Удар был неплохой, нужно бы записать тебя в школу боевых искусств, как тебе идея?" "Идея отличная, ведь если ещё раз оставишь меня одну, так получишь, что болеть будет долго". Он посмеялся, ведь я тогда была правда грознее тучи. Небо было ясным, а день жарким, поэтому я была такая одна. Он потянул руку, чтобы снять с моих длинных запутавшихся волос водоросли, но я оказалась быстрее и кинула мокрую тину ему в лицо и со смехом отбежала назад. "Вот маленькая ..." - (я не узнала этого слова, но, думаю, что-то вроде "дурочка") папа рывком встал с шезлонга и побежал за мной. Так мы бегали с минуту: мой папа, которому было все равно, что подумают окружающие, и ребёнок, который был счастлив купаться на пляже Йокогамы с папой. Знаете, что его отличало от других в моих детских глазах? Он всегда уделял мне время с желанием. Он никогда не играл со мной только потому, что так надо и так делают все отцы. Даже если бы со всех отцов мира официально сняли бы обязанности играть и проводить время со своими детьми, он бы все равно посадил меня в машину, привез на пляж и вот так бы за мной гонялся. Я упала в песок и он приземлился рядом, как пирожок в муке обкатывая меня в песке. Я смеялась и сквозь смех просила его отпустить меня на волю, хотя мне и было весело. "Минами Сато, вы арестованы за дебоширство". "За что?" - не поняла я этого. "Папу бьешь, - он прекратил меня щекотать и сел на песок, уперев локти об колени, - Мина, кем хочешь быть когда вырастешь?" "Богатой и красивой, - вполне серьезно ответила я недолго думая и уселась напротив папы, скрестив ноги перед собой, - Хочу автомобильную корпорацию как у тебя". "Это у тебя и так будет, по умолчанию с рождения. А чем ты хочешь заниматься, когда вырастешь?" "Хочу быть воином, как Сэйлор Сатурн или детективом, как Эл". "И почему тебе это нравится?" - взгляд папы стал серьезным. Я задумалась. Не знаю. Как может не нравиться что-то, про что снимали аниме или рисовали мангу? Но действительно, что хорошего, когда твоя жизнь каждый день под угрозой и ты вынужден вытаскивать себя из дома и идти спасать мир? Что-то ведь было, раз я сказала об этом папе. Жалела ли я о своих желаниях после? Осознала ли, что это неправильно? Нет, по большей части, я хотела этого, но не думала о последствиях. В моей голове все краски перемешались, и я совсем потеряла истинные жизненные ценности. Они были у меня свои, наверное, потому я едва ли не попрощалась с рассудком к 19. Я знаю одно, вся моя семья была сломана и отдалена от обычной человеческой жизни. Я ведь ребенок мамы и папы, поэтому у меня было два пути: дизайнерское агентство и фильмы двухтысячных или автомобильная корпорация и манга. Я выбрала двинуться рассудком и погрузиться на дно. Потому что то, о чем я сейчас говорю, уже изначально неправильно. "Потому что, - папа был готов ждать ответа столько, сколько потребуется, поэтому я не спеша и без всяких предубеждений постаралась объединить свои мысли в четкий ответ, - Изо дня в день жить так же, как вчера, и как из сегодня в завтра, - в этом нет смысла. Представь, что ты сидишь на лавочке в парке и думаешь: а о чем? О том, что давно утрачено, или о том, что было и будет и все это одно и тоже изо дня в день? Какой смысл думать о том, что произойдет завтра и послезавтра или что было вчера, если по сути все оно одинаково, ничего не меняется, ведь реальность все равно будет выситься над мыслями, ведь все это происходило и будет происходить. Но если ты думаешь о том, что потерял и куда больше не вернёшься, то жизнь больше не властна над прошлым, потому что все эти события - лишь твои мысли и память. За всем этим стоишь ты, и неважно, сколько уже ты лишился. Так ведь правда приятнее сидеть на лавочке, правда, пап?" - я уже предчувствовала, что он меня не понял и переспросит, но когда я подняла к нему прежде опущенный вниз взгляд, немного отшатнулась назад и приоткрыла губы, не зная, нужно ли что-то говорить в такой ситуации или нет. Или я уже достаточно сказала. Папа побледнел, серьезно. Солнце больше не играло румянцем на его загорелом лице. В глазах стоял неподдельный страх, и он не шевелился все то время, что я говорила. Я, не двигаясь, поглядела по сторонам, но призраков поблизости не оказалось. Потом ещё раз взглянула на папу. Он громко и тяжело сглотнул и встал. Протянул мне руку, и я поднялась следом, совсем не понимая, в чем же дело, ведь просто ответила на его вопрос, так, как действительно думаю. "Минами, - глухо сказал он, посадив меня на шезлонг, и присел на корточки напротив моих ног, - Я не стану тебя ругать в любом случае, и любить буду ничуть не меньше, наши отношения не изменятся, но скажи мне сейчас правду: все, что ты сейчас сказала, ты где-то прочитала, или это твое с самого начала?" "Пап, я сказала что-то не так? Ты просто просил меня ответить, что я думаю, вот я и... - я начинала плакать, мне стало страшно, - Если я сказала что-то не так, то прости меня..." "Никогда не извиняйся за свое мнение, - четко проговорил папа, - Это твое настоящее отношение к жизни и ты не прочитала это в манге или книге?" "Нет, - медленно покачала головой я, наперед просчитывая последствия своих ответов, и могла бы запросто соврать, мол, да нет, прочла в книжке и решила повыделываться, мне ведь 6, но я не смогла". "Хорошо, - он опустил голову и словно облегченно выдохнул, но сердце его в ту минуту, наверняка, билось сильнее обычного, - Мина, хочешь научу тебя плавать?" - загар возвращался к нему, а лицо приняло привычное спокойное выражение. "Пап, - тихо проговорила я, не в силах поднять на него глаз, застеленных пеленой подступающих слез, - То, что я сказала, это неправильно, да?" "Не бери в голову, Мина. Если ты во что-то веришь, значит это не может быть неправильным. Откажешься от своих особенных мыслей, станешь как все, я так понял, тебе бы этого не хотелось?" Я кинулась на плечи папе и крепко обняла его за