Keep the promise.

      «Мне некуда бежать». – Эволет посмотрела на своего спутника. Мужчина сидел в паре шагов от нее, прислонившись спиной к каменному своду. Отсветы маленького костерка освещали резкий, гордый профиль кочевника. Горбатый нос, делающий его похожим на хищную птицу, сильные челюсти, раскосые, мерцающие глаза. Странное лицо. Странный человек…       Эволет плотнее закуталась в плащ, который дал ее спутник. Его собственный плащ. Начинало холодать, маленький костерок не давал достаточно тепла, и девушка поймала себя на том, что благодарна спутнику. Мужчина перебирал их скудный запас еды и, похоже, не страдал от холода – или же гордый вождь гордого племени воинов просто не позволял себе подобных проявлений слабости. Эволет подтянула колени к груди, обхватила себя руками за плечи и уставилась в огонь, пытаясь восстановить в памяти события последних суток…       Как это случилось? Они лежат ниц перед жрецами, Эволет поворачивает голову и встречается взглядом с горящими глазами кочевника. Сердце сжимается от жалости и острого ощущения чужих страданий. Мужчина изранен, каменный пол вокруг испятнан его кровью – жрецы обошлись с ним беспощадно жестоко. Никто не смеет покушаться на собственность Великого... пусть даже таких рабынь у него сотни. И все же, несмотря на боль, глаза кочевника пылают тем же огнем, который согревал Эволет на всем пути к этим проклятым пирамидам. Так он смотрел на нее, когда впервые увидел, когда защищал от своих людей, называющих голубоглазую пленницу ведьмой, когда укрывал плащом на корабле, когда стоял в дверях, наблюдая, как притащившие девушку в его дом рабы снимают с нее веревки…       Волна восставших рабов захлестывает огромные каменные ступени невероятного строительства. Хаос, паника, стража бросается к храму и забывает про пленников. Где-то там, в волнах обезумевших рабов, остался Дэлех, жених, который так и не смог ей помочь. Эволет мельком вспоминает о нем, но внезапно откуда-то сбоку появляется кочевник, и никогда еще девушка не была так рада его видеть. Он подхватывает брошенный кем-то из стражников кривой нож, перерезает веревки, что-то кричит ей, она не знает его языка, но интонации понимает и даже не сопротивляется, когда мужчина просто хватает ее за руку и тащит за собой, вниз, к подножию храма. Дальнейшие события смешались в сплошную круговерть лиц, тел, пыли и криков. Следующее, что осознала Эволет – кочевник каким-то чудом (привычка к постоянным войнам и боям, крови и жертвам, для него это не впервые, но это она поймет позже) ловит коня, взлетает в седло, забрасывает ее себе за спину. Они мчатся галопом прочь, мелькают лица, строения, люди разбегаются с их пути… Едва ли в суматохе охваченного мятежом города кто-то вспомнил про беглецов, но осторожный кочевник все же постарался увести их как можно дальше. Они скакали до темноты. Пирамиды превратились в далекие темные силуэты, зато впереди выросли острые серые скалы. Здесь пустыня упиралась в горный хребет, начинавшийся настоящим лабиринтом каменных отрогов. Мужчина спешился и повел загнанного коня вверх и вперед по узким проходам. Эволет, измученная долгой скачкой, не была привязана к седлу и вполне могла бы сбежать… но куда? Обратно в пылающий город? В пустыню? Шансы найти бывших соплеменников были ничтожны. Дэлех, навязанный некогда ей в женихи предсказанием шаманки, которого она принимала из чувства долга перед спасшим ее племенем, остался в прошлом, его образ потускнел и стерся, стал далеким, словно старый сон. А в настоящем был высокий смуглый человек с гривой темных кудрей, единственная надежда на спасение и выживание. Воспоминания о похищении, плене, унижениях рынка рабов саднили так же, как ранки от кнута на ее ладони. Благодарность за нежность, осторожную заботу, защиту и спасение, восхищение его диковатой, странной красотой, его очевидным в сравнении с прочими благородством, да наконец простой здравый смысл были сильнее. Эволет не собиралась бежать.       