Окаменелое сердце

      Я прыгаю в холодную воду и почти жалею об этом. Но здесь все так спокойно — ни плача ребенка, ни споров, ни лая, ни драк… только звук воды, плещущейся вокруг моего обнаженного тела.              Я нашла это озеро на прошлой неделе, но не могла окунуться до сегодняшнего вечера. В конце концов мне удалось ускользнуть, не позвав никого с собой — не случилось никаких трагедий, и никто не нуждался в моей помощи.              Мы находимся на необитаемом острове, но иногда мне требуется несколько дней, чтобы найти время и возможность побыть в одиночестве.              Я не лгала Рэю Маллену о прогулках — я люблю ходить, всегда любила. В последнее время я стараюсь гулять одна, но в большинстве случаев Сун или Сойер пытаются пойти со мной, даже Чарли и Клэр бывает хотят присоединиться.              Иногда мне просто нужно побыть одной, подумать о себе, о том, где мы находимся, что с нами происходит. А порой мне просто нравится сидеть и думать о вещах, о которых я не должна думать — например, о глобальной катастрофе, связанной с поцелуями.              Мои руки выныривают из воды, чтобы коснуться губ, но эта влага совсем непохожа на ту, которую я почувствовала, когда его влажные губы коснулись моих. Как бы я не пыталась, я не смогу воссоздать полноту его губ, или то, как уверенно силой он притягивал меня к своему твердому телу, или то, как его рука удерживала меня на месте, когда моя майка задралась, и его кожа коснулась моей таким восхитительным образом.              Нет, я не должна думать об этом, не сейчас, когда нам угрожает монстр, и каждый день может стать для нас последним. Не сейчас, когда на этом острове обитают вездесущие существа, которые могут в любой момент напасть и убить нас или заразить какой-нибудь таинственной чумой, о которой никто толком ничего не знает.              В первые дни моего пребывания здесь, после поцелуя с Сойером, я часто задавалась вопросом, что у нас могло бы быть с ним — тогда он был загадкой, тем, к кому меня таинственно тянуло; теперь я стала лучше понимать, что чувствую к нему.              Сойер напоминает мне о моем прошлом… он напоминает мне о беге, о мошенничестве, о темных ночах в промозглых мотелях. Он напоминает мне о безликих людях, которых я использовала, о проступках, которые я вынуждена была совершать, чтобы остаться в живых и сохранить свободу. Я понимаю Сойера, я полностью его понимаю.              Теперь Джек… он моя настоящая загадка. Его разукрашенное тело говорит о прошлом, тщательно погребенном под всеми этими героическими слоями. Я хочу раздеть его, расспросить о каждом шраме и отметине на его теле, я хочу попытаться понять, кто же он на самом деле.              Иногда он напоминает мне Тома… наверное, именно это и привлекло меня в нем поначалу: доктор, красавчик, типичный соседский мальчик. Милый, вежливый, образованный человек из хорошей семьи.              Я бы поставила столько манго, сколько можно было бы, на то что он был отличником в средней школе; скорее всего не занимался спортом… хотя, возможно, и занимался. Баскетбол, я определенно вижу его в баскетбольной команде.              Я хочу задать ему так много вопросов, но боюсь, что он будет задавать их в ответ… не знаю, готова ли я. Если что-то пойдет не так, если он узнает правду, здесь, на острове, мне некуда бежать.              Я пытаюсь отогнать эту мысль, плавая по темным водам озера. Полная луна освещает все озеро, и я просто хочу остаться здесь на несколько часов. Я не могу вспомнить, какой сегодня день, и это, кажется, происходит все чаще и чаще, как будто время здесь не имеет значения…              — Знаешь, тебе, наверное, не стоит гулять одной после захода солнца.              Его голос испугал меня, я оборачиваюсь и вижу Джека, держащего свой рюкзак.              — Как давно ты здесь? — спрашиваю я в ответ с легкой улыбкой на лице, которую, надеюсь, он не видит.              — Недолго. Возвращался к пляжу из бункера.              Это озеро находится по крайней мере в миле от тропы, ведущей к пляжу, так что я знаю, что он лжет, но я не хочу начинать еще один спор. Ощущение, будто каждая наша встреча в последнее время заканчивается на плохой ноте.       — Там что-нибудь важное происходит? — это моя попытка завязать светскую беседу. Джек качает головой.       — Не совсем так. Вводим цифры, ждем 108 минут, вводим цифры, ждем 108 минут, пытаемся найти новые части «кроссворда». — он переводит взгляд на груду одежды в нескольких футах от себя, и ему, кажется, требуется минута, чтобы понять, что это моя одежда. Внезапно мне становится очень неловко, и я скрещиваю руки на груди, хотя понимаю, что в данный момент он видит только мои обнаженные плечи.              Я могу поклясться, что слышу, как он судорожно сглатывает, но это быстро проходит, и он снова становится Джеком - доктором на полный рабочий день и героем на полставки.              — Тебе действительно не стоит находиться здесь одной, Кейт.              Я хочу закатить глаза, но что-то в его лице говорит мне, он не оценит этого, поэтому я воздерживаюсь.       — Я ведь сейчас не одна, правда? — я стараюсь говорить игриво, чтобы он не подумал, что я хочу, чтобы он ушел. Потому что я действительно не хочу, даже когда в моем животе бабочки, и я едва могу дышать, потому что — Бог мой, я скучаю по нему. Я скучаю по тем отношениях, которые между нами были, когда мы только попали в эту адскую дыру.       — Что ж, я возвращаюсь на пляж, — говорит он, собираясь уходить. Боже, он сводит меня с ума. Он только что переживал из-за того, что я была здесь одна, а теперь уходит, не оглядываясь.       — Что с нами не так, Джек? — мой голос звучит довольно резко, ибо я больше не могу его контролировать. Я устала от этого, устала от бесконечного танца с ним — два шага вперед, один шаг назад. Черт, в последнее время это был один шаг вперед, два шага назад. Если мы застрянем здесь на целую вечность, это не должно продолжаться. Я смотрю на него, но он просто стоит, не глядя на меня, словно пытается решить, что делать дальше.              Я едва могу дышать, и моё тело начинает дрейфовать к берегу, как будто меня тянет к нему. Я вылезаю из воды и тянусь за одеждой, но не успеваю ее надеть, как он оборачивается. Единственное, что мешает ему видеть моё тело, — это одежда, которую я прижимаю к груди. Ничего страшного, он же врач, — пытаюсь я себе напомнить. Он приучен не обращать внимания на наготу, даже если несколько дней назад он выглядел немного взволнованным, наблюдая, как я выхожу из душа.       — Что с нами не так? Что случилось? — повторяю я, надеясь, что на этот раз получу ответ, и надеясь вопреки всему, что он не уйдет снова.              — Я не понимаю о чем ты, Кейт.       Я не хочу играть в эти игры, прикидываться дурачками.       — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, Джек. В последнее время мне кажется, что мы даже не на одном острове. Все изменилось с тех пор, как... — мой голос срывается, когда я понимаю, что это все моя вина… это все из-за того поцелуя.              —…с тех пор, как Сойер вернулся, — он неправильно заканчивает моё предложение, и я не могу ничего сделать, кроме как молча смотреть на него. Наконец я качаю головой.       — Что?! Сойер?              Он кивает и оборачивается, чтобы не встретится со мной взглядом.       — Все изменилось с тех пор, как он вернулся, Кейт.       — Это не имеет никакого отношения к Сойеру, Джек. Это касается исключительно нас — тебя и меня!              Его пронзительный взгляд снова устремлен на меня, смущенный и обвиняющий одновременно.       — Нас? Нет никаких ты и я, Кейт. Есть только ты и есть он… еще был поцелуй, который мы с тобой разделили, прежде чем ты убежала к нему.              — Все было не так, Джек. — мои глаза наполняются слезами, и прежде чем я успеваю остановить их, соленые капли катятся по моему лицу.              — Не пытайся рассказать мне, как все было, Кейт. Не лги мне… думаю, что я сделал многое, чтобы заслужить честность от тебя.              Я замечаю ярость, исходящую от него, и впервые с тех пор, как мы встретились, мне хочется ударить его.       — Я не лгу! Я скучала по Сойеру, ясно? И я, наверное, единственный человек на этом острове, который заботится о нем. Ты хочешь честности? Ты хочешь услышать, как я скажу, что он мне нравится? Да. Мне с ним весело, и иногда я получаю от этого больше удовольствия, чем он сам. Ты должен понять, Джек, я думала, что больше никогда его не увижу. Иногда я думаю, что если бы все было по-другому… я могла бы влюбиться в него, Джек. — я чувствую вкус собственных слез, в носу становится душно, и вдруг приятный ветерок заставляет меня дрожать так сильно, что я боюсь, как бы Джек не услышал, как стучат мои колени и зубы. — Я… — он не дает мне договорить.       — Это не имеет значения, Кейт. Ты уже большая девочка, можешь сама принимать решения. — он поворачивается, чтобы уйти, но я не могу его отпустить. В тот момент, когда я снова притягиваю его к себе, одежда выскальзывает из моих рук, и моя рубашка на пуговицах остается единственным прикрытием. Я хочу сказать ему, что он не понимает, он не может понять, как это тяжело, как больно мне говорить ему все это, но вместо того, чтобы сказать что-нибудь, я просто притягиваю его губы к своим.              Этот поцелуй не похож на поцелуй в джунглях; то был робкий утешительный поцелуй, но сейчас — это сердито, злее, чем когда-либо могло бы быть. Это не похоже на Джека. Он пытается вырваться, и я всхлипываю. Вместо того чтобы отпустить меня, он отстраняется ровно настолько, чтобы позволить моей рубашке соскользнуть на землю, а затем его рот снова накрывает мой.              Этот поцелуй причиняет боль и жажду, и я уже чувствую, как мои губы распухают.              Эта гневная страсть причиняет боль, но все же я чувствую, как теплая скользкая жидкость течет по моим ногам. Его рот движется к моей шее, и я знаю, что завтра у меня будут отметины — отметины, которые я не смогу скрыть, — и я знаю, это то, чего он хочет — это его последняя попытка предъявить на меня права; это отчаянно и иррационально — то, чего я не ожидала никогда от Джека.              Внезапно все обретает смысл: его прошлое, татуировки, все остальное; я понимаю, что впервые вижу его как единую картину — человека, которого любила с того момента, как зашивала его раны на берегу. Забавно, как все возвращается к временам пещерных людей, обратно к инстинктам, ревности и одержимости.              Его руки находят мою грудь, за ними быстро следуют и губы. Его прикосновение все еще грубое, граничащее с животным, и это пугает меня, но мне не нужно считать до пяти, потому что это заводит меня больше, чем я когда-либо думала.              Наше дыхание неровное, мы оба пытаемся впитать достаточно кислорода, чтобы не потерять сознание. Он все еще полностью одет, и я пытаюсь дернуть его за рубашку, но он отталкивает мои руки, опускаясь на колени. Эти сильные руки хирурга раздвигают мои ноги, и я думаю, что умру, когда чувствую, как его щетина трется о внутреннюю поверхность моего бедра.              Он не торопится пробовать меня на вкус, а я стону и кричу так громко, радуясь, что мы по крайней мере в двух милях от лагеря. Один палец мягко входит в меня, позволяя мне привыкнуть к нему, прежде чем он начнет толкать его внутрь и наружу в неземном ритме. «Это» было у меня так давно, что даже один палец причиняет дискомфорт; он, кажется, понимает это, так как не добавляет больше пальцев, сохраняя свой темп, возвращая свой язык к моему клитору и везде, куда может добраться. Как только я собираюсь кончить, он отстраняется, и я всхлипываю, умоляя его не останавливаться, но он отклоняет мою просьбу, встает и снимает рубашку и джинсы.       Думаю, что могла бы кончить, просто посмотрев на него.              Он не расстилает нашу одежду на земле, делая импровизированное одеяло, как во многих моих фантазиях, мешающих спать по ночам. Джек хватает меня за талию, а мои ноги обхватывают его бедра; одним толчком он оказывается внутри меня. Я не была готова, на секунду это причиняет боль, потому что один палец не может сравниться с этим.       Джек, кажется, ждет меня, я обхватываю руками его шею, и начинаю двигаться вверх и вниз по его члену, чувствуя, что край оргазма снова приближается слишком быстро. Я готова кончить, вдруг моя спина прижимается к каменной стене, шероховатые края впиваются мне в спину, но это только сильнее меня возбуждает. Его толчки продолжаются и волны наслаждения все накрывают меня, позволяя только слышать «Моя, моя, моя», доносящееся из его губ. Он дарит мне еще один восхитительный поцелуй, от которого перехватывает дыхание, а потом снова набрасывается на мою шею. Я впиваюсь ногтями в его спину, чувствуя кожу под пластинками моих грубых ногтей.              