Империум:На северном краю.

"Смотрю на несчастья других и понимаю одну важную вещь - жизнь налаживается." - Фельдмаршал Рейнгардт 17-ый день Кася, 1500-ый год. Провинция Лормарк, Сверх-сектор Консумор. Прошёл месяц с момента, как Хистельсбург был уничтожен, сгорел до тла. Это ужасное, невообразимо печальное событие последовало вслед за вполне радостным и знаменательным моментом в истории имперских побед. Как оказалось, лишь небольшой отряд вражеских войск осаждал Хистельсбург, в то время как авангард наступающих армий прошёлся по маленьким городкам и упёрся в горы Амелл, которые требовалось преодолеть, прежде чем отправляттся дальше на юг. Фельдмаршал Рейнгардт предпринял достаточно рискованное и отчаянное действие, он не пошёл на соединение с корпусами Астра Милитарум, проведя войска через тропы в горах Амелл и остановившись в долине, где мог бы разбить авангард атакующих. Имперские армии активно пополняли личный состав, вооружали и обучали полки, совсем в скоре, уже через две недели после начала вторжения, численность солдат возросла до 84 тысяч воинов, часть из них было переброшенным на север подкреплением. Мобилизация активно продолжалась, крепости на Дыфне остановили продвижение на западе, враг упёрся в них и был вынужден оставить попытки форсировать реку, сосредоточившись на подтягивании коммуникаций и линий снабжения, время же играло против рыцарей и воинов Брастгарда. Чем дольше шла война, тем сильнее становились легионы под командованием гениального полководца, война могла закончиться уже в этом году, если все пойдёт по плану Рейнгардта. Так или иначе, битва при Амеллах случилась, это была грандиозная победа. Не даром командующий Фердинанд запретил легиону рыцарей Несущих Истину приближаться к осажденному городу, усиленный этим передовым отрядом, корпус Рейнгардта навязал вражескому авангарду сражение, в ходе которого в пух и прах разбил наступающие силы противника. Вместе с пленными и обозом вражеских войск, из гор отступили, сдав их на милость захватчику. Тактическая инициатива от нападающих перешла к Империуму, взор Императора устремился на северо-восток. Там должно было состояться следующее сражение, которое обозначило бы в каком ключе будут развиваться дальнейшие события и чем это обернётся для имперского бюджета. Но пока он вполне выдерживал, Администратум даёт хорошие прогнозы, императорская казна выдержит новую войну, если она не затянется на три или более года. А вот внешне политическое положение Империума было весьма неоднозначным. К войне с Ультрамаром присоединилось ещё одно королевство, называемое Авереном. На троне Аверена сидит оборотень, который, как и вся королевская семья, болеет ликантропией . Претензии к Ультрамару самые банальные, всего лишь желание забрать у Империума несколько регионов, богатых полезными ископаемыми, как например платина. Но Аверен – это маленькое королевство, выступающее как вспомогательная сила, по сравнению с Брастгардом, а вот Хольтен, выступивший на стороне Империума, это достаточно большое и сильное государство западнее регионов Империума. Он оказался втянут в войну из-за одного из договоров, некогда заключённых Ультрамаром и Хольтеном. Но тем не менее, Хольтенская Империя не отказалась от своих обязательств, а наоборот, начала войну на море, утопив корабли идущие под Брастгардскими знамёнами. Война обществом Империума была воспринята равнодушно. Но так было лишь на южных рубежах Ультрамара, потому что война для них обычное дело. На востоке вот уже 7 лет идёт война с Империей Тау, в которой никак не наметится перелом, поговаривают что совет Гранд-Моффов выдвинул Верховному Совету Лордов требование сесть за стол переговоров, так как от этой войны нет толку, но она сжирает все деньги, что может потенциально дать плодородный восток страны. Юг же уже вот лет 50 не испытывает проблем с войнами, так как располагается на огромном полуострове, государства которого были в первую очередь завоеваны Империумом, когда тот только был создан. Западные регионы хоть де-юре и не были на военном положении, де-факто страдали от восстаний варварских племён, которые отказывались просто так покоряться имперской власти. На удержание периферии уходили многие ресурсы. Остаётся из всех сегментумов лишь север, который достаточно давно не испытывал на себе влияние войны, зацвёл и стал нежиться в деньгах и достатке, несмотря на суровые условия, большая рождаемость, добыча древесины, угля, железа, меди, золота и даже алмазов, давали северному сегментуму достаточно средств чтобы не быть дотационным регионом. Продовольствие сюда везли из Валорана, а города-кузни обрабатывали поступающие ресурсы и пускали их дальше по экономическим путям. Так что та часть общества, что обжилась на севере достаточно давно и хорошо, с болью в сердце реагировала на начавшуюся войну, ведь мирное будущее сулило много возможностей и перспектив. Нарастали пацифисткие настроения, которые мигом рухнули когда на юг потянулись толпы беженцев и вести о войне. Имперская пропаганда старалась успокоить тиранов севера, но удаётся ли это ей остаётся лишь гадать, иначе не узнаешь. Что касается беженцев, то для них были организованы лагеря, куда они могли приходить для построения дальнейших планов. Администратум тут же начал поиск вариантов и местностей, куда можно отправить собирающийся народ, ведь им за лето и осень надо построить хоть какое-то жилье, чтобы переждать зиму и уже дальше выяснять, кто куда, чего и как. Но не все из тех, что покидали Хистельсбург оказались там, где задумывалось принцем. Из семнадцати тысяч жителей город покинуло около шестнадцати, а до Альхиенбурга, где организовали самый большой лагерь добралась лишь шесть тысяч. Остальные по разным причинам не добрались до него, оказались в плену или в других местах скоплений беженцев. А об уцелевших защитниках города говорить можно много, но их встречали как сбежавших с поля боя, отказывались принимать в домах, их рассказам о пришествии Императора не верили, ровно так же и о том, как воскресли все погибшие участники битвы. Судьба инквизитора и барда была немного лучше других, когда они только попали в Альхиен, за них вступилась некая влиятельная персона, которая перевезла их в один из военных поселений, где жили жены или мужья солдат, ушедших воевать. Сюда же со временем стали приезжать и другие беженцы, для них строились простенькие деревянные избы. Волею судьбы многих тех, кого знала Труд занесло сюда же. Семейство Зигринов тяжело переживало утрату своего старшего сына. Марсия не разговаривала две недели, отмалчиваясь в ответ на любые вопросы. Все это время она лишь работала, даже иногда не ела, тяжёлый труд помогал ей успокоиться и не кошмарить свою семью. Брувер с горя напивался до усмерти, младшие дети горевали по брату, их воспитанием как могла занималась инквизитор. Сильнее всего удар пришёлся по Фросэрре, особенно сильным он стал из-за того, что не все решались сказать ей сразу об этом, долго мялись. Девушка слегла с лихорадкой от потрясения, лекарь говорит что от волнения молодая вдова чуть не скинула плод. Гунвор лишилась своего дедушки, судьба родителей и всей остальной её семьи оставалась неизвестной, поэтому она тоже попала под опеку Лафейдоттир. Со временем Марсия и Брувер выправились, может немного, но постарались хотя бы ради своих детей, если не ради себя и друг друга. Поэтому работы и забот у Труд стало немного меньше, её основной заботой теперь была Гунвор, которую надо было как-то растить дальше, стараясь не прививать ей мысль, что она теперь сирота. Но самой Труд было очень тяжело, даже может больше, чем всем остальным. Фурион куда-то пропал, о нем не было никакой информации, бывало, Труд расспрашивала торговцев проезжающих мимо что же там в столице слышно, но те говорили лишь о неинтересных ей новых пошлинах, налогах и так далее, ничего о светской власти не было. На её плечи упала забота о себе, забота о ребятишках, туманное и неясное будущее, в котором ничего радужного не было. В конце Крайола у неё должна была пойти менструация, но она не наступила. Ни через день, ни через пять. Осмотр у местной повитухи подтвердил самые страшные опасения Труд, она была беременна. Беременна от мужчины, которого знала полтора месяца и который сейчас находится Бог знает где, беременна ребёнком, которого не желает. В иных обстоятельствах она бы незамедлительно обратилась к высококвалифицированным специалистам что помогают в устранении нежелательных беременностей, но в этой ситуации путь к этим учёным ей был заказан. Она написала пару писем своим знакомым, с просьбой помочь, может кто знает хоть примерный план действий в такой ситуации? По её расчётам, уже в скором времени должна была появиться хоть какая-то весточка, но гонец приносящий письма так ничего ей и не передавал. А в одну из ночей, у дома, в котором жили Гунвор и Труд с семейством Зигринов, разверзлись небеса, образовалась дыра в пространстве из которой выпал Хугир. Этот хитрый змей появился так внезапно и неожиданно что объяснил свое появление только через несколько дней, сделал это очень коротко и больше к этой теме не возвращался. Словно его пребывание в императорском дворце было секретом, о котором было запрещено знать посторонним лицам. По всей видимости Труд входила в список избранных, что была достойна знать крупицу истины о том, что творится за воротами сердца Империума. Как никак в её чреве зреет плод от крови Бога-Императора, любая другая женщина гордилась бы этим. Но только не Труд. Когда она думала об этом, у неё просыпалось желание разорвать себе живот, изодрать внутренности до самых последних жил, выгребсти руками этот инородный сгусток, что поселился внутри неё. Но каждый раз её что-то останавливало, входила Гунвор или ещё кто-то, что помешал бы проделыванию сеппуки. Труд устроилась в местный трактир, чтобы иметь хоть какие-то средства для жизни, она думала что не слишком-то лёгкий труд может как нибудь убьёт заразу в животе, но оно так не случается. Со временем Труд смирилась, но в ней росла обида на полубога и его отца, за то, что они с ней обошлись так. Сначала сынок использует её, затем сам обижается, видимо не понравилась баба в постели, потом приходит его папаша и оскверняет память Константина, вернув его из мёртвых. Самым сильным ударом из всех этих событий стал разговор с живой святой Катариной. Где-то в глубине души Труд может и осознавала что та привирает, недоговаривает или говорит полуправду, но сама думала что все сказанное правда и что Фурион схож со своим Отцом во многом, особенно в том, что не терпит когда его персоной не восхищаются. Раньше она верила что тот добрый малый, без корысти. Да, немного наивный, но умный и способный, быстро понимающий многие вещи. Но видимо спесь слаще, чем доброта. Труд всю свою жизнь сама определяла что она будет делать, кем будет, от неё зависили судьбы многих тиранов, а теперь её собственная судьба была в руках Императора. И Император вполне непредсказуем, чтобы все в один момент резко перевернулось с ног на голову, затем на бок и обратно. Неопределённость её раздражала, но сделать с ней она ничего не могла. Ещё сильнее её раздражало то, что она вообще ничего не помнила о той роковой ночи. Но за месяц с лишним, её пыл охладел, ярость сменилась меланхолией, Труд стала меньше разговаривать и лишь слушала рассказы Хугира обо всем на свете, они помогали ей отвлечься от всего происходящего с ней. Иногда бремя давало о себе знать. Внезапно накатывала головная боль или кружилась голова, крутило в животе или просто становилось плохо. Ввиду размеров и физиологии тиранов, живот во время беременности меньше, чем у тех же эльфок или людей, плод сам по себе меньше размерами. Человеческие детёныши рождаются около 50 и больше сантиметров ростом, а тиранские лишь 45-50 сантиметр. Поэтому даже намёков на беременность в обычной повседневной внешности Труд не было, никаких вздутий живота или чего-то подобного. Но при ближайшем рассмотрении эти факторы проявляются. Если раньше низ живота вполне себе был мягким и эластичным, то теперь он стал твёрже, словно всегда напряжён. У беременных тиранок так же как и у людей, эльфок, да и у всех тех гуманоидов, изменяется гормональный фон и вкусовые предпочтения, останавливается менструация. Как отмечала Марсия, от Труд стало по другому пахнуть. Со временем тифлинг стала говорить что запах нормальный, хоть и непривычный. Хотя эти слова скорее были вызваны сочувствием к инквизитору, чем изменением мнения Марсии. Мнение жены Брувера менялось так же часто, как стриглась его борода. То есть никогда. Спустя месяц после того как сгорел Хистельсбург, жизнь хоть немного, но наладилась. Было решено организовать поминальный ужин, чтобы помянуть погибнувших там. В трактире Труд разрешили использовать печь, при условии что она и для трактира ещё еды наготовит. Сейчас ей надо было набрать воды чтобы начать варить суп, с этой целью она взяла коромысло, три ведра и Гунвор с Хугиром, после чего отправилась через небольшое поле за водой к колодцу. Небо ещё утром было ясным, было хорошо и тепло весь день, только сейчас что-то подзатянуло небо облаками. — Гунвор, давай быстрее! — Громко произнесла Труд, затем вручая Хугиру его ведро, которое он должен будет донести до колодца и обратно. — Бегу, тётя! — Звонким голосочком отозвалась девчушка и активнее засобиралась. Она только проснулась, потому что всю ночь слушала рассказы Хугира, а легла под утро. Естественно, заботливая мамочка... Ой, нет же, Труд ведь ещё не мамочка, а только тётя, так вот, тётя Труд позволила ей поспать подольше. Змей конечно был очень странным гостем в этих краях, стража или вооружённые индивиды иногда бросались на него, думая, что он враждебное чудище, но когда на доске объявлений было повешено заявление что Хугир – это сертифицированный ксенос и его смерть будет расцениваться как убийство тирана, то желающих поживиться его кровью резко поубавилось. И горгон был очень благодарен Труд за протекцию, он