Они плутали по скалам так долго, что Эволет потеряла чувство времени и направления. Она уже готова была просить кочевника остановиться, когда он сам замер, остановив коня, осмотрелся и протянул девушке руку. Она покорно сползла с седла, но усталость была настолько сильной, что Эволет упала бы, не подхвати ее под руку молчаливый спутник. Мужчина отнес ее к стене, устроив поудобнее, и вернулся к коню. Чутье воина помогло, или же опыт - уж очень уверенно мужчина прошел каменный лабиринт- но они вышли на небольшое плато, укрытое со всех сторон высокими серыми стенами, по одной из которых струился маленький водопад горного ручейка. Проделанный ими путь был единственным, ведущим сюда. Хорошее убежище. Эволет смотрела, как кочевник умело расседлывает и привязывает коня, как разводит костер из растущих здесь чахлых шипастых кустиков. В седельных сумках нашлась еда – немного вяленого мяса. Мужчина отдал было девушке все, но она помотала головой, разделив скудный ужин поровну. Покончив с едой, они рухнули у стены совершенно обессиленные. Эволет молча смотрела в огонь, пока ее не вывел из задумчивости хриплый голос спутника. Его слов она не поняла, но протянутый плащ взяла, только в этот момент осознав, что давно уже дрожит – сказывалось пережитое потрясение. Они сидели так очень долго, пока не прошла первая усталость, пока не прояснилось в голове и в ушах не утихли боевые кличи пустынных племен, рев восставших рабов и вопли жрецов. Эволет пошевелилась, разминая заболевшие от неподвижности руки. Кочевник вздрогнул – похоже, он полностью погрузился в свои мысли и совсем забыл о девушке. Он подкинул сухих веток в костерок и медленно повернулся к ней. - Раннас.       Эволет заставила себя поднять голову и бросить взгляд на своего спутника. Мужчина посмотрел на нее поверх пламени, затем поднялся, обошел костерок и медленно опустился на камень на расстоянии вытянутой руки от Эволет. Она отшатнулась было, но лишь ударилась спиной об камень. Там смыкались две отвесные каменные стены. Загнанная в угол, Эволет сжалась, готовая отбиваться зубами и ногтями, если придется. Кочевник медленно поднял руки, повернул к ней раскрытые ладони. Эволет считала про себя удары собственного, бухающего где-то в горле, сердца. Мужчина молча смотрел на нее, не опуская рук. В его глазах не было похоти или злости, лишь усталость и боль. Не похоже, чтобы он хотел причинить ей вред. Эволет отсчитала третий десяток и кивнула. Мужчина чуть улыбнулся​ уголком губ - одним, потому что второй был разбит жрецами, все так же медленно приложил ладонь к груди и повторил: - Кхаши со Раннас.       «Меня зовут Раннас» - сообразила Эволет. Она кивнула и, подражая ему, тоже приложила руку к сердцу. - Эволет. - Э-во-лет… - Мужчина медленно повторил ее имя. Указал на плащ, вопросительно приподнял брови: "Согрелась?" - Да, спасибо тебе – она попыталась выпутаться из складок грубой, но теплой ткани, чтобы вернуть плащ хозяину, но тот покачал головой, вскидывая ладони – "Нет, оставь себе".       