Свобода и терпение

      В третий раз это происходит так же неожиданно, как и в первые два. Сам факт того, что Лютик продолжает удивляться, красноречив — он еще не решает, в каком смысле красноречив: в смысле того, что бард слишком умен для надежд; или в смысле того, что бард слишком глуп для считывания паттернов.       Однако же, Лютик удивляется.       Он медленно покачивается в седле, даже не следя за дорогой: уже много верст он едет в полном одиночестве. Бард крутит в руках серебряный флакон и рассуждает о его предназначении вслух. Разумеется, он не болтает со своим конем, но иногда ему кажется, что животное отвечает на реплики: то пофыркивает, то крутит ушами, то чуть меняет ход, заставляя наездника взвизгивать и хвататься за седло.       Лютик не поладил со своим новым конем, хотя и очень пытался. Поэтому он решил, что у них сугубо профессиональные отношения. Бард назвал его “Ураган”, потому что продавец, к сожалению, не знал клички животного (Лютика это насторожило, но не сильно), но большую часть времени Лютик обращается к коню “мой хороший”. Скорее всего, Ураган улавливает легкую иронию, с которой это говорится.       Может быть из-за этого Лютик с визгом и матершиной очередной раз опасно наклоняется в седле.       Лютик рассуждает о предназначении серебряного флакона. Размер — едва ли больше ладони. Но флакон закреплен на толстой серебряной цепочке, которая позволяет носить его как на шее, так и на поясе. В целом размер подходящий для того, чтобы налить в него водки — как раз на пару глотков.       Но когда Лютику было достаточно пары глотков водки?       Лютик рассуждает дальше. Флакон хорош для того, чтобы носить в нем лекарство. Может быть, какое-нибудь зелье или просто микстуру для горла. Но у Лютика сейчас нет нужды ни в том ни в другом.       Лютик рассуждает дальше. Флакон очень хорошо подошёл бы для косметического средства. Например, для духов — Лютик понимает, что уже давно не пользуется духами и даже как-то обижается за это сам на себя. Сейчас бард пользуется только мылом — но его никак не уместить в этом флаконе даже несмотря на широкое горлышко — и маслом, подходящим как для увлажнения кожи рук и губ, так и для…       Лютик резко останавливает коня, на что тот недовольно и громко фыркает.       До барда наконец доходит осознание. ***       — Я не могу взять тебя внутрь, мне жаль.       — Так возьми меня здесь.       Лютику захотелось одновременно и расплакаться, и рассмеяться, и с чувством завыть. Вместо этого он поцеловал принца еще раз, не сдерживая дрожь от переизбытка эмоций.       Бард, конечно, был даже излишне любвеобилен — профессия подразумевала — но и он редко влюблялся настолько сильно, что справиться с собой становилось сложно. Слишком много больной нежности он испытывал сейчас. У Лютика появилось странное желание налететь на Радовида с разбега, размазать его по стене и вылизать изнутри. Это было необычно.       Лютик скользнул руками вниз по груди Радовида, чтобы добраться до пуговиц дублета, но принц поймал его руки и сжал в своих ладонях. Лютик отстранился всего на секунду, чтобы заглянуть в глаза напротив, а Радовид поднес его ладонь к своим губам и поцеловал каждый палец.       — Это запрещенный прием, — выдохнул Лютик, застыв.       Радовид раскрыл его ладонь и поцеловал в центр. Тихий задушенный полустон удивил обоих. Лютик хотел отшутиться, но не нашел в себе сил; спрятал лицо в сгибе шеи принца и нежно поцеловал за ухом.       Радовид совсем не нежно опустил руку Лютика прямо на свой пах.       — Намек ясен, — еле выговаривая слова, пролепетал Лютик. Времени было немного, он это понимал, но ноги были словно ватными, голова немного кружилась, а сердце громыхало в ушах. Он сжал ладонь, скользнул свободной рукой на талию принца в поиске шнуровки или пуговиц.       — У нас мало времени.       — Я знаю, я понял.       Радовид притянул Лютика к себе, положив руку на затылок, чтобы продолжить целовать, и сразу полез в его штаны. Наткнулся на препятствие в виде тугого пояса, через который совершенно невозможно было просунуть ладонь, и от досады или нетерпения резко дернул на себя, прижимая бедра Лютика к своим бедрам сильно и неожиданно.       — Так, погоди, погоди, — зачастил бард между поцелуями, глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы немного успокоиться, и отвел от себя руки Радовида, — давай действовать… эм, сообща. Хорошо?       Принц тут же высвободился и продолжил попытки справиться со штанами Лютика.       — Не хорошо, — озвучил Лютик с истерическим смешком, а потом увлек Радовида в следующий поцелуй: более медленный, более глубокий. В движениях Радовида он чувствовал какую-то панику, излишнюю спешку, поэтому сделал вывод: если он сейчас не возьмет все в свои руки, их единственная одежда пострадает, что точно омрачит такую хорошую ночь.       Самую первую. Вполне вероятно, что последнюю. Лютик не мог позволить им такое расточительство.       — Радовид, слушай…       — Я хочу тебя. Сейчас.       — Я понял, — по-доброму фыркнул Лютик, сжал оба его запястья и поднял вверх, прижав к стене. — Королевская нетерпимость к промедлениям.       Это легкое и ненавязчивое проявление силы вызвало намного более яркую реакцию, чем Лютик ожидал: Радовид выгнулся, застонал, откинув голову назад, и навязчиво качнул бедрами вперед. Бард принялся целовать так удобно оголившуюся шею, пока быстро развязывал шнуровку на своих штанах. Когда пуговицы на штанах Радовида тоже были расстегнуты, Лютик наконец отпустил его руки.       — Видишь, так намного быстрее.       — Возьми меня сейчас же.       Лютик тяжело сглотнул. Лицо горело; все тело мелко дрожало, почти вибрировало; благо, что руки работали слаженно. Опыт. Бард взял оба члена рукой и поймал губами великолепный хриплый стон.       Было что-то магическое в том, чтобы глядеть друг другу в глаза, почти соприкасаясь носами, одновременно с этим пытаясь поймать общий ритм, двигая бедрами немного вразнобой.       — Лютик. Возьми меня. Ты не слушаешь?       — Я уверен, что именно этим и занят, — не удержался от иронии Лютик. — Мне казалось, тебе нравится.       Лютик снова зацеловал его с таким напором, что затылок Радовида встретился со стеной. Чтобы сохранить удобное положение, бард придержал его за поясницу.       — Да, вот так, — застонал бард, когда смог наконец подстроиться рукой под движения бедер принца. Радовид, потеряв опору, ухватился за его рубашку на груди.       — Я… агх… Лю…       — Дыши.       Радовид глубоко вдохнул, зажмурился на секунду, а потом мягко отстранился. Прежде чем Лютик успел спросить, что не так, Радовид упал перед ним на колени.       — Ты зря так доверяешь этим деревянным доскам, от штанов же не остане…, — Лютик задохнулся, когда губы принца сомкнулись на его члене, и неожиданно для самого себя заговорил на октаву выше: — …стане-е-е-ох, Радовид, ты бы предупреждал!       — Ты не слушаешь меня, — прошептал Радовид, когда прервался на секунду, но тут же вернулся к своему занятию.       — Мне… — одними губами проговорил Лютик, оперевшись рукой об стену, чтобы не потерять равновесие. Опустил взгляд на золотистую макушку Радовида и продолжил беззвучно проговаривать: — Мне отсасывает коронованный принц Редании, конечно, обычный день, Лютик, прекрасно, Лютик, кто-нибудь понимает, что происходит?       Мокрый звук, похожий на шлепок, когда Радовид качнул головой и начал активно работать языком. Звук, с которым Лютик шокировано шлепнул по стене ладонью. Шуршание одежды, шарканье подошвы по полу. В абсолютной тишине все это оглушало Лютика — оттого ему тяжело было собраться с мыслями. Каждый раз, когда в его голове возникал какой-то план, цепочка дальнейших действий, Радовид переворачивал всё с ног на голову. Как быстрая езда по плохой дороге в повозке, которую тащит безумная лошадь. Лютик просто не успевал сориентироваться.       Лютик застонал сквозь сжатые зубы, опомнился, закрыл себе рот рукой и зажмурился. И сразу после того, как бард немного осознал происходящее, Радовид потащил его вниз, к себе на пол.       Лютик послушно опустился рядом, потянулся вперед за поцелуем. Они столкнулись зубами. Запутались в руках друг друга. А потом Радовид перебрался на его колени, властно ухватившись за плечи. Лютик тут же поддержал его, чуть изменив положение для удобства, и стал расстегивать пуговицы своей рубашки, потому что та начала слишком сильно мешать. Лютик не уловил, в какой момент Радовид снял обувь и штаны — точнее, одну штанину, так что те остались висеть на колене. Наконец, прижавшись друг к другу животами, они синхронно выдохнули и заглянули друг другу в глаза.       — Возьми меня сейчас же.       — У меня ничего нет, — Лютик покачал головой, перехватив принца удобнее за бедра. — Буквально — ни масла, ни даже…       — У тебя есть абсолютно всё, что нужно.       Радовид приподнялся и сумел потереться о него задницей. И так донельзя чувствительный сейчас Лютик сцепил зубы на дублете принца, чтобы не заорать вслух. И вовремя схватил Радовида за талию, предотвращая катастрофу.       — Я предлагаю… — бард задохнулся на первом же слове, потому что принц вплел пальцы в его волосы на затылке и потянул их так правильно, так нежно и так чувственно… Это было просто не честно. Радовид возмутительно хорошо начал массировать кожу его головы, покрывая лоб и скулы короткими мокрыми поцелуями.       — Я предлагаю, — снова начал Лютик, — знаешь такую позу, когда двое нависают друг на другом, но наоборот? Бедра над лицами, лица — над…       — Предложение отклонено.       — Может быть, межбедренный?       — Лютик, ты меня не слушаешь.       — Как насчет просто справиться руками?       — Я, конечно, очень люблю твои руки, но нет.       — Я могу справиться руками. Пальцами. Хочешь мои пальцы?       — Я хочу твой хер.       Лютик кашлянул.       — Это будет больно. Поверь мне, я много ночей провел в условиях, далеких от идеальных. Это просто… Это просто травмоопасно.       Радовид сжал его лицо в ладонях, да так крепко, что смял щеки; решительно заглянул в глаза и проговорил по слогам:       — Выеби меня. Сейчас же.       — Хочешь, я тебе отсо…       — Сейчас же.       Может быть и был на континенте человек, который мог сопротивляться такому напору. Может быть был кто-то, кто смог бы прямо отказать, даже если бы увидел нездоровый блеск глаз, красный румянец на идеальной аристократичной коже, растрепанные золотые кудри, приоткрытые блестящие губы; если бы услышал прерывистое тяжелое дыхание; если бы почувствовал яркий запах возбуждения. Может быть кто-то и имел силы остановиться, когда его хотят так отчаянно, так сильно и так влюбленно.       Это не был Лютик.       — Ладно, — сдался Лютик, но хватку на боках принца не не ослабил. — Ладно, дай мне… пять минут.       — Пять минут? Я говорил про “сейчас”.       — Досчитай до трехсот. Пожалуйста, — выдохнул бард, мысленно попрощался с прекрасным дублетом Радовида, а потом опустил принца на спину прямо на пол.       Радовид, разумеется, начал считать, приняв эту игру с хитрой усмешкой. Правда он начал считать в два раза быстрее, чем нужно было — уж идеальный внутренний метроном музыканта сразу это распознал — поэтому Лютику пришлось остановить его и попросить начать сначала.       Лютик использовал столько естественной смазки и слюны, сколько только мог. И в какой-то момент, когда пальцы одной руки постепенно растягивали Радовида, а пальцы другой руки изучали его язык для получения максимального количества слюны, Лютик подумал, что может на этом и стоит довести принца до оргазма и закончить всё это? Лютик не хотел причинить ему боль.       Радовид был слишком красивым. Лютик вообще был слаб на утонченную красоту.       (Лютик был слаб на любую красоту. Особенно на красоту ума и души. И все же.)       Тело, не знавшее тяжелой работы, тем не менее было крепким. Но изящная талия, узкие бедра и пропорционально широкие плечи — если бы Лютик мог, если бы у них было время, если бы у них была кровать, даже самая плохая — он бы вылизал, расцеловал это всё. Выбрать такое положение, чтобы рукам было удобно, но губы могли припасть к ребрам Радовида, было непросто, но Лютик справился. И, наверное, слишком увлекся, потому что принц прикусил его пальцы и потребовал совсем тихо и хрипло:       — Давай же.       Любой мог бы обмануться и решить, что это мольба. Но Лютик услышал в интонации приказ.       — Увлекся. Ты восхитительно красив, Радовид. И твоя кожа… — почти что запел Лютик, пересаживаясь и добавляя еще немного слюны в качестве смазки.       — О, я буду еще более красив, сидя на твоем члене, — засмеялся принц и обвил его талию ногами.       — Будет неприятно, — предупредил Лютик, пристроился, наклонился и зарылся носом в волосы Радовида. — Не просто неприятно, будет больно.       — Если ты не трахнешь меня так, что я не смогу ходить — казню.       — Какие заманчивые перспективы, — пробормотал Лютик совсем тихо и медленно качнул бедрами вперед. Тут же почувствовал, как расслабленное и разморенное ласками тело под ним напряглось. Почувствовал, как сильно Радовид сжал его талию коленями. Почувствовал, как напряглись его плечи и руки.       Лютик уже открыл рот, чтобы начать извиняться… И захлопнул, аж зубы стукнулись. Радовид же победно засмеялся, а потом удивленно-болезненно замычал. Однако же, подался навстречу.       — Мы можем…       — Мы не можем, — отбил Радовид. И поняв, что Лютик не собирается спешить, перевернул их, оказываясь сверху. Не дав барду даже секунды на осознание, принц сел на него до упора.       Лютик зажмурился несколько раз приложился затылком о пол. С силой.       Потом рядом с его плечом в пол врезался кулак Радовида. С силой не меньшей.       — Вот так, — выдохнул принц. — Ты в порядке?       — Нет, — бард отрицательно замотал головой. — Вообще-то, я в раю, но мне хочется сигануть со скалы. Занимательная дихотомия. А ты?       — Теперь, вот теперь трахни меня как следует.       — Порву же.       — Порви. Не порвешь — решу, что не старался.       — Встречаются мне интересные люди, — без звука прошептал Лютик, сел, перехватил принца удобнее и размашисто толкнулся вовнутрь.       Дискомфорт от изучения старого деревянного пола голой задницей бард компенсировал поцелуями. ***       — Не порвал, — хрипло выдохнул Лютик и прижался к шее Радовида щекой.       Тот обмяк в его руках, прижавшись так близко, что бард чувствовал его ускоренное сердцебиение кожей.       Лютик потерялся в послеоргазменной эйфории. Перед глазами плясали черные точки, голова немного кружилась. Но постепенно экстаз уступил место реальности.       Было липко и мокро. Задница банально чесалась. Колени, руки, плечи и шея болели. Правая нога затекла.       Лютик не двигался с места, медленно поглаживая Радовида по спине.       — Какая досада, — засмеялся принц, но тихо и устало.       — Казнишь, помилуешь?       — Споешь мне еще что-нибудь? — совсем тихо попросил он, и второй раз за вечер Лютик услышал голосе Радовида настоящую уязвимость.       Нежностью, которую сейчас испытывал бард, можно было дробить камень.       У них оставалось всего несколько минут, чтобы отдышаться и одеться. ***       Лютик сжимает чертов флакон в ладони и неверяще качает головой. С одной стороны, бард мог бы догадаться и раньше — уже не одна неделя прошла с того момента, как подарок попал ему в руки. С другой стороны, Лютик поверить не может, что Радовид не шутя (гранат и сапфир — какие уж тут шутки!) подарил ему специальную емкость для интимного масла, которую можно носить с собой всегда. Не зря же та была закреплена на длинной цепочке и имела такой удобный размер, чтобы можно было спрятать в кармане или под рубашкой.       Бард слезает с коня, берет того под уздцы и дальше идет пешком — просто потому, что нужно отвлечься. Уставшие от постоянного нахождения в седле суставы приятно гудят. Лютик цепляет флакон на пояс и пытается выкинуть из головы навязчивые мысли неприличного содержания. Рассматривает пыльную дорогу, ловит отражение синего неба в лужах, а также гадает: проблески ярко-желтого цвета впереди это подсолнуховое поле или что-то другое?       Поначалу бард не замечает топот копыт, потому что слишком глубоко погружен в свои мысли. Потом, когда он наконец замечает, он не придает этому значения: но на всякий случай оборачивается. Видит на горизонте силуэт, щурится, убеждается, что это всего лишь один человек, но на всякий случай бард вскакивает в седло и немного ускоряется. До ближайшего поселения, судя по воспоминаниям барда, еще полдня пути, но он не хочет чтобы его кто-то узнал на пустой дороге. Лютик абсолютно уверен, что это такой же одинокий путник, как и он, и все же решает, что лучше перестраховаться.       Лютик раздумывает, стоит ли свернуть с тракта в лес и подождать, пока другой человек проедет, но ругает себя за излишнее паникерство и продолжает путь.       — Маэстро Лютик! Маэстро!       