шею, тихо всхлипывая и размазывая слезы по щекам, чтобы он подумал, что это море не высохло на моем лице. Конечно, он все понял, но не стал направлять на это внимание, потому что я была слишком гордая, чтобы кто-то видел, как я ною по пустякам. Этому научила меня мама. Когда я роняла и разбивала чашку, или когда случайно билась об открытую дверцу шкафа, или если не получалось что-то с учебой, ее единственными словами перед тем, как я расплачусь, были эти: "Посмотри на себя и вокруг: ты что, жалкая? Ты готова тратить свои слезы на сраное задание по математике? Сядь, всем назло, и реши его. Или ты будешь соперничать по эмоциональности с пластиковой доской? Ника, прекрати себя жалеть и быть жалкой, так ты в жизни ничего не добьешься". И я не плакала. Садилась рядом за стол и решала эту ненавистную математику пока не совпадут все ответы. Как могла - с интернет уроками, с ГДЗ, - но я заставляла себя понять. Мама много работала, поэтому с 6 лет, как я покинула садик, и до 11 я почти всегда была дома одна, часто приходила няня, - прекрасная женщина 35 лет по имени Катя, - и готовила мне кушать, и играла со мной в разные карточные игры, в домино и прочее. За всю жизнь у меня была всего одна кукла, которую мне как-то привезла мама. Так и стоит до сих пор в коробке, я не играла с ней, просто смотрела каждый день на стеллаж и думала: эту куклу мне подарила Виктория Александровна. Барби коллекционного издания. Я назвала ее Вика, у нее были такие же светлые волосы, как и у Виктории Александровны Дзержинской. Но поздними вечерами и на выходные мы с мамой обходили чуть ли не всю Москву. Что тут ещё можно сказать, если эта женщина водила меня по ночным клубам, потому что ей так хотелось. Мы покупали новые брендовые вещи каждую неделю, ужинали в дорогих ресторанах и катались на папиной дорогой машине его кампании. Что ещё могло не хватать ребенку? Отца, конечно. Папа так и не вернулся, и я не знала, что случилось. Мама не говорила ничего однозначного, только то, что папа очень много работает и вынужден все время ездить по командировкам. Я не верила, ни единому слову. Вряд ли в тот вечер он сгреб из сейфа все что можно было чтобы просто уехать в обычную командировку. И вряд ли нам с мамой пришлось бы в этот же вечер покупать билеты на самолет и возвращаться в Россию без половины вещей и без папы. Тогда наши пути разошлись, но я не могла даже представить, что не настолько далеко, чтобы через 11 лет не встретиться снова. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Бабушка умерла 7 ноября 2018 года, спустя неделю после моего четырнадцатилетия. Похороны прошли тихо и без лишних сантиментов. Мы с мамой были готовы к такому, потому когда рано утром позвонил врач и сообщил, что бабушки не стало, нас настигло только опустошение. Такая, пожалуй, была моя участь, терять людей. В то утро мама не вызвала водителя, который отвез бы меня в школу. Придя ко мне в спальню в 5:30 утра и передав слова врача, она встала, пустым взглядом окинула мою просторную комнату, и, ни слова больше не сказав, вышла. Я же не пошевелилась. Так и просидела в кровати в той же позе, пока мама не вернулась со стопкой фотографий. Ее лицо было бледным, а синяки под глазами проступали особенно ярко. Она протянула мне пять фотографий и, не убирая с пола ног, легла рядом, облокачиваясь на локоть. "Я вчера забрала их из палаты мамы, когда она впала в кому". Перед тем как начать смотреть фотографии я глянула на маму, на случай если она ждёт моего ответа, но Виктория Александровна молча рассматривала цветы на пододеяльнике и уже, уверена, думала о своем. Первая фотография - бабушка и дедушка в молодости, лет так 40 назад, это было видно по качеству фотографии: одно и то же, что старый фильм посмотреть. Мне всегда казалось, что до 2000-х качество жизни и цветопередача были такими же, как на старых фото, так судить из-за развития технологий. Выходит новая модель Sony и мир меняет краски, качество меняется с 480р на 720 и так далее, пока не появились три камеры и... и, видимо, мы живем в мире на 1080р в ultraHD. Стал ли мир таким HD? Не знаю, раньше на 360р было веселее, мне так кажется. Не замечал недостатков окружающих, качество то плохое. И всем было все равно: жили, любили и фотографировали на Sony на память. Дед высокий, с длинными волосами, на гитаре любил играть, а бабушка - чуть-чуть и модель, в свои 20 уже была очень красивой. Мама похожа на нее. А я и на маму и на папу, хотя японские черты во мне преобладают: узкое худое лицо, миндалевидные длинные глаза, маленький, немного полноватый нос и пухлые губы. Под правым глазом - родинка. Вторая фотография - маленькая Виктория Александровна за ручку с папой. Такая серьезная, а светлые волосы подстрижены очень коротко. 1989. Детский парк в Симферополе. Качество получше. Фотографии все ярче, мир все тусклее с каждым годом. Третья - мама и папа на каком-то застолье. Не знай их, подумала бы, celebrity в молодые годы. У папы длинные черные волосы до плечей. У мамы низкий пучок, широкая улыбка и прищуренный взгляд. Я всегда первым делом обращаю внимание на причёску. Вот дед позади уже лысый, перебирает бутерброды за дальним столом. Я перевернула фотографию: 2001. И размашистым наклонным почерком написано: День рождения Вики. 18 лет. Москва. Четвертая фотография - оторванная, на ней мама: стоит в парке и смотрит в сторону. Другой части нет, что на ней - не могла предположить ни на тот момент, ни потом. Перевернула: Вика и Оборвано. Я посмотрела на маму и открыла рот, чтобы спросить, кто должен быть на этой фотографии, но она лежала, склонив голову и закрыв глаза. Я не посмела нарушить ее молчание и взяла в руки последнюю фотографию. Это я с папой. По моей щеке потекла слеза. Вторая. Я ковыряла и сжимала уголки фотографии и не могла оторвать от изображения взгляд. Папа широко улыбался, держа меня на руках, пока я заплетала ему хвостик из