Я чувствую, он близок к тому, чтобы кончить; моя рука тянется к его волосам, и я с силой тяну их, заставляя его отодвинуться ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза. Я хочу рассказать ему о своих чувствах, я хочу сказать ему правду о себе, я хочу полностью отдаться ему — но я боюсь. Что-то похожее на понимание мелькает в его глазах, и он кончает; его глаза застыли в моих, и его последний толчок снова отправляет меня через край:       — Джек! — я кричу так громко, что боюсь, как бы другие не нашли нас прямо здесь, прямо сейчас, только по звуку наших стонов. Голова Джека падает мне на плечо, я высвобождаю ноги из его объятий и пытаюсь встать. Чувствую себя новорожденным теленком, мои ноги как желе — и все же никогда в жизни мне не было так хорошо.              Его руки отпускают меня, и я вдруг чувствую себя голой и одинокой.              Мое сердце замирает, когда я понимаю, что его глаза избегают моих.              — Джек? — я поворачиваю его лицо, чтобы он мог посмотреть на меня, и не могу удержаться, чтобы не провести большим пальцем по его распухшей нижней губе.              Кажется, он молчит уже несколько часов, а я даже дышать не могу. Наконец его губы шевелятся, и звук вырывается наружу, но мое сердце бьется так громко, что я пропускаю первые несколько слов, слыша только: «Прости, Кейт. Извини».              О Боже, он сожалеет об этом. Слезы возвращаются, и я пытаюсь скрыть их от него, но у меня ничего не получается.       — Пожалуйста, не надо, Джек… пожалуйста, не отталкивай меня… — мой голос срывается, и я говорю так тихо, что боюсь, он меня не услышит. — Боже, я не выдержу, если ты снова оттолкнешь меня, Джек.              — О чем ты говоришь? Я думал, ты хочешь Сойера, Кейт. Ты первая оттолкнула меня.              — Нет, нет.              — Ты только что сказала, что влюблена в него, Кейт. А потом я… я воспользовался тобой. — он выглядит пристыженным, поражённым. Моя рука движется, чтобы коснуться его лица, и влага на его щеке говорит мне о том, что он тоже плачет.       — Джек… Я хотела этого так же сильно, как и ты, возможно даже больше. Ты не дал мне закончить насчет Сойера. Мы с ним могли бы попробовать, Джек. Мы похожи… я могла бы полюбить его, я могла бы научиться доверять ему. Но это не сработает, так как я уже влюблена в тебя, Джек. И это пугает меня, и заставляет бежать к нему, потому что я уже потеряла его однажды, и это не убило меня. Но если я потеряю тебя, Джек… я не знаю, что буду делать. Я не думаю, что смогу пережить это.              Он снова молчит, впитывая все, что я ему только что сказала.       — Снова убежишь, Кейт?              Я могу выбрать его, я могу любить его, быть с ним, но я боюсь.              — Не знаю, Джек. Я так напугана сейчас, что не хочу давать никаких обещаний, которые могу нарушить.              — Ты собираешься бежать к нему?              Как он может спрашивать такое прямо сейчас? Я стараюсь не злиться, так как понимаю, что он имеет полное право бояться. Я качаю головой: «Нет».              — Обещай мне, что если когда-нибудь снова убежишь, оставишь мне подсказку, с помощью которой я смогу найти тебя? — я знаю, что он говорит не об острове, он хочет найти меня в случае спасения. Я не могу ничего сделать, кроме как кивнуть.              — Хочешь, я провожу тебя до пляжа?              Я снова киваю. Я натягиваю джинсы, но прежде чем я успеваю дотянуться до рубашки, Джек подходит и помогает мне. Он наклоняется и целует каждую отметину на моей груди и ключице, посылая дрожь вниз. Закончив, он одевается сам.              Его рука держит мою всю обратную дорогу до берега.              Почти все спят — я вижу только Чарли, сидящего у костра в нескольких футах от берега и наблюдающего издали за спящими Клэр и Аароном. Херли громко храпит; на счастье, в палатке Сойера темно, и створки опущены.              Я знаю, что к утру, как только чей-то взгляд коснется моей шеи, пойдет вереница слухов.              Когда мы подходим к моей палатке, рука Джека движется к моему животу, и он притягивает меня к себе, прижимая спиной к своему торсу. Моя рука тянется к его руке, и я переплетаю наши пальцы.              — Хочешь войти? — наконец спрашиваю я его. Я радуюсь, когда чувствую, как он кивает мне в спину.              Джек крепко обнимает меня, я чуствую его дыхание возле своего уха. Впервые с тех пор, как мы попали на этот остров, сон настигает меня так быстро.