сразу и всегда отвечал на её вопросы, во всех спорах был на стороне тиранки и поддерживал её. Одежды он не носил, рубахи ему были не нужны. Да и скрывать ему было нечего, он как-то объяснял как размножается его вид, но Труд ничего не поняла и поэтому больше об этом не вспоминала. В ожидании Гунвор между ними завялся небольшой разговор. — Змей, а сколько ты говоришь Императору лет? — Труд спрашивала его обычно когда ей нужно отвлечься. Горгон понимал эти намёки с полуслова. — Император стар как мир, ему не меньше 1756-ти лет, может на шесть лет меньше или больше. Он ведь родился за 256 лет до прибытия эльфов в наш мир, а когда началась Эра Раздора был убит эльфскими убийцами. — Семнадцать веков... Солидный возраст у старика. Но как так вышло, что тогда он был простым смертным, а теперь самое грозное божество что есть на белом свете? — Император ведь не всегда был богом. Да и Императором он стал не сразу. Когда-то его звали Вираксас. Он был амбициозным правителем своего народа, объединил под своей властью обширные территории и многие земли, держал всех в ежовых рукавицах, но в тоже время заботился о своих подданых. Я видел много свитков эльфов выставляющих его насильником или детоубийцей. Но уже тогда это были лишь сплетни и домыслы, эльфам было нужно опорочить ваш народ перед всеми остальными, оправдать свою агрессию против маров. — Он сделал небольшую паузу, дождавшись когда у собеседницы на лице проявится реакция. — И у них это получилось, когда Вираксас умер, мары не смогли удержать земли, эльфы выгнали их с насиженных земель. Там, за великим морем, сейчас стоят большие и красивые дворцы эльфов, но построены они на костях ваших мирян. Из этого и растёт вражда между вашими народами и пока, вы держите доминирующее положение. — Змей говорил спокойно, размеренно, ползал вокруг Труд и перекладывал ведро из рук в руки. Труд же в свою очередь закинула себе на плечо коромысло, повесив на неё вёдра и внимательно слушала змея, её поражало как глубоки его знания о истинной истории мира, ещё сильнее её поражало то, какая на самом деле она банальная и жестокая. В имперских учебниках пишут совсем другое. — А напомни пожалуйста, как ты попал сюда? Я помню как в небе возникла какая-то трещина и из неё появился ты. Мне сначала показалось что это я стала слаба умом, но потом ты приполз ко мне и заговорил. — Бог-Император в обмен на все что я знал позволил мне загадать одно любое желание. А так как мне всегда не хватало скорости и прыти для быстрого перемещения, я попросил у него возможность использовать Биврёст. Теперь я могу перенестись в любую точку пространства, используя силу вашего монарха. — И как же ты это делаешь? Почему не расскажешь мне какую нибудь красивую сказку о том, что у тебя там твоя змеиха рожает и не улетишь во свояси? — Император приказал мне сопровождать тебя, сестра. А вместе с выполнением моего желания, он спросил меня о том как я буду использовать межпространственный мост и предложил мне вставить их в глаза. — Хугир остановился, поставил ведёрко на землю и взялся обеими руками за глаза, широко раскрыв веки. Труд подошла ближе, прежде посмотрев на дверь, не идёт ли там Гунвор. Затем она стала внимательно всматриваться в глаза змея стоящего перед ней. И действительно, его глазные яблоки мало того что сильно отличались от всех тех, что женщина видела до этого момента, больше всего в них выделялись те самые кристаллы. Труд даже могла их потрогать, но не решалась лезть ему в глаза своими ручонками. Эти кристаллы были резными и были словно наложены сверху на эти самые глаза, то есть очи Хугира как бы инкрустированы этими драгоценными камнями, являются огромной ценностью. И, судя по всему, просто так и не вытащишь их из глаз. За этими кристаллами не было видно тоненьких змеиных зрачков, это было весьма непривычно: видеть змею, её клыки и хвост с языком, но не видеть характерных глаз. — А это разве не больно? Вставлять в глаза камни. — Хугир тем временем — Я благоразумно принял меры. Накачался под завязку имперским алкоголем, выпил 16 литров вашего "святого" пива и вина. Упился так, что убеждал Бога-Императора вставить кристаллы мне в место, где у вас находятся соски. — Труд ухмыльнулась вслед за Хугиром, ей самой становилось смешно от этой истории. Горгон же в свою очередь теперь просто старался сдерживать смех, хихикая он продолжил. — Представь себе, что было бы если бы уговорил. Хугир кристалльные сись!... — Хугир резко осёкся, не решился договаривать в присутствии малого дитя. Труд прикрывая лицо ладонью повернулась к крыльцу, на котором наконец появилась Гунвор. Девчушка оделась в то, что оставила ей тётя Труд, в платьице, длинной почти до ладыжек. На ногах ботиночки из кожи, дорогие и купленые уже после роковых событий. А на левой руке ленточка красного цвета, цвета скорби тиранов. Красный похож на огонь костров, в которых сгорают тела ушедших навсегда друзей или врагов, он издревле почитался как сопровождающий в иной мир. Обычно солдаты Астра Милитарум что потеряли на войне семью или нечто важное покрывают свои доспехи или знаки отличия красным, это свидетельствовало о том, что они согласны идти в самоубийственную атаку, останутся прикрывать отступление имперских армий или примут смерть во время сражения. Император им судья, те что имеют красные оттенки на своей одежде красное или носят траур, или готовы сами умереть, отсутствует то, ради чего они могли бы жить. Вряд ли Гунвор понимает сейчас значение этого символа, для неё это просто красивая ленточка. И Труд не хочет чтобы Гуня взрослела раньше, чем требуется, пусть растёт в счастливом неведении. Это лучшее что они могут сделать для неё, вырастить счастливой и хорошей девушкой. — О, Гунь. Пойдём скорее. — Говорит Труд и разворачивается в сторону дороги, им предстоит достаточно длинный путь. Туда и обратно, до колодца. — Хорошо-хорошо, тётенька! — Озорливо пискнула девчушка и ловко соскочила с крыльца, побежав вслед за змеем и Труд. Она, в отличии от старика горгона и уже не такой молодой тиранки, прыгала и резвилась вокруг них, срывала цветы и нюхала их. Они ещё не успели отойти далеко от дома, но Гунвор успела собрать уже столько цветков, ужалиться пчелой, успешно это проигнорировать и дальше веселиться. Да и кто ей запретит это в Касе, когда даже на севере все цветёт и пахнет, природа оживает. Везде всякие букашки летают, цветочки благоухают, поляны пестрят цветами. Но в какой-то момент Гунвор видимо растратила все свои физические силы, теперь пришло время заниматься умственным трудом. Она сначала немного успокаивается, а затем начинает вертеться вокруг змея. Хугир это заметил, начав готовить для девчонки пару историй, которые её развлекут. Наконец девочка не выдержала и сказала: — Дядя Хугир, расскажите пожалуйста мне историю! — Почтенно сказала Гунвор, приложив к своей груди руку и глубоко кивнув, как бы преклоняясь перед гением змея. — Хорошо, дитя. Какая тебя интересует больше всего? — Заботливым тоном отвечает дядя змей. — А меня больше всего интересуют... Рабы! — Неожиданно отвечает девочка, Труд рефлекторно поворачивает в её сторону голову, не ожидав услышать от провинциалки такое слово. — Вы, дядюшка, вчера не докончили о них. — П-с-с, Хугир, ты рассказываешь ей о рабах? — Тихо и обвинительным тоном произнесла Лафейдоттир, спрашивая у змея, она наклонилась к нему чтобы Гунвор слышала как меньше. — Только самое мягкое. Она сама начала расспрашивать, как я могу отказать этому чудному дитя в праве знать даже это? Не переживай, о том что делают с пленными она узнает только когда станет взрослой. — Ладно, но смотри у меня, а то поломаешь ребёнку ум. — Я слежу за ситуацией. Так-с, на чём мы остановились с тобой... — Змей призадумался, вспоминая что же он ей рассказывал вчера ночью. — На строительстве! — Ах да, дитя. Трудом рабов было построено очень много строений, как произведений искусства так и простых домов. Их руками были воздвигнуты знаменитые пирамиды на далёком востоке в пустыне, благодаря их труду появились висячие сады Семирамиды, Каригарнагский мавзолей, театр в Парефероне и в Асольлитаруме колизей. Тадж-Махал с пересохшим горлом и Парфенон под удары плётки. Длинную стену дворца Бога-Императора они тоже возвели, в вашей стране они возвели в Асольлитаруме много строений. — Дядюшка Хугир, а как же рабов уговаривают работать? Ведь строить тяжело, я как-то старалась построить домик из камней, это было очень тяжело! — Девчонка идёт между Труд и ползущим Хугиром. — Им обещают многие блага дитя, если они будут исправно выполнять свою работу, в срок строить все что им скажут. — У меня тоже есть вопрос, змей. Я видела и слышала это название, Асольлитарум. Но что это есть в своей сути? — Царьград не всегда был столицей Империи, он и основан был не так давно. Городу всего-то 197 лет, он возник на месте бывшей военной ставки Императора, где стоял золотой трон Вседержца. Когда границы были отодвинуты далеко, сначала был возведён императорский дворец, а затем уже и город. Его старое название - AsoulLitarumum, что означает "Стольный город", позже превратилось в Асольлитарум. Сейчас же столица вашей страны носит название Царьград. Вопрос о том, зачем же привлекли рабский труд для строительства такого сложного сооружения как Императорский Дворец до сих пор волнует меня. Вряд ли стоял вопрос в деньгах и оплате жилищных условий для невольников, я уверен что Император не поскупился бы на обустройство своей "крепости" по последнему писку тогдашней моды. — Труд понимала о чем говорит Хугир, Гунвор не очень. Но девочка с таким удовольствием слушала его рассказы, что ей и не требовалось понимание о чем именно говорит горгон. Ей вполне нравилось просто его слушать, без всяческих ухищрений и домыслов, попыток понять что-то, что ей по возрасту было не положено. — Дядюшка, дядюшка! А расскажите ещё о драконах! — Гунвор останавливается перед Хугиром, не давая ему дальше пройти и размахивая руками. — Ох, дитя. Расскажу, но чем же вызван такой сильный интерес к могучим летающий змеям? Ты всю ночь слушала о них и тебе этого стало мало? — Всё тем же, заботливым тоном и можно сказать, "родительским" тоном произносит змей, слегка улыбнувшись девочке. Труд отвечает за Гунвор на этот вопрос. — Её дед упоминал, что она очень любит драконов и хочет стать их укротительницей. Дорога в инквизиторий ей обеспечена с такими амбициями. — Заканчивает Труд и обращает внимание на девочку. А вот девочке становится не слишком хорошо от того что упоминают её погибшего деда. У неё на глазах наворачиваются слезы, девочка дрожит, но пока не рыдает, видимо ждёт когда взрослые дадут ей такой повод. — Дядюшка Хугир, а скажите вы, скажите пожалуйста что стало с моим дедушкой? Тётя Труд не хочет мне говорить, но мне очень хочется знать! — Труд уже собирается оставить ведра и заковать девочку в свои объятия чтобы успокоить, но Хугир делает это первым. Точнее он подползает к Гунвор, кладёт ей руку на плечо и благосклонно отвечает. — Хорошо, Гунвор, я скажу тебе. Но обещай что ты будешь сильной и не заплачешь. Хорошо? — Он улыбнулся ей. Труд в этой ситуации сильнее всего удивляло согласие Хугира поведать малышке о таинстве смерти, что он умеет общаться с детьми на такие темы. И что Гунвор так быстро сменила свое настроение с весёлого на грустное, скорбное. — Х-хорошо дядюшка, но вы скажите пожалуйста! Я не буду плакать, обещаю! — Вложив всю силу воли в слова отвечает Гунвор. — Верю, дитя. Представь себе что все мы светлячки, ты ведь знаешь они такие? Это крохотные жучки, что излучают свет своими телами и в ночи помогают путникам найти верную дорогу? — Начинает Хугир очень ласковым и спокойным тоном, говорит размеренно и без лишних театральных возгласов. — Да, дядюшка, знаю. Я видела их однажды, когда дедушка разрешил мне засидеться до поздна. — И свет что излучаем мы, светлячки, зовётся жизнью. Понимаешь, это происходит по совершенно разным причинам, но обычно всегда, светлячок перестаёт светить. По крайней мере на этом свете. — Девочка моментом утерла слёзки на краях век, как и обещала. А затем осторожно задала наводящий вопрос. Труд отвернулась в этот момент, стараясь отогнать мысли о недавнем прошлом. — Светлячок моего дедушки потух навсегда? — Увы. Но не печалься что его нет, искренне радуйся что он был. И что он смотрит на тебя с небес и радуется каждому новому дню твоей жизни, ведь он сделал это ради тебя. — Девочка хлипнула, но удержала порыв эмоций. А затем взяла и аккуратно обняла змея за талию, потому что до его плеч она не доставала. — Спасибо. А мои мама и папа? Я слышала как они меня искали, когда надо было уходить, что они делают? — К ним подошла Труд и положила свободную руку на макушку девушки и сама заговорила. — Мы найдём твоих родителей. Я уверена что они тебя ищут, просто сейчас творится такой бардак что даже огромную бочку с водой не найдёшь сразу. Я постараюсь разослать сообщения о тебе в ближайшие города, надеюсь что кто-то откликнется на зов. Гунвор, я все не спрашивала, но много вас в семье было? — Она многозначительно кивнула Хугиру, змей легонько кивнул в ответ. Затем девочка отцепилась от горгона и повернулась к Труд. — Нас много было, я пока плохо умею считать, но у меня было три брата и три сестры. Я родилась последней! — Труд потрепала девочку по голове чтобы разжечь в ней озорливость, а сама отвела взгляд в сторону. Хугир уловил этот жест и моментом все понял. Затем она снова взглянула на Гуню и ласково сказала девочке: — Эй, Гунвор, видишь ту полянку с большими и красивыми цветами? — Да тётя, вижу! — Хочешь я сделаю тебе венок после того как мы наберём воды? Если хочешь, то сбегай туда и выбери самые красивые на твой взгляд цветы, я специально для тебя сделаю из них самый красивый венок на свете. — Хорошо, я быстро! — Весело сказала девочка, видимо уже позабыв о своей утрате и побежала за цветами для своего венка. Солнце выглянуло из-за облаков. Она оказалась по пояс в траве и пробиралась сквозь неё к той