Раздеваться совсем не хотелось – ночь выдалась довольно прохладной – и Эволет не стала настаивать. Тем более что Раннас, предводитель кочевого племени, закаленный бесконечными странствиями и ночами в чистом поле явно не страдал от холода... Вот только вождем он больше не был, внезапно подумала девушка. Его место скорее всего занял тот мерзавец, который донес на Раннаса жрецам. Хотя воины и были верны своему вождю, едва ли кто-то из них стал искать его. Решили, что предводитель сгинул в том безумном бунте или замучен жрецами… Это при условии что кто-то из его воинов вообще выжил в том безумии. Он потерял все из-за нее. Эта мысль отозвалась неожиданным и совершенно непонятным приступом сожаления. «Он похитил тебя, он продал тебя в рабство, а ты ему сочувствуешь?» Умом девушка понимала, что должна ненавидеть Раннаса. В сердце же не было ни ненависти, ни презрения. Она наклонилась, желая рассмотреть его получше. Раннас понял ее желание и немного развернулся к свету. Судя по желвакам на острых скулах, ему это далось с трудом. Костер бросал золотые отсветы на смуглое лицо, подчеркивая и без того резкие черты. При столь близком рассмотрении стали отчетливо видны все раны, ссадины и прочие отметины, оставленные жрецами.       Мужчина коснулся ее руки. Эволет, не заметившая его движения, вздрогнула, и Раннас поспешно отдернул руку. Эволет стало немного стыдно за свое недоверие. Она протянула руки, Раннас осторожно взял ее правую ладонь в свои и повернул тыльной стороной вверх. Его руки были горячими и сухими, и Эволет, поглощенная этим ощущением, не сразу поняла, на что он смотрит. Маленькие, глубокие ранки от острых когтей кнута. Раннас отпустил ее. Раскаяние и боль отразились на смуглом лице. - Они спасли мне жизнь – Эволет вспомнила, как перепугались жрецы, увидев ее шрамы. Если бы не эти ранки, повторяющие рисунок рокового созвездия, они все были бы мертвы. Раннас медленно провел ладонью по лбу, поднимая назад волну черных кудрей. Казалось, он напряженно размышляет о чем-то​. Затем, словно приняв решение, он кивнул сам себе, с трудом поднялся на ноги, отошел к кучке их вещей и вернулся с коротким черным кнутом, оказавшемся в числе прочего на седле их коня. Положил кнут перед Эволет, сел напротив и решительно протянул ей руку с раскрытой ладонью, тыльной стороной вверх. - Ты хочешь, чтобы я… Нет! – Эволет замотала головой, осознав, что он имеет в виду. Отомстить за то, что когда-то ударил ее? Разве его боль здесь и сейчас что-то изменит? Эволет оттолкнула его руку. Как она могла – после спасения ее жизни, после всего, что он и так перенес? Раннас подался вперед, перехватывая ее взгляд. Раскаяние и отчаянная просьба об искуплении горели в черных, как небо над ними, глазах. Костер, в который мужчина мимоходом подбросил охапку веток, добрался до особо смолистой и вспыхнул неожиданно ярко. Эволет, поддаваясь силе колдовского взгляда, коснулась рукояти кнута.       Она могла ударить его. Могла причинить боль. Но разве это искупит все, что она вынесла по его милости? Плен, рабство, смерти друзей. Воспоминания неожиданно вспыхнули в ее сознании. Лица погибших, рабов и стражников, сухой, горячий ветер пустыни, сдирающий кожу пригоршнями колючего песка, мутная вода, которую она разносила, несчастные рабы, вынужденные передвигать огромные камни... Лавина воспоминаний обрушилась на девушку, заставив кровь вспыхнуть темным, звериным безумием мести. Она встала, плащ кочевника соскользнул с плеч, но Эволет не почувствовала холода. Все ужасы плена, через которые она прошла, все смерти, которые она видела... Безумие подступило совсем близко. Она вынесла все опасности и испытания, но сейчас впервые позволила себе осознать все это – и прошлое набросилось словно саблезуб. Девушка со стоном вскинула руки к лицу, пытаясь закрыться от кровавых видений. В правой руке все еще был зажат кнут, который ей вручил Раннас… Он! Эволет медленно перевела на пылающий взгляд на кочевника, по-прежнему сидящего напротив. - Ты!... – это был уже не человеческий голос, а какое-то змеиное шипение. Мужчина вздрогнул, склоняя голову перед ее