тогда ещё длинных волос. Мне было пять лет, ему 30. Перед своим днем рождения он подстригся, и я с ним очень поругалась, не разговаривала два дня, говорю, мол, как теперь косы плести? Мама не дается, а ты почти что лысый. Я не сдержалась, вылезла из кровати, бросив на одеяло фотографии, и побежала в ванную. Заперлась и рыдала. Сильно. Не помню даже когда в последний раз до этого со мной такое случалось. В день смерти бабушки показать ребенку его фотографию с счастливым отцом, который исчез, - это мама конечно сильно замахнулась на мою психику. Тогда я впервые взялась за нож. Вернее за маникюрные ножницы, которые оказались под рукой. Мама тихо постучала, когда я прикладывала ватку со спиртом к ноге. Я относительно спокойно закончила, не было сил переживать, что она что-то увидит. Я бы могла пойти и показать ей это. "Мам, смотри, я сделала себе ещё больнее, только чтобы ничего не чувствовать". И она, неверное, поняла бы. Но ей нелегко тогда было знать об этом, поэтому я высморкалась, умылась, почистила зубы и, не забыв натянуть шорты пониже, вышла из ванной. Мамы, конечно, уже не было у двери, и я вернулась в комнату. Собрала фотографии, достала две рамки, которые нашла в шкафу и засунула в одну из них, - белую с волнистыми выпуклыми узорами, - фотографию с папой. У меня не было сомнений, что именно она будет стоять у меня на тумбочке. Я крутила в руках четыре оставшиеся фотографии и не могла определиться, ведь для меня все члены семьи были слишком важны, чтобы кто-то пылился в шкафу. Поэтому этим же днем я купила недостающие три рамки и расставила на полки и тумбочку все пять. Чтобы каждый день смотреть на эти фотографии и думать: эти люди были в моей жизни. И жизнь не способна их вернуть. Я часто сидела на лавочке в парке и думала об этом. Однако в какой-то степени было неприятно вспоминать, хотелось плакать, но я заставляла себя думать. Пока я помню - они живы, все они рядом, в моем сердце. Все же тогда на пляже я имела в виду не то, когда говорила, что так приятнее сидеть на лавочке. Я не имела в виду то, что я потеряю почти всех. Тогда я и представить не могла, что так может случиться. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ 7 ноября 2018 В 6 утра мы сидели с мамой на веранде нашей просторной двухэтажной виллы в Ялте на окраинах леса и пили: мама - вино, я, как и обычно, - успокоительные таблетки. Меня начали мучать обмороки и панические атаки с 13 лет, поэтому препараты были незаменимой составляющей моего рациона питания. К тому времени погода близилась к своему зимнему рассвету. Мы уже были одеты так, как собирались ехать в больницу, но мама все сидела и смотрела вдаль: на лес и деревья, и на голубое море, по поверхности которого плыли барашки из-за ветра. Мне тогда очень хотелось с ней поговорить, было невыносимо вот так молчать, но я уважала ее желание просто смотреть и думать. Мне ли не знать, как это важно. Все-таки не только я лишилась бабушки и отца. На этой мысли я подскочила и швырнула стакан с недопитым успокоительным за балкон, закричала что есть сил. Знала, что ещё секунда, - и я грохнусь в обморок, если не приведу себя в порядок и не выплесну эмоции. Мама сидела неподвижно и таким же пустым взглядом смотрела вдаль. Она не могла заставить себя поехать в больницу сейчас. А мне стало стыдно. Она сильная, а я не сдержалась. Я, вцепившись в поручни так, что костяшки на руках побелели, а ногти заскребли по мрамору, смотрела вниз и с трудом дышала, медленно опустилась на колени и просидела так несколько секунд. "Ника Дзержинская, - глухо, но твердо сказала мама, - Не теряй голову. Потеряешь самообладание один раз, дальше будет хуже: пойдёт по нарастающий". Я с трудом взяла себя в руки, как и сказала Виктория Александровна, и встала, серьезно посмотрела на маму: мы должны вместе собрать все свои силы и не терять голову. "Поехали. Кто дал нам право сидеть здесь, пока бабушка там одна?" На удивление мама сразу отставила бокал, поправила белые шелковые брюки, подтянула корсет и надела висевший на стуле василькового цвета пиджак. Она смотрела на меня и улыбалась: "Я смогла воспитать тебя такой, какой мы хотели с Сигэкадзу. Сильной". Больница им. Семашко была пустой, когда мы приехали. Гнетущая атмосфера пропитывала до глубины пальцев, мы, казалось, остались одни в этот мире и смерть бабушки - единственная, о которой стоит терзаться. Нас провели на второй этаж в ее палату. Ее ещё не успели перенести, и мама сказала этого не делать до ее приезда сегодня же утром. Я не хотела подходить. Не могла смотреть на бабушку в последний раз перед тем, как она станет пепелом. Разве это все, что должно оставаться после человека? Разве ради такого мы так долго живем? Я страдала, глядя на мертвое холодное тело Евгении Васильевны, ее бледное лицо и растрепанные тонкие светлые волосы. Covid-19 уничтожал ее огонек год и наконец добился своего с поддержкой диабета тяжелой степени. Этот букет довел ее до могилы. Они добились своего. Она умерла. И все лишь пепел. Вика присела на стул рядом и склонила голову над своей мамой. Я стояла в метре от кровати и смотрела то на маму, то на бабушку. Словно один человек. Словно мама при рождении унаследовала огонек бабушки, и скоро он придет к ней уже навсегда. Вика - ее значимая копия. Я это всегда замечала. Я немного отдалила от себя руку и раскрыла ладонь. Я не знала, жив мой отец, или уже стал пепелом, но я почти чувствовала, как он держит меня за руку. Я сжала руку в кулак, ноги впились в кожу, но я давила ещё сильнее, словно не хотела отпускать папу. Но, увы, это уже случилось. Я вышла. Мне показалось правильным оставить два родственных огонька наедине, пока они оба не станут одним человеком. Вика будет хранить память о своей маме в сердце, и я тоже. Я посмотрела в окно, начинался дождь. На улице было промозгло и холодно. В 8 утра людей почти не было. На заднем дворе стояла машина