Поступь Рока

      После ухода Куруфина Лютиэн должна была развлекать сама себя, но не могла ни на чём сосредоточиться. Ожидание не давало покоя, не позволяло расслабиться. С появлением феанорингов вообще привычное мировоззрение дочери Тингола полетело кувырком, и это ей не нравилось. Предвидение дало сбой. Не получалось заглянуть в будущее. Лютиэн поймала себя на мысли, что она не дочь майэ, а простая эльфийка с ворохом проблем за спиной, которые за неё никто не решит. Но что можно сделать, находясь взаперти? Плащ отобрали, прекрасно зная, что без него она не уйдёт. Запасов еды, как и карт, не было. Если бы была известна дорога, то Лютиэн не просила бы помощи. Сыновья Феанора это понимали. И кого, спрашивается, винить в своей недальновидности? Естественно, саму себя. И Лютиэн винила и злилась. Надо было временами заглядывать в библиотеку, занимавшую один из многочисленных залов во дворце, а не гулять по лесам. Очень хотелось устроить беспорядок, но принцесса Дориата подавила это желание.       "Ты не во дворце, не стоит портить имущество", — укоризненно поучала совесть, заставив ограничиться передвижением предметов, лежащих на столике с резными ножками.       Ей, надо заметить, не стоило на братьев таить обиды. У неё отобрали её скудные пожитки, но взамен дали крышу над головой, завалили подарками. Только они, к сожалению, не сдвинули с места проблемы. Да, за материальными желаниями укрыться проще всего, но они не помогут понять, что делать дальше. Не помогут распутать клубок мыслей, состоящий из противоречивых чувств к ухажёрам. С Береном ясно. Келегорм и отец правы: человек ей не пара. Она должна была понять, что совершает опрометчивый поступок, заявляя о чувствах к смертному.       Но Келегорм...с ним всё слишком сложно.       К нему тянет так, что хочется быть его тенью. Но вопрос, какие последствия принесёт их союз, оставался открытым. На мнение отца ей, конечно, плевать, но что, если прав Куруфин? Что, если обострятся отношения с нолдор? Но, опять же, надо смотреть на события реально. Рано думать о плохом. Пока Дориату никто ничего не сделал. Чтобы бросать вызов, нужны серьёзные основания.       От раздумья у Лютиэн заболела голова. Она села на застеленную кровать, оставив в покое построенные пирамидкой баночки на прикроватном столике. Начала массировать виски подушечками пальцев. Круговые движения принесли облегчение. Под прикрытыми веками непрошенными гостями заплясали картинки- воспоминания — образ небритого и нечёсанного адана, поющего похабные песенки и прижимающего к стволу дерева с намерением поцеловать; поспешный побег из заточения, которое устроил отец, чтобы уберечь от поступков, о которых можно пожалеть в будущем; встреча с братьями-феанорингами; внимательность Келегорма по отношению к ней, его ненавязчивое желание обеспечить комфорт в пути и восхищение её красотой. Она, в свою очередь, тоже обратила внимание на него, и то, что видела, ей нравилось. Не зря о красоте сына Феанора шептались между собой эльфийки. Да, он был знатного происхождения, но не изнеженный роскошью. Наоборот, в нём угадывались повадки хищника — дикость, необузданность, властность. Но при этом феаноринг не был лишён утончённости, которая присуща потомкам аристократических семей. И Лютиэн это привлекло. Захватило настолько, что она потеряла голову.       После того как пропали образы, пришла усталость. Она омыла тело тёплой волной, вынуждая погрузиться в липкую дремоту, наполненную неясными туманными силуэтами.       Лютиэн разбудило настойчивое прикосновение к плечу. Она открыла глаза и вопросительно посмотрела на стоявшую возле кровати нарушительницу покоя — эльфийку в небесно-голубом платье с поблёскивающей по вороту вышивкой.       — Я пришла предупредить о скором ужине, — сообщила она, почтительно склонив голову. — Помочь вам переодеться и переплести волосы?       — Лорд Келегорм вернулся? — пропустила вопросы мимо ушей Лютиэн.       — Да, ваше высочество, — эльфийка нервно скомкала в пальцах ткань платья и добавила: — Он у себя.       — Хорошо, — Лютиэн кивнула, отметив настороженность служанки. — Передай, что к трапезе я присоединюсь позже.       