самой красивой поляне. Поляна была рядом с колодцем, который стоял под большим и старым дубом, до которого оставалось мало идти, Хугир и Труд неспешно направились в его сторону. Труд тяжко вздохнула, думая кто из них первым начнёт разговор на эту тему. Наконец это сделал Хугир, он тоже понимал что надо обсудить хотя бы мельком этот животрепещущий вопрос. — Девочку могут не искать, Труд. Мы оба это понимаем. А тебе самой будет тяжело с тремя детьми на руках. — Подавленно произносит змей. Ему жаль Труд и Гунвор, они стали заложницами ситуации и поменять могут в ней совсем немногое. — А когда было легко? Война дело такое, я ведь не могу ей прямо сейчас сказать что на войне умирают. Независимо от положения в обществе и умения владению оружием, на войне просто берут и умирают. Я разбираюсь в том как устроены семьи и в данном случае, дедушка воспитывал свою внучку за родителей. У них семеро по лавкам сидят буквально, а когда на дворе война, ищут новые рты в последнюю очередь. — Почти рассержено, точнее даже раздражённо говорит инквизитор. — Я понимаю, сестра. Но ей придётся когда нибудь это понять, может не в этот год, может не в следующий. Но она будет расти у неё будут вопросы, почему мать не нашла свою дочь, почему отец не печалится что его ребёнок пропадает где-то. — Змей продолжает ползти к колодцу, ровно как и Труд идти. — Я как дура искренне надеялась что Император жестокий и все же справедливый, что зло побеждает, когда добро бездействует. Теперь оказывается что Владыка просто жестокий, а правда в два раза короче... — Труд специально не закончила фразу. За неё это сделал Хугир. — Правда в два раза короче: "Зло побеждает". Мы сами определяем что есть зло, Труд. Тебя мои слова вряд ли утешат. Император жесток, но не деспотичен, он не мучает больше, чем нужно, не наказывает ради профилактики. И это испытание, что выпало на твою долю, сделает тебя только крепче. Давай посмотрим на это с другой стороны, я понимаю тебя... — Она прерывает его монолог, вроде бы должна говорить быстро и агрессивно но делает это отстраннено и как-то... Печально? — Хугир, с одной стороны у меня гузно, а с другой я беременна. Ты не понимаешь в каком я положении оказываюсь, я просто боюсь что дальше со мной будет. Я всю жизнь думала что оно мне не надо, что семья и дети будут лишь обузой, а теперь мне сама судьба навязывает это. Я убежала первый раз, второй, в третий сам Бог-Император вмешался, чтобы видимо наказать за "убийство жизни в своём чреве". Обидно мне, змей. Просто обидно, как женщине. — Труд отвернулась, вздохнула так будто сейчас заплачет, но не сделала этого. Все слезы были выплаканы за прошедший месяц, больше их не оставалось. Она повернулась обратно. Змей терпеливо ждал когда ему снова позволят говорить. — И ты говоришь прямо как Фурион, оправдываешь зло, выдающееся себя за добро. — Не оправдываю, поясняю почему так происходит. Да и полубогу сейчас не слаще твоего, я слышал что с ним делает Бог-Император, поверь, даже если бы он надругался над тобой, не заслужил бы он такого наказания. — Но ты ведь сам сказал что Император "не мучает больше чем нужно". А судя по тому что ты слышал, там происходили не слишком-то приятные вещи. — Я не могу говорить подробнее о том, что именно происходит за стенами дворца, мне запретили. Извини сестра, но тут я действительно вынужден молчать. Быть может когда-нибудь сам принц или Император поведают тебе о причинах столь радикальных действий. — И под каким предлогом тебе запретили говорить об этом? Удобное оправдание однако, когда запрещает божество, то тут выполнять надо без вопросов. — Император не запрещал, он поступил в своей самой известной манере. Заколдовал. — Заколдовал? — Труд это заинтересовало, она повернулась к змею. — Да, заколдовал. Я могу говорить только то, что позволено, буквально. Сейчас я тебе это продемонстрирую. — Змей остановился, приготовился и попытался выговорить несколько слов. — Щшхнуте... Тепемажегч ме... Фхужер... Фхн Ънцчйрбцёшхзй.... — Всё что он пытался сказать тут же превращалось в непонятную кашу, Труд заметила на его тёмно-зеленой шее некие узоры, словно татуировки. Они не светились и не пульсировали, нет, но будто и мешали ему членораздельно произносить что он хотел. — Ут тй цшсйр... ужреийчб цнруо пучухшг иер йсш... нсфйхечух н фуижйхз цесу снхумиетнй узхустуо уфецтуцчн.... — Ладно-ладно, не мучайся, я вижу, что не можешь. — Разочарованно отвечает на это Труд и снова отворачивается. Они наконец-то достигают колодца, стоящего в тени векового дуба. Труд ставит коромысло и ведра рядом, открывает крышку колодца и так же кладёт её на землю. Ведро у колодца уже есть, нужно только опускать его в воду, затем набирать её и выливать в свои вёдра. Труд взялась обеими руками за ручку и стала её раскручивать, аккуратно, чтобы ведро на верёвке не улетело вниз. Гунвор продолжала собирать цветы на поляне. — Она ещё собирает цветы? — Пыхтя спрашивает Труд. — Да, собрала уже довольно много. — Отвечает ей змей, внимательнее посмотрев что там происходит с девочкой. А затем роняет фразу, которую наверняка сказал по чистой случайности, размышлял в слух. — Что ты собираешься делать дальше? — Суп сварю. — Отвечает Труд, уловив что это был не серьёзный вопрос. — А, прошу прощения, я задумался. — Отвечает змей и его лицо принимает положение усиленных размышлений. Труд уже поднимает первое ведро воды, мужская помощь ей в этом очевидно не нужна. — Но тема интересная, можно пофилософствовать. — Ненавижу философов. — Быстро и злобно говорит женщина. — Почему? — Толку от их слов и действий нет. Я видела одного философа, все что он мог так это в толпу кидать камни, жил в бочке и смеялся над всяким что пытался его осудить. Не помню как его зовут, но сам он объяснял что пытается обратить внимание на пороки всех нас. Закончилось это для него достаточно плохо. — Философия одно из последствий облегчения нашей жизни. Работа становится легче, времени на размышления больше. Это простой закон, который работает во все времена и у всех рас. Даже огры станут умными, если смогут уделять меньше времени постоянной борьбе за свое выживание. — Ты видел умного огра? — Скептически отвечает Труд, переливая воду в ведро. И затем опуская его снова в бездну колодца. — Нет, не видел. Но зато видел умных орков, которые были свободны от войн и раздоров. — Это не та самая ли, что боится тифлингов? — Нет, сестра, это не они. Те орки можно сказать неизлечимо больны жестокостью, жить без неё не могут, на ней построена всё их существование. — А кстати, раз уж речь зашла про тифлингов. Я знаю что у них есть демоническая кровь, но как они её получили? Не видела женщин, что рожают от бесов и диаволов таких же как отцы детей. Или наоборот, чтоб мужик лез на кабаниху. — У тифлингов долгая, трудная и запутанная история. Быть тифлингом — значит постоянно натыкаться на пристальные взгляды и перешёптывания, терпеть страдания и оскорбления, видеть страх и недоверие в глазах каждого встречного. Беда в том, что тифлинги знают причину этого — договор, заключённый много поколений назад и позволивший демонам - владыкам Девяти Преисподних - внести вклад в их родословную. Такая внешность и природа — не их вина, а последствие древнего прегрешения, расплачиваться за которое предстоит им, их детям, и детям их детей. Твоя подруга, Марсия, например давний потомок демона первородного пламени - Тайболка. В её крови горит огонь, даже несмотря на то, что она полукровка. — Ты похож на мудреца, змей. Много жил и много знаешь, можешь ли мне объяснить, как же так вышло что потомок демона огня родил от простого краснолюда дочь? — Марсия является тифлингом по матери? Хм... Это многое объясняет. Наверняка изначально мать Марсии считала заигрывания с краснолюдом не более, чем игрой, но затем все переросло в куда более серьёзную вещь. Такие тифлинги если и любят, то только один раз и до конца своей жизни. И сделают все что скажет им их любовь, в данном случае видимо желанием отца Марсии было сохранить ребёнка или зачать его. — Змей отдал свое ведро Труд, которое тут же стало наполняться водой. — Поняла. Родители из тифлингов как я вижу не слишком-то добрые получаются. — Всё зависит от конкретных случаев и личностей. Если тифлинг вырос в общине где его не унижали за рога и хвост, то он не будет озлоблен, не станет обижать других. Вероятно, Марсию постигла участь большинства тифлингов в ранний период жизни, что оставило отпечаток на всю оставшуюся. — Всё, тихо, Гунвор идёт. К ним действительно шла девочка, держа в руках большую охапку цветов, самых разных, красных и белых, фиолетовых и даже оранжевых. Почти зарывшись носом в растения, Гунвор шагала большими шагами к ним, видимо чтобы не споткнуться, потому что свои ноги она не могла увидеть. — Я собрала самые красивые цветы. — Провозгласила Гунвор. — Ого, а чего так много? — Спрашивает Труд, поднимая вверх последнее ведро. — Вы, тётя, сказали что сделаете мне самый красивый венок на свете. А я хочу чтобы красивые венки были у всех! — Заявила им девчонка, уведомляя их о своём намерении. Труд ухмыльнулась в ответ на это, Хугир же глухо посмеялся, не открывая рта и взял свое тяжёлое ведро. — Хорошо, Гунь, я сделаю нам всем венки. Бери цветы и пойдём-те обратно. — Со вздохом сказал Труд, закидывая коромысло с вёдрами себе на плечи. — Тётя Труд, а когда ты сделаешь нам венки? — Как придём, руки же у меня заняты. — Всё так же тяжко отвечает девочке инквизитор, и повернувшись, идёт по тропинке обратно, но медленно, стараясь не расплёскивать воду. Девочке такой расклад вещей не нравится, ведь ей хочется получить свой венок поскорее. Поэтому в игру через несколько минут вступает самое сильное оружие ребёнка - искусство актёра. И степень, с которой в ответ уступят взрослые. — Тётя Труд, давайте отдохнём! Я та-а-а-ак устала! — Утрирующе говорит девочка. — Всё устают, и я устала. Потерпи, нам ведь недолго идти. — Но у меня уже совсем нет сил, пожалуйста, тётя! — Что уж прям, совсем их нет? — Понимая чего хочет девочка, спрашивает Труд. И немного осматривается по сторонам, чтобы узреть, есть где место чтобы отдохнуть или нет. Есть как оказывается, на лугу, с которого Гунвор срывала цветы. — Да, тётушка, ноги не ходят, руки болят! — Продолжает старательно отыгрывать роль сильно уставшего мара Гунвор. Она даже сделала поникшее выражение лица, сгорбилась и стала идти будто у неё связаны ноги. Хугир одобряюще хмыкнул, наблюдая всю эту ситуацию. — Ладно, девчонка, уговорила. Вон, луг видишь? Беги туда, сейчас и мы придем. — Поддаётся в конце концов на уговоры женщина, улыбнувшись девочке. И тут же сворачивает в сторону луга с тропинки, Хугир сделал тоже самое. — Спасибо, спасибо, спасибо! — Гунвор бросилась на женщину, обхватила её руками и обняла. Труд покачнулась из-за этого, да так что одно из вёдер с коромысла слетело, упало в траву и вода из него соответственно быстро вылилась. — Гунвор! — Сердито сказала Труд, грозно глянув на девочку. — Ну что за несносный ребёнок! — Добавляет женщина, аккуратно опуская второе ведро на землю, чтобы из него ничего не вылилось. И берет второе ведро, оценивая количество оставшегося в нем содержимого. В нем его остаётся совсем немного. — Ой... — Виновато произносит девочка и пятится назад. Хугир вступается за неё, произнося следующее своим самым нравоучительным тоном. — Гунвор все поняла и осознала, она так больше не будет делать никогда, ведь это очень плохо и не хорошо, вот так кидаться на взрослых, которые держат в руках что-то тяжёлое. Да, дитя? — Хугир закрыл её собой, намекая Труд что они могут поговорить и потом на эту тему. Труд улавливает намёк, поэтому не собирается ругать девочку здесь и сейчас. Но недовольно выдыхает и зло смотря на них обоих, командует им. Гунвор быстро прячется за дядюшку змея. — Вы двое! На луг живо и чтоб набрали себе цветов, пока я набираю новое ведро воды. Коромысло и эти вёдра возьмёте с собой. — Когда приказ был закончен, Хугир и Гунвор покивали женщине головой. Труд взяла пустое ведро за ручку, ещё раз одарила их неприятным взглядом, развернулась и пошла обратно к колодцу. — Пойдём, дитя. — Шепнул девочке змей и взял вёдра в руки, коромысло сунул подмышку. Труд быстро добралась обратно до колодца, да и заметила что забыла закрыть его крышкой, так что от её возвращения будет больше пользы. Глубоко вдохнув и помассировав себе лоб, Труд взялась за ручку и принялась её крутить, опуская ведро на толстой верёвке вниз. В процессе она обернулась посмотреть что там происходит на лугу, а там все было вполне в порядке. Хугир что-то рассказывал девочке, Гунвор слушала максимально внимательно, можно сказать, в рот ему смотрела. Инквизитор быстро догадалась о чем именно рассказывает девочке змей. О других змеях, но уже летающих, больших и огнедышащих. Насколько знала сама Труд, не все драконы извергали из своих ртов огонь, сколько видов драконов на свете есть, столько и видов того, чем они плюются. Лафейдоттир слышала однажды о некоем классе драконов, камнеедах. И даже видела одного из представителей этого класса, но по правде только на картинке в учебном пособии. Этот дракон был коричневый, толстый и при этом короткий. У него была здоровенная голова и тело, короткие лапы и маленькие крылья. Как это создание могло летать оставалось самой большой загадкой в мире. Но уже тогда все называли таких драконов колбасой или сардельками. Вы не поверите, за схожесть с этим мясным продуктом. Но зато этих драконов характеризовали как прожорливых и при этом очень добрых, почти щенки, которые очень верные и милые. Если конечно огнедышащая тварь может быть вообще милой и доброй. Труд остановилась, глядя на змея и девочку, лежащих на траве и беседующих о чем-то безусловно интересном. И ей самой в этот момент стало так хорошо, спокойно, славно, не хотелось чтобы этот момент заканчивался. Светило тёплое солнце, пели птички, поводов для грусти прямо сейчас не было, хотелось жить и радоваться. Труд даже всхлипнула, расчувствовавшись что такие моменты случаются не часто. Но время у них не такое уж и резиновое, да, у них есть пара лишних минут на небольшой отдых, пока не приехали из города с продуктами, но не более. Труд быстро подняла обратно ведро, перелила воду, закрыла колодец крышкой и осмотрев старый дуб, пошла обратно к ним. Девочка и змей продолжали лежать на траве, точнее лежала только Гунвор, потому что горгон сидел, обернувшись вокруг себя своим хвостом. Труд поставила вёдро к остальным вёдрам и села рядом, облакотившись руками о землю. И посмотрев на небо. Себе под нос она пробубнила что-то вроде: — Летели облака... Летели далеко... Как мамина рука... Как рыбы-корабли...