папиной кампании, я всегда чувствовал его присутствие рядом, когда мы ехали на ней, ведь это его проект. Поэтому такая машина у нас. В ней частичка его души. Разобьется машина, что тогда станет с папой? Я не знала. Черт с ней, с машиной, ведь папа уже в нее никогда не сядет, не обернётся ко мне на заднее сиденье и не спросит, говоря потише, как будто мама на переднем сиденье ничего не слышит: "Ну что, съедим по пять порций рамена?" "Тебе ещё раз сказать, что у ребенка слабый желудок?" Папа хитро улыбнулся и начал говорить ещё тише: "А потом на картинг". "Ей же 6, а не 20. Может, стриптиз предложишь для полноты картины?" - укоризненно мама смотрела на папу, пока тот улыбался. "А ты не будешь против?" И получил по голове. Я смотрела на машину, а воспоминания снова нахлынули без моего участия. Дождь стекал по лицу, мочил одежду и волосы. Дороги стали на оттенок темнее, небо было серое и плоское, молчаливое, словно ему не суждено ничего сказать, лишь темнеть и поливать землю дождем. Бабушка сейчас там принимает душ, наверное. Или, как было обычно, пока моется дед, - а это был долгий процесс, - каждый раз, что проходила мимо ванной, дергала ручку и кричала: "Интересно, что же такое огромное ты там так долго начищаешь?" Теперь им хватит дождя и никакая всего одна ванная не помешает. Теперь они снова вместе. В такие моменты, дождливые и одинокие, мне казалось, что я схожу с ума. И я оказалась права. Все это было лишь началом моей недолгой истории. Я, ни о чем не думая, легла на лавочку под деревом и начала смотреть в небо. Долго не смогла: в глаза капал дождь и ощущалось это не так приятно, как я рассчитывала. Единственное, что тогда капало с моего лица, - дождь. Я не плакала и больше не кричала. Я пролежала на лавочке около 20 минут, пока не вышла мама. Я заметила ее краем глаза и хотела подняться, но она опередила меня и легла на соседнюю лавочку, поставив на пол согнутую ногу, с таким же спокойным лицом посмотрела в небо, и, поняв, что дождь не обходит глаза, закрыла их. Теперь мы вместе лежали на лавочках и думали о прошлом, о том, что уже не вернуть. Было ли это приятно? Ни капли. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Я проучилась в Симферопольский академической гимназии 5 лет. Из-за слишком дальнего расстояния мама договорилась перевести меня на полу-домашнее обучение, и таким образом я появлялась в школе раз в неделю в две или во время контрольных. Что я могу сказать о школе? Я очень рада, что могла появляться там редко. Большего моя психика бы не выдержала. Качество обучения - среднее. Качество школы - ещё похуже. Меня приучили к роскоши с детства, так что бесполезно было меня убеждать, что из-за того, что это одна из лучших школ в Крыму, я должна ее ценить. Эта школа была первой для меня, поэтому с другой стороны мне не с чем было сравнивать, однако я была уверена: останься мы в Москве, ходила бы в школу, где даже унитазы золотые. В этой же школе я радовалась, что они вообще есть. Почему я училась еще пару лет в этой школе даже после смерти бабушки? Понятия не имела. Мы ездили в Москву только на каникулы, мама иногда летала сама по делам, а в остальном работала удаленно. Говорила, ей хорошо жить у моря в просторной вилле. Я же старалась убедить себя, что она не врет. Все же я жила на ее деньги, потому крутить носом было не в моем понимании.  ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Эту запись я нашла в заметках на телефоне и перевела сюда на русский. 30 октября 2019 "Послезавтра мне исполнится 15. Утром, не дойдя до школьных ворот, я грохнулась в обморок. Хорошо то, что Женя не успел уехать и отвез меня в больницу. Придя в себя, я уговорила его попить кофе в Merry Berry в Южной Галерее недалеко от школы, наплела ему, что так быстрее выздоровею. Сомневаюсь, что он поверил, но в кафе сводил. В школе было как обычно - резиновый обед, к которому я в жизни не прикоснусь, и скучные уроки. Вечером мы с мамой поехали на Ялтинскую набережную и вернулись ближе к трем утра. Мама снова напилась. Машину, как обычно после подобных вечерних прогулок, вела я, - не могла позволить маме, которая сесть не успела - уже уснула, вести папину машину. Дома я уложила ее спать и сейчас пью чай на кухне". Тогда мне было не по себе каждый раз, когда я видела, что мама напивается до такого состояния. И совсем не спасал тот факт, что она пила дорогой виски, а не дешевое бухло из ПУДа. 1 ноября 2019 Мне исполнилось 15. Я помню тот день: впервые попробовала кальян. С мамой. Виктория Александровна забронировала столик в Чайке. Мы поужинали и выпили по бокалу просекко. На тот момент я уже покрасилась в черный и обстригла прямую челку. Благодарю азиатскую внешность, она мне действительно шла. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Я была уравновешенная не всегда. В 16 лет мне стало слишком тяжело и скучно жить. Я не хотела жить так, как живу. Из вчера в сегодня, и снова во вечера, которое, о мой бог, уже сегодня. Я словно проживала один день снова и снова. Мама завязала с алкоголем почти совсем, я не могла нарадоваться. Я начала курить, в сумке всегда лежала упаковка Marlboro. Как ценитель жизненной позиции Ланы Дель Рэй, я все же предпочитала простые сигареты. Почему именно Marlboro? Папа их всегда курил. К 16 я могла почти спокойно говорить на английском, выучила все ругательства на японском, чтобы не стыдно было заявлять, что я полностью овладела языком. Я стала высокой, на тот момент 172, вроде бы. Грудь выросла. Второй год ходила в спортзал и на боевые искусства. Почему? В 15 я хотела стать девушкой Баджи. Покрасилась в черный, отрастила длинную челку по сторонам. Поменяла стиль. Набила татуировку на бедре и под ключицей, 6 раз проколола уши и нос сбоку, начала краситься и регулярно ходить к косметологу. Это был рассвет моей феминной эры. Стала ли я девушкой Баджи? Возможно стала бы, живи я в Токио и не погибни