Думаю, я здесь приживусь

      Дин видит, как меняется поведение его брата, когда переключается контроль. Сэм стесняется своего роста и неосознанно сутулится, опускает голову, а Иезекиэль уверенно расправляет плечи и поднимает подбородок, как только оказывается в теле Сэма. Контраст ощущается настолько сильно, что в первые секунды Дин немного теряется, ему хочется поспешно отказаться от всей затеи, однако решение уже принято.              Всего за несколько дней старший Винчестер достигает высшего пилотажа в определении того, кто управляет телом, а в какие моменты ангел частично перехватывает контроль, даже когда Сэм находится в сознании. Временами Иезекиэля выдаёт мимика, и Дин видит на лице младшего брата нехарактерные для него выражения. Порой рука Сэма, мгновением ранее сжимающая рукоять ножа, вдруг сильнее обычного стискивает предплечье Дина, а не бережно, как это делает Сэм, и тот вынужденно замечает эту незначительную деталь. Но когда старший Винчестер поднимает взгляд на лицо брата, Сэм непонимающе смотрит в ответ, не зная, как трактовать эмоции удивления на его лице.              Гадриэль отдаёт распоряжения телу, минуя высшие отделы центральной нервной системы, благодаря чему это остаётся незамеченным для охотника. Сэму со временем начинает казаться, что у него случаются нервные тики, однако он списывает это на стресс и переутомление, а ангел в его теле тем временем продолжает свои исследования.              Дин долго не решается прикоснуться к Сэму с тех пор, как в теле последнего обитает ангел, и младший Винчестер быстро это замечает. Гадриэль всеми фибрами своей не-души ощущает терзания Винчестера по поводу этой перемены, и когда Дин в очередной раз зовёт ангела, тот решается на разговор об этом.              Дин отводит взгляд. «Смущён», — догадывается серафим.              — Мне трудно пока принять всё это, — объясняет Винчестер, и поднимает взгляд на брата. Тот сидит рядом, пристально глядя на него, с расправленными плечами, поджав губы, с лёгким прищуром, и Дин отчётливо осознаёт, что перед ним сейчас не Сэм. Он выглядит так же, но ведёт себя совсем иначе. Смотрит иначе.              — Он догадается, если ты продолжишь избегать.              — Я знаю.              Гадриэль молчит, а Дин опускает взгляд, решается. Пытается настроиться.              — Я не буду вмешиваться, — говорит ангел, и эта фраза звучит невероятно очевидно. Дину хочется съязвить в ответ, но он не решается. Чувство благодарности пересиливает сарказм.              — Сколько тебе ещё нужно времени? — спрашивает Дин, разглядывая пол.              — Мы оба ослаблены, — рассуждает Гадриэль вслух, — Возможно, на это уйдёт больше времени.              «Больше, чем хотелось бы», — мысленно дополняет Винчестер и выдыхает. Он поднимает взгляд и долго пристально смотрит в безразличные к нему зелёные глаза. Привычный ласковый взгляд младшего Винчестера источает тоску, и Дину на мгновение даже хочется узнать, почему Иезекиэль всегда кажется печальным. Но в его душу охотник не лезет, и благодарен за то, что это взаимно.              — Сэм, — почти шёпотом обращается старший Винчестер, и взгляд его брата вдруг смягчается. Зелёные глаза больше не источают всепоглощающую тоску, а смотрят на него с нежностью.              — Иди сюда, — Дин прижимается ко лбу брата, глядя тому в глаза, а на губах Сэма появляется улыбка. Винчестер оказывается заточён в объятиях младшего брата, но не может окончательно расслабиться.              — Что-то не так? — голос звучит взволнованно, а Дин не может себе позволить заставлять брата продолжать беспокоиться.              Ему непросто переступить собственные принципы и привычно поцеловать Сэма. Он тянется к губам брата неуверенно, как когда-то впервые, боясь неожиданной реакции, но Сэм тут же перехватывает инициативу и целует чувственно и уверенно.              «Это Сэмми. Это мой Сэмми», — думает Дин, успокаивая себя звучащей на повторе мыслью. И с этой установкой ему проще прижать брата к себе, положить руки на его шею, поглаживая затылок кончиками пальцев, и поцеловать глубже.              Дин понимает, что Иезекиэль не солгал, ведь он совсем не вмешивается, когда руки братьев уже нетерпеливо скользят по телам друг друга, а губы смыкаются плотнее, влажные и покрасневшие от страстных поцелуев.              