Эх. — Тётя, вы что-то сказали? — Нет-нет, я так. Предаюсь воспоминаниям о временах когда трава была зеленее, а деревья ниже. — А так когда-то было, тётя? — Девочка переползает к ней, ложась на колени Труд, Хугир кладёт руки на свой хвост, переставая жестикулировать. Ведь его рассказ прерывался, значит можно немного отдохнуть. — Было, Гунь. Тогда не было никаких забот, никаких опасностей или проблем. Жили все в свое удовольствие и было всем в радость это. Эх, жаль что сейчас не так. — А как сейчас, тётя Труд? — Тяжело, сама видишь, Гунвор. Нам надо быть сильными чтобы преодолеть это, ведь только сильные смогут сделать это. Ну ладно, не будем пока об этом. Что вы тут обсуждали, пока мне не было? — А мы о драконах говорили! Дядюшка рассказал мне о золотых драконах! Представляете, у них такие сложные имена, что никак не выговоришь. Одного из них звали Вели.. Велитреки... Дядюшка Хугир, помогите пожалуйста! — Очаровано рассказывает Труд девочка, затем обращаясь за помощью к наставнику. Наставник быстро и спокойно произносит имя этого легендарного золотого дракона. — Виллентретенмерт. Золотой дракон севера, отец Саэсентессис, что живёт в легендах людей как Саския, драконоубийца. — Отвечает змей, удобно устроившись на траве и лёжа на своём хвосте. — Хугир, ты кажется упоминал что твоя прабабушка это дракон, так? — Да, это так. — Почесав затылок произносит горгон. — Ты, получается, родственник этим золотым драконам? — Почти, если бы мы размножались как вы, мары или любой другой народ подобный вам, то да. Но наш род это делает по другому, я припоминаю что рассказывал тебе об этом. — Дядюшка, вы родич драконам? А где же ваши крылья и длинный хвост?! — Вскочила девочка, её порадовало такое известие, она тут же оказалась рядом со змеем. Змей не шелохнулся. — Нет их, к сожалению или к счастью. Я больше змея, чем дракон. — Змей, а вот ты говоришь что дед твой, прадед были огромными змеями, монструозными, скажем так. Почему ты такой небольшой? Будь у тебя ноги, может меньше меня был бы ростом. — На самом деле хвост который вы видите это не всё, сейчас я вам это продемонстрирую. — Змей отползает от них чуть в сторону, упирается руками в землю так, будто сейчас будет отжиматься и напрягается. Его хвост начинает быстро расти в длинну и немного в толщину. Проходит полминуты и вот уже почти весь лук опоясывают спирали из хвоста горгона, которое он свивает. Труд молча кивает ему несколько раз, впечатлившись такой способностью своего собеседника. А Гунвор в свою очередь перебегает от части хвоста к другой части хвоста и трогает, чтобы проверить, не бутафория ли это. Девочка постоянно спрашивает змея о том, чувствует ли он её прикосновения. — А здесь чувствуете? — Чувствую, дитя. — Вот тут? — Тоже чувствую. — Точно? А вот тут? — Да, все прекрасно ощущаю. Это продолжалось до тех пор, пока Гунвор не добралась до самого кончика его хвоста, хвост в этот момент поднялся, обвил за бока и получается схватил девчушку. Он поднял её над землёй и перенёс к основе этой змеи, девчушка начала весело хохотать, воспарив над землёй. Труд довольно ухмыльнулась, начав плести венки им всем. Женщина уже не помнила где же она научилась плести их, просто знала что умеет это делать, да и это не сложно, особенно когда рядом столько материалов для новых венков, если старые не понравятся. Инквизитор быстро справилась с самым маленьким и цветастым венком, предназначенным для Гунвор. Она проверила его на прочность, примерила и затем подозвала к себе, чтобы вручить ей этот самый венок. — Гунь, иди сюда. — Девочка, хихикающая от щекотки которую ей устроил змей, утерла выступившие слезы радости и оглянулась. Ахнув, она быстро перебежала к Труд, подставляя голову ей под руки, чтобы женщина возложила на её макушку веночек. Лафейдоттир незамедлительно делает это, покрепче прижав его к макушке Гунвор. Девочка весело захлопала в ладоши и засмеялась и запрыгала на месте, а затем повисла на шее у Труд, поцеловав женщину в щёку. Труд поцеловала её в лоб в ответ, приобняв одной рукой. Хугир тем временем возвращал себе прежние габариты. Его хвост стремительно становился короче. Укорачивался до тех пор пока не стал "привычного размера", змей обполз по кругу Труд и Гунвор, любуясь венком девочки и думая какой комплимент он сможет ей сказать. В какой-то момент он находит что ему сказать девчушке. — Сама Дана Меадбх позавидовала бы твоему венку, дитя. — Говорит змей, затем быстро находя место в котором ему будет комфортно сидеть. Он сворачивает хвост и "присаживается" в самый центр этого гнёздышка. Девочка явно смущается, а так же в её глазах загорается вопрос. Она тут же спрашивает. — А кто такая, эта Дана? — Это персонаж эльфских верований и сказаний, её ещё зовут Королевой Полей или Живией. Она почитаема людьми, марами, эльфами и краснолюдами. Всеми, кого кормит и поит земля. — Ой, дядюшка, а расскажите ещё о ней! — Хорошо, дитя. Усаживайся по удобнее и слушай внимательно. — Труд на фоне продолжала плести венки, для себя и для Хугира. Она выбрала цветы менее яркие и большие, у неё что-то разболелась голова, не хочется надевать тяжёлое на неё. Между тем, змей приготовился и начал свой рассказ. — Временами, в жаркий летний день, можно заметить в березняке силуэт молодой женщины, окружённой роем бабочек, с венком на голове. Эльфы называют её Дана Меадбх, люди - Королева полей или Живия. Никто, даже эльфские Знающие, не уверены, кто - или что? - она на самом деле. Одни видят в ней богиню, другие - воплощение сил природы. Верно одно: без неё мир был бы мёртв, словно скала в море. Это Дана Меадбх будит растения и зверей после долгой зимы. Она раскрывает бутоны нежных цветов. Там, где она ступает, земля родит щедрые дары. Там, где её не бывает, колос ломится на ветру, цветы увядают, а плодов не хватает. Там где она - там жизнь, дитя. Поговаривают, что она есть во всем, в каждом лепестке живёт её дух, Гунвор. Обращайся впредь с природой бережнее, ведь там, где крестьяне относятся к земле как к матери, Дана оставляет щедрые дары. А на города и деревни относящиеся к ней как к рабыне нападают холода и заморозки. — Ого!.. — Тихо говорит Гунвор, в процессе рассказа. А когда тот заканчивается, она начинает как-то по особенному смотреть на все вокруг. Её поза становится сдержаннее, она аккуратно убирает ноги с травы, поджимая их под себя. — Вот это да... Дана Меадбх... А я смогу её встретить когда нибудь? — Да, сможешь, ежели будешь хорошо к всему окружающему относится. Как я и сказал, относись к природе с должным уважением и тогда, наверняка, она явится тебе. — Девочка широко улыбнулась, и затем посмотрела в небо, наблюдая за проплывающими облаками , разных форм и размеров. Труд продолжала плести венки. На пару минут они замолчали, просто наслаждаясь природой и её красотой, стрекотали какие-то жуки в поле, маленькие птички летали рядом и старались поймать себе еду. Где-то в кустах мелькнул ёжик. Сейчас все было просто хорошо. Нет ни обязанностей, ни проблем, есть просто тёплое солнышко, ласкающее своими лучами весь обозреваемый мир и голубое небо, на которое так приятно смотреть. Когда Труд закончила делать венки, она возложила венок Хугиру на голову, а затем и на себя. Проверив, не спадает ли он, женщина встала с травы и отряхнула подол платья, после чего осмотрела свою верную гвардию и скомандовала им: — Отдых это всегда очень хорошо, но обычно требуется потрудится перед ним. Да и возвращаться нам придётся все равно, готовить есть тем более. — Тоже верно. — Коротко ответил змей и поднялся, после чего немного размялся и взял своё ведро с водой. На его тяжесть он не жаловался. — Тебе не тяжело будет, сестра? — Меня учили быть сильной. В крайнем случае потерплю, кроме меня эти ведра некому нести. — Я вообще-то могу тебе помочь. — Ага, я вижу как у тебя поджилки трясутся от одного ведра. А тут два. Не играй в благородство, змей. — Злобно пыхтя, сказала Труд, взваливая себе на плечи коромысло с вёдрами и собираясь идти дальше, Гунвор тоже вскакивает с травы-муравы и бежит вперёд взрослых на тропинку. Хугир замолкает и следует за инквизитором, который неспешно шагает в сторону села. Она тяжело вздыхает, выйдя на дорогу и когда догоняет Гунвор, подзывает её и говорит. — Гунь, беги пока в деревню, разведай приехал Иаль или нет, хорошо? Мы скоро придём, если успеешь то можешь вернутся к нам. — Хорошо, тётушка! — Задорно говорит девочка и припускает в сторону деревни, быстро-быстро пробегая поле. Труд тяжело вздыхает, змей в свою очередь ждёт, когда она снова решит ему выговориться. Этот момент наступает когда девочка отдаляется достаточно далеко, чтобы не слышать их разговора. — О-о-ох... Не люблю я поминки. Ужасная традиция, ох не люблю. — Традиция есть традиция, надо её соблюсти хотя бы для виду. Сама понимаешь, Зигринам тоже тяжело, нам всем. — Ты потерял в той бойне, в Хистельсбурге, сына? Ты потерял там может быть мужа, супругами с которым вы были всего лишь день? Я этими руками убила Айон, мне было похер кого она там растлила, лично мне она ничего дурного не сделала. Когда я была молодой, мне пришлось видеть смерть двух своих помощниц. История теперь повторяется, свою жизнь там оставила только Устина, но я видела как Фаустина умерла внутри себя в этот же момент. И Император забрал посмертный покой девушки, заставив снова маршировать по этой земле. Блять, да что ты вообще за собой можешь нести тяжёлого? Страх за свою жизнь предателя? — Труд зажмурилась и отвернулась, поджала губы. Затем глубоко вздохнула, несколько раз, прикрыла глаза после чего тихо и нерешительно произнесла. — Извини, я впервые переживаю такие потрясения. Прошёл уже месяц, думала что притерпелась, стала спокойнее, но иногда это даёт о себе знать. — Я понимаю, Труд, я понимаю. Может быть ты не поверишь, но я тоже когда-то терял нечто для себя важное. Сначала наставник, потом вещь которую он мне оставил. Мне ведь уже 270 зим наверное, я давно перестал считать свои года. И когда я был совсем дитёнышем, то очень любил загадки. Мастер иногда загадывал мне самую сложную загадку, она звучала примерно так: "Чем больше убавляешь, тем больше это становится." Не хочешь попробовать отгадать? — Хугир говорил спокойно, проявляя эмоции, но не так чтобы выплескивать их бурей наружу, а размеренно, непринуждённо. — Чем больше убавляешь, тем больше становится... Может это любовь? — Нет, не любовь. — Азарт? Чем больше ставки, тем сильнее желание играть? — Нет, не азарт. — А что тогда? Подожди, не говори, это какой нибудь дурацкий ответ, очень простой и "очевидный"? — Да, он такой. Когда Мастер умер, я соорудил ему небольшой курган, Имлерих надо мной посмеялся увидев мою затею, но я все равно отдал последние почести Учителю. А когда положил последний камешек на курган, то внезапно понял. Яма. — Яма... Со смыслом... — Подавленно отвечает Труд. — Мастер все забавился, покуда я не мог её отгадать. А ответов я давал великое множество и каждый не подходил. Но когда верный ответ я наконец нашёл, услышать он уже больше не мог. Злая ирония. Очень злая. — Судьба любит такие истории, говорю по своему опыту. — Говорит Труд и горько усмехается, стараясь отшутиться, чтобы показаться самой себе сильной. Но на самом деле ей не очень смешно. — Гунвор верит в тебя, ровно так же как и я. Да, я кажусь тебе простым ксеносом, который пытается втереться в доверие, потому что в родном доме мне не рады, но это не совсем так. Да, я чудовище для вас, да, я предатель и "дезертир", но для вас с дитя я могу быть верным другом и наставником. Я знаю что ты хотела сказать мне в тот вечер, когда снова увидела меня. — И что же это такое я хотела тебе сказать? — "Не приближайся ко мне и Гунвор, отродье". Я столько раз видел подобное выражение лиц и глаз, что и думать не надо, чтобы угадать о чем сейчас думает собеседник. Но ты почему-то мне не сказала. — Ты прав, змей. Я хотела, потому что была в отчаянии. Но потом подумала, что ей и моему ребёнку нужен будет отец. Не в привычном смысле, а просто, мужская фигура рядом. Я легко сойду им за мать, научу любить, готовить, убирать за собой, говорить научатся. Но во всем остальном им нужен отец, какой никакой. Я была бы рада если бы полубог вернулся, будь он честным, мудрым и сильным духом мужчиной. Но после всего что мне наговорила Катарина, я мало верю в его состоятельность. Он мне казался наивным и слишком добрым, не требовательным, но при этом умным, а теперь инфантильным и просто глупым. Айон сказала мне что у нас будет пятеро детей, не представляю как они должны будут родиться, не могу сказать, что я согласна на союз с таким мужчиной. Даже Фердинанд лучше, чем он, при всей его обидчивости и мстительности. Да и Марсия обещала помочь с ними, но вряд ли её хватит на момент когда они станут юношами или девицами. — Труд осмотрела небольшое поле через которое они шли, посмотрела на деревню, стоящую неподалёку. Хугир внезапно встрепенулся, задумался, начал жестикулировать и, видимо вести дискуссию с самим собой в голове. Когда он пришёл к какому-то выводу, то тут же обратился к Труд. — Сестра, а какие-то конкретные события Ай`Сигирекалон называла? Имена может, даты? Я уже упоминал что она была не рядовой ведуньей, у неё был реальный дар, если она смогла назвать что-то конкретное, то это всегда и с точностью как в предсказании