Свобода и терпение

      Когда это происходит впервые, Лютик скорее насторожен, чем приятно удивлен.       Наученный горьким опытом, бард всегда напрягается, когда почтовые гонцы находят его. И не важно, где именно Лютик получает письмо: на приеме, во время выступления или в чьей-то постели.       Лютик знает: посыльный — это плохо.       По крайней мере, таким образом Лютику никогда не передают хорошие новости. Ни разу в жизни бард, разломав печать и вскрыв конверт, не нашел там теплое приветствие, пожелание доброго здравия или вопрос, не нужны ли ему новые сапоги. И никто никогда не писал узнать про его настроение или творческие успехи. Хотя, если честно, можно было бы для разнообразия сделать это хоть раз.       Лютик берет в руки объемный конверт, который не может назвать просто “письмом”, благодарит посыльного и сует руку в карман, чтобы найти там несколько монет и заплатить за работу. Посыльный откашливается, отрицательно качает головой и кланяется на прощание.       Лютик так и застывает с протянутой рукой, в которой лежит одна серебряная монета и два медяка. И замечает на накидке посыльного вышивку реданского герба, когда тот поворачивается спиной.       Шипя все известные ему ругательства сквозь сжатые зубы, Лютик прячет посылку под плащ и спешит уединиться.       Бард еще не вскрывает посылку, но уже продумывает план действий. Ехать в столицу? Или поворачивать на юг? Покупать лошадь? Лютик не любит лошадей. Они замедляют его путешествие на длинных дистанциях, хоть и ускоряют на коротких, а также требуют особого внимания и ухода. Лютику бы за собой проследить и поухаживать, чего уж там за лошадью. Но если сообщение срочное, то выбирать не приходится. Руки в ноги, копыта в зубы, седло в задницу…       …или наоборот…       …неважно. Лютик наконец добирается до своего угла. Благодарит все сущее за то, что днем в комнате кроме него никого нет. В этот раз у него было слишком мало монет, чтобы снять себе отдельную комнату, и он с радостью заплатил за кровать в общей сразу на две ночи вперед.       На всякий случай Лютик выглядывает в коридор, проверяет, что за ним никто не идет, тихо закрывает дверь и проходит к своей кровати. Противный звук старых ржавых пружин режет будто по самому мозгу, когда Лютик опускается на скромные выстиранные простыни.       Лютик не жалуется, нет. Общая комната просторная, здесь большое окно и довольно высокий потолок. Ему просто попались не самые приветливые соседи — а Лютик ужасно устал от неприветливых людей. Теперь, когда бард перешагнул сороковой год, отрицание базовой вежливости видится ему не загадочной мрачностью, а вполне банальной глупостью.       Рассуждая о том, как важно уметь поддерживать повседневный разговор и улыбаться, Лютик с сомнением крутит бумажный сверток в руках. Он смотрит на реданскую печать, трет ее кончиком большого пальца и постукивает носком сапога по полу. Потом он коротко выдыхает, как перед погружением под воду, и вскрывает посылку.       Под серой оберточной бумагой бард обнаруживает сине-зеленый отрез хлопка подозрительно высокого качества, а в нем — книгу.       Так Лютик и решает поначалу — что у него в руках книга. Потому что у блокнота, который он держит, прочный твердый переплет, застежка сбоку, да и срез бумаги подозрительно ровный. Но Лютик открывает “книгу” и видит, что по крайней мере половина страниц блокнота совершенно пуста. Вторая половина отличается от первой только нотной разлиновкой — строчки, каждая из которых состоит из пяти линий, повторяются до самой последней страницы. К заднему форзацу аккуратно пришит конверт, в который, как понимает Лютик, можно будет положить обрывки бумаги и черновики.       Лютик недоуменно качает головой, смотрит по сторонам, будто может найти ответ на свой вопрос в незаправленных и местами неприятно пахнущих койках соседей, и снова опускает взгляд. Потом хмурит брови, щурится, поворачивает блокнот ближе к свету и чуть наклоняет. Когда он видит на конверте, прикрепленном к форзацу, искусное тиснение в форме королевского герба, он почти что теряет дар речи. До этого он, по крайней мере, находил в себе силы бормотать комментарии под нос.       Потому что на конверте тиснение личного герба Радовида. Лютик решительно ничего не понимает. И лезет в конверт.       “Гениальным стихам — достойное место.”       Без подписи.       Лютик тяжело вздыхает и подпирает лоб ладонью, внимательно рассматривая каждую линию размашистого почерка Радовида. Подмечает, что чернила необычного темно-бордового цвета. Переворачивает записку чтобы проверить, что это всё, что принц хотел сказать, и прячет записку обратно в конверт.       Теплую усмешку незачем прятать, и бард намного дольше, чем нужно, держит блокнот в руках. Он не берется оценивать, но подозревает, что этот подарок стоит дороже всего, что сейчас окружает его. Вероятно даже — дороже всего, что есть в поселении, где он сегодня остановился.