Дин даже забывает обо всей истории со скрижалями и падением ангелов, когда ощущает под ладонями горячую кожу брата, забирается руками под рубашку и ведёт пальцами вверх по спине. Пока Дин не смотрит, осязать становится гораздо проще: зрение заменяют кончики пальцев, скользящие вниз, а затем вверх по лопаткам, пока короткие ногти осторожно царапают кожу.              Дыхание сбивается, когда Сэм садится на бёдра старшего брата и прижимается всем телом, целует глубже и медленнее, гладит по коротким русым волосам. Дин боится открыть глаза, он продолжает действовать неуверенно, терзаемый сомнениями. Ему кажется, что, когда правда откроется (а он уже не сомневается в том, что это произойдёт), и так непростые отношения с братом, которые только обрели некоторую стабильность, вновь пойдут по наклонной.              — Пойдём в комнату, Дин, — шепчет Сэм, прекращая целовать, и его горячее сбившееся дыхание обжигает губы.              — Сейчас... — открывать глаза не хочется. Дин поднимает взгляд на затуманенные глаза Сэма, медлит, и видит, как тот разочарованно сводит брови к переносице, смотрит тоскливо и опускает взгляд, и сердце старшего пропускает удар и сокращается вновь, ещё и ещё, бьёт тревожным набатом. — День был трудным. Наверное, лучше пойти спать.              Сэм чувствует себя уязвлённым. Он пытается увидеть в глазах брата ответ, разгадать, что именно его тревожит, но натыкается лишь на ласковую полуулыбку и взгляд, смотрящий сквозь него. Младший говорит что-то о том, что понимает, и снова уходит спать один.              Со временем Дин всё же сдаётся. Он слишком сильно истосковался по теплу Сэма, по его ласкам и поцелуям. Переступив незримый барьер, охотник первым целует младшего брата, когда они подходят к Импале. Охота на сегодня окончена.              — Давай хоть домой доедем, — просит Сэм, но не отталкивает брата. Ему становится спокойнее от того, что Дин ведёт себя как прежде и вновь проявляет к нему былой интерес.              — Нет, — тот рычит, кусает младшего брата за загривок, прижимает его к задней двери машины. Сэм всё понимает и, бегло глянув на дорогу, погружающуюся во тьму, открывает дверь и забирается на задние сидения.              Старший Винчестер особенно нетерпелив в этот раз. Он нависает сверху, кусается, оставляет яркие следы на коже брата. Он стягивает с Сэма куртку, принимается расстёгивать рубашку и нетерпеливо снимает её, сорвав верхнюю пуговицу резким движением. Если делать всё быстро, мозг не успеет воспрепятствовать (по крайней мере, в это верит Дин).              Кровь младшего закипает от желания из-за этой резкой перемены. Дин долго был с ним холоден, потому происходящее воспринимается Сэмом как допинг, стимулирующий его мозг зарядом эндорфинов. И Гадриэль сполна ощущает этот гормональный всплеск.              — Ты ведь говорил, что мы не будем делать этого в машине, — смеётся Сэм, но тут же замолкает, когда рука Дина сжимает его эрегированный член сквозь деним.              — Забудь, — фыркает в ответ старший, и расстёгивает собственный ремень.              Изголодавшиеся по телам друг друга, братья ведут себя нетерпеливо: в спешке не удаётся снять одежду, губы мажут, промахиваясь, и они постоянно сталкиваются зубами во время поцелуя.              Дин обхватывает оба члена ладонью, и ложится на брата сверху, покусывает его плечо. Он понимает, что после длительного воздержания, наконец получая желаемое, долго не продержится, но, судя по тому, как жадно толкается Сэм в его ладонь, как сжимает в объятиях и тихо скулит, он находится в том же положении.              Гадриэль ощущает себя пленником в каркасе грудной клетки Винчестера. Он тонет в вязком потоке чужих эмоций и пытается всё глубже проникнуть в сознание Сэма, уйти в дальние углы, чтобы не чувствовать, как плавится кожа от жара прикосновений, и как в горле образуется горячий ком, не позволяющий сделать вдох. Где-то на периферии ангел ощущает, как адреналин контрастно уведомляет о грозящей опасности. Действительно ли охота закончена?              