он на той машинной свалке от собственной руки. И ещё множество факторов. Я придумывала сценарии только потому, что мне становилось скучно и одиноко. У меня не было друзей. Ни одного за 9 лет. Я чувствовала себя бабочкой среди гусениц, которые еще неизвестно, превратятся в таких же бабочек, или нет.  25 декабря 2021 Последний день перед каникулами. Женя вез меня в школу. Мы быстро ехали по трассе вдоль деревьев, покрытых на удивление большим слоем снега, который с ночи ещё не успел растаять. В наушниках играли Lana del Rey - Radio, Arctic Monkeys - I wanna be yours, David Guetta - Memories. После она. Phantogram - Black Out Days. С этим треком у меня было связано много воспоминаний. Иногда я опускала голову вниз и читала "Жизнь на продажу" Юкио Мисимы на японском. Женя привез меня за 10 минут до начала второго урока. Я стояла на улице за школой, вслушиваясь в шелест елей и шум мимо проезжающих машин, и курила Marlboro. От холода сводило руки. Я, хоть и стояла на дорожке школы, чувствовала себя за тысячи миль отсюда. Мыслями я была в Йокогаме. Желание снова оказаться там превысило все мои ожидания по поводу того, что я спокойно проведу этот день, не как обычно, сидя на лавочке в парке, потягивая Мальборо, и думая. Я зажала сигарету между зубами. Мне нравилось, как помада оставляла след на сигарете. Держа сигарету во рту, я всегда знала, что когда выкину его, - он будет в мусорке особенный: его выкурила дочь Сигэкадзу Сато и Виктории Дзержинской. Я посильнее замотала шарф, запахнула короткую куртку и подтянула черные гольфы выше колена. Опустилась на корточки, придерживая рукой бежевую юбку в клетку, набрала в покрасневшие дрожавшие руки снега и слепила снежок. Встала, держа снежок в одной руке, пальцами второй зажала сигарету и затянулась. Я точно не знала, что собираюсь делать с этим снежком, но мне изначально захотелось его кинуть. В кого-то, конечно, не вариант, поэтому оставалось в стену. Я замахнулась, крепко держа сигарету между указательным и средним пальцем, и швырнула снежок в стену. Он сразу разлетелся в стороны, а я покрутилась на каблуке, глядя на мокрое пятно на бетоне, сделала шаг назад и последний раз затянулась. Кинула сигарету на землю и затоптала носком в снег. Этот окурок лишил всех спокойствия на пару дней. На следующий день на урок пришла завуч и начала выспрашивать, кто выбросил окурок. Кто посмел курить на территории школы. И вообще кто осмелился взять в руки сигареты. Курящие в десять раз больше чем я мальчики лишь опускали свои бедные головушки. "Это была я, - я спокойно подняла руку, - Это мои Marlboro, разве по помаде не ясно, что курила девочка?" Я сидела у директора и думала о том, что наконец в моей жизни произошло что-то особенное. Не сказала бы, что выкинула окурок специально, но исход событий меня ничуть не расстроил, и не обрадовал тоже, просто разбавил серые будни. "Тебе не стыдно курить в учебном заведении? Для девочки это непристойно", - директриса говорила с таким озабоченным и грозным лицом, что я была готова ей подыграть. Ее действительно это так раздосадовало. Ей правда было дело, что я, одна из сотен учеников в школе, покурила сигареты. "Нет, мне не стыдно, - с отсутствующим видом ответила я, - Это не пристойно для девочки?" Это был не риторический вопрос, мне хотелось услышать ответ на этот вопрос, и я молча смотрела на директрису. "Тебе нужно думать об учебе, а не о том, чего бы там покурить за школой.Сейчас сигареты, а дальше что?" "Я знаю три языка, мои оценки - всегда отлично, я красивая, - я привстала и облокотилась об стол, - Могу свернуть шею кому угодно, прихожу в это слабое заведение и за все эти старания не могу даже покурить в свое удовольствие?" Лицо директрисы перекосилось от злости, и я облокотилась обратно, решив больше не назидать. Через две минуты я выходила с пониманием того, что начальство вызывает мою маму. Она так же посидит на кресле, спросит то же самое, мол, и почему же ей нельзя покурить, это запрещено? и уйдёт. Я усмехнулась. Подошла к окну, посмотрела наружу и снова представила, как завтра придет мой папа, сядет напротив директрисы, достанет Marlboro и начнёт курить: "И какие у вас претензии к моей дочери?". И после мы уедем в Йокогаму. Навсегда. Я бы улыбалась всем на прощание и, закурив сигарету, уехала бы с папой подальше от этого места. Мы бы собрали все вещи и вместе с Викторией Александровной вызвали бы такси до аэропорта... Меня окликнули. Даша ее, кажется, зовут. "Что сказали?" "Сказали, - я продолжала смотреть в окно, - что я девочка, и исходя из этого параметра моей жизни мне нельзя курить. Забавно, правда?" Даша раздраженно усмехнулась: " Глупости все это. Ты представляешь, с какими рожами все сидели, когда ты призналась и ушла?" "Нет, не представляла". Мне было все равно.  "Ну, вообщем, мальчики весь урок слова выдавить из себя не могли, даже не переговаривались". "Чудно, - я резко обернулась, - Что там по расписанию?" "Химия и английский". "Я обедать. Не видела Надю?" "Какую?" "11-Б". "У них вроде общество сейчас, в 101". "Оtsukaresama de shi ta!" - я поблагодарила и коротко поклонилась. Она ничего не поняла, но я все равно поблагодарила и направилась в 101. С Надей мы впервые заговорили в актовом зале. Она из параллели. Так вышло, мы сидели рядом и было настолько скучно без телефонов, что мы разговорились. "Надя, - позвала я, наклоняясь, чтобы разглядеть через дверной косяк высокую девушку с обменным темным пучком снизу и красивым лицом, - Пошли обедать". Надя оглянулась, но, не наткнувшись взглядом на учителей, собрала рюкзак и вышла. "В столовую?" "В ЮГ, Надя. Я не хочу умереть раньше совершеннолетия". "Мы не успеем". "А тебе есть дело? Я плачу". "Тогда не откажусь". Мы добирались пешком за 15 минут. Заказали роллы и поке в SuchiBistro и сели за столик. Я сходила нам за напитками в кофейню, и мы уселись на фуд-корт. Я рассказала про сигареты