how long could we be a sad song (til we were too far gone to bring back to life) [Как долго мы могли бы быть грустной песней (пока мы не зашли слишком далеко, чтобы вернуться к жизни)]

— Я просто думаю, что он больше не хочет меня. Нил только однажды был в доме Дэна и Мэтта так поздно. Это было годом ранее, когда они с Эндрю нянчились с тремя их детьми, в то время, как пара присутствовала на свадьбе одного из коллег Дэн. На этот раз Нил пришел один. Он даже не знал, где Эндрю был сегодня вечером. Было три часа ночи, и Нил сидел на диване Мэтта, обхватив голову руками. Нил пытался лечь спать четырьмя часами раньше, но всё, что он делал, — это лежал без сна, уставившись на пустую серость неподвижного потолочного вентилятора. Эндрю не спал в их постели два месяца, за два месяца до этого не прикасался к Нилу, но Нил все еще лежал без сна, ожидая звука захлопывающейся двери квартиры, зова Сэр, когда ее любимый человек (и Нила) возвращается домой, шороха простыней в гостевой спальне, которую Нил всегда находил тревожно одинокой. — Что заставляет тебя так говорить? — спросил Мэтт, садясь на противоположный конец дивана от Нила. Между ними намеренно существовала дистанция — больше ради Нила, чем ради Мэтта. Способ утешения Мэтта сводился к теплым словам и еще более теплым объятиям, но более пятнадцати лет дружбы научили Мэтта, когда Нил был не в том состоянии, чтобы к нему прикасались. Нил пожал плечами. Он чувствовал себя маленьким, завернутым во флисовое одеяло, которое стянул с края дивана. Когда он появился на пороге дома Дэн и Мэтта без пальто, обутый в потрепанные туфли, Мэтт клялся, что они остались со времен их Пальметто. Мэтт отправил Дэн обратно в постель и сказал ей, что разберется с этим. Поездка от квартиры Эндрю и Нила в Денвере до дома Дэна и Мэтта в пригороде заняла больше часа, и Нил был за рулем не Мазерати, а машина BMW, который купил ему Эндрю. Нил понимал полезность наличия двух машин, хотя и не соглашался с необходимостью двух спортивных автомобилей (Эндрю настаивал на том, что он отказывается ездить на чем-либо похожем на то, что Аарон и Кейтлин могли бы купить, чтобы таскать за собой своих детей). В последнее время Нил ненавидел даже вид бимера. Он ненавидел это за то, что это означало: чем больше его заставляли водить BMW, тем меньше времени они с Эндрю проводили вместе. В течение последних шестнадцати лет они с Эндрю проводили вместе каждое мгновение, какое только могли. Был год, который они провели порознь — первый профессиональный год Эндрю и последний год Нила в Пальметто, а также промежуточный год, когда они играли в разных профессиональных командах, прежде чем Нил смог перейти в Денвер. Но всякий раз, когда это было возможно, Нил и Эндрю всегда старались переплести свои жизни так основательно, что для любого было бы, по меньшей мере, неудобно, а в лучшем случае смертельно опасно пытаться разлучить их. Трудность такого расставания никогда не была чем-то таким, о чем Нил беспокоился до недавнего времени. — Просто не похоже, что он это делает. — Это было самой трудной частью всего происходящего: то, что Эндрю больше не обязательно хотел его. Даже когда Эндрю настаивал на том, что между ними ничего не было, когда он не доверял Нилу, не любил его, Эндрю всегда хотел его в той или иной форме. Так вот, дело было не в том, что он не хотел Нила. Вместо этого он был равнодушен. — Он стал другим с тех пор, как вышел на пенсию. Я не знаю. Какое-то время я думал, что он справится с этим сам, но я больше так не думаю. Эндрю ушел из «Денвер Дэрдевилз» за шесть месяцев до этого в конце сезона, выигравшего чемпионат. Более двадцати лет махания тяжелой вратарской ракеткой измотали его плечи. Это в сочетании с травмой колена, из-за которой он чуть не выбыл из игры досрочно, послужило достаточным основанием для ухода Эндрю из экси. И он, и Нил ушли с Корта двумя годами ранее после завоевания второй золотой олимпийской медали, хотя Нил остался на Корте в качестве помощника тренера и будет продолжать играть за Денвер так долго, как сможет. Он использовал