Надо срочно поговорить, а значит, её цель — перехватить сына Феанора до ужина, пока снова куда-нибудь не уехал. Направляясь к покоям Келегорма, Лютиэн поймала себя на мысли, что не зря запомнила дорогу. Миновав несколько лестниц, извилистых переходов, освещённых светильниками, она остановилась перед приоткрытыми дверями и на несколько минут застыла в нерешительности, затем постучала, но ответа не последовало. И стоило бы уйти, но чья-то незримая воля заставила боком проскользнуть внутрь. Лютиэн прошлась взглядом по уже знакомой обстановке, но ничего нового, кроме следов грязи на полу, не нашла. Вот сейчас точно бы покинуть комнату, но её потянуло к неприметной двери в стене, ведущей в купальню.       Видит Эру, неумение ждать когда-нибудь станет её погибелью!       Лютиэн попробовала сопротивляться странной тяге, щекочущей изнутри, замерла с занесённой к двери рукой. В душе камнем застряло сомнение. С одной стороны — некрасиво нарушать личные границы, лучше подождать. С другой стороны — сколько можно впустую тратить время? Оно безжалостно утекало, как вода сквозь пальцы, сокращая для пленников шансы выжить. Набрав в грудь побольше воздуха, Лютиэн решительно открыла дверь, и глаза сразу уцепились за поджарое тело Охотника. Возникло ощущение, что под кожу кто-то вонзил сотни маленьких иголочек. От них не было больно, но во рту стало странно вязко.       — Я думал, дориатские барышни более воспитанные, — Келегорм беззлобно усмехнулся.       Скрип дверей и шорох одежд по полу заставили замереть его вполоборота с поднятой вверх и запущенной в волосы рукой. На лице неуловимо сменилось несколько эмоций подряд, но, в конце концов, оно приобрело обычный вид: глаза прищурились, губы расползлись в полуулыбке.       Лютиэн на фразу не отреагировала, опустила взгляд вниз, разглядывая каменный пол купальни. В голове вертелись мысли: матушка как-то рассказывала, что эльфы после пробуждения ходили обнажёнными и славились умением контролировать тело. Если так, почему она начинает реагировать? Дело во внешности? Даэрон, например, не вызывал столько эмоций, хотя и был стройным. Берен...о нём Лютиэн думать не хотела. Как отрубило. Она вздохнула, выкинув все мысли из головы и, словно против воли, подняла глаза и скользнула взглядом по фигуре Охотника. По бликам света, что играли на гладкой коже, переплетаясь в замысловатый узор. По длинным, сильным ногам. По животу, по груди, по рукам. И покалывание разлилось теплом под кожей. Везде. Словно она пробыла какое-то время на холоде и её заставили выпить кружку горячего чая.       Эру, никогда не хотелось так, как сейчас, чтобы кто-то к ней прикоснулся. Обычно она это делала сама — командовала партнёрами, и они выполняли любые её прихоти, но теперь ей хотелось, чтобы мужчина проявил инициативу сам и прикоснуться в ответ. Хотелось ощутить горячую кожу под пальцами и почувствовать тугие мышцы, хотелось оказаться в кольце сильных рук и красть поцелуи с чужих губ. И не хотелось применять чары. Совсем. Хотелось узнать — как это — по-настоящему.       — Тебя вид обнажённого мужчины лишил дара речи? — Келегорм нарушил молчание, наблюдая за сосредоточенным, со следами внутренней борьбы, лицом Лютиэн. И, пока ждал ответа, убрал от волос руку и сделал несколько ленивых шагов в сторону бортика-лавки. Он был намерен помыться несмотря на неожиданную гостью.       Дочь Тингола прекрасно понимала, что ведёт себя провоцирующе, даже не подобающе, но ничего не могла с собой поделать. Эмоции внутри лишали контроля. Охотник нагло забрал последние силы, позволяющие держать себя в руках. Он стал катализатором, который породил пламя в венах. И оно пожирало изнутри. Лютиэн пришлось сжать зубы, чтобы не обращать внимание, как под платьем соски медленно твердеют, становятся горошинами, требующими ласки.       "Соберись!" — внутренняя пощёчина привела в чувство. Не настолько, насколько хотелось бы, но хотя бы появилась возможность ответить на повисший в душном воздухе вопрос.       — Если мой дом — Сокрытое Королевство, это не значит, что я ничего не знаю, — огрызнулась Лютиэн. — Не льсти себе, Келегорм Феанарион. Таких, как ты, я видела много. Впрочем, перейдём к делу — где обещанная помощь в освобождении Берена и Финрода?       Да, грубо. Да, прямо. Но по-другому не получается. Злость на себя и на ситуацию выплёскивается через слова.       — Такие вопросы быстро не решаются, — насмешливо ответил Келегорм. — Они требуют времени. Ты, видимо, привыкла, что в Дориате всё делается сразу, по первой твоей прихоти.       Лютиэн задохнулась от такой наглости. Если бы она была дома, за подобные речи собеседник сел бы в темницу. А здесь ничего не оставалось, как наблюдать за грациозными движениями мочалки по коже. И это простое действие отравляло вены, заставляло дыхание сбиться.       — Ты же думал о чём-то, когда обещал помощь и звал замуж, — принцесса Дориата облизнула губы, впилась ногтями в мякушку ладони, прикусила внутреннюю сторону щеки. Ей нужна была боль. Много боли. Чтобы не отвлекаться на пену и воду, стекающие по коже. С предплечий по рукам, с плеч на грудь и ниже...       Эру, зачем она пришла сюда?!       — Думал, — Келегорм говорил ласково и миролюбиво, — и раз ты такая настойчивая и нетерпеливая, — он ухмыльнулся, — будем писать письмо твоему папеньке. На столе, в покоях, есть письменные принадлежности. Будь добра, принеси их.       Писать письмо?! Когда он голый перед ней и мозги при взгляде на его мускулистое тело не хотят работать? Да, он издевается. Эмоции в груди вспыхнули моментально. Фейерверком. Но вывалить их на голову Охотнику Лютиэн не могла. Слова застряли в горле. Злость просачивалась через резкие, отрывистые движения.       Мысли роились в голове как змеи. Точнее, одна мысль. Сбежать. Прекратить то, что происходит между ними сейчас, пока не поздно.       Она не должна так реагировать.       Она не должна позволять брать над собой верх. Это слабость. Это уязвимость.       В комнате, в отличие от купальни, было прохладно, и разгорячённая кожа покрылась мурашками, хотя щёки горели так, что пришлось невольно приложить к ним ладони. Неторопливо обведя взглядом покои, Лютиэн нашла искомое. Замерла. Задержала дыхание. Сделала шаг, другой. Зыркнула затравленно в сторону двери, за которой скрывался коридор.       — Лютиэн, птичка моя сладкоголосая, ты в порядке? — вкрадчиво поинтересовался Келегорм из-за двери.       Ладонь скользнула по прохладной столешнице. Пальцы ухватились за чистую бумагу, но не взяли в руки. Дочь Тингола медлила — уйти или остаться? Всё-таки победило первое. Она бросилась к выходу, но вопрос заставил замереть у двери, затаить дыхание. Выскользнуть бы молча, да ноги словно приросли к полу.       Проклятье!       — Лютиэн, радость моя, я знаю, что ты там. Решила сбежать от меня? Не думал, что доблестную деву, избавившуюся от родительской опеки, испугает простой эльда. Как ты собираешься идти вызволять бедолаг из плена, интересно? Хочешь быть овечкой, что попадётся в лапы волка? Я думал, ты сильнее, — послышалось снова из купальни.       Каждое произнесённое слово звучало пощёчиной. Но именно оно толкнуло на то, чтобы резко развернуться, рвануть к столу, взять бумагу, чернильницу и вернуться в комнатку за маленькой неприметной дверью. Не сбежать, как собиралась несколько минут назад, а остановиться недалеко от бассейна, одной рукой прижимая к себе листы, в другой — держа чернильницу и боясь её уронить, потому что рука предательски дрожала. От досады и от... возбуждения, которое будил в ней сын Феанора.       — Ты... стражники на границах Дориата воспитаннее тебя, Келегорм Феанарион! — выпалила Лютиэн и замолкла, поджав губы и впившись взглядом в стену купальни. Она ругала себя всеми известными словами за глупость. Поддаться на хитрую провокацию — самая отвратительная из всех идей.       — Во-первых, — Охотник хмыкнул, — ты пришла ко мне сама, разве нет? Во-вторых, ты сама себя задерживаешь здесь. В-третьих, если тебе не терпится вершить великие дела, почему бы не начать прямо сейчас? Проходи.       