и директора, только потом приступила к еде. Надя к тому времени успела все съесть, и неспешно пила имбирный чай. "Что на Новый Год делаешь, королева Мальборо?" "Готовлю шашлык и пью просекко". "Почему именно шашлык?" - усмехнулась Надя. "А почему нет?" "Я ведь единственная, с кем ты общаешься в этой школе, почему так?" "Ты единственная во всей школе заставляешь меня подумать, что мне все-таки есть кое-чему поучится у других". "И что же это?" "Твоя способность заглядывать в будущее и не сдаваться ради него ни за что на свете, чтобы ни случилось. Тогда как все думают, как бы отжить этот год, ты думаешь о том, что будешь делать в университете и как станешь успешной". "Откуда ты так уверена, о чем они думают?" "Видно насквозь, разве нет, не замечала? Хватает одного взгляда, чтобы понять. Вот, - я положила локти на стол и облокотилась грудью к поверхности, скользнула взглядом по проходящим мимо людям, - она. Смотрит на парочку, которые с удовольствием могут съесть то, ради чего ей нужно месяц не покидать спортзал. Как думаешь, чего ей хочется больше: отношений или гамбургер?" "Провокационный вопрос. Где подвох?" "Ответь". "Ну, отношений, наверное". "Не-а, - просто ответила я, - Наверняка, она просто завидует этой девушке, потому что у нее есть все, что ей нужно, а у нее самой нет сил к этому прийти. Посмотри на ее пакет с продуктами: бутылки с пивом и буханка хлеба с колбасой. Она не думает о себе, она думает о других. Все ее внимание направленно вот туда. А дома она ляжет на диван и будет до слез листать ленту с красивыми девушками и ненавидеть их". "По-моему, ты преувеличиваешь. Она не может о таком думать". "Она ненавидит их по одной причине: она не видит, сколько этим людям пришлось отдать и чем пожертвовать, чтобы оказаться там, докуда ей просто не достать. Думает, что им упало все с неба. Она ограниченна, Надя, собственными руками". "Ты просто оскорбила ее, и все, - покачала головой Надя и ещё раз посмотрела на полную женщину, неспешно идущую вдоль фуд-корта, - Тебе легко говорить. Ты красивая и как следствие уверенная в себе". "А ты не видишь, что за этим скрыто?" - я понизила голос и внимательно посмотрела на Надю. Теперь я была уверена, что и она на шаг ниже от меня. Иногда мне становилось жутко от того, насколько жестко я сужу людей, но я понимала, что так или иначе это правда, с которой нам всем придется жить. "Ну... нет", - Надя, видно, смутилась. "Значит, так суждено. Походим по магазинам?" - я не хотела тогда обижать ее и понимала, если скажу ещё хоть слово - она не захочет больше со мной разговаривать и приходить в ЮГ на обед. Мы вернулись к последнему седьмому уроку как раз во время обеденного перерыва. Надя ушла в главный корпус, а я ещё немного походила по улице. Снег не сыпал, так отчего сидеть в четырех стенах. В тот момент я не замечала за собой ни раздражения, ни усталости, но после засомневалась, действительно ли я хорошо распознала свои эмоции тогда. Я достала пачку сигарет и, в тот момент, когда доставала одну, ко мне подошли мои курящие одноклассники, которые тихо опускали глазки в то время, как я поднимала руку и признавалась в своей причастности к ужасному преступлению. Они остановились в метре от меня. Я целенаправленно долго доставала зажигалку и поджигала сигарету, и только после того, как пошел дым, подняла на них глаза. "Ты давно куришь?" - спросил один из них, его, кажется, звали Макс. "А ты давно покрываешь своего друга, пока он нюхает травку?" Все трое широко раскрыли глаза, Дима сглотнул, наверное, не мог так просто слушать о травке. "Да ничего я..." "Признай, хоть что-то - я закатила глаза и отвернулась, затянулась и выдохнула. На морозе горло всегда щипает, но я не замечала этого. Мне ещё тогда становилось противно от людей, которые не могут взять ответственность за свои слова и действия, - Тебе все ещё интересно, как долго я курю, или все же уже что-то волнует больше?" "Ника, ты... не хочешь сходить погулять с нами сегодня?" - спросил Макс, он так старался показаться мужчиной в моих глазах, что мне стало его жалко из-за моего неизбежного отказа. Кто согласиться гулять с таким, как он? Я мечтала стать девушкой Баджи. Работать с Дазаем и старалась соответствовать. И я добилась своего. Однако ничего не изменилось в моей жизни, изменилась только я, и ради кого? Я не хотела отвечать и не отвечала долго. Парни начали переглядываться, Макс и Дима о чем-то тихо заговорили, а я все курила и смотрела на сине-серое небо. В этот день оно было очень красивым. Я замерзла и устала. Бросила сигарету и придавила каблуком. Я больше не хотела смотреть на них, развернулась и собиралась уйти. Мне за мгновения стало тоскливо. Разговоры с этими школьниками не стояли рядом с моей прежней жизнью, тянули на дно, и мне было неприятно даже стоять рядом с ними. "Ника, подожди". Голос приближался, Макс старался меня догнать, пока я, положив замерзшие руки в карманы, старалась согреться. В эти же секунды тоска переросла в агрессию. Макс, понимая, что не добьется от меня внимания так просто, положил руку мне на плечо и постарался остановить. Ещё через секунду он держался за окровавленный нос. Я, не раздумывая, врезала ему по лицу. Дима и ещё один парень посмотрели на меня так, будто я виновата в том, что я ударила их друга. Я не отрицала, что сделала это, и не собиралась отрицать потом, но я могла этого и не делать. Я бы могла что-то сказать, но не стала. Они меня не поймут, да и все равно было. Я достала из рюкзака салфетку и протянула Максу. Кровь из носа капала на снег, но меня это совсем не трогало. Дима выхватил салфетку и подсунул Максу в руку. "Ника, ты что творишь?" - он старался возмутиться, я видела это, но страх в глазах выдавал. "Постараешься тронуть меня ещё раз, любой из вас, я не остановлюсь после простого удара по лицу", - если прежде я собиралась пойти на урок, в тот момент мне стало противно от одной даже мысли, что ещё раз увижу их троих. Я неспешной походкой направилась к воротам, спешить было некуда. Снова пошел снег. Все, чего я тогда хотела, вернуться в Йокогаму и больше никогда не видеть никого из этой школы. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ Мне стоило быть аккуратнее с желаниями. За день да Нового Года мама сказала, что мы возвращаемся в Москву. Я, возможно, уже слышала эти слова в своей голове, мне того хотелось, но сейчас они прозвучали ещё отчетливее, и я тогда с недоверием восприняла это сходство. На мой вопрос почему спустя столько лет мама сказала, что работа требует ее личного присутствия. Я спорить не стала. Ещё несколько дней назад я желала больше никогда не видеть эту школу, и, словно, услышав мои мысли, судьба распорядилась, подчиняясь им. Тогда я еще верила в эту штуку. Жизнь - забавная вещь, я поняла это не так давно. Она дает то, что ты не просишь, и обделяет тем, что тебе действительно нужно. Что вообще значит жизнь в своем широком спектре понятий? Я старалась это понять, искала ответы глубоко внутри, а они все это время были за пределами моего мировосприятия. Оно всегда было сломано. Философия моей жизни была изначально в корне изогнута под несуществующими углами. Я была удивлена, когда мама попросила меня встретить Новый Год дома, вдвоем. Я была совсем не против, хотела попросить ее об этом сама, но догадывалась, что так, вероятно, не получилось бы. 31 утром я проснулась поздно. Когда зашла на кухню, мама что-то готовила, посуда и продукты занимали весь стол. Играла музыка. Американский поп. "А где Катя?" "На каникулах. Я хочу приготовить оливье. И ещё что-то". Я вспомнила, как во время разговора с Надей мне захотелось шашлык на Новый Год, и сказала об этом маме. Она немного не уловила атмосферу новогоднего шашлыка, которую я стремилась создать, но отказывать не стала. "Слушай, а нам вообще нужно что-то готовить? Все равно же вечером нас не будет дома". "Ника, я хочу провести этот Новый Год дома. Пожарим шашлык, приготовим оливье, посмотрим фильм". "Что с тобой? - нахмурилась я, раньше такого не случалось, - Ты в порядке?" "Ника, а ты? - мама вытерла руки и подошла ближе. Она была выше на десять сантиметров, и мне приходилось смотреть вверх при разговоре с ней, - Звонила твоя классная руководительница, зачем ты ударила Максима?" "Он меня трогал". "Как трогал?" "За плечо". "Плечо не задница, зачем же сразу бить". "Он жалкий и мне противно, когда такие люди думают, что они со мной на равне". "Так нельзя, нельзя так относиться к людям, у тебя и так нет друзей, нельзя всю жизнь провести только со мной". "Мне не о чем говорить с людьми в этом городе". "Ты обещаешь мне найти подругу в Москве?" "Нет". Я не могла такого обещать. Мама молча смотрела на меня. "Я не обещаю. Но постараюсь. Я не могу такого обещать, это слишком непредсказуемо для меня". "Я поехала и забрала документы из школы вчера. Знаешь, что я сделала? - она дурашливо улыбнулась, - Надела ту длинную леопардовую шубу как у содержанки, накрасила губы в красный и в таком виде пришла к директору". Я не сдержалась и рассмеялась: "Я иногда забываю, что тебе 38". "Да хоть 83, я не стану прогибаться под нормы приличия, когда они и так трещат по швам, к тому же я дизайнер, это мое врожденное чувство стиля подсказало мне так одеться вчера". Я уважала ее. Виктория Александровна похлопала меня сверху по голове и вернулась к оливье. ˗ˏˋ ★ ˎˊ˗ 31 декабря около полуночи, 2021 - 2022. Мы в тот день почти сразу определились, что будем смотреть. Мама предложила Ангелы Чарли (2018), я - Токийские Мстители. Она отказалась, я согласилась. Я давно привыкла, что смотреть аниме я могла только с Сигэкадзу и с Катей в детстве, и по одной только причине того, что она не могла отказать ребенку, в доме семьи которого работает няней, это ее работа. Я считаю, ей повезло: за все мое детство ей ни разу не пришлось разыгрывать ни один глупый кукольный сценарий. И, пожалуй, иногда она ещё разводила мне краски и тушь, пока я рисовала или выводила японские иероглифы. Досмотрев без 15 минут полночь, мама нажала на красную кнопку на пульте, попросила Яндекс Станцию включить Новогоднюю музыку и пошла к себе в комнату. Я догадалась, что она за подарком, и побежала в комнату за своим. Елки у нас в том году не было, да и в прошлом тоже, и вообще ни разу. Мы иногда наряжали елку на улице, 2022 не были исключением. Только уличная елка, а в остальном, пока мама ездила по делам, по одному из них в школу, я развесила то, за чем сама ещё в прошлом году ездила, и кое-что новенькое этого года. Так наша вилла была увешана гирляндами, стеклянными фигурками оленей и белочек с подсветкой (один мы разбили, лишились одной белочки и выкинули ее осколки в мусорку, огонек с проводом, что был внутри, оставили), веночками с шариками и ещё всякими игрушки, я точно не помню. Как я и старалась, наш дом выглядел по-новогоднему и без елки. Добавить праздничный стол и подарки - и можно забыть, что елка вообще нужна. Обе, разглядывая свои подарки в коридоре, мы чуть не столкнулись с мамой. У нее в руках была огромная коробка, у меня - маленькая коробочка. Я помню, что тогда впервые заработала на рекламе в своем Instagram аккаунте со ста тысячами подписчиков около сотки и на эти деньги купила маме серьги Tiffani&Co и серебряную цепочку. Она мне - новый Mac и браслет Cartier. Я чувствовала себя маленькой и ущербной в тот момент, хотя заработать в 16 сотку было большим достижением. Но не для меня, я винила себя, что не больше. Мама сказала, что теперь это ее любимые серьги. Говорила она правду или просто меня успокаивала, я предпочла поверить всему. Хотя в нашей семье ложь и лесть в общении использовалась редко, почти никогда. Сделала плохо - иди делай еще раз, сделаешь после хорошо - тогда молодец. Может, только в детстве, когда я нарисую чудовище, скажу, что это мама и папа, и принесу