***
Вернувшись к работе на складе, Хуан на время забывает о душевных терзаниях, которые ни на минуту его не отпускают уже почти неделю. Поставки сами себя не перепроверят, поэтому он вливается в этот поток. – Босс, у меня плохая новость, – Райнер пересчитывает коробки, слегка ежась от холода, поправляя шарф на шее. – Все-таки кинули нас? – гнев закипает где-то в желудке. Он готов идти на разборки. – Я не об этом. Я об Эйдене, – при его упоминании сердце сжимается. Давно его не видно, никто о нем ничего не знает. Это имя не было на устах, только в голове. В голове мысли о смерти. Его нашли растерзанным? Или разбитым? Или... – Все было совсем не так, как мы думали. – Ты о чем? – пытается показать безразличие, но в серых глазах проглядывается заинтересованность. Желание хоть с кем-то поговорить о том, кто стал так дорог. Когда он стал так зависим? – Он не сбегал с Хаконом. В этот же момент весь мир переворачивается. Айсберги разламываются, тают с немыслимой скоростью, заставляя океан смывать города. Солнце сжигает землю, не оставляя ни единого зеленого островка. Звезды взрываются, пуская убивающие все живое вокруг импульсы. Вулканы извергаются, обрушиваются сотни ураганов. Небо затягивает черными тучами с кислотным дождем. – Что ты несешь? – хочется верить в то, что его все-таки оставили, и он не сделал самую главную ошибку в их жизни. – Я узнала от его бывшей, что Хакон две с половиной недели в плену у какой-то банды просидел. Денег им был должен. Но потом сбежал и недавно вернулся в город, к ней раны зализывать. – Это правда? – руки опускаются, желание работать дальше исчезает вместе с чувством... С каким? Он и сам не знает. В голове просто пусто, звенит в ушах. Никогда самый большой блядун города не думал, что будет испытывать такой спектр эмоций из-за одного парня, которого знает меньше года. – Ей просто незачем врать. Одним не очень приличным словом охарактеризовав всю ситуацию, Хуан принимает решение найти Эйдена. Им срочно нужно поговорить.***
Бар встречает его тусклым светом подмигивающих свечей, шумом разных голосов и звенящими бокалами, бутылками, стаканами. Он знал, что найдет его тут. Сидящим за барной стойкой, выпивающим уже хрен знает какую бутылку пива и молча смотрящим на руки в кожаных митенках. Тихо присев рядом, смотрит на разбитую губу, побитые костяшки. Становится невыносимо больно. Перевязанный на шее шарф давит, душит. – Давай поговорим. – Отъебись, – ядом вылетает прямиком из души. Хуан замечает каплю крови на уголке губ. – Пожалуйста. – Ты не понял? – надменность в голосе, чистое безразличие. – Если тебе сильно хочется — трахни вон кого-нибудь. Много желающих. – Эйден, давай поговорим. Не упрямься. – Я сказал свали нахуй отсюда, – Эйден больше не похож на невинного парнишку, который стесняется даже взгляд поднять. Который все еще нежности стесняется. – Или я тебе ебало снесу, – нависает сверху, смотрит с ненавистью прямо в глаза, сжимает челюсти. Он бывает груб, опасен и безумен. Это даже пугает. Но ему требуется не так много времени, чтобы понять — Райнер не уйдет, даже если его камнями закидают, потому что впервые попал в ситуацию, в которой его не хотят слушать, а он пытается всеми силами достучаться. Хочет быть услышанным. Поэтому Эйден забирает недопитую бутылку и, отсалютовав бармену, идет в сторону выхода. – Я ожидал чего угодно, босс, но точно не этого, – разочарованно говорит бородатый Герберт, протирая стакан прожженным полотенцем. А что еще остается? Хуан поднимается к себе и запирается там, приказав Барбаре быть у его дверей с самого утра.***