оправдание, что должен был продержаться так долго, как только мог, ради Мориямы, но любой, кто знал Нила, мог видеть это насквозь. Экси был его жизнью, дал ему второй шанс в жизни, и он будет продолжать играть так долго, как сможет, будь проклята якудза. Первые несколько месяцев после выхода на пенсию Эндрю казался нормальным. Они вдвоем отправились в путешествие по стране на несколько недель летних каникул, которые у них были до того, как Нил вернется на осеннюю тренировку. Они путешествовали между национальными парками и крупными городами, останавливаясь, чтобы навестить Кевина и Тею в Хьюстоне, Аарона и Кейтлин в Чикаго, Эллисон (недавно разведенную) в Нью-Йорке, кульминацией стало посещение Ваймака и Эбби в Пальметто. Только когда они вернулись в Денвер и снова начались тренировки, Нил заметил перемену в Эндрю. Он был тихим, более замкнутым. Ничего особенного — Эндрю иногда становился таким. Нил посоветовал бы ему позвонить Би и убедиться, что он остается рядом любым способом, который Эндрю потерпит, будь то угощение мороженым, или посадка кошки на колени Эндрю, или сам он упадет на колени Эндрю. Нил ожидал, что Эндрю поправится самостоятельно через несколько недель, но вместо этого, казалось, стало только хуже. Каждый день, когда Нил возвращался домой с тренировки, он находил Эндрю все более и более замкнутым, поэтому Нил усиливал свое присутствие, свою поддержку. Больше ночных поездок. Новые порции мороженого в постель. Больше осторожности в том, чтобы спрашивать разрешения даже на случайные прикосновения, для которых этим двоим уже много лет не требовалось устного согласия. К тому времени Нил пришел к выводу, что это было результатом скуки теперь, когда у Эндрю не было экси, чтобы занять свои дни. Он поощрял Эндрю присоединяться к нему на пробежках по утрам и во второй половине дня, приносил ему домой книги из небольшого книжного магазина рядом со стадионом, даже записал его на занятия по искусству в местный центр отдыха. За некоторые вещи он брался сразу и продолжал их делать (книги и занятия искусством), а от других сразу отказывался или быстро бросал (бег). Постепенно Эндрю казалось, становилось лучше, и он звонил Би каждый день. В конце сентября Эндрю сам вылетел в Филадельфию, чтобы навестить Рене. Она была в Штатах, пока её сын проходил операцию у специалиста по его состоянию, по крайней мере, так сказал Эндрю, когда объявил Нилу, что уезжает на долгие выходные. Рейс Эндрю был запланирован на следующий день. Он не спросил Нила, хочет ли тот приехать, даже не попросил Нила отвезти его в аэропорт. Эндрю взял Маз и оставил его на парковке аэропорта на выходные, а когда он вернулся в час ночи во вторник, то забрался в кровать в гостевой комнате и с тех пор не спал в их постели. Когда Нил спросил, как прошел его визит к Рене, он получил односложные ответы. Через несколько дней Нил сдался и позвонил Рене, которая смогла только сообщить, что Эндрю, казалось, был в порядке, пока был с ней. — А как насчет тебя, Нил? — спросила она, — Как ты держишься? Она спросила это так, словно знала что-то, чего не знал он, как будто держала в руках что-то хрупкое. Нил повесил трубку, но позже написал Рене смс с извинениями. Он списал пропущенный звонок на плохую связь, но они оба знали, что Нил уже не такой хороший лжец, каким был когда-то. С тех пор за последние два месяца Нил едва ли добился от Эндрю больше одного-двух предложений. Он спал в комнате для гостей, а Нил оставался в их постели, молчаливый и бдительный каждую ночь, ожидая возвращения Эндрю. Кинг спала рядом с Нилом на пустой подушке Эндрю, но Сэр прошла в комнату для гостей и, предположительно, спала рядом с Эндрю. По ночам, когда Эндрю уходил из квартиры, ничего не сказав, она ждала его у двери, пока он не возвращался домой ранним утром. Нил не знал, куда ходил Эндрю в те вечера, когда он выходил из дома. Он знал, что несколько их товарищей по команде видели его, выпивали с ним, но только потому, что они рассказали об этом Нилу на тренировке следующим утром, а затем сочувственно посмотрели на него, когда стало