Несовместимые

— Что с тобой? И не говори «всё нормально»! Я только хочу понять, как помочь. — Ты ничего не сможешь при всём желании. — Это ещё почему? А-Юань? Глава клана Вэнь? Тот покачал головой и зажмурился. Плохо. Очень плохо. Он сорвался, ему страшно — такое чувство, что сейчас расплачется либо… Голоса. Тихие страшные оковы памяти. Сычжуя начало тошнить, живот свело до боли из-за ужаса. Он хотел закричать, когда к его лицу прикоснулось что-то сухое — Цзинъи вытирал его лицо белым отрезом ткани, беспокойно смотря в глаза. «Дурак. Он не понимает ничего, а я не имею права говорить». Задушенные признания вяли в горле, как цветы без Солнца и влаги. Сычжуй сглатывал, пытаясь дышать. Его трясло, и он не мог остановиться. Он не мог просто сказать, что видел их вместе на Совете кланов. Но если попытаться сделать это косвенно?.. — Я помню абсолютно всё. Я не смогу забыть, если что-то видел хотя бы однажды. — О чём ты?.. Он задохнулся и отвёл взгляд. Стоило осознать, что он сболтнул лишнего, но внутри накопилось так много гнили, что слова полились сами. — «Тёмный путь разрушает тело и душу». Я жил на Призрачных холмах несколько месяцев, пока учитель Вэй укрывал нас, естественно, это не могло хорошо на меня повлиять. Ханьгуан-цзюню пришлось долго выхаживать меня, чтобы я начал развивать золотое ядро, но… — Но? Сычжуй облизнул засохшие губы. — Кроме всего, у меня были проблемы с памятью. Учитель Вэй знаком с этим, но… Ему не помочь, у него повреждена сама душа из-за следования демоническому пути — и даже в этом есть вина нашего клана, потому что ему пришлось нас защищать такой ценой. Я помню каждый день, каждое лицо, то, как люди строили дома, готовили еду, как мы ходили на рынок, как поменялась гора после осады. Я помню запахи. Пресную пищу, которую мы ели. Знаки на недоработанных талисманах и флагах. Я помню, что учитель Вэй очень редко ел и спал. Ханьгуан-цзюню было очень плохо, но он играл мне каждый день, потому что мог не успеть, а затем шёл искать душу учителя Вэя. Он пытался удержать в руках два горячих предмета: нашу семью и свою надежду. Я ненавижу это: если бы не война, если бы не наша беспомощность, ничего бы не случилось. — Вэнь Юань! — Цзинъи потряс его за плечи, но Сычжуй, зло нахмурившись, ударил его по рукам. — «Вспоминать и тосковать». Иронично, что он назвал меня именно так. Он злится. Он на самом деле ненавидит нас всех: за то, что мы обрекли учителя Вэя на смерть, буквально использовали его, как щит, и никак не могли спасти. Я ждал, но не верил. Я не знал, какими силами можно вернуться оттуда. Вспоминай и пребывай в вечной тоске. Я никогда не смогу это отпустить, в отличие от Ханьгуан-цзюня. Я не имею на это права! «Да, именно эти слова я должен повторять!» — Ты не можешь так рассуждать, — возразил Цзинъи. Он с опаской смотрел на Сычжуя, его лицо было хмурым, — точнее, тебе не нужно думать об этом так. В конце концов ты был ребёнком, когда это всё происходило. Ты же знаешь, что дети никогда не бывают виноваты в том, что творят взрослые? Ханьгуан-цзюнь тоже всё прекрасно понимает, он ни секунды не винил тебя, я уверен! — И зачем ты это говоришь? «Зачем он вообще слушает меня, если не уловил самое главное?» — «В Облачных Глубинах запрещено лгать»! Какая польза от твоей лжи? Она лишь мутит мысли и делает из тебя неуверенного дурака! — Да что ты понимаешь? Его губы стянуло заклинанием. — Умолкни! Не хватало наказание словить, — Цзинъи быстро оглянулся. — А я озвучу очевидное. Ханьгуан-цзюнь сам выбрал заботиться о вас, и он сделал бы это, даже если бы учитель Вэй никогда его не попросил. Более того, он знал, что после смерти Цзынь Цзысюаня вас не тронут. Теоретически он мог просто сидеть и искать душу учителя Вэя, принять обет молчания, отправиться в странствие в дикие земли или навсегда остаться затворником — что было бы более логично, учитывая репутацию Ланей! — он перевёл дух, встретив злой взгляд Вэнь Юаня усмешкой. — Не надо злиться, дорогой друг, этим ты меня не впечатлишь, — он устало потёр виски, — «Вспоминать и тосковать». Ты действительно думал, что это имя дано тебе в наказание? Если Ханьгуан-цзюнь кого-то и хотел наказать по-настоящему, то только себя. Если он и ненавидел кого-либо когда-либо, то это были лишь те, кто вредил вместо того, чтобы спасать. И нет, кучка людей, подверженных опале, в их число точно не входит. Вы еле выживали, ты это знаешь. Учитель Вэй сам выбрал помочь вам, хотя мог оставаться в комфорте, продолжая быть героем. Ты никогда не должен винить себя за чужие решения! — он снова схватил руки Сычжуя. — Хоть ты тридцать раз глава клана. Это не имеет смысла. И пусть хоть кто-то посмеет обвинять тебя или твою семью! — Почему ты отговариваешь меня? — Потому что ты не какой-то безмозглый ученик и должен понимать элементарные вещи! — Цзинъи даже всплеснул руками, начав злиться, — ума не приложу, откуда в тебе столько неуверенности? Сычжуй отвёл взгляд. — Смешно. Я «глава», хотя после войны клан Вэнь практически перестал существовать, но богатства и территории никуда не делись. Естественно, победители забрали всё себе, однако они даже не провели ни с кем переговоров, не заключили мир. Остатки семьи не рассматривались в качестве наследников или кого-то ещё, им просто выделили крошечную дальнюю территорию и забыли. Об этом никогда не говорят и не вспоминают, но чувство унижения до сих пор преследует нас. Я не могу смириться ни с этим, ни с тем, что даже ради подобного исхода пришлось стольким пожертвовать. — Ты бы хотел отомстить им? Сычжуй замер. — Нет, — ответил он, настороженно посмотрев на Цзинъи, который поднял руки в примирительном жесте. — Прости, я даже не думал, о чём говорил, — он неловко рассмеялся, — я не хотел тебя задеть, правда, — он вдруг низко поклонился и, пока Юань не успел отреагировать, разогнулся и протянул ему руку, — выкинь мои последние слова из головы и держи нос выше! — он вдруг натянуто улыбнулся, отвёл глаза. Сычжуй понял причину его нервозности и плохого настроения только после следующих фраз, — меня вообще-то попросили найти тебя, чтобы сопроводить в зал для собраний. Сейчас там будет решаться ваше с Вэнь Цин будущее.