происходило. — Труд повернулась к нему, у неё на лице повисла гримаса сдерживаемого разочарования этим миром. Она поджала губы и молчала. Хугир уловил что что-то конкретное Луладжа всё таки сказала, осталось ему угадать что это было. — Это были имена? Пять, как ты говорила по количеству детей, имён? — Были... Имена. — Сдержанно сказала Труд. Очень сдержанно и очень натянуто. А потом отвернулась и громко и глубоко вздохнула, покачав головой. — Хм, тогда картина становится куда яснее. Не сомневаюсь, что наш разговор это предзнаменование скорого возвращения принца. — Пу-пу-пу... — Злобно произнесла звуки Труд и ещё раз покачала головой. Чем больше она говорила об этом, тем хуже казалось её положение. — Начали за здравие... Закончили за упокой. — Ты ведь не это ожидала услышать, так? — Да, я хотела похвалить тебя, сделать комплимент, что у тебя хорошо получается ладить с Гунвор и что не давай её в обиду, если я не могу за ней смотреть. Теперь же я просто... Я в полном ахере, змей. — Понимаю тебя. Извини, я не думал что эта информация прозвучит так, как прозвучала. Хотел подбодрить, указав, что Фуриона скоро отпустят и позволят действовать дальше самостоятельно. — Труд в ответ просто ещё раз глубоко вздохнула, после чего молчала до конца дороги, думая над сказанным. Хугир тоже молчал, сказать ему было нечего, да и не стоило ничего говорить. Вскоре они оказались в деревне, им на встречу из-за угла одного из домов выбежала Гунвор, держа в руках здоровенный леденец в виде двухглавого орла на палочке. Она хихикала и облизывала леденец, а заметив Труд и Хугира, побежала к ним. Труд тут же натянула на себя маску хорошего настроения, не показывая истинные эмоции и мысли при своей воспитаннице. — Гунвор! — Ласково позвала девочку Лафейдоттир. — Где ты справила такой большой леденец? — Дядя Вирнис дал! Сказал что красивым девочкам полагается сладкое! — Ответила девчушка и снова облизнула одну из голов аквилы из карамели. Труд в ответ усмехнулась и улыбаясь Гунвор, спросила следующее: — Иаль уже приехал? Это хорошая весть, его-то я и ждала. — Дядя Хугир, хотите лизнуть? — Девочка предложила угощение змею, змей вежливо отказался. — Я ценю твою заботу обо мне, дитя, но мне нельзя такие сладости. Зубы болят после них. — А зачем вы их грызёте? Их же лизать надо! — Забавно отвечает девочка, клады в рот часть левого крыла птицы и принимаясь усиленно её посасывать. — Не грызу, но от чего-то все равно у меня ноют зубки. — Скалиться и показывать свои четыре здоровенных клыка с ядом, Хугир благоразумно не стал. — Нфу лафмо. — Ответила ему девочка, не вынимая леденца из уст. — Так, где этот вредный полуэльф... — Труд начинает осматриваться в поисках Иаля, замечая его у самого трактира, рядом с которым и бард, и телеги, на которых нагромождено много всего съестного. Раз в неделю местные мужички едут в большой город, чтобы на базарах или ярмарках там купить чего нибудь. И те, кому лень ехать, самостоятельно или нет возможности, дают им списки того что надо купить, предварительно дав денег на это дело. — Ага! Иаль! — Окликнула Труд полуэльфа и пошла прямо к нему, ускоренным шагом. Бард лениво повернулся к ней, в руках он держал свою новую лютню. Труд кажется замерла на мгновение, когда увидела её, но затем пошла к нему ещё быстрее. Хугир быстро пополз за ней, девочка побежала вслед за ними, заметив что сильно от них отстала. Настигнув полуэльфа, женщина составила коромысло с вёдрами на телегу, потому что на землю долго нагибаться и подбоченилась, недовольно смотря на барда и его инструмент. Безусловно, инструмент красив и изящен, но от этого он скорее всего и был сильно дорогой. А Труд давала денег только на продукты, которых не особо видела в телеге, рядом с которой стоял Иаль. — И сколько стоит эта лютня? — Иаль в этот момент натянул одну из струн и отпустил, противный высокий и дребежащий звук ударил по ушам. Лицо у мэтра искусства и пения было каменное, не выражавшее никаких эмоций. А сам Иаль был одет слишком нарядно и модно, словно потратил вообще все деньги на себя, а не на еду. На нем была яркая, бросающаяся в глаза зелёная рубаха, с широкими и короткими рукавами, светло-серые штаны, подпоясаные красивым ремешком и туфли, бордовые с узором, имитирующим листья. Иаль поскупившись на слова, сухо ответил через несколько секунд. — Пятьдесят флорен. — Сколько?! — Чуть не взвизгнув переспросила Труд. — Пятьдесят флорен. — Невозмутимо ответил ей полуэльф. — Да это-ж все деньги которые у нас были! Ты что, потратил их на этот кусок дерева? — Да. — Снова невозмутимо ответил бард, после чего полез на телегу, стал рыться в вещах которые там лежали и достал две увесистые, которые предназначались им. Одной была красивая корзина и большая, укрытая красным платком, а второй вещью был увесистый, крупный мешок. — Это что ещё такое? — Агрессивно настроено задала вопрос Труд, сглотнул слюну. Ещё разбирательств с этим несносным гадом ей не хватало. — Это? Деньги. И еда, которую ты просила купить. — Ответил Иаль, но уже в манере превосходства над Труд, мол смотрите, я не только купил все что требуется но и денег привёз. — А... Деньги? Откуда ты их взял? И так много?! — Да, деньги. — Полуэльф шустро соскочил с телеги и отдал корзину и мешок. Труд поставила оба предмета на край телеги и стала смотреть содержимое. Первым она раскрыла мешок, в котором были имперские флорены последней чеканки, блестящие. На Труд с монет смотрела императорская аквила, на другой стороне был выгравирован Бог-Император в профиль, с лавровым венком на голове. На стороне с ним была выгравирована одна из самых его фраз: "В единстве - сила". Она прикинула в голове сколько же здесь денег и затем пронзительно посмотрела на полуэльфа. Тот сохранял спокойствие и что-то мычал себе под нос, легонько дергая струны. — Что-то я не понимаю ничего... — Почти шёпотом сказала женщина и заглянула уже в корзину. Там лежали все харчи, что ей требовались. Даже дорогие пряности. — Ты ростовщика ограбил? — Нет, я выиграл спор и сыграл на одной свадьбе каких-то боготеев. Они-то и дали мне, ну ты будешь злиться, поэтому нам столько денег. Здесь почти триста флорен, если я правильно считаю. — Хотела я бы посмотреть в глаза тем, кто тебе столько добра отдал... А что за спор? — Да, так по мелочи. Какой-то мальчишка на базаре предложил на спор сыграть, народ рассудит у кого лучше. Я использовал свою магию и ободрал его как липку, будет знать как тягаться с настоящими мастерами. Он там на своей дудочке так старался, я ему и шанса не оставил. — Самодовольно произнёс Иаль, поправив волосы. — Ну даёшь... Я поражена на повал твоей способность тратить и потом находить деньги. Ладно, что там с харчами? — А что с ними? — Спрашивает Иаль, заглядывая в корзинку и пожимая плечами, когда видит что все купил, а это так, придирки. — Укроп? — Труд начинает перебирать все, что лежит в корзине. — Купил. — Коротко отвечает эльф. — Вяленая рыба? — Купил. — Мясо? — Купил, баранину. — Лук? — Купил. — Чеснок? — Купил. — Хрен? — Купил. — Яйца? — Купил. — Чувство юмора? — Купил. — А потом под улюлюканье Труд, до эльфа доходит и он фыркает в ответ, отворачиваясь от женщины. — Хе-хе, так тебе и надо. Ладно, помнишь наш уговор? — Помню, играть на поминках, что нибудь тихое и спокойно. Например имперский марш. — Отвечает полуэльф, перебирая струны и подтягивая несколько из них. — А сказал что купил. — Говорит женщина и взяв с собой лукошко еды и одно ведро с водой, пошла в трактир, с другого входа для его работников. Бард снова фыркает и садится на телегу, продолжая настраивать свой новый инструмент. Это лютня из нежного и мягкого дерева, выкрашенная в чёрный и жёлтый цвет, с узорами сделанными уже светло-голубой краской. Она сама выглядит как дитя искусства, чего уж там говорить о музыке, что можно играть с её помощью. Поэтому и стоит так много. Труд вскоре вернулась и, подозвав девочку, которая уже успела съесть одно крыло у карамельной птички, передала ей увесистый мешок с деньгами. Женщина наклонилась к Гунвор и шепнула на ухо: — Гунвор, беги домой и отдай тёте Марсии, передай что это от меня. — Холофо! – Отважно отвечает девочка и взяв мешок покрепче, чтобы удержать его, вытащила леденец изо рта и быстрым шагом направилась к дому в котором они живут. Труд же взяла два оставшихся ведра и кивнула змею в сторону трактира. Они ушли, оставив эльфа в гордом одиночестве.

***

Здесь было необычайно жарко даже для кухни, открытые окна мало помогали, постоянно приходилось смахивать выступающий на лбу пот. Наконец-то все съестное было готово, осталось его только собрать и донести гостям, аккуратно и без лишних проблем. Вернув на место свое платье, которое Труд сняла чтобы не свариться во время готовки, она потуже затянула толстый и широкий ремень, перехватывающий платье на поясе. Женщина вышла на улицу, подышать свежим воздухом, посмотреть на то, как солнце скоро начнёт садиться, если всмотреться в ясное небо, то можно заметить первые красные краски в небе, которые через пару часов перетекут в зарево заката. Инквизитор закурила б, если могла. Но после того как она забеременела её как рукой отвадило от вредных привычек. Она было пыталась напиться в усмерть, но не смогла и рюмки осилить, во время того как нервничала пыталась курить, но огниво предательски не зажигало смесь, а потом трубка и вовсе разломилась надвое. Женщина приняла это за своеобразный посыл, что не стоит ей сейчас это делать и больше не пыталась губить себя всякой заразой. Она стояла, положив руки на бока и смотрела в небо, думая о том что ей предстоит после этого. Инквизиторий наверняка уже ищет её, а может и нет, может её уже сняли с должности за отсутствие вестей, может признали мёртвой. Лафейдоттир хотела б отбросить такие мысли, вгоняющие в тоску, но к сожалению никак не могла. Они снова и снова настигали её, да так, что она почти привыкла к ним, размышляя над тем почему над ней так зло шутит судьба. А судьба штука такая, сейчас ластится, а завтра гузном поворачивается. Её утешало что хотя бы близкие её остались целы, да, Константина больше нет с нами, но остальная его семья в порядке. По крайней мере физически, что там на душе у бедных родителей творится не понятно. Остаётся надеяться что Бог-Император исцелит их душевные раны, и молиться ему. Она стояла там минут уже 15, пока её не окликнул змей, заставив выйти из своих раздумий. Труд осмотрелась, заметив, что стало немного темнее и солнце подожгло небеса, заставив их сиять зарёй, а затем посмотрела на Хугира. Горгон в свою очередь где-то нашёл небольшую тележку, которую с собой приволок. На ней будет очень удобно вести блюда к дому. Не все и не сразу, но это лучше, чем нести горячие котелки и тарелки в руках, имея риск споткнуться и тогда все потраченное на готовку время пойдёт коту под хвост. — Почти все собрались, надо бы явства принести. — Говорит горгон, указывая рукой на телегу и в сторону дома. — Да, надо бы. Пойдём. — Кивает ему женщина и возвращается в трактир, пересчитывая, всё ли они сготовили. Вроде как всё. Печеное мясо, блины с мёдом, разделанная и порезанная вяленая рыба, немного сыра, суп из овощей и хлеб. Это немного и не так вкусно, но этого достаточно чтобы посидеть на поминках. Погрузив часть блюд на тележку, Труд оставила Хугира следить за сохранностью всех остальных и сама повезла её к дому. Дорога была быстрой и достаточно лёгкой, Труд от чего-то было легче тащить её за собой, словно у неё гораздо больше силы, чем было до этого. Довезя еду до дома, Труд передала её домашним, которые занимались сервировкой стола и тоже кое что сготовили там. Затем, она вернулась к трактиру, загрузила оставшиеся харчи и повезла их дальше. Хугир пополз следом. Атмосфера стояла вечерняя, но не из приятных. Труд было одновременно и хорошо, и не по себе. Ей казалось, что за ней кто-то наблюдает. Проходя мимо деревенской таблички с объявлениями, она заметила двух очень рослых мужчин, гораздо выше её. Один из них стоял к ней спиной и о чем-то тихо разговаривал с другим, со спины этот ей показался знакомым. Она уже видела эти очертания, такого же телосложения и похожей внешности был Фурион, ещё на мысли о нем ее натолкнул ободок на голове, не дающий волосам падать на глаза. Даже доспехи схожие, в имперском стиле, повторяющие мускулатуру сильного воина, правда если у полубога были маршальские знаки отличия на наплечниках, то у этого всего лишь генеральские. Рядом стоящий мужчина был ещё выше, он был прямо как богатырь, коренастый, широкий. Одним словом огромный, его одежда напоминала доспехи богатого викинга, чего только стоил плащ, походящий больше на шубу. Словно он только что из бурана выбрался, а не по тёплому оделся. Этот мужчин был бородатый, на его голову надет капюшон, закрывающий большую часть лица и головы. Он странно на неё покосился когда она прошла мимо, у неё случилось дежавю, будто на неё уже так смотрели. Инквизитор постаралась не предавать этому значения, проигнорировав обоих. И оба были вооружены, в ножнах у имперца был меч, а на поясе у бородатого красивый молот, выглядящий волшебно, словно он напитан магией. Но ручка у него не слишком длинная и от того это не слишком хорошее оружие. Особенно, если учитывать что боевые молоты нужны для пробивания доспехов, а этот скорее будет их дробить, чем пробивать. Труд вздохнула, помотала головой выкидывая из неё их образы и пошла дальше. Священник уже должен был подойти, осталось только её дождаться и Хугира, сопровождающего её. Достигнув дома, Труд оставила тележку у крыльца и начала заносить еду в дом, принося их к накрытому столу, на котором уже стоял котелок с супом и всё остальное. Когда оставалось отнести только последнюю тарелку, Труд внезапно что-то остановило. Точнее кто-то, она обернулась и увидела перед собой Фаустину, в своих доспехах, выкрашенных в красный цвет. На груди у неё был траурная гравировка, плюмаж тоже стал красным. Фаустина подняла забрало своего шлема и сделала шаг на встречу, Труд