очевидно, что Нил понятия не имеет, о чем они говорят. Ники звонил несколько раз, но он перестал спрашивать Нила, как дела у Эндрю или просить Нила передать Эндрю, чтобы он позвонил ему. Они оба притворялись, что все нормально, но Нил всегда слышал осторожный, испытующий тон в обычно бодром голосе Ники. Обычно он старался закончить эти звонки как можно скорее и Ники всегда, казалось, испытывал облегчение, когда Нил находил предлог повесить трубку. Сидя на диване Мэтта в пижаме, Нил провел руками по волосам. Он потянул за непослушные пряди, которые не утруждал себя расчесывать уже несколько дней. — Знаешь, — начал он, — все, о чем я мог думать по дороге сюда, это о том, что мы не женаты. Не то, чтобы я когда-либо хотел этого — ни один из нас на самом деле не из тех, кто женится, но я знаю, что это означает, что его ничто не связывает со мной. Мы больше не играем в одной команде. Он мог бы уйти и никогда больше меня не увидеть. Моего имени даже нет на квартире. Он купил его, когда его продали сюда, и мы так и не удосужились поставить мое имя на правах собственности. — В то время это казалось почти поэтичным. Ничто юридически не связывало их вместе, а это означало, что их жизни полностью зависели от того, чтобы постоянно говорить друг другу «да», принимать решение оставаться вместе. Нил никогда раньше не представлял себе мир, в котором это было бы не так. Он только сейчас начал понимать, каким наивным был. Каждый вдох был подобен погружению в кипящую воду, и в конце концов Нил обнаружил, что лежит, уткнувшись головой в колени, а рука Мэтта кругами втирает его в спину. Нил предположил, что это должно было успокоить, но это не произвело на него такого эффекта, как прикосновение руки Эндрю к его затылку. Возможно, Нилу придется жить, так и не испытав больше особого комфорта Эндрю. Они не должны были быть ответами друг другу, но это не означало, что Нил не строил свою жизнь исходя из предположения, что Эндрю останется в ней навсегда. Теперь это казалось не более чем глупой догадкой. — Нил, ты же знаешь, что всегда мог бы остаться здесь. — сказал Мэтт, усиливая давление нежными круговыми движениями, которые он втирал в верхнюю часть спины Нила. — Тебе всегда рады здесь, со мной и Дэн, сколько бы времени тебе ни потребовалось, чтобы встать на ноги. Дети любят тебя, и они всегда хотят, чтобы рядом был их дядя Нил, который научил бы их забавным играм и ругательствам… Ну, не то, что бы Дэн была так уж рада последнему, но мне показалось, что это было довольно забавно. Нил сел и положил скрещенные руки на колени. Мэтт отдернул руку и принялся теребить одеяло, накинутое на плечи Нила, подтыкая его поплотнее там, где оно упало с его руки. — Спасибо. — сказал Нил, затем убрал резкость и печаль из своего тона и повторил это снова. — Спасибо. Спасибо, Мэтт. да, я знаю. Я просто… — Нил с трудом подбирал слова, не в силах выразить все, что он думал и чувствовал, во что-то столь простое, как слоги. — Я не хочу здесь находиться. Я просто хочу быть дома. — Нил полностью выпрямился, позволив одеялу упасть с его плеч, и вжался спиной в спинку дивана. — Извини, это прозвучало неправильно. Я имею в виду… — Нет, нет. — Мэтт поднял руки и отодвинулся на край дивана. — Я понимаю это. Ты хочешь пойти домой, Нил, так иди домой. Иди к нему домой. Нил крепко зажмурился. — Я не могу. — Да, ты можешь. — Голос принадлежал не Мэтту, а Дэн. Она вошла в гостиную, все еще в ночной рубашке и халате, с бутылочкой в руке, должно быть, после ночного кормления самого маленького. — Нил, даже когда ты был подростковым комочком лжи, засунутым в джинсовые шорты, ты всегда был единственным, кто мог достучаться до Эндрю. Он слушает тебя, даже когда ты думаешь, что он этого не делает, и он заботится о тебе больше, чем кто-либо другой в мире. Неважно, сколько сомнений у всех нас было в начале, никто в здравом уме не смог бы посмотреть на вас двоих и не увидеть чего-то цельного. Черт возьми, если нет надежды для вас двоих, то определенно нет надежды и для остальных из нас. А теперь садись в свою шикарную машину и