им в подарок. Они меня хвалили. Новый Год закончился. Нормальная в общем понимании жизнь тоже. Я страдала, но благодарила за все, что случилось. Пока не произошло того, за что ни один человек не мог быть благодарен, и я тоже. Я страдала, как страдали бы все. Опыта в школах и школьной жизни у меня не было, поэтому понимание того, что в новой школе я не на домашнем обучении, вывело меня из себя: я толкнула стул со всей силы и, проводив его взглядом в конец кухни, сказала маме: "Тогда ты меня почти что потеряешь. Я не буду появляться дома и всю ночь буду бухать". "Только не залети", - это все, что она сказала. У меня отлегло от сердца ещё тогда, в день собеседования, когда я впервые увидела школу. Тогда я была на земле, сейчас - где-то ещё и между небом. Школа красивая, чистая, с кучей факультативов и нормальным контингентом, жаловаться было не на что. Мне это не нравилось, но я не жаловалась. "Почему вы хотите учиться в нашей школе?" "Она лучшая в городе". "А ещё?" "У вас не подхватишь инфекцию в туалете и не отравишься обедом, я права, это так?" "Конечно, - опешил директор, - Вы, я так понимаю, учились в государственной школе?" "Школа государственная буквально носит название государства, но сложно понять, почему они назвали эту школу государственной. Им не противно самим за себя? Вы как считаете?" Мама мне ничего не сказала. Папа научил высказывать свое мнение и не чувствовать себя виноватой за него. Так я ещё с детства научилась говорить то, что думаю. Ещё и остальным. "Простите? - он выгнул бровь. Я его, похоже, раздражала, - Я не понимаю, к чему вы задаете этот вопрос". "Хочу услышать ваше мнение. Ваше право не отвечать, я не возражаю". "Вы приняты", - после двадцати минутных переговоров он меня взял. Зачем все это - я не знаю. Итог был очевиден, мама заранее внесла плату за полгода и заказала мне форму. На следующий день я вышла в школу, начался новый семестр. Я сдала куртку в гардероб. Около недели я снова привыкала к погоде, в Москве зимой намного холоднее. Я медленно ходила по коридорам и рассматривала все вокруг. Все новенькое и чистенькое. Такое мне всегда нравится. За деньги кто угодно постарается, сложно отрицать этот факт. Я в тот момент не думала особенно о том, что прозвенел звонок. Мне выдали расписание с кабинетами и именами учителей, стопку книжек тоже, но я вернула их обратно. Не хотелось носить в сумке чужие книжки, я скачивала все на телефон. Книжки все же занимают больше места, чем файлы место в ICloud. Рассмотрев школу и не найдя ничего особенного, я поднялась на второй этаж и зашла в кабинет английского. "Добрый день", - спокойно поздоровалась я и окинула класс. Все в такой же форме - темно-синей: пиджаки, у девочек юбки, прикрывающие колени, у парней - брюки. Я свою юбку обрезала. Не привыкла носить что-то короче, чем моя уверенность в себе. Ко всему прочему, у меня красивые ноги и мне нечего было прятать. "Вы... представьтесь, пожалуйста". "Ника. Ника Дзержинская". "Почему вы опоздали, Ника?" "Решила посмотреть школу по пути". "Даже зная, что у вас урок?" "Да", - я отвечала за свои поступки и не собиралась оправдываться, что, прошу, простите, я заблудилась. "Впредь я не позволю вам опаздывать, Ника. Присаживайтесь". Я села за предпоследнюю свободную парту. Я предчувствовала, что совсем скоро мне станет скучно, и я начала представлять, как сейчас придут командиры Тосвы, по какой-то причине изобьют вон того парня и заберут меня в Токио. Я тешила себя мечтами, так мне было интересней жить. "Ника, вы пропустили тему урока. Запишите: My family". Ой-ой. Чувство подсказывало: если меня спросят, я не смогу врать, потому что не по моей это части. Да и как можно врать о своей семье, для меня это низко, как бы все ни сложилось. К концу урока мы должны были написать сочинение про своих членов семьи. И я написала. Все как есть. Только умолчала про папу. Про то, как он исчез из моей жизни. Написала, что он в Йокогаме. Работает и иногда приезжает к нам. Я хотела, чтобы так действительно было, но это всего лишь сочинение. Учительница оставила меня после уроков. Успела пробежать глазами по моему сочинению. "Ника, вы сами это написали или пользовались переводчиком?" "Ни разу". "И это ваша история?" "А что, не похоже?" - у меня все на лице было нарисовано, как мне всю жизнь казалось. "У вас очень интересная семья". Надо же. Могла бы еще удивить, но не стала. Меня впервые заметили после первого урока английского. "Ты Ника, да?" - спросил парень, потом я узнала, что его зовут Давид. Человек 10 окружили меня. Я скрестила руки на груди и смотрела на говорящего. На этот глупый вопрос не посчитала нужным отвечать. Парни на меня смотрела блестящими глазами, девочки - завистливыми. Что поделать, такая у меня судьба. "Как школа? Ты из Москвы?" "Я из Йокогамы", - я не хотела произвести какое-то особенное впечатление или похвастаться, просто мне стало интересно, как они удивятся. Да и частично это была правда. "Чего?" - удивились они. "Ты серьезно?" "Ты из Японии?" "В данный момент из Ялты. Не обессудьте. Я много где жила". "Обалдеть". "Я Настя". "Олег". "Полина". Парочка из них протянули руки. Я их не пожала. Не любила тактильные отношения с кем бы то ни было, тем более с незнакомыми людьми. "Почему у тебя юбка такая короткая, а, Ника?" - спросила Полина, и все опустили глаза на мои худые ноги в черных чулках. Кто-то уже туда смотрел. "Я не спрашивала разрешения. Захотела - отрезала". Я проходила в этой короткой юбке три недели. Три обычные недели. Я ходила в школу, смотрела аниме, красилась, рисовала, слушала музыку, курила и снова. И то же самое каждый день. По вечерам я выбиралась в город. Сидела допоздна по кафе и барам, как и пообещала маме не забеременела. Общалась с одноклассниками и 11 классом. Они того хотели, а мне было скучно, чтобы быть против. ПРОДОЛЖЕНИЕ НА Wattpad: ophelia_raider «Вообрази новую эпоху, Мина Сато».