охнула, поставила тарелку обратно и повернулась к ней, затем подойдя ближе. Взгляд у неё был полностью мертвый и безинтересный, словно вместо нормальных глаз у неё два стеклянных протеза. — Фаустина, здравствуй. Ты как раз вовремя на поминки, у нас уже стол накрыт, проходи и садись. — Здравствуйте, ваше благородие. — Спокойно ответила Фаустина, печально вздохнув в процессе. — Но я пришла не на поминки, а попрощаться навсегда. — А... — У Труд поднялось настроение когда она увидела сестру битвы, но теперь оно упало куда-то в бездну. — Как навсегда? Почему? Ты оставляешь монастырь? — Да, оставляю. Не хочу больше носить эти доспехи и мундир. — Недавно жизнерадостная девушка выглядела и говорила таким тоном, будто постарела на много лет. — О-о-ох... Фаустина... Мне очень жаль что так вышло... — Труд обняла её, сестра битвы не сопротивлялась. Но в ответ не обняла. — Поздно, ваше благородие. — Фаустина тяжело вздохнула. Труд от неё отстранилась, стыдливо отведя взгляд в сторону. Фаустина качала головой в ответ на это. — Какое я тебе благородие... Благородие в подоле не принесёт. И с товарищем в беде будет... А что с бумагами, тебе помочь? — Спасибо, но нет, мне не требуется ваша помощь. Отец написал мне что хочет, чтобы я возвращалась в столицу, он готов задействовать свои связи чтобы уладить проблемы с сёстрами битвы. Климентина просила тебе передать что извиняется за поведение Катарины. — Отвечает ей Фаустина, сухо и стараясь говорить только по делу. Словно она держит обиду на Труд, но по какой-то причине не даёт ей существенно влиять на их диалог. — А как же ты так быстро письма получаешь и отправляешь? — Не знаю, очередное чудо Императора, как и смерть моей сестры. — В этот раз сожалеюще вздыхает уже Труд. — Я уверена в этом был другой смысл, а не то, что мы все думаем. — Стараясь её подбодрить говорит инквизитор, Фаустина прикрывает глаза и легонько улыбнувшись, смотрит Труд в глаза. — Да, другой. Идея вступить в сёстры битвы была Устины. Теперь её нет, как у меня желания продолжать воевать за интересы трона. Уеду в столицу, выйду замуж. Рожу пару сыновей. Кстати, вам тоже найти себе хорошего мужа желаю, куда же женщина и без мужчины. — Говорит Фаустина и уже собирается уходить, чем Труд заслужила такое отношение не понятно. Она разворачивается, делает несколько шагов, после чего останавливается и не поворачиваясь к собеседнице, тихо произносит. — Прощайте. Труд не отвечает на это прощание, тоже быстро отворачиваясь от удаляющейся Фаустины и прикрывая рот рукой. Покачав головой и дождавшись когда ком в горле пройдёт, она берет последнюю тарелку и уносит наконец её в дом. Хугир молча увозит тележку туда, откуда взял. Труд вытирает ноги в очередной раз об коврик на пороге, прикрывает за собой дверь и проходит в главную комнату избы. Их тут всего три, одна большая и две крохотные, в той, что ближе всего к двери, живут Гунвор и Труд, спят в одной кровати, потому что места на большее нет. В другой маленькой комнате ютятся Марсия, Брувер и Ангулема, младшие ребятишки и Ярпен обитают в большой. Сейчас же большая комната занята таким же большим столом и широкими лавками. Труд ставит на свободное место эту тарелку и смотрит на собравшихся. Не хватает только Фросэрры, которая куда-то запропостилась. У всех собравшихся красные ленточки на руках, остаётся два свободных места за столом, рядом с Гунвор, с краю и во главе стола. Труд берет ленту, которую ей молча передаёт Марсия, и перевязывает своё запястье. Затем садится на свое место, все молчат в ожидании юной вдовы. Которая не заставляет себя ждать. Спустя пару минут в дверном проёме показывается она. Фрося... Сильно похудела за этот месяц. Её и так не слишком яркая зелёная кожа стала тусклее, словно утратила жизнь, как растение осенью. Её глаза стали впалыми и часто красными от слёз, она стала ходить с приоткрытым ртом, видимо не поддерживая челюсть. Марсия как могла следила за её состоянием и кормила, иногда насильно. Она в целом после того как снова начала разговаривать постаралась быстро взять всё в свои руки. Дала по роже пьяному Бруверу, да так что у того все ещё есть фингал под глазом, он больше вообще не притрагивался к бутылке, даже забыл думать о ней. Ярпен помогал всей деревне, парнишка и тут успевал, и там, и своей семье помогал, и всем живущим в округе. Пас овец, приколачивал полки, у него говорят даже подружка появилась из числа солдатских дочек. Так вот, Фросэрра окидывает всех своим печальным взглядом и проходит к столу. У неё на плечах большой платок, которым она укрывается, самое простенькое платье, в некоторых его местах заплатки. Красная лента у неё на руке уже есть. Все садятся за стол, священник начинает читать молитву. Во время её чтения все присутствующие, кроме Гунвор, поникнув смотрят куда-то в пустоту или в стол. У всех в голове творится сущий мрак. А Гунвор спокойно сидит и втихаря ест свой блин с мёдом. Священник это заметил, единственный среди всех, но ничего не сказал. Продолжая в слух причитать их своей книжечки, в которой от руки были записаны все необходимые для подобных мероприятий молитвы. Труд вспомнила что у неё в кармане платья кусочек ткани срезанной с тела Луладжи, она достаёт его из кармашка и крутит в руках. Несмотря на явное наличие цвета у этой ткани, из её памяти уже успело стереться какого именно оттенка оно было. Спустя несколько десятков минут, проповедник закончил чтение, благословил всех присутствующих и поспешил удалиться, чтобы не мешать их дальнейшей трапезе. Всё приступили к ужину, кроме Гунвор, которая уже давно ела. Фросэрра и Труд ели сначала неохотно и мало, пока у инквизитора не разыгрался аппетит. Достаточно сильный, она съела уже две тарелки супа и хотела бы ещё чего нибудь. Марсия отнеслась к этому весьма благосклонно и даже сопроводила комментарием: — Фросэрра, ты тоже ешь. Вам обеим полезно, особенно жирную и горячую пищу. — Хорошо, мама. — Фросэрра естественно не была дочерью Марсии, но стала её так называть после того как они с Константином поженились. Вроде бы она хотела отучить себя от этой привычки, но этого так и не произошло. Труд же в свою очередь продолжала уминать за обе щёки, она и так наелась во время того как готовила, пробуя все что получалось, но тут у неё что-то не на шутку второе дыхание открылось. В чужие тарелки естественно не лезла, но все что было не в них, быстро отправлялось к ней в желудок. Атмосфера из напряжённой и мрачной постепенно перетекала в приятную и домашнюю, за окном стрекотали сверчки, дул лёгкий и спокойный ветерок. Даже вдовушка перебросилась парой фраз с инквизитором, видимо отогревшись и немного поев, ей стало чуточку лучше. — Ну как ты, Фросэрра? — Не очень, Труд. Но я вижу вам не лучше, вы сами-то как? — Тяжело, но я пока справляюсь. — Труд тихо усмехнулась, вспомнив их разговор в день свадьбы. — Иронично, не так ли? — Вы о чём? — О нашем первом разговоре, ты помнишь его? — Да, помню. Но... Ах, поняла... Да, что-то в этом есть... Ох, Император, за что нам всё это. — Фрося плотнее укуталась в свой платочек, положив в рот кусочек пирога. Труд в ответ лишь пожала плечами, а потом в доме стало резко холоднее. Кто-то поспешил закрыть окно, но затем по крыше что-то быстро застучало, повеяло сыростью. Начался дождь, хотя вроде как ни одного намёка на грозовые тучи не было. Затем где-то рядом ударила молния, загремел гром. В довершение к непогоде, кто-то громко и настойчиво постучал в дверь. — Священник вернулся что-ли? — Выразил предположение Брувер. Марсия же, как хозяйка всего здесь, встала и пошла смотреть к кому это там привалило счастья. Труд прислушивалась к разговору, который завязался между гостями и Марсией. Спустя полминуты, Марсия с нескрываемым удивлением на лице вернулась в комнату и глядя на Труд, сказала. — Труд это... — Она выдержала паузу. — За тобой пришли. — Что? За мной пришли? — Долго объяснять, иди и смотри. — Тифлинг посторонился, уступая место в проходе и быстро прошёл к краснолюду, начав шептать ему что-то на ухо. У Брувера глаза на лоб полезли, он себе под нос пробубнил. — Ох, ёб.. — Ладно, хорошо. — Недоверчиво сказала Труд и встала из-за стола, после чего пошла к двери. Она смотрела в пол, пока шла, так как ей показалось что она наступает на подол своего же платья и поэтому старалась выяснить так ли это. И, оказавшись перед открытой дверью, подняла взгляд и оторопела. Она молча стояла и вглядывалась в лица мужчин, стоящих на крыльце. Один из них показался ей слишком знакомым, да и чего уж там таить, тот что был в имперских доспехах был как две капли воды похож на Фуриона. Но что-то ей подсказывало что это не он, у этого воина слишком нахальный взгляд, слишком гордый, и глаза другого цвета. У Фуриона такого никогда не было, даже когда его хвалили. Что этот тоже сын Императора она знала точно. Труд осмотрела его с ног до головы несколько раз, мужчина скрестил руки на груди и намекающе, перевёл взгляд на своего спутника. Даже кивнув на него, без слов говоря, мол вот тот кого ты высматриваешь. Рядом стоящий воитель был ещё выше чем прошлый, Труд быстро вспомнила что видела его у доски объявлений всего час назад, и он как-то странно на неё смотрел. Большие кованные сапоги, штаны, судя по всему толстые, толстенный, широкий и судя по виду очень прочный ремень, на котором было несколько подсумков и некое железное приспособление. На этом железном приспособлении было кольцо, обхватывающее рукоять молота и соответственно закрепляя его там. Он походил на Тора, из людских мифов, очень походил. Тем более, что кроме мъёльнира у него была борода и похожее телосложение, очень крепкое, в этом мужчине полно физической силы и прыти. Туловище "Тора" было покрыто кирасой, ничем не выкрашенной, просто железный панцирь. Руки и часть плеч покрывали кожаные элементы доспехов, на указательном пальце правой ладони был перстень с странным символом. На плечах воина был длинный и большой чёрный плащ, с пушистым мехом. Воин потянулся и стянул с своей макушки капюшон этого плаща, показывая лицо. Труд сделала два небольших шага, переступив порог и прикрывая за собой дверь. Она так же заметила что все домашние резко затихли, в доме стояла такая тишина будто там и нет никого. Труд долго всматривалась в его глаза, вот их она моментально узнала. Полубог, которого она видела в последний раз был другой внешности и гораздо ниже. Этот был теперь в целую косую сажень, доставал до самой крыши рукой если бы хотел, был здоров как бык и даже неплох собой. Он вздохнул, ожидая когда она хоть что нибудь ему скажет. Лицо у него действительно изменилось, он стал будто бы старшей версией себя, глаза у него погасли, больше не горели молодецкой удалью и жаждой славы. Борода была не длинной и ухоженной, чёрной, так же как и все его волосы. А прическа на голове стала длиннее, локоны волос были зачёсаны назад, будто прилизаные. Труд переглянулась ещё раз с тем, что был большим Фурионом и тот ей подтверждающе кивнул, состроив самодовольную рожу. На фоне лил дождь, уже успели образоваться небольшие лужицы, дул слабый ветер. Лишь молнии успокоились и грохотали где-то далеко, далеко. Лафейдоттир покачала головой и наконец сказала ему: — Что-то ты постарел за этот месяц. — Она посмотрела на него с разных сторон, признаков его старой внешности уже не было. Мужчина кажется хотел что-то сказал, но за него сказал братец, голос которого уже отличался от голоса полубога. Он был другого тембра. — А его Отец наказал так, состарив. — От этого полубога все ещё веяло горячей кровью и молодостью, у него глаза полыхали от желания сделать что нибудь. — Чё он с ним сделал? — В не понимании спрашивает Труд, поворачиваясь к другому мужчине. Бородатый же молчит, не встревая в их разговор, пока что. — Состарил. Заставил прожить несколько веков за пару дней, ему теперь около четырёхсот лет, если я правильно понимаю. Ну-ка, братец, подскажи мне и своей жене сколько твоему духу теперь? — Нахальный полубог облакотился на брата, положив ему руку на плечо. Тот в свою очередь тяжело вздохнул и сказал следующее: — Триста четырнадцать лет. — Его голос был ниже, чем ожидала услышать Труд. Он был и выглядел куда спокойнее, чем раньше, не жестикулировал, никаких особенных выражений или интонаций. После того как сказал сколько ему теперь есть лет, замолчал и левую руку на молот, а правую на пояс, примерно на той же высоте. Со стороны выглядело так будто он портки подтягивает. Другой полубог усмехнулся и посмотрел сначала на брата, затем уже на Труд. Труд, опять не понимая ничего, посмотрела на обоих полубогов и снова задала вопрос. — Это когда я ему женой стала? — Видишь ли, ты с тяжестью, а тяжесть у тебя эта от Фира. Всеотец учит нас что ежели женщина от тебя понесла, то надо поступить как подабает истинному мужчине, взять её в жёны. А там дело у вас двоих за малым, обвенчать и всё. — Этот сын Императора был куда увереннее, чем Фурион, которого она знала раньше. — Это я поняла, как ты его назвал? — Фир. Теперь его зовут Фир, потому что Фурион погиб смертью храбрых в Хистельсбурге. А тебя кстати Сиф. Потому что твоя прошлая личность тоже там сгинула. — Че... — Труд переводит взгляд на Фира, подходя к нему ближе. Из-за разницы в росте почти в полметра, ей приходится забрать голову чтобы говорить с ним. — Ты можешь объяснить что здесь происходит? Зачем вы пришли? Что это за нахал рядом с тобой? — Бородатый мужчина кивнул, а нахал в свою очередь усмехнулся и перестал облокачиваться на полубога, отойдя в сторону и скрестив руки на груди. Ему нравилось наблюдать со стороны за разговорами кого-то с кем-то. — Это Нумерий, мой единокровный брат. — Снова вздох. Нумерий, когда на него посмотрела Труд, встал в более презентабельную позу. — Он будет разбираться теперь с Имлерихом, вместо меня. Мы пришли... Из вежливости. И из-за моих угрызений совести. — Опечаленно говорит мужчина. Труд шире открывает глаза, поджимает губы и несколько раз кивает ему, затем говоря следующее: — Ах, угрызения