поезжай домой к своему мужчине. Если дети проснутся и увидят тебя, они не захотят идти в школу. На первый взгляд ее слова прозвучали пренебрежительно, но улыбки на ее лице было достаточно, чтобы рассеять все сомнения Нила. Даже спустя все эти годы она по-прежнему оставалась его капитаном, до мозга костей. Она подошла и взъерошила волосы Нила, и он прижался к ним, как бездомный пес. Затем он встал с дивана, схватил свои ключи с журнального столика и направился к двери. — Конечно, капитан. — сказал он. Поэтому он сделал то, что она сказала, и пошел домой. *** Нил провел часовую поездку в Денвер, готовясь к встрече с Эндрю, но потерял самообладание, как только заехал в гараж и увидел, что Мазерати по-прежнему отсутствует на своем обычном месте (Эндрю всегда парковался прямо за линией). Нил поднялся по лестнице в их квартиру с низко опущенной головой и обнаружил, что она, как и следовало ожидать, пуста. По какой-то причине ноги сами понесли Нила в гостевую спальню. Он не заглядывал в нее с тех пор, как Эндрю начал там спать, но дверь в комнату все равно обычно была закрыта. Продезинфицированный вид бежевой, неиспользуемой комнаты вызывал у него беспокойство. Нил предпочитал, чтобы они жили в своем доме: толстовки Корта были разбросаны по дивану, фотографии с загнутыми уголками приклеены скотчем к стене, их майки Пальметто висели в рамках над камином. Гостевая спальня, в которой жил Эндрю, все еще была подозрительно опрятной, за исключением неубранной кровати. Матрас был холодным, а это означало, что Эндрю не спал там сегодня ночью, несмотря на то, что было уже почти 5 утра. В любой другой обычный день Нил скоро встал бы, чтобы отправиться на утреннюю пробежку. Эндрю всегда дергал Нила за руку, когда тот пытался встать с постели, иногда осыпая его руку укусами и поцелуями, пытаясь убедить Нила остаться. Нил никогда не оставался, но Эндрю никогда не прекращал попыток, и иногда Нил снова присоединялся к нему в постели, как только возвращался с пробежки и принимал душ. Нил действительно скучал по тем дням. Он не бегал уже несколько недель. Нил обнаружил себя в своем шкафу, хватающим чемодан с самой верхней полки. Он сгреб в охапку одежду, запихивая ее в сумку без всякого изящества и складывания. Нил был уверен, что некоторые из вещей, которые он упаковал, принадлежали Эндрю, но ему было все равно. Если у него не могло быть чего-то настоящего, он мог бы, по крайней мере, получить это — что-то, что пахло бы им, что-то, в чем Нил утонул бы, что-то, чем Нил мог бы убаюкать себя, чтобы уснуть, если он больше никогда не заснёт под звук дыхания Эндрю. Нил решил взять медали. Эндрю все равно никогда не заботился об экси, так что он ни за что не стал бы скучать по ним. Нил достал свои две из теневых коробок, которые он установил в спальне. Он схватил новейшее золото Эндрю с того места, где оно висело на столбике кровати со стороны Эндрю, и пошел искать другое. Оно лежало именно там, куда Эндрю положил его много лет назад, в ящике прикроватного столика Нила. На олимпийских играх игроки экси получали медали в зависимости от занимаемой должности, и вратари всегда были первыми, так что технически это была первая золотая олимпийская медаль, которой кто-либо из них когда-либо был награжден. Когда они потом вернулись домой из Бразилии, Нил обнаружил медаль, небрежно брошенную в ящик его прикроватной тумбочки. Посыл был ясен: Нил будет делать с ней все, что пожелает. Эндрю не остался бы в экси после окончания университета, если бы не Нил, так что в некотором смысле именно Нилу он был обязан медалью в первую очередь. Он хранил её в ящике прикроватной тумбочки как легкое напоминание о том, чего они достигли, на что были способны вместе. Нил уже давно считал, что эта медаль принадлежит им, но только сейчас начал понимать, что по-настоящему им ничего не принадлежит. Он все равно взял медаль и вернулся к шкафу, чтобы найти куртку. Нил потянулся за своей старой ветровкой Пальметто, когда понял, что чья-то рука схватила его за запястье, сильная рука, к которой был привязан человек, который