Лютик резко останавливает коня. У Урагана, уставшего от постоянных изменений настроения барда, наконец лопается терпение и он скидывает наездника прямо на пыльную дорогу. Лютик удивленно низко вскрикивает, и, оказавшись на земле, дает себе пару секунд на осмысление своего положения. Ударился он больно, но ничего не вывихнул и не сломал — что радует. Потом, опомнившись, Лютик резко садится.       Ураган топчется на месте и крутит ушами. Лютик осуждающе качает указательным пальцем в его сторону, но глотает всю ругань. Только злобно поджимает губы, встает и показательно отряхивается. А потом наконец поворачивается в сторону путника, который звал его.       Лютик удивленно таращится на него, а потом усмехается сам себе.       Это королевский гонец.       Гонец не сбавляет скорости, пока не равняется с ним. Потом спрыгивает со своей лошади, приветствует маэстро и достает из седельных сумок объемный сверток. Лютик вежливо благодарит, забирает посылку и не особо задумываясь взвешивает ее в руках. На этот раз что-то легкое.       Гонец рассматривает Лютика чуть дольше необходимого, чем вызывает у него легкое недоумение. И когда гонец поворачивает свою лошадь и направляется обратно, Лютик еще какое-то время стоит на месте. Он не очень понимает, к чему были эти странные изучающие взгляды, но быстро выкидывает произошедшее из головы.       (Впрочем, зря.)       Отпустив обиду за довольно опасное падение на землю, Лютик начинает уговаривать своего коня не горячиться. И идет пешком весь оставшийся путь. Так как держать коня под уздцы и одновременно изучать новый подарок практически невозможно, он прячет сверток в сумку и старается не задумываться, что же там такое.       В корчме Лютик пользуется своей известностью, чтобы снять комнату. Потому что воспользоваться монетами не получается.       (Нет монет — возможности воспользоваться ими тоже, соответственно, нет.)       Корчмарь соглашается, что к комнате хорошо бы еще организовать пару ведер горячей воды. Но накормить барда отказывается — Лютик клянется своим добрым именем, что отдаст за ужин с монет, которые заработает завтра — и после получаса уговоров у Лютика наконец есть все, что нужно человеку после нескольких дней в пути.       Он ужасно измотан, но не забывает о том, что должен распаковать подарок. Поэтому едва добравшись до комнаты, он лезет в сумки и достает сверток с печатью.       Нетерпеливо разрывает обертку и сам над собой потешается за это.       Молочно-белый шелк будто светится изнутри в тусклом освещении комнаты. Из окна на пол комнаты падает последний синий свет вечернего неба, и несколько зажженных свечей на столе не особенно рассеивают мрак.       Лютик медленно моргает и трогает шелк пальцами. И тут же отдергивает их: на ткани остается пара серых отпечатков. Бард недовольно смотрит на свои грязные руки, ругается вполголоса, откладывает подарок и решает сначала как следует вымыться.       На этот раз подарок — роскошная шелковая рубашка с широкими рукавами и сборкой на талии. Ткань двухслойная, и золотая нить, которой вышиты манжеты и высокий воротник, не должна соприкасаться с телом при носке. Лютик рассматривает ее со всех сторон и замечает…       Замечает, что вышивка на отлетах воротника складывается в знакомый личный герб принца Редании. Лютик неверяще качает головой. А потом бросает взгляд на упаковку и видит, что это еще не все.       Если рубашка еще как-то укладывается в представление Лютика о милом подарке, то вот шелковые брэ в пару к рубашке — немного… немного не укладываются в представление Лютика о милом подарке. И на них он тоже видит герб.       Лютик откашливается и кладет новое белье на кровать. Сначала из груди вырывается легкий смешок. Потом еще один.       Стоя посреди комнаты совершенно голым после мытья, Лютик хохочет в голос, закрыв глаза рукой.       Примерка проходит успешно.       Ночью Лютик рассуждает вполголоса. Он гадает, какой у Радовида характер. Является ли его роскошная забота опасной. Станет ли его трогательная внимательность пугающей, кошмарной проницательностью. Перерастет ли однажды его влюбленность в кровавое безумие.       У Радовида острый ум. Острый, как лезвие. Лютик думает, не порежется ли он когда-нибудь.