совести. — Женщина натянуто улыбается, а затем замахивается и хлёстно отвешивает ему пощёчину. Он не уклоняется и не блокирует, лишь трогает щёку по которой пришёлся удар парой пальцев и стыдливо опускает взгляд в пол. Труд добавляет, но уже словесно. — А она у тебя была? Мне Катарина многое о вашей семейке рассказала. Нумерий в этот момент усмехнулся, можно сказать хрюкнул, закрыл кулаком рот и отвернулся. Фир и Труд отреагировали на это, повернувшись к нему. Когда порыв веселья поутих, он развернулся обратно и все ещё хихикая, сказал в ответ на слова женщины. — Даже мне интересно что там тебе наша бестия наговорила. — Закрыв рот, Нумерий снова засмеялся и подошёл к ним ближе. — Ох и интересная же у вас жизнь, инквизитор. — А что, она была не права? — Труд подбоченивается и поворачивается к Нумерию, он возвышается над ней как гора. И самодовольно улыбается. — Да как бы тебе сказать... Катарина очень любит выставлять ситуацию в своем свете, выгодном только ей. Нет, я конечно не отрицаю что братец ещё тот... — Он усмехнулся. — Ловелас. Но ты бы её байкам о том что Фир совсем уж законченный, не верь. Верь лучше мне, Императору и ему. — Полубог указал на другого полубога пальцем, затем сложив руки за спиной. — А ты кто такой чтобы тебе верить? — Как ваша особа выразилась, я нахал. А ещё я способный полководец, хороший дуэлянт, обладатель академической степени, получивший образование у лучших учителей Империи, в конце концов сын Императора, как и Фир. Если ваше мышление не позволяет вам увидеть картину мира чётче и вы думаете обо мне только как о грубияне, который знает некоторые подробности вашей и его личной жизни, советую вам читать книги. Они помогают развивать интеллект. — Он наклонился к ней, договаривая последнюю фразу и сделал самое ехидное лицо которое мог сделать. Труд и его попыталась огреть ладонью, но ей не удалось. Он успел поставить свою ладонь между щекой и ладонью женщины, заблокировав удар. После чего схватил её за запястье и заломал руку, тиранка пыталась вырваться из его хватки, но безуспешно. — И в отличие от моего брата, который терпит многое ради вас, мадам, я не собираюсь этого делать. — Отпусти её, Нумерий. — В дело быстро вмешался Фир, мужчина влез между ними и взялся за предплечье руки Нумерия, которой тот держал Труд. Брат ему подчинился, злобно усмехнувшись. Гордец отступил, Фир сам взял Труд за руку, но не сжимал и не пытался насильно удержал. Просто держал за руку и загородил собой Нумерия, который в свою очередь отвернулся от них обоих. Сын Императора постарался быть очень аккуратным и не навязчивым в своих следующих словах. — Труд, я понимаю твоё отношение ко мне, у тебя есть полное моральное право злиться на меня и отвергнуть моё предложение. Но я прошу тебя дать нам поговорить с тобой, пока ОН — Мужчина сделал акцент на местоимении, Труд поняла что речь идёт о третьей персоне, которая ещё не появилась. — не пришёл. Постараюсь всё тебе объяснить и ответить на все твои вопросы. — Поговорить? Ты меня обрюхатил, а когда я попыталась с тобой поговорить, то по твоей милости свалилась без сил, затем твой папаша перенёс хер знает куда, теперь ты появляешься спустя месяц и вместо извинений просишь разговора? — Труд не вкладывает ненависти или праведного гнева в свои слова, скорее оскорблённость, обиду. Фир снова стыдливо склоняет голову вниз, из-за его роста кажется что он просто хочет лучше видеть собеседницу. — А на твоём месте я бы его послуша-ал. — Утрирующе на фоне говорит Нумерий, они оба старательно игнорируют его слова. — Труд, прости меня за поспешные решения, за все что я допустил и не успел сделать для вас. — Он прижал её ладонь к своей груди, в знак благих намерений. Он старается говорить ласково, Труд понимает что он это делает искренне, но все равно не горит желанием быстро списывать со счетов его выходки. — Я хотел бы вернуться раньше, но Император позволил только сейчас. И в моих силах всё исправить. — Удобное оправдание, "Император не разрешил". Ты не исправишь Константина и Устину, не вернёшь Айон, не отстроишь заново Хистельсбург из пепла. Всё что ты можешь исправить, так это выдрать из моего живота своего паразита. — Говорит ему Труд, уже набравшись злобы и вырывает свою руку из его хватки. Женщина отворачивается от них обоих, облакачиваясь на перила крыльца. Выждав когда эмоции немного уляжутся, она буркнула себе под нос. — Идите в дом. Пока у меня есть любопытство. Оба мужчины молча заходят в дом, оставляя дверь за собой открытой. Труд на несколько мгновений задерживается на улице, сплёвывает на землю и ещё раз осмотрев туманную округу, уходит внутрь. А дома её застаёт необычная картина. Очень необычная. Как только она заходит в комнату и осматривает помещение в котором уже находятся оба полубога, то приходит в ужас. Стол, давеча накрытый множеством тарелок и ложек, был пуст. Даже скатерть пропала. А на столе, выставленные в треугольник, стояли фигурки тех, с кем она сидела за столом. Инквизитор ахнула и рванула к столу, принявшись осматривать эти фигуры из кажется, нефрита. Она стояла раскрыв рот и, не понимая в чем дело, перевела взгляд сначала на Фира, затем на Нумерия. Затем Фир изрёк, не без лишних сожалений в голосе. — Это... Артефактная компрессия. Они превратились в нефритовые статуэтки. — Да, я знаю что это такое, какого с ними это сделали? — Это не моих рук дело. И Нумерия тоже. Я догадываюсь кто это сделал, затем чтобы они не мешали. — Не мешали? Их можно было попросить выйти, выгнать в крайнем случае. — Труд, присядь пожалуйста и выслушай меня. Нам правда нужно и есть о чём поговорить. — Фир же подошёл к теперь свободному столу и ждал когда Труд сядет напротив него, на лавку. Женщина жестикулировала руками, безмолвно двигая губами и прибывая в шоке от того что Гунвор, Марсию, Брувера и остальных подвергли этому заклинанию. Это не столько жестоко, сколько унизительно и неприятно. Она закрывает глаза руками, затем отворачивается, глубоко вдыхает, выдыхает и садится за стол. Она старается не смотреть на центр стола, где стоят эти самые статуэтки. Фир снимает оружие с пояса, выдернув его из кольца и тоже садится за стол, положив молот перед собой. Тот в свою очередь издаёт протяжный, низкий звук когда с ним взаимодействуют. Мужчина тянется рукой за чем-то, что висит у него под плащом, порывшись в закромах своих сумок, он достаёт оттуда небольшой флакон, похожий больше на чекушку водки, чем на препарат. — Тебе надо будет это выпить. — Он ставит этот флакончик перед ней. На нем никаких надписей, гравировок, этикеток. Только тёмная жидкость внутри и пробка. — Что это? Споить меня решили? — Нет, это не алкоголь. И тебе придётся это выпить, сейчас добровольно или немного позже и насильно. — Говорит Нумерий, вставший у стены. Он скрещивает руки на груди и смотрит то на статуэтки, то на "супругов". — Зачем? — Тут же задаёт вопрос женщина, недоверчиво смотря то на одного, то на другого. — Я постараюсь объяснить немного позже. Можешь отложить принятие этого препарата до того как узнаешь всё. — Отвечает Фир и оглядывает комнату. Когда он смотрит на свечи, стоящие в углу, они начинают светить ярче обычного. Атмосфера стоит неприятная, хочется просто выйти подышать свежим воздухом. Мужчина ещё раз осматривает комнату, затем Нумерия и Труд. Они молча смотрят в ответ. Он спустя несколько секунд изрекает. — Труд, ты спокойна и рассудительна, я знаю. Поэтому прошу тебя отнестись к этому разговору серьёзно. Я сам расскажу или у тебя есть вопросы? — Труд не отвечает сразу, опустив взгляд в стол. Подумав над тем, что она может у него спросить, она находит пару вопросов, которые хотела бы обкашлять с ним. Выбрав агрессивную манеру речи, она начинает. — Да блять у меня есть вопросы. Много, дохуя я бы сказала. — Я готов ответить на каждый из них. — Кивнул ей полубог. Она покачала головой и упёрлась руками в стол. — Хорошо. Почему я ничего не помню о той самой ночи? — Чары Богини-Императрицы, они сильно влияют на разум, искривляют понимание всего сущего, заставляют забыть происходящее. Я тоже плохо помню эту ночь, видимо на меня они действуют не так хорошо, из-за близкого родства. — Спокойно отвечает Фир, можно сказать даже лениво. Говорит неспешно, но серьёзно. — Великолепно, переведу на нормальный, мной просто воспользовались, как шлюхой? — Возмущённо отвечает инквизитор. — Нами обоими воспользовались. Нашего союза желает Бог-Император, я могу предположить почему. А терпением Император не славится, поэтому он выждал лишь пару месяцев с нашего знакомства. — Почему я нужна Императору? У вас Катарина есть, вредная, но красивее и здоровее чем я, уж точно. — Ты потомок давно погибнувшей расы, Труд. В твоих жилах частично течёт кровь ледяных великанов, йотунов. — В ответ на это Труд начинает смеяться, да так, что со слезами. Но это не нормальный смех, истерический, являющийся защитной реакцией. — Ага, так я и поверила. Ты сам-то в эту бредятину веришь? — Она немного успокаивается и утирает слёзы рукой. — Потомок йотунов. Я конечно слышала, что моя пра-пра-пра-прабабка была йотуном, но всегда считала это семейной байкой. Да и что с того? Взял бы Император мою младшую сестру, Стьяггу, она моложе чем я. — Я не знаю чем руководствовался Император когда выбирал, но знаю что его взор давно пал на вашу семью. Быть может ему кто-то предсказал наш союз, а он поверил в это предсказание. — Убить бы такого прорицателя. Так, с этим я поняла, Император играет в свои игры и мы в них всего лишь игрушки. — Несмотря на то, что Фир попросил её быть серьёзнее, этим от неё и не пахло. — А в чем ты провинился перед Императором? Сразу после этого вопроса, Нумерий усмехнулся и немного нагнулся вперёд, ожидая услышать что же скажет брат. Брат отвечал, хотя по нему было видно что не нравится ему говорить об этом. — Я не остановил демона, по моей вине был утерян город а вместе с тем... — Он закряхтел, набираясь силы воли. — Вместе с тем подверг опасности и само мироздание. Медальон который был мне нужен, содержал в себе такие возможности и такую силу, что при их воссобождении тяжело с ними управится. Я не озаботился тем, что что-то может пойти не по плану, и так оно и случилось. Императору пришлось вмешаться, уничтожив артефакт. — Поэтому тебя там Император карал за это? Умеет он конечно выбирать моменты для воспитания своих сыновей. Но что с твоим наказанием, не поняла что там с тобой сделали. — Бог-Император поступил мудрее, чем может показаться. Мне не хорошо от этого, но он сделал-то что должен был. Как сказал мой брат, Вседержец заставил меня прожить несколько веков за день. у меня тело молодого мужчины, но разум глубокого старика. Это... Хуже любых пыток. Хуже всего что может быть на белом свете. — Фир говорил спокойно, не показывая каких-то эмоций или обид. — Ну так тебе и надо. — Сердито сказала Труд, после чего взяла в руки этот флакон и внимательно осмотрела. Фир кивнул в ответ на её слова. Бутылочка казалась ей странной, но отчего-то не подозрительной. Она медленно подняла взгляд на полубога. — И когда эту штуку мне надо выпить? — Будет хорошо если сейчас. — Отвечает ей полубог, после чего смотрит на Нумерия. Нумерий просто кивает. — Нам не давали инструкций, дали это снадобье и сказали чтобы ты выпила его поскорее. — Надеюсь, это ядовитое зелье. — Пессиместично произносит Труд, после чего откупоривает флакончик и нюхает его содержимое. Оно пахнет сладким, приятным запахом. Как сироп или приторно сладкий компот. Пить его она пока не решается. Вместо этого она держит его у самого рта и думает над следующим вопросом. Он быстро возникает в её голове. — Почему это меня теперь зовут Сиф, тебя Фир, а Труд и Фурион погибли в пожаре Хистельсбурга? — Фир честное слово уже хотел дать ответ на этот вопрос, как в дверь постучали. Так же громко и так же настойчиво как это сделали до этого полубоги. Нумерий и Фир одновременно вздохнули и отвернулись куда-то в сторону. Труд по их физиономиям поняла что пожаловал тот самый "ОН" и эта персона кажется не слишком приятна в общении, раз даже полубоги её сторонятся. Нумерий поднял левую руку в верх, щёлкнул пальцами и входная дверь раскрылась. В дом вошёл высокий и тощий мужчина, судя по морщинам и седым волосам почтенного возраста. Дверь за ним сама собой захлопнулась. — Ну, молодёжь, как вы тут поживаете? — Добродушно произносит дед, после чего переступает порог комнаты и останавливается сразу за ним. Нумерий спешит отойти от него в сторону. Это и правда высокий мужчина, тонкий, одетый по зимнему. На нем большая шуба с широкими плечами, расстегнутая правда, на голове меховая шапка, сапоги с мехом внутри, на теле плотная рубаха из овечьей шерсти и шерстяные штаны, оба эти элемента гардероба светло-синего цвета. Такое ощущение что он только что вышел из метели, а не из под ливня. В довершение ко всему на нем действительно был снег, который уже начал подтаивать. У мужчины на лице была короткая борода, как у Фира, только она была рядее, чем у полубога. Глаза у него были голубые, нос прямой и длинный. В руках у старика необычного вида посох, с какой-то птицей гибридом на конце. Птица вроде деревянная, но двигает головой как живая. Выражение лица у него вполне доброе, он не выглядит как тот кто может представлять какую либо угрозу. Молодёж в ответ на его вопрос просто молчит, Труд не знает что ей сказать в ответ на это. А Фир и Нумерий не хотят. Дедок проходит дальше, к столу и осматривает виновников торжества, сидящих за ним. — Сиф, ты чего не пьёшь микстурку? Давай-давай, чем быстрее с вами разберёмся, тем лучше, ребятки. — Он утирает нос рукавом и делает какой-то непонятный жест рукой, после чего флакон сам устремляется ей в рот, его содержимое льётся ей в горло. Она хотела выплюнуть зелье, но у неё не получилось этого сделать. Когда он опустел полностью, то сам и приземлился на стол, сам закупорился пробкой. Старик берет стул, на котором недавно сидела Фросэрра и садится на него. Он странно постукивает посохом по