Келегорм призывно похлопал ладонью недалеко от себя, рядом со светильником. Поведение дочери Тингола у него не вызывало ничего, кроме смеха. Сама пришла и чем-то недовольна? Между прочим, купальня — место личное. Келегорм бросил ленивый вгляд на принцессу. Возбуждена. Рука дрожит, голос хриплый, хорошенькое личико и шея покрылись пятнами. Письмо писать будет весело.       "Вдохни-выдохни. Не реагируй. Не распыляй эмоции, иначе превратишься в горстку пепла. Наглеца не научишь хорошим манерам", — Лютиэн повторяла это предложение как мантру, чтобы снизить трату собственных нервов и вернуть себе контроль.       Действительно, проще повиноваться, чем перечить. Этот белобрысый нахал прав. Она сама вторглась в его личное пространство, сама задерживает себя, хотя пришла с конкретной целью.       Однако здравого рассудка хватило ненадолго. Ровно до того момента, пока Лютиэн не посмотрела туда, куда указывала его рука и, собственно, на саму руку. На широкую ладонь с длинными изящными пальцами. Да он насмехается!       Сидеть рядом — пытка.       Она не выдержит. Тело стремительно предавало её — покрылось мурашками, дрожало и горело, как в лихорадке. Да и писать как? На коленке? Сомнительный вариант.       Если только...       Проклиная всё и всех, Лютиэн провела языком по потрескавшимся губам и решительно шагнула к светильнику, висящему недалеко от Келегорма. Она старалась не смотреть на него, но не получалось. То и дело взгляд замирал на возбуждённой плоти.       Эру милостивый, хоть бы прикрылся!       Лютиэн в очередной раз сглотнула. Мысли в голове спутались. Её потряхивало. Подойдя к краю бордюра, Лютиэн придирчиво осмотрела его и решилась на очередной безумный поступок — опустилась в платье в воду, разложила на бортике бумагу, обмакнула перо и, повернув голову, деловито сообщила: — Я готова писать.       Келегорм был удивлён действиями принцессы, но никак этого не показал. Мимолётно скользнул взглядом по её спине, обтянутой тканью, по залитым румянцем щекам. И медленно выдохнул через нос, чувствуя, как низ живота ошпаривает тепло. Её близость, которую он раньше успешно игнорировал, теперь била по нервам.       Нет, идея писать сейчас — провальная. Надо было позволить ей уйти. Или...       "Тебе же нравится капать на чужие нервы. Просто посмотри, как далеко вы сможете зайти..." — услужливо зашептало подсознание, не позволяя зациклиться на благородных мыслях.       Келегорм замер, задумался.       "Она всего лишь дочь короля-слабака и, надо полагать, скорее всего, в немилости у папаши из-за побега", — продолжал уговаривать внутренний голос, ломая в мелкое крошево колебания.       Келегорм шумно выдохнул. Собравшись с мыслями, бросил коротко: — Пиши. Тинголу, королю Дориата, от Келегорма Феанариона, короля Нарготронда.       Лютиэн, уже привыкшая к вязкой тишине в купальне, вздрогнула от резкого голоса и оставила на бумаге жирную кляксу. Напугал. Она стала настолько чувствительной, что этой фразы было достаточно, чтобы ударить по нервным окончаниям. Неудобств добавляла и одежда. Платье потяжелело, держать тело над водой стало сложно. Чтобы сохранить равновесие, Лютиэн, пока ждала, рисовала на чистом листе незамысловатые узоры, сосредотачиваясь на том, как перо скрипит-скребёт по бумаге.       Пока Охотник произносил слова, Лютиэн наблюдала за ним, и это оказалось её главной ошибкой, потому что способность получать информацию в нужном русле исчезла. Перед глазами стояла не желающая исчезать картинка — кожа, покрытая капельками воды и воздушной пеной.       Начав кусать губы до крови, Лютиэн, наконец, вывела буквы, вопросительно подняла глаза, зацепившись взглядом за расслабленные плечи.       Да что ж такое с ней происходит!?       Её так трясёт, что буквы перед глазами превращаются в размытое пятно, одежда давит, воздуха не хватает.       — Ты язык проглотил? — поскорее бы всё закончить. Уйти. Залезть в холодную воду и утопиться.       Келегорм не торопился удовлетворять её любопытство. Он несколько секунд наблюдал за ней, а потом резко наклонился в сторону бумаг, пробежался по написанному взглядом, засмеялся.       — Что-то не так? — Лютиэн растерянно посмотрела на него. Он сейчас находился так близко, что можно было разглядеть его профиль в мельчайших деталях. Смех отдался в каждой клеточке тела, обжёг напряжённый низ живота, заставил сжать ноги. На запах хвойного мыла, исходивший от кожи, она пыталась не реагировать. Хотя тело решало за неё — плавилось от жара.       — Ты смотрела, что написала? — лицо Келегорма стало серьёзным, однако глаза продолжали гореть хитрым огнём, уголок губ пополз вверх.       Лютиэн посмотрела на собственные каракули. Сперва до неё не доходило, в чём дело, но по мере того, как она вчитывалась в выведенные собственной рукой буквы, её захлестнули стыд и ужас. Слова без единой гласной, жирные кляксы, а вверху, над буквами, рисунки, имитирующие мужской половой орган.       Кровь, отхлынувшая от лица, прилила снова. Эру, какой позор! Леди не положено о подобном думать.       Лютиэн не знала, куда ей деваться. Она отвернулась, с момента побега впервые сожалея об отрезанных волосах. Попыталась сосредоточиться на одной точке, но не смогла. Перед глазами повисли злосчастные рисунки.       Вдох. Неглубокий, поверхностный.       Шумный выдох.       Мазок кончиком языка по нижней губе.       Снова вдох, чтобы набрать в грудь побольше воздуха и начать не говорить, а лепетать: — Я могу рассчитывать на вашу сознательность, лорд Келегорм? Вы никому не расскажете о том, что увидели?       Сын Феанора не спешил отвечать. Наблюдал, прищурив глаза. От неё веяло паникой. Интересно, что дориатский цветочек предпримет, если он даст отрицательный ответ? Расплачется или применит чары?       — Уверяю вас, моя госпожа, всё в порядке. Я нем, как рыба, — Охотник ласково улыбнулся. Хищник поймал добычу и выпускать из когтей не собирался. До полной капитуляции осталось чуть-чуть.       Слова принесли облегчение. Оцепенение спало. Лютиэн поспешно стала собирать письменные принадлежности с бортика бассейна, письмо скомкала и рванула к двери, путаясь в подоле платья.       — Мы допишем утром, когда будем в состоянии это сделать, — выпалила она, не оборачиваясь.       — Ты так легко сдаёшься, птичка? — не удержался от колкости Келегорм, наблюдая за развернувшейся картиной.       От брошенной едкой фразы ноги подкосились, Лютиэн повело в сторону, она попятилась назад, наступила на подол собственного платья, её рука дёрнулась, чернила пролились, мгновенно оставив следы на коже и одежде. Не удержавшись на ногах, принцесса полетела в воду.       Мысли в голове стремительно исчезли, возбуждение спало, сменившись ожиданием — ударится о бортик или нет? Не хотелось бы получить травму головы и оказаться на попечении нарготрондских целителей. Конечно, они будут молчать о случившемся, но кому приятно коротать дни в лазарете? Однако того, чего так опасалась Лютиэн, не случилось. Вместо встречи с камнем сильные руки потянули вверх, перехватили поперёк живота.        —Осторожнее надо, — шёпот Келегорма ударил в спину, расползся колючками по позвоночнику. Он прижал к себе и Лютиэн ощутила его возбуждение, упирающееся ей в поясницу. — Твоя смерть в мои планы не входит.       Лютиэн хмыкнула, услышав заботу в голосе. Мысли лениво шевелились, мозг впал в спячку, и влияли на это состояние близость горячего тела, шёпот и рука поперёк живота. Но когда смысл сказанного дошёл, дочь Тингола ехидно отозвалась: — Виновником моего падения стал ты.       Она сперва сказала, потом подумала. Закусила губу, потому что из горла рвался стон. Вспыхнувшее вновь желание ощущалось так остро, что мышцы сковало дискомфортом.       — Отпусти! Немедленно! — потребовала Лютиэн, предпринимая попытку вырваться. Но получилось только дёрнуться. Ноги дрожали.       — Нет.       Самоконтроль, который Келегорм старался сохранить, полетел к барлогам. Его рука поползла вниз, отодвинула ткань платья, подушечками пальцев коснулась лобка, погладила нежную кожу, исчезла между ног.       — Ты этого хочешь, — не вопрос — утвержение, ленивые движения внутри.       — Ты... — Лютиэн, кажется, уже привыкла к тому, как действовал на неё Келегорм, но ласка заставила потеряться в ощущениях, вытолкнула из лёгких весь воздух, но принцессе пока удавалось сдерживать стон, она лишь тихо всхлипывала несмотря на то, что прикосновения отозвались россыпью искр внутри.       — Твоё тело выдаёт тебя, — Охотник задвигал пальцами быстрее, после убрал руку, заставляя Лютиэн разочарованно выдохнуть. Медленно расправился с одеждой, заскользил по бокам ладонями вверх, накрыл ноющие груди. А ей и сказать было нечего, потому что все пути к отступлению закрылись. Их обрезали. Нет, даже обрубили. Безжалостно. Под корень. Тот случай, когда сын Феанора сделал очередной шаг вперёд. И она позволила ему. Приняла поражение. Оказалась в его руках нагая и беспомощная. Притяжение вытеснило любые крохи совести. Слово «неправильно» было забыто. Лютиэн выгнулась навстречу рукам, которые ощущались чем-то раскалённным. Колени подогнулись, ослабели. Келегорм ухмыльнулся, чувствуя её реакцию на прикосновения. Такая покорная, как объезженная лошадь и податливая, словно пластилин. Пьянящая, как выдержанное вино. Он теребил соски, поочерёдно перекатывал их между пальцев, а вторая рука снова оказалась между ног, нашла клитор.       Лютиэн застонала, бесстыдно насаживаясь на руку и почти сразу сжимаясь вокруг пальца. Келегорм вскоре отстранился, усадил её к себе на колени, обнял, провёл ладонями по спине, запустил руки в волосы.       Заткнул рот поцелуем. Жадным. Властным. Требовательным.       Не сдерживаясь. Дорвался до того, чего так ждал.       Лютиэн в ответ притянула к себе, вжалась в тело. Она хотела выплеснуть эмоции, но его возбуждение погасило их. Остались только желание и страсть.       Они не отрывались друг от друга, пока в лёгких не закончился кислород. А когда отстранились, воздух настолько сгустился, пропитался огнём, что окружающий мир померк. Не осталось ничего, кроме потребности стать единым целым. Переплести не только дыхание, стоны, но и тела. Ощутить крепкие объятия, скольжение горчей плоти внутри и пальцы на бёдрах, после которых распустятся цветы синяков. Лютиэн рваными движениями прикасалась к плечам, груди, животу Келегорма. Он зарычал сквозь зубы, когда её пальцы коснулись члена и чуть сжали его.       Тело словно лизали языки пламени. Возбуждение разрослось настолько, что было больно. Обоим. Хотелось почувствовать, как твёрдая плоть заполняет собой, двигается, растягивает изнутри.       —Ке...ле...горм...—Лютиэн жалобно захныкала, царапая плечи, когда Келегорм потёрся о её промежность, толкнулся, но не вошёл. — Пож-жа-луйста...       Мольба в её голосе стала последней каплей. Охотник посмотрел в мутные от страсти глаза, у которых невозможно было определить цвет( Эру, как же то, что она его хотела, заводило!), кончиками пальцев коснулся влажной кожи, провёл невесомо между грудей, затем приподнял эльфийку и опустил на себя. Оказавшись внутри, замер, позволяя привыкнуть, и неторопливо задвигался, заставляя почувствовать каждый свой толчок. Лютиэн выгнулась, протяжно застонала, по позвоночнику пробежала горячая волна наслаждения.       В ней было до одури хорошо. Контроль над собственным телом сорвало напрочь. Он грубо притянул Лютиэн к себе и втянул в очередной голодный поцелуй, ускорился, вынуждая царапать его плечи.       Марево удовольствия сладкой патокой разливалось по венам. Вколачиваясь во всю длину, Келегорм припал губами к соску — царапал, прикусывал — и Лютиэн ощущала как всё внутри натягивается тугой пружиной, которая грозит лопнуть. Для неё не существовало ничего, кроме рук, впившихся в бёдра; губ, присосавшихся к шее, когда она откинула голову назад, закатив глаза, и однообразного, завораживающего скольжения члена внутри. В какой-то момент Лютиэн сжалась вокруг горячей плоти, пульсируя, а следом тело распалось на мелкие кусочки. Стало невесомым, словно его не существовало вовсе. Перед глазами расплывалась темнота, усеянная звёздами. Вены наполнились лёгкостью и слабостью.       Не было сил шевелиться.       Лютиэн чувствовала себя настолько выжатой, что хотелось одного — уронить голову на мягкую подушку и заснуть.       Над тем, что сегодня её просто сломали, без особого труда подчинив себе, она подумает завтра, на свежую голову, как и над остальными проблемами.