Войдя в сырое помещение, мужчина оглядывается. Тут слишком темно и холодно. Поэтому Эйден советовал сюда не приходить. Боялся, что Хуан простудится, потому что склонен к болезням. Так по-детски наивно и мило. Ноги ступают по витиеватой лестнице. Доносится шорох из заброшенной квартиры. Когда-то тут жили люди, бегали дети. А теперь все поросло мхом и лианами. Это сильнее давит на нервы. Наконец открывается дверь. Под светом УФ-лампы хозяин пространства склонился над столом. Подойдя ближе, незваный гость разглядывает карту ближайших населенных пунктов. Его Эйден собирается идти дальше. Но ведь здесь еще не все закончено. А что, если бы Хуан не узнал, что никакого побега не было? И сейчас он был бы с кем-то в постели, пока Эйден собирался бы свалить в закат, ненавидя и любя его всем сердцем. Это затрагивает все струны души. – Детка... – шепчет. Пилигрим вздрагивает, замирает на секунду, но не поворачивается. В любой другой день он бы услышал шаги за спиной, но у него жуткое похмелье и мысли, путающие разум. – Пожалуйста, давай поговорим. Прошу тебя, – мужчина не любит унижаться, идти на уступки даже тогда, когда он виноват. Но в этой ситуации готов молить его, как самого Господа Бога. – Мне не о чем с тобой разговаривать. – Я просто хочу... – Ты, блять, издеваешься надо мной?! – резко ударяет кулаками прямо по столу так, что звук разносится по всему помещению громких эхом, но так и не оборачивается. И мужчина этому рад, потому что не хочет снова видеть ненависть в родных глазах. – Если ты собираешься оправдываться, то свали просто. Я не хочу ни слышать, ни видеть тебя. Я не хочу знать о том, что ты существуешь. – Я просто скажу, а ты послушай, хорошо? – он подходит ближе, не боясь получить по лицу. Ему плевать на боль физическую. Видеть разбитого Эйдена — вот что по-настоящему больно. – Сначала я думал, что ты умер... – тишина звенит в ушах у обоих. Это страшно осознавать: что однажды Эйден может не вернуться с вылазки. – Потом я начал расспрашивать у знакомых. Джейкоб сказал мне, что видел тебя на окраине города... С Хаконом... – Чего блять? Причем тут этот ублюдок вообще? – он наконец поворачивается и видит блестящие от слез серые глаза. Хуан никогда не показывает слабость. Никому, кроме Эйдена, потому что знает — никакого ножа в спине не будет. А будет только поддержка. Но сейчас она будет? – Я думал, ты кинул меня. – Да я всю эту гребаную неделю тут в темноте просидел! Мне было так хуево, что я думал — коньки отброшу! Превратился в какого-то монстра и специально запер себя, чтобы не причинить тебе вреда! А ты серьезно поверил какому-то чуваку, который и секунды твоего времени не стоит? Ты просто сам хотел поверить в то, что я больше не вернусь из-за Хакона. Хотя ты прекрасно знаешь, что при его виде у меня руки чешутся рожу набить, – Эйден выдыхает, но взгляд его не смягчается. Теперь из них двоих он — хищник, а Хуан — загнанный в угол зверь. И Хуан настолько разбит, что даже пропускает очень важную информацию о превращении мимо ушей. – Ты до сих пор считаешь, что не достоин любви? – этот вопрос заставляет поднять глаза и вцепиться в сосредоточенное лицо. – Я выбрал тебя, я доверился тебе, несмотря на твою репутацию. Я всегда выбираю тебя. И не понимаю, откуда в твоей светлой черепушке эти мысли. И кажется — вот оно — прощение. Но это лишь иллюзия. – Я все равно уйду, Хуан. У меня больше нет причины оставаться здесь. А ведь правда. Колдуэлл мог давно уйти из города. Но он остался, потому что по уши влюбился. Пилигримы ведь надолго на одном месте не засиживаются. – Прошу, прости меня. Пожалуйста, прости. Умоляю тебя, – отчаяние, дрожь в голосе слишком чужды для него. Хуан не привык умолять, просить, отговаривать. Но он впервые в своей жизни был счастлив. И сам все потерял. Мужчина делает решающий шаг. Целует щеки, скулы, нос, губы. Он обнимает его, пытаясь согреться. Но ничего. Никакой реакции. Эйден просто отводит глаза. Что в его голове? Какие мысли? Пилигрим тоже готов заплакать и не готов расставаться. Но горечь, обида и боль не покидают его. Каждый раз, закрывая глаза, он вспоминает тот момент, когда его мир разрушился. Он знает, что Хуан не проникся к бедняге глубокими чувствами, но и не уверен в том, что его любят также, как любит он, поэтому боится. Уже второй раз чистая вера в любовь разбивается на осколки. Готов ли он склеить ее снова? – Умоляю, прости меня, – Хуан даже не задумываясь, без стеснения и сомнения, опускается на колени. Холодный пол тут же ударяет по ногам. Мужчина держится за спортивные потертые штаны, сжимает ткань. Его голова стыдливо опускается вниз. Он тихо произносит то, что так давно хотелось услышать. – Прошу, не сбегай от меня. Молю, прости меня... Я тебя так сильно люблю, детка... Это разбивает всю невозмутимость, и сомнения покидают его. Даже измена теперь кажется не изменой вовсе, как бы неправильно и глупо это не звучало. Эйден бы не простил. Но сердце жаждет этого. Поэтому помогает Хуану встать. Оттряхивает его штаны и обнимает крепко. Тот вжимается в него всем телом, вдыхает такой родной запах. – И ты прости меня, – он извиняется за то, что пропал так надолго и так внезапно. Он извиняется за сомнения в своих чувствах. Извиняется за грубые слова. С каждой секундой тишины сердца обоих разгоняются до стука в голове. Руки Эйдена как-то сами по себе спускаются на талию, заползают под кожаную куртку, поднимают футболку. Хуан тут же покрывается мурашками, покрывая поцелуями шею. Все плавно перетекает в примирительный секс. Эйден хочет тут же все оборвать, чтобы припомнить недавнюю ситуацию, но слишком уж истосковался по этой близости, так что даже не пытается сопротивляться. Достает из тумбочки презерватив, не прерывая дикого поцелуя. Усаживает своего мужчину на стол, открывает пачку, не глядя на нее. Хуан остается в боксерах, Эйден спускает штаны. Стоны, тяжелое, сбитое дыхание и шуршание верхней одежды — возбуждают до невозможного. Первый толчок вызывает протяжный вскрик. Ему больно, но он готов терпеть. Это ему и нравится — животная грубость. Приоткрыв глаза, Райнер видит поджатые губы, откинутую назад голову. Руки, гладящие его по бедрам, плавно поднимаются вверх на талию, сжимают кожу до белых пятен. Хуан тянется с поцелуем. Эйден ныряет руками в его волосы, становясь еще ближе, глубже. Темп ускоряется, шлепки слышатся чаще, стоны все громче. Кажется, они еще никогда так быстро не заканчивали. Презерватив летит в коробку из-под вафель. Эйден слабо целует шею, поглаживает плечи. Чувствует, как Райнер замерз. – Мне нравится, когда ты такой беспомощный, – усмехается, протягивая отлетевшие в сторону брюки и тряпку из стола. Хуан не слезает с места. Так и сидит на смятой карте окрестностей. – Издеваешься, да? – с легкой улыбкой спрашивает он, зевая от усталости. Сегодняшний день уже кажется длинным. – Немного, – дождавшись, пока Райнер вытрет все с живота и оденется, Эйден приобнимает его нежно, сцепляя руки за крепкой спиной, снова становится ближе. Поправляет прядь пшеничных волос, разглядывает любимый шрам на скуле. – Пойдем домой. Я хочу спать. – Уверен? – В чем? – В том, что мы будем спать, – снова усмехается пилигрим, хлопнув сидящего по плечу. Он направляется в сторону двери, попутно забирая вещи. – Расскажешь, что с тобой произошло? – Да. Конечно. После вас, – от грубого и опасного ничего не осталось. Только мелкий шутник, в словаре которого сарказм и издевки. Он пропускает Хуана вперед, шлепает его по пятой точке и пытается сбежать от ответки, спрятавшись за Барбарой. Она довольно улыбается, радуясь тому, что все хорошо. Деревья тихо колышутся под дуновением ветра, солнце все еще поднимается по голубому небу, недалеко журчит река. Где-то за углом хрипит зараженный, пытающийся выйти из тупика.