полу, время от времени. Старик вздыхает, словно присел впервые за день. Труд кашляет, проглотив до конца эту непонятную субстанцию и что-то с ней начинает происходить. Она пока не понимает что именно. — Вы кто, батюшка, такой? — К нему Труд настроена не гостипреимно. — А? Да, забыл представится. Меня зовут Вак, я близкий друг Императора, разбираюсь с детьми особенного происхождения. — Вак говорил достаточно быстро, будто бы бежит куда-то и часто глубоко дышал, видимо стараясь отдышатся. — Ну, у таких ребятишек обычно боги в бабушках или дедушках. Вот, Император к вам послал. — Он наклонился к ним, отставил посох в сторону и взяв за плечи Фира и Сиф, заставив наклониться их друг к дружке. Дед шепчет им, шепчет отчётливо. — Поздравляю вас! Дети это всегда хорошо, отправьте мне весточку как они появятся на свет. — Не поняла. С каких пор я Сиф? А этот Фир? Были же Фурион и Труд всю жизнь, в храме мазали таким именем, а тут какие-то непонятные имена, не наши. — Фир в свою очередь молчит, стараясь смотреть или на стол, или на Сиф. Вак иногда сверлит его взглядом, но в основном его внимание сосредоточено на ней. — Так они померли, как бы это плохо не звучало. Жалко их, молодые были, хорошие говорят. — Дед говорит оживленно, активно, сопровождает свою речь жестикуляцией. — Как померли? Я же тут сижу и вот он. — Ну так ты и не та инквизитор Труд, Сиф. Вот, посмотри на себя в зеркальце. — У него в руке из воздуха появляется зеркало, с серебряной ручкой. Он отдаёт его Сиф, та взяв его в руку начинает чувствовать жжение. А увидев себя в отражении и вовсе впадает в шок. Женщина мало становится похожа на себя саму. Она... Мягко скажем изменилась. Теперь её волосы длиннее, они все ещё чёрные, свет заставляет их переливаться бликами, словно они железные. Её кожа в значительной степени утратила прежний серый цвет, стала синей, тёмно-синей. На ней встречались некоторые светлые места, словно лёд вмёрз под саму кожу. Затем она заметила, что выросла. Стала больше, буквально, теперь она не уступает в размерах Нумерию, если не Фиру. Выросла достаточно чтобы на ней начала рваться одежда, не прям уж по швам, но она теперь сковывает её движения. Она смотрела на свое преобразившееся лицо и продолжала оставаться шокированной. Её глаза налились красным, словно кровью. Затем стали тусклее, потом и во все потемнели. Лишь зрачки выделялись на фоне глазного яблока, став серыми. Женщина чувствовала как у неё во рту прибавилось зубов, она оскалилась и снова удивилась. Там где должны быть небольшие клыки и резцы, с каждой стороны было по три острых и больших клыка, на нижней и на верхней челюсти. Когда держать зеркало стало уже не вмоготу, Сиф разжала пальцы, оно упало на пол и разбилось вдребезги. Теперь ей оставалось только ощупывать себя пальцами, она даже случайно порезалась о собственный клык, но ранка на пальце по какой-то причине быстро затянулась. Она так же осознала что вообще перестала чувствовать холод, только тепло. — Ничего не понимаю... — Сказала ледяная великанша. Она осматривала свои руки, которые ей теперь казались очень сильными. Она без труда смогла бы проломить всем присутствующим череп и высосать через трещину мозг. Ой, что!? Откуда у неё такие мысли? — Ты йотун, Сиф. А те, о ком ты говоришь погибли месяц назад, я тебе сейчас покажу. — Старик продолжает говорить чересчур по доброму, встаёт из-за стола, берет свой посох и стукает им по полу. Внезапно комната, дом, мир в котором они находились пропадают. На их глазах вырисовывается иллюзия, в красных, жёлтых и чёрных тонах. Это Хистельсбург, на момент того как горел. Пол под ногами пропадает, Сиф не может почему-то пойти и сама посмотреть что ей интересно, её как по музею водят, заставляя лицезреть снова все что тогда происходило. Но... В этой иллюзии живы те, кто не должен быть жив. Сиф своими глазами наблюдает как убитая Хугиром флейтистка вновь идёт в бой, но уже с полубогом. В этот момент она повторно погибает, но по какой причине она воскресла и почему этого не видела Сиф... Много вопросов. Затем появляется тот самый суккуб-прорицатель, на ней нет видимых ранений или следов от того смертельного. Она жива и полностью здорова, отвлекает на себя внимание Шо'Ги. Затем события повторяются точь в точь как и тогда, погибают Устина и Константин, Фурион пытается удержать мощь артефакта под контролем. Сиф помнит что сейчас должен появиться Император и спасти всех от неминуемой гибели. Но вместо этого её внимание переключается на Труд, лежащую среди обломков какого-то дома, из её спины торчит большой и красивый меч. Инквизитор не двигается, судя по всему потому что уже испустил дух. Сиф не верит своим глазам. Она пытается вырваться из этих невидимых оков, пытается разбить иллюзию, но она кажется настолько реальной... Вспышка света, застилающая взор, йотун прикрывает глаза рукой, затем смотря сквозь пальцы за дальнейшим происходящим. Она помнила как Имлерих был развоплощен одним щелчком Императора, здесь же между ними происходит целая дуэль. Но у неё нет свидетелей, здесь нет воскрешенных святых, здесь у полубога нет головы, которая лежит отдельно от его тела. Кто успел её отсечь, Император или Имлерих, неизвестно. Сиф чувствует как к ней кто-то подходит сзади, ощущает прерывистое дыхание старика. Он кладет ей свободную руку на плечо, правда она теперь выше чем он, поэтому со стороны это выглядит странно. Вак обращается к ней, говорит как родной ей дедушка, спокойно и добродушно. — Вот оно как было, видишь? Травмирующее зрелище понимаю, но я думаю следовало это увидеть. Бог-Император исцеляет исцарапанные жестокостью сердца. — Не... Нет... Я ведь здесь, никто меня там не убивал! — Женщина испуганно отшатывается от старика, тот выглядит для неё не таким простым и добрым дядюшкой, каким казался на первый взгляд. Старик не двигается с места, смотря на великаншу как на маленькое дитя, заблудшее и глупое. Которое надо провести за руку, само оно боится и не может идти. Иллюзия пропадает, они за тем же столом, в том же доме. Нефритовые статуэтки куда-то пропали, вместо них на столе находится несколько бумаг, судя по оформлению листов и большому количеству текста, важным документам. В руках у полубога и великанши оказываются большие и заострённые перья для письма, перед ними чернила. Старик смотрит на Фира и Сиф, после чего кивает на документы и затем говорит. — Детки должны расти в хорошей и крепкой семье, так что я позаботился о том, чтобы вы были мужем и женой. Подписывайте бумаги здесь- — Он немного привстаёт и показывает где именно надо поставить подпись. — И здесь. — Рука Сиф сама тянется и ставит подпись, она пытается её задержать, хватается другой рукой за запястье, сопротивляется чужой воле. Но когда Вак снова стукает посохом по полу, её рука одергивается по швам и вторая спокойно ставит подпись в нужном месте. Сиф сжимает зубы, у неё по щекам начинают катиться слёзы. Она отчаянно не хочет верить что все это правда, что вот так её жизнь меняется в один момент, что планы рушатся по мановению руки этого странного старика. Она смотрит на Фира, он тоже не выглядит счастливым, полубог смотрит на неё и в его глазах она видит жалость, жалость по отношению к ней. Она переводит взгляд на Вака, старик в свою очередь встаёт со своего стула и направляется к входной двери, отворяя её. Он дважды стучит посохом и дождь на улице стихает, вместо этого начинает идти снег, каким-то образом все лужи после дождя превращаются в снег. Затем он щёлкает пальцами и словно заговорённые, полубоги подхватывают Сиф под белы рученьки, выволакивая её на улицу. Женщина пытается вырваться, взывает к полубогам, но затем, посмотрев в глаза Фиру, видит мёртвый, лишённый какого-то намёка на свою волю взгляд. Они словно куклы в руках этого кукловода, который двигает их так, как ему заблагорассудится. Когда к полубогам возвращается их собственная воля, они тут же отпускают великаншу, Фир в свою очередь боязливо осматривает её, не причинили ли ей они вреда случайно. — Сиф, ты в порядке? — Мужчина наклоняется к ней, несмотря на свой "статус" её мужа, заступиться за неё он никак не может. — Да будешь тут в порядке, Фир, когда это кончится? — Она осеклась, услышав как назвала мужчину. Ей в голову пришла мысль, что не только её внешность меняется, но сам её разум перестраивается, от этой ли субстанции или от чар и заклинаний. — Я... Я не знаю. Если бы мог, я б не дал такому случится. — Она его уже не слушала, её внимание стал привлекать очень... Понимаете, такой очень терпкий аромат, с железным оттенком. Запах крови. Она стала принюхиваться, Фир заметил как у неё расширились зрачки, она медленно пошла на запах, скорее чтобы узнать что это такое там его издаёт. Смотреть дальше нескольких метров мешают хлопья снега, Сиф не успевает спустится с крыльца, как из бурана появляется Вак, он ведёт за руку юную деву, это человеческая девочка. Она босая идёт по снегу, одета в одно лёгкое платьице и дрожит от холода, в руках у старика кинжал с изогнутым лезвием, посох куда-то пропал. Он ставит девочку перед собой, берет её за руку и разрезает один из её пальцев, кровь из струится по лезвию и капает на снег. Йотунша резко становится словно каменной, падает на снег у крыльца, глубоко дышит, раскрыв рот. И смотрит на эту кровь, жаждет её отведать. Полубоги в этот момент решаются высказаться против. Фир снимает молот с пояса и взяв в правую руку, тычет им в Вака. Молот угрожающе рокочет. — Это уже слишком, старик. Оставь её, ты не видишь что губишь все хорошее что есть в ней? — Фир спускается с крыльца и встаёт между Сиф и стариком. — Чудовища должны питаться кровью, так ведь говорит Император. — Коротко отвечает Вак, он неспешно идёт к Сиф, огибая полукругом её защитника. Защитник же все равно стоит между ними, он не хочет чтобы великанша уподоблялась упырям. — Мне не нужно слово Императора, чтобы понять что есть зло, а что нет. — Фир делает шаг навстречу Ваку, все равно загораживая Сиф собой. Если потребуется, он будет сражаться. — Сьяхват... Видит Бог, не я этого требовал. — Старик встаёт перед ним, цокает и закатывает глаза. Он отворачивается от полубога, взмахнув руками. Утерев лоб, старик поворачивается обратно и как-то странно сгибается. Будто целится чем-то длинным, а в следующий момент кинжал в его руки превращается в длинное золотое копьё. Старик с лёгкостью пробивает грудь полубога в самом её центре, Фир от неожиданности даже не вскрикнул, лишь уронил свой молот и попытался выдернуть копье из своей груди, но старик лишь глубже его вогнал. Полубог рухнул на колени, это магическое оружие высасывало его силы, лишая возможности мешать старику. — Мне жаль что так получилось, Фир, но ты меня вынудил. Это похвально когда мужчина защищает свою семью, но ты выбрал не тот момент для этого. — Так дела не делаются, Вак, обижать брата – это фатальная ошибка. — За них обоих вступается Нумерий, он вытаскивает из ножен свое оружие, оказывается что это вовсе не меч. А длинный, энергетический хлыст. Как он его так складывает в ножны является загадкой. Воин раскручивает свое оружие, но атаковать не успевает. Старик в мгновение ока оказывается рядом с этим полубогом, в его руках появляется новое копьё, он разит им Нумерия в самое сердце. Этот соперник тоже в нокдауне. — Ах ты... Старикашка с Драупниром... Думаешь Император дал тебе свое оружие и теперь ты тут самый сильный ... Кхе-кхе. — Нумерий в отличие от старшего брата не унимается, он пытается достать до Вака руками, у него это не получается, он тоже слабеет. Полубог кашляет кровью, Фир тоже, ведь копье, что пронзило его грудь, никуда не пропало. — Извините, молодые, с годами поймёте мои действия. Так... Ах да, Сиф. Не думай об этом как о чём-то плохом, в конце концов, это твоя природа. Убивать и питаться живой кровью. — К сожалению Сиф уже не думает, все её силы сосредоточены на том чтобы не дать самой себе сейчас разорвать на части эту девочку. Она впивается пальцами в землю, чтобы удержать себя от соблазна. Вак оставляет полубогов в состоянии полного несостояния, как и копья в их телах и наконец подходит к ледяной великанше. В его руках снова оказывается кинжал с каплями крови на кончике, присев к женщине, он пока что не спешит давать ей на язык эту самую желанную жидкость. Сначала он кивает девочке, та вскрикивает от страха и, поняв свою участь, начинает бежать. Бежит не оглядываясь, так быстро как только может. Воспитатель аккуратно, чтобы не порезать йотуну, губы кладёт лезвие кинжала на язык, обтирает кровь и тут же убирает. В следующий момент Сиф сама срывается с места, бежит вслед за девочкой, издавая какие-то непонятные, кровожадные звуки. Догнать её не составляет труда, девочка в ужасе взвизгивает, когда её за волосы хватает Сиф. Великанша без лишних усилий останавливает её и сбивает с ног, навалиясь сверху. Девочка кричит, пытается вырваться. Она просит о помощи, но никто её не понимает и не поможет. Жители деревни в ужасе наблюдают из своих домов за трапезой и её кровавым началом. Сиф кажется возвращает над собой контроль, когда девочка взмаливается о пощаде, но затем ей в лицо случайно брызгает кровь с того самого пальца. Великанша с новой силой берет и кулаком пробивает череп юной девы, затем разрывая платье и вгрызаясь в рёбра. Перед её силой и желанием насытиться никто и ничто не устоит. Вся округа слышит противное чавканье, слышит как ломаются кости, рвутся мышцы и сухожилия, трещат хрящи. Вак наблюдал за этим недолго, лишь для того чтобы убедится что человеческое мясо побывало на зубах у Сиф. Фир проклинает себя за то, что не смог это остановить, он ничего не может сделать с этим, ведь против воли Императора никто не может идти. Старик возвращается к полубогам и достав откуда-то из закромов своей шубы маленькую книжку и угольный карандаш начинает что-то записывать в неё. А потом что-то вспоминает и обращается к ним. — Скоро день Империи, ребятки, с наступающим праздником вас. Падает снег, на землю льётся невинная кровь.