Ад начинается с тебя

В начале лета 1939 года Кайл окончил первый курс обучения в университете Дебрецена и методично собирал вещи для поездки домой. В кожаный чемодан, купленный в Варшаве еще лет десять назад, аккуратно складывалось всё: рубашки, брюки, пижамы (салатовая и светло-оранжевая), предметы личной гигиены, альбом с памятными коричневатыми фотографиями, на которых были запечатлены однокурсники Кайла, и портсигар. Портсигар был спрятан на самое дно, спасаемый от случайного взора матери, — она наверняка будет в бешенстве, если узнает о новоприобретенной привычке сына. Ничего такого Брофловски в своей привычке не видел — он всего лишь хотел завести как можно больше знакомств. Дорогие сигары, на которые Кайл тратил часть студенческих выплат, и изысканный портсигар действительно этому способствовали: в местах для курения Кайл обзавелся множеством полезных знакомств. Косые взгляды его однокурсников разбивались о защитный барьер влиятельных друзей, которые по воле случая входили в состав университетской элиты, и под их надежным крылом Кайлу дышалось гораздо легче, чем предрекал отец. Особое место в его чемодане заняли книги — три потертые, довольно ветхие, взятые на время в библиотеке, и еще две недавно изданные, подаренные одногруппниками на день рождения. На ароматных страницах заумным языком излагались концепции немецких философов. Кайл кропотливо вчитывался в каждую строчку, в каждую теорию, старательно переписывал спорную или необычайно важную информацию в бумажник и дополнял ее своими размышлениями, таким образом стараясь вникнуть в таинственную суть философских проблем. Через время он перечитывал книги и записи и отметал предположения, утратившие свою злободневность, но все так же был далек от истины. Как только все необходимые вещи были сложены в чемодан, Кайл ополоснул лицо холодной водой, почистил зубы мятным порошком и юркнул под одеяло. Под его весом юноша почувствовал невыносимую усталость и сонливость, которых не испытывал еще десять минут назад, одолеваемый предвкушением поездки домой. Тихо зевнув, Брофловски слегка взбил подушку и поудобнее устроился в кровати. Темно-рыжие ресницы опустились, веки сомкнулись, а на губах проявилась нежная улыбка. Завтрашним вечером он отправится на поезде в Варшаву и проведет в родном городе целое лето. Нужно лишь переждать, преодолеть расстояние и перетерпеть малочисленные неудобства дальней поездки. Планы Брофловски на лето перечеркнула утренняя телеграмма из дома, тон которой был таким тревожным и напряженным, что Кайл сперва не поверил своему пробуждению. Он ущипнул себя за лодыжку и, ойкнув, под звонкий смех соседа перечитал письмо. «Сразу же поезжай в Минск, составь компанию Айку. Там безопаснее. Мы приедем к вам, как только сможем» Телеграмма была написана вполне буднично, и Кайл предположил, что ее нервозность ему спросонья показалась, однако отдельные части письма продолжали вызывать в душе Кайла беспокойство. Например, слова «там безопаснее». Почему в Минске безопаснее, чем в Варшаве? К вечеру Кайл так и не нашел ответ на этот вопрос, хотя, признаться, и не искал. Обычно Брофловски обсуждал спорные вещи со своим соседом, который прибыл из Будапешта для обучения в Дебрецене, но в этот раз тревожить его не хотелось. Сосед вовсю собирал вещи домой, попутно жалуясь на отца и мать, а потом ушел прощаться с приятелями из других комнат. Отрывать его от этого занятия Брофловски не захотел. Пришлось смириться. В конце концов родителям виднее: у них за плечами большой жизненный опыт — гораздо больший, чем у Кайла, которому в мае исполнилось всего девятнадцать лет. Их опасения, если таковые действительно имелись, со временем перестали восприниматься как параноидальные идеи и перешли в ранг обоснованных предостережений. Брофловски пристыдил себя и покрылся румянцем, когда вспомнил свои неуважительные мысли о родителях. В поезде беспокойство Кайла поутихло. Он без особого интереса рассматривал мелькающие за окном пейзажи и любовался малиново-оранжевым закатом, подперев голову рукой. Вагон гудел от какофонии из детского плача, басистого смеха и веселых разговоров. Долгожданная тишина настала лишь к ночи. Почти все пассажиры уже уснули, а те немногие, кто бодрствовал при свете луны, говорили шепотом, поэтому Кайл мог отчетливо слышать стрекотанье цикад в кустах и размеренный стук колес, из-за которого каждые полчаса впадал в дрему. — Да этого не может быть, это же наруш… — Тц, тише, не о погоде говорим. Под горячую руку попасть хочешь? Через время чуткий сон Брофловски был прерван возмущенным громким бормотанием и глухим стуком кулака об стол. Юноша несколько раз сонно моргнул, нахмурился от того, что затекшие мышцы заныли, и осмотрелся. Неподалеку от него расположились немолодые мужчины с густыми усами и подозрительными прищурами. Они выглядели строгими и серьезными, вряд ли любили повышенное внимание к себе и могли создать любопытному наблюдателю уйму проблем. Так подумалось Кайлу. Смотреть в зубы злобной собаке Брофловски считал безрассудным, поэтому спешно отвернулся, повыше поднял воротник пальто, приткнулся головой к прохладному окну и сомкнул веки, надеясь вновь погрузиться в сон. Однако после неожиданного пробуждения сонливость как рукой сняло, и Кайл, скорее невольно, чем нарочно, начал прислушиваться к тихим рассуждениям попутчиков. Иногда голоса мужчин становились едва уловимыми и их с легкостью заглушали стук колес и ночной храп. По услышанным отдельным фразам Брофловски понял: мужчины обсуждают политическую ситуацию в Германии и других европейских странах. Убийство немецкого советника в Париже прошлой осенью. Массовые погромы в Берлине. Новые законы, ограничивающие права евреев. Статус Данцига. Все эти события были словно звеньями одной причинно-следственной цепи, но Кайл никаких закономерностей не видел. Это не больше, чем совпадение. Его визит в Варшаву сорвался по совсем другой причине. Кайл чихнул из-за попавшей в ноздрю пылинки, потер нос и раскрыл глаза. За окном одно дерево моментально сменялось другим, и лесопосадка в ночи превращалась в ужасающее месиво. Темные, трудно различимые силуэты утомляли глаза, и Брофловски, поудобнее устроившись на мягком сидении, наконец-то задремал и проспал до самого утра.