яростью. Ты напал на мое племя, ты похитил меня и продал! Ты притащил меня к этим чудовищам! - выкрикнула Эволет, пытаясь хоть как-то выплеснуть свою ярость, забыв, что он не понимает ее слов. Осознание того, что именно кочевник спас ее из горящего города, только что делавшее невозможным саму мысль причинить ему боль, рассыпалось под тяжестью всего, что она пережила. Раннас, не поднимая головы, медленно потянул шнуровку легкой безрукавки на груди, снял ее и отбросил в сторону. Костер осветил гордый разворот широких плеч и сильную спину, бросил трепещущие отсветы на смуглый рельеф груди. Его покорность стала последней каплей. Обезумевшая от нахлынувших воспоминаний девушка замахнулась кнутом. Удар пришелся по левому боку и предплечью, поверх уже имеющихся багровых синяков, ссадин и следов кнута, оставленных умелыми и куда более сильными руками жреческих палачей. Ослепленная яростью Эволет сделала шаг в сторону, оказавшись сбоку от Раннаса, замахнулась снова. Кнут со свистом прорезал воздух и обвился вокруг плеч мужчины, оставляя багровую полосу и вырвав короткий стон сквозь стиснутые зубы. Следующий удар словно нарочно лег поверх глубокой ссадины. Неловкий замах Эволет повел кнут слева направо и удар по животу заставил Раннаса застонать в голос. Звуки ударов эхом отражались от каменных стен, словно жертвенное подношение сиявшему над их головами созвездию падения пирамид...       Эволет не считала удары, просто в какой-то момент у нее свело плечо. Девушка медленно опустила руку. Пелена ярости перед глазами рассеивалась, уступая место каменным стенам, отсветам костра и человеку перед ней… Происходящее дошло до её сознания резким рывком, вызывая волну ледяной дрожи в животе. Раннас сидел перед ней на коленях, опираясь кулаками о камень и опустив голову, чтобы прикрыть глаза. Черные кудри закрывали лицо, подрагивая от тяжелого, срывающегося на стоны дыхания. Истерзанная спина, красные вспухшие полосы на руках и груди...       Деревянная рукоять сухо стукнула о камни. Раннас медленно поднял голову, не дождавшись очередного удара. Эволет пошатнулась и упала на колени перед ним, закрывая лицо руками. Плечи девушки вздрагивали от подавляемых рыданий. Безумие выплеснулось и ушло, как вода в песок. Остались горькие воспоминания, отдающиеся глухой болью где-то в груди и выходящие в сухих всхлипах, а еще – мучительное сострадание к человеку, который спас ее и которому она причинила такую боль.       Тяжелая рука осторожно легла на ее плечо. Раннас, превозмогая боль, потянул ее к себе, обнимая и пытаясь успокоить. Эволет упала на камень, уткнулась головой в его колени, и разразилась потоком безудержных слез. Последних слез над погибшими и над прошлым, очистительными и несущими успокоение...       …Высокий смуглый мужчина со странными, раскосыми глазами осторожно уложил девушку, уснувшую прямо у него на коленях от потрясения и слез, на плащ, и устало прислонился к холодной скале наименее пострадавшим плечом. Завтра нужно во что бы то ни стало добраться до реки, которая была границей земли жрецов. Одна мысль о том, что завтра придется идти, или хуже того, ехать верхом, заставила его содрогнуться. Все тело горело болью. Раны не несли угрозы для жизни, но могли замедлить его, а если придется с кем-то сражаться... Об этом больно было даже думать. Раннас прищурился, глядя на звезды. До реки сутки пути с его нынешней пешей скоростью. Переправившись через нее, беглецы могли чувствовать себя в безопасности. А потом – далекий путь до земель родного племени. Он все еще один из его вождей. А до тех пор...       «Впереди далекий путь и трудное признание. Мне придется рассказать ей все. Рассказать, как в одном из походов, еще