случайно кричал Нилу в лицо. — Нил, ты меня понимаешь? — сказал Эндрю, — Нил, что ты делаешь? Эндрю стоял так близко к Нилу в тесном шкафу, что практически прислонялся к нему. Вблизи Нил мог разглядеть его во всех деталях, от красных капилляров на обкусанных холодом щеках Эндрю до медленно растущих морщинок вокруг его глаз, которые Нил обычно целовал, но самое главное, он мог видеть глаза Эндрю. Он видел в них страх, настоящий страх, подобный тому, который Нил видел стоящим на коленях на полу в номере мотеля в Балтиморе, штат Мэриленд. — Нил, я не буду повторять это снова. Что ты делаешь? Ответ Нила показался ему кислотой во рту. От одних этих слов у него закружилась голова. — Я ухожу. Эндрю опустил запястье, словно оно горело, и отступил назад, но не на много. — Почему? Нил возвращался к жизни медленно, словно выходя из транса. Он глубоко вздохнул, затем еще раз. — Я не могу просто сидеть здесь и ждать, пока ты уйдешь от меня. — сказал он. Эти слова были освобождающими и осуждающими одновременно. — Это убивает меня. Эндрю покачал головой. — С чего бы мне оставлять тебя? — Я… — Нил не смог ответить. — Я не знаю. И в этом была суть дела. Нил не знал, почему Эндрю вдруг отстранился от него, он просто знал, что это было похоже на конец. Страх в глазах Эндрю исчез, сменившись гневом. Он вышел из шкафа и захлопнул чемодан, стоявший на кровати. Он застегнул молнию с такой силой, что матрас чуть не оторвался от каркаса, затем схватился за ручку и протопал в гостиную. Нил последовал за Эндрю и увидел, как тот швырнул чемодан в прихожую. Он проскользил по деревянному полу, определенно оставив после себя царапину, и ударился о входную дверь их квартиры. Силы было достаточно, чтобы задребезжала дверная рама. — Ты хочешь оставить меня? — сказал Эндрю. Он не кричал, просто был холоден. — Тогда уходи. Я не буду тебя останавливать. Этот глубокий страх и бездонный гнев были в глазах Эндрю, но за ними скрывалась апатия, которую Нил знал слишком хорошо. Это была апатия, из-за которой Нил потратил десять лет на то, чтобы научиться читать, но в последнее время ее было невозможно расшифровать. — Я не хочу оставлять тебя. — прохрипел Нил. Он стоял в гостиной, в десяти футах от того места, где в прихожей стоял Эндрю. Мысль о том, чтобы сократить расстояние между ними, была невозможна, но как сильно Нил все равно этого хотел. — Тогда почему ты здесь? И снова у Нила не нашлось ответа. — Я просто хочу поговорить с тобой. — Тогда говори. — Я пытался. — сказал Нил. — Я пытался в течение нескольких месяцев. Эндрю застыл на месте в прихожей, затем прошествовал мимо Нила к дивану в гостиной. Он сел на правый край дивана, откинувшись на замшевую спинку и скрестив руки на груди. — Тогда говори. — снова сказал Эндрю. Нил повернулся к нему лицом. — Что с нами случилось? — сказал Нил. — Тебе придется быть более конкретным. — Ты перестал со мной разговаривать. Ты ушел на пенсию и впал в одну из своих депрессий, и я думал, что ты выйдешь из нее, и ты вышел, просто не тогда, когда дело касается меня. Ты звонишь Би и навещаешь Рене, но не говоришь мне больше трех слов, а потом уходишь из нашей комнаты. Потом ты начинаешь исчезать посреди ночи, и я иду на тренировку измученный, потому что не сплю всю ночь, ожидая тебя, потому что, кажется, я забыл, как спать без тебя. А потом Майклс говорит мне, что ты выпивал с ним и его женой, и Клэр говорит, что ты ужинал с ней неделей раньше, а потом я вдруг спрашиваю ее, спишь ли ты с кем-то еще, и она смотрит на меня, как грёбаный побитый щенок. И все это время ты не говоришь мне больше трех слов, и это сводит меня с ума. Эндрю молчал, пока Нил говорил, а потом спросил. — Ты закончил? Теперь Нил разозлился. — Может быть, это и не так. Эндрю усмехнулся. — Типично для знаменитого Нила Джостена. Всегда можно сказать больше чем то, что у него на уме. — Может, ты не будешь таким мудаком, когда я провел ночь у Дэн и Мэтта, обсуждая логистику того, как быть брошенным…снова? Эндрю перевел дыхание, постукивая ногой по земле в беспорядочном ритме, который Нил не узнал. Тогда Нил заметил, что на Эндрю не было его нарукавных повязок. Обычно их можно было увидеть выглядывающими из-под рукава футболки с длинным рукавом, но этим утром его запястья были обнажены. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — Я хочу, чтобы ты поговорил со мной. — Так ты и сказал. — Эндрю… — Что ты хочешь, чтобы я сказал? Нил упал на колени. Он подполз, — по настоящему подполз, — к Эндрю и опустился на колени на полу перед диваном. Нил положил голову на подлокотник дивана, достаточно близко, чтобы чувствовать тепло тела Эндрю. От него все еще пахло самим собой: сигаретами, виски и дорогим одеколоном, который Эллисон подарила ему в лисьем Тайном Санте. — Все, что угодно. — сказал Нил. — Скажи что-нибудь. Эндрю положил руку на щеку Нила. Нил откинулся на спинку кресла. — Что, если экси — это то, что нам нужно? Нил знал, что он имел в виду. Если экси был тем, что свело их вместе, что, если экси был единственным, что удерживало их вместе? Что, если, перестав играть в одну и ту же игру, они перестали быть друг для друга теми же людьми, какими были раньше? Когда они впервые встретились, они оба были сделаны из острых углов — острых кромок, которые просто так совпали идеально друг с другом. С годами эти грани смягчились. Что, если после стольких лет, когда их не объединяла общая работа, их грани притупились и отделились друг от друга? У Нила были все эти мысли и многое другое еще до того, как Эндрю ушел на пенсию. Он просто не позволял себе думать о них. — Это не так. — Откуда ты это знаешь? — Потому что ты — это все для меня. — экси спас Нила. Это дало ему второй шанс в жизни. Это дало ему цель. Но Экси мог делать все это только потому, что у Нила был Эндрю за спиной, как на корте, так и в его жизни. — Я не знаю, правда ли это. — сказал Эндрю, и Нил почувствовал, как вся вера, которую он вырастил, начинает умирать внутри него. Тогда Нил пересек опасную черту и убрал голову с подлокотника дивана, чтобы положить ее на колени Эндрю. Какое-то время они сидели молча, Эндрю на диване, Нил на коленях у его ног, пока Эндрю пробегал пальцами по волосам Нила, лежащего у него на коленях. Нил вспомнил, как покупал этот диван. Он помнил, как выбирал эту квартиру. Он вспомнил свет, который просачивался утром через большие окна, освещая именно это место в гостиной. Они специально поставили сюда диван, потом трахались при свете утреннего солнца, а потом курили. На спинке дивана все еще оставался след ожога от упавшего пепла, который стал единодушным решающим фактором в том, что они перестанут курить в помещении. Это был диван, на котором спал Нил в ту ночь, когда люди Ичиро позвонили и сказали, что Стюарта собираются убить. Нил не мог уснуть в ту ночь и подошел к дивану, чтобы не мешать Эндрю спать (он действительно всегда ненавидел эту гостевую спальню). Прошло всего несколько минут, прежде чем Эндрю вышел и присоединился к Нилу в гостиной. Он отказался выслушивать какие-либо протесты по поводу того, что ему не дают спать, и в конце концов заснул, сидя на полу, прислонившись к подлокотнику дивана, а пальцы Нила переплелись с его пальцами. Если Нил уйдет, останется ли Эндрю здесь? Переехал бы он в Чикаго, чтобы быть ближе к своему брату или, может быть, в Германию, чтобы быть ближе к своему двоюродному брату? Переедет ли в эту квартиру новая пара молодых влюбленных? Будет ли им уготована та же неудача, к которой, казалось, шли они с Эндрю? Нил очень надеялся, что нет. Он не пожелал бы такой боли никому другому. — Мы можем это исправить? — сказал Нил. Он произнес это тихо, наполовину прижавшись губами к грубой ткани джинсов Эндрю. Ткань под его щекой была влажной, и Нил понял, что плачет впервые за долгое время. Нил так не плакал с тех пор, как был ребенком, и мать выбила из него это. Слезы просто не могли остановиться. Эндрю перегнулся через его колени и приблизил свое лицо к уху Нила. Нил почувствовал, как капля чего-то прохладного упала ему на щеку, и понял, что Эндрю тоже плачет. — Да, мы можем это исправить. — сказал он. — Мы это исправим. И они так и сделали бы.