Но Дин ускоряется, не слышит приближение врага, сильнее сжимает ладонь. Он уже не в силах целовать, а потому лишь прижимается губами к щеке Сэма, опаляя его кожу дыханием.              Младший лишь бесстыдно стонет, из последних сил отчаянно толкается бёдрами, и от переизбытка эмоций не сразу чувствует, как по щеке скатывается слеза. Дин ощущает её губами и немного замедляется, слизывает солёную дорожку.              — Не останавливайся, — голос Сэма звучит умоляюще, он на грани. Внутри что-то переворачивается, закипает, и он не может понять, откуда взялся этот пульсирующий ком из эмоций. Сэм срывается на долгий хриплый стон, и ангел в этот момент, когда Винчестер оказывается в плену удовольствия, перехватывает контроль, приподнимаясь на локтях и оборачиваясь в поиске таящегося во тьме врага. Ангельское чутьё не может подвести.              — Блять, нет, — Дин шипит, отворачивается, когда видит, как прикрытые от удовольствия глаза светятся синим. Ему хочется остановить свой оргазм, отодвинуться, словно это изменит происходящее и заставит его почувствовать себя лучше. Стена в сознании, позволяющая абстрагироваться от того факта, что они с Сэмом здесь не одни, рушится под синим сиянием глаз, но Дин реагирует быстро: ловит взгляд и, подрагивающей рукой достав из куртки заряженный серебряными пулями пистолет, стреляет в приоткрытую дверь практически не глядя, и слышит, как нечисть за спиной его брата падает.              Сэм вздрагивает, услышав выстрел, и не сразу понимает, что произошло.              — Всё в порядке, Сэмми, — Дин успокаивающе целует младшего в лоб и пытается угомонить взбесившийся метроном вместо собственного сердца. Прижимает брата к своей груди, гладит по волосам, смотрит во тьму за окном и не может до конца осознать, насколько виноват во всей сложившейся ситуации. Произошедшее кажется сюрреалистичным кошмаром, воплотившимся в жизнь, ведь именно этого отчаянно опасался Дин, избегая привычного контакта с братом. Ему кажется, что он больше не сможет прикоснуться к Сэму, опасаясь вновь увидеть в нём кого-то другого. От этой мысли накатывает тошнота, а по спине неприятно бегут мурашки.              На несколько дней Гадриэль замолкает, совсем не подавая признаков своего присутствия. Сэм не упоминает о произошедшем, а Дин пьёт больше обычного.              Переступив грань, Дин больше не испытывает трудностей с тем, чтобы проявлять чувства к Сэму в неочевидном присутствии ангела. Вина тонет в очередной порции алкоголя, и старший Винчестер, дабы случайно не признаться в том, что сотворил ради спасения брата, занимает свои губы поцелуями. Сэм отвлекается от чтения и морщится, ощущая запах крепкого алкоголя и то, как Дин, остановившись за креслом, припадает губами к его шее.              — Надеюсь, у тебя был повод столько выпить, — не поворачиваясь, комментирует Сэм, но не отталкивает, подставляет шею под поцелуи и сам льнёт ближе. Ему кажется, что некоторые ощущения проходят мимо него, не проявляюсь в полной мере, и вместе с кратковременными провалами в памяти это создаёт ощущение того, что Сэм сходит с ума. Он уже даже не удивится, если посреди происходящего вдруг появится галлюцинация в виде Люцифера.              — Ещё один день без Апокалипсиса, — отвечает Дин, и прикусывает кожу на шее, — Для нас это праздник.              Сэм смеётся. Он недоволен, но не настолько сильно, чтобы возражать. В конце концов, пока брат целует его, желание возмущаться на какое-то время полностью исчезает. От размеренных, медленных поцелуев, ладоней, плавно поглаживающих по груди, Сэма почему-то даже начинает клонить в сон. Он прикрывает глаза и почти проваливается в какое-то бессознательное состояние, немного теряя связь с реальностью.              Окружённый чужим телом, ангел движется к свету извне. Он по-прежнему ощущает себя скованным, но чувствует эфемерную свободу, когда неосознанно тянется к теплу сплетённых пальцев братьев, делает глубокий вдох с помощью чужих лёгких и тонет в эндорфиновой зависимости, растворяется в неге.              — Не хочешь ни о чём поговорить? — между делом спрашивает Сэм, и чувствует, как старший брат немного напрягается, приостанавливая ласки.              — О чём, Сэмми?              — Что-то не так, — он пожимает плечами, — Я уже говорил о провалах в памяти. А теперь они...              Младший Винчестер делает паузу.              — Не только в памяти, кажется... — Сэм оборачивается к брату через плечо, намереваясь посмотреть в глаза, и тот обходит кресло, опускаясь перед братом на колени, дабы не прекращать прикосновения, но иметь также зрительный контакт.              — В чём же ещё?              — В ощущениях.              Кончики пальцев старшего Винчестера вмиг холодеют от услышанного. Мысль о том, что его прикосновения достаются не только брату, напрягает Дина, но, не подавая виду, он пожимает плечами и тянется к губам Сэма, накрывает их своими.              — Ты не слушаешь, — тоскливо выдыхает тот, не отвечая на поцелуи.              — Я думаю, что это из-за...              — Испытаний. Я знаю, Дин, ты говоришь об этом каждый раз, — Сэм звучит действительно тоскливо, и от этого охотник начинает лишь сильнее тревожиться, — Что-то не так. Со мной что-то происходит.              — Сэм, понимаешь...              Гадриэль вторгается в сознание младшего Винчестера прежде, чем тот снова приходит к умозаключению. Догадки блокируются, переходя в бессознательное, и Сэм вновь упускает ускользающую от него правду, погружаясь в кратковременный сон.              — Дин, — пальцы младшего останавливают тянущиеся к его лицу губы, и охотник вздрагивает, открывая глаза, — Не говори ему. Мы уже обсуждали это.              — А ещё мы обсуждали то, что ты не будешь вмешиваться, — стиснув зубы, шепчет Дин почти злобно.              Серафим сводит брови к переносице, непонимающе глядя на человека перед ним.              — Я не... — Гадриэль замолкает, поймав гневный взгляд Дина, — Вы были в опасности. Я был обязан предупредить.              — Несколько секунд ничего бы не решили, — избыток алкоголя в крови не позволяет охотнику держать язык за зубами. Не поднимаясь с колен и глядя в прищуренные глаза брата снизу вверх, он фыркает, — Я всё же предпочитаю кончать с мыслью о том, что передо мной Сэм, а не сверхъестественная сущность, о существовании которой я и не догадывался пятью годами ранее.              Лицо Сэма выражает полное недоумение, и он поднимается с кресла, ступая к столу, где старший Винчестер оставил бутылку виски и опустевший стакан.              — Я не договорил, — недовольно шипит вслед охотник.              — У людей принято рассказывать другим о том, что они предпочитают видеть перед собой, когда испытывают оргазм? — серафим вскидывает бровь и ведёт рукой в воздухе, материализуя на столе ещё одну бутылку с алкогольным напитком и ёмкость с кубиками льда.              — Не совсем, но... — Дин поднимается с пола и подходит к столу, остановившись с другой его стороны и опираясь ладонями о деревянную поверхность, — Делить тело с ангелами у людей тоже не принято.              Кубики льда стучат по стеклу широкого стакана с толстым днищем, и Винчестер непроизвольно начинает наблюдать за тем, как ловко в руках ангела проворачивается горлышко бутылки, после чего тонкая струя ликёра скользит между тающим льдом, доверху заполняющим ёмкость.              — Никогда бы не подумал, что ты разбираешься в алкоголе, — комментирует Дин, решаясь всё же сменить тему разговора, отойдя от обсуждения его оргазмов.              — Не совсем, — Гадриэль пожимает плечами, доливая в стакан двойную порцию виски, ловкими быстрыми движениями смешивая алкоголь коктейльной ложкой, — Мой прежний сосуд — бармен. Некоторые навыки сохраняются даже после смены тела. В обратную сторону это тоже работает.              Хмыкнув, Винчестер принимает из рук серафима стакан, делая первый глоток коктейля. В его крови уже вдоволь алкоголя, но отказать он не может.              — У Сэма ты тоже планируешь перенять что-то? — Дин отводит взгляд и его выражение лица немного смягчается, — Или можешь научить его чему-то полезному?              — Мне это не подконтрольно.              — Значит, как повезёт?              — Как повезёт, — кивает Гадриэль.              Когда спустя время братья оказываются в баре с Кастиэлем, Дин смотрит на список коктейлей с ухмылкой.              — Сэмми, ты бы смог приготовить коктейль “Крёстный отец”?              Младший Винчестер недоумевает, но улыбается, замечая, как искренне доволен его брат таким обстоятельствам.              — Я разве похож на бармена?              Охотник ухмыляется, пожимая плечами в ответ.              — Кто знает.              Упуская из вида давление Иезекиэля по поводу опасности общения с Кастиэлем, Дин чувствует себя на удивление комфортно в такой компании: Сэм в этот раз более молчалив, хоть и поглядывает на ангела гораздо чаще, то ли с опаской, то ли с завуалированным интересом.              — Ну? И как ты поступишь теперь? — Дин едва заметно дёргается, когда слышит абсолютно трезвый голос брата. Он бегло поглядывает на Кастиэля, и Гадриэль ловит этот взгляд, тоже на мгновение взглянув на небесного собрата.              — Ты про Каса? — непонимающе спрашивает Дин.              Серафим вздыхает, заметно напрягаясь.              — Он же маяк, Дин, ангелы к нему отовсюду слетаются.              — Так, — прерывает его охотник, — Знаешь, что, Зик? Кончай темнить. Чего ты так боишься?              Дин наблюдает за тем, как лицо его брата напрягается, и тот сводит брови к переносице, поднимая отчего-то печальный взгляд на охотника.              — Я уже говорил. Откликнувшись на твою молитву о помощи Сэму, я выбрал одну из сторон, а значит, у некоторых ангелов не в почёте, — объясняет Гадриэль, оправдываясь перед самим собой тем, что лишь слегка преуменьшает реальные масштабы сложившейся ситуации.              — А Кас, между прочим, не в почёте у всех ангелов.              Едва заметно Гадриэль кивает, бросая ещё один короткий взгляд на спину обсуждаемого ангела, нетвёрдо стоящего рядом с барной стойкой. Он неосознанно отмечает, что на самом деле у них куда больше общего, чем могло показаться изначально.              –…а ты почему такой особенный? — Гадриэль упускает часть фразы, сказанной охотником, и сжимает челюсти, чтобы не сказать что-либо, что рискует испортить их взаимоотношения. Чтобы не выдать себя слишком откровенной мыслью.              Диалог прерывает Кас, вернувшийся с тремя порциями пива, и Гадриэль поспешно уходит, притворившись Сэмом и желая избежать продолжения разговора.              Тело Сэма постепенно восстанавливается, пока ангел внутри него продолжает открывать для себя неизвестные ему ранее ощущения. Его вессель начинает казаться серафиму бомбой с часовым механизмом, которая вскоре непременно взорвётся от избытка того, что и делает людей людьми, — эмоций и чувств.              Чувство вины, всю жизнь растущее в груди Сэма, находит отклик в сознании Гадриэля, и тот пытается найти в душе Винчестера её источник. Всё глубже погружаясь в эмоции охотника, обвивая его душу благодатью, бывший страж Эдема открывает в недрах своей не-души стремительно возрастающее чувство, похожее на влюблённость, и направленное на что-то неконкретное, исходящее извне.              «Думаю, я здесь приживусь», — говорит он сам себе.              Он тонет в бытовых ощущениях, вроде горячих капель воды, струящихся по коже в тесной душевой кабине, и проникается любовью братьев к кофеиносодержащим напиткам. Земное начинает казаться ему чем-то удивительным, что заставляет задуматься: была ли его эдемская ошибка действительно ошибкой?              Познавая мир, скрытый под божьим запретом, и открывая для себя то, что считается греховным, Гадриэль начинает оправдывать свою слабость в Эдеме. Он видит, как этому чувству поддаются люди: ощущает жар губ Дина, касающегося тела своего младшего брата. Чувствует, как в кончиках пальцев твердеет сталь от желания ощутить это снова, через тело охотника и вне него. Проникает в сон младшего Винчестера, позволяя тому опять увидеть наиболее эмоциональные сцены, просыпаясь к утру от дрожи и нахлынувших чувств.              Работая на Метатрона, серафим уже ощущает, как близок его провал. Выполняя приказы Гласа Божьего, Гадриэль словно ходит по тонкому льду, и буквально слышит, как с грохотом рушится выстроенное доверие. Однако теперь искалеченное тысячелетней изоляцией сознание обретает понимание единственной миссии: защищать тех, кто не может, а порой не хочет защищать себя.              Метатрон обещает, что в его книге бывший страж Эдема искупит вину и вернёт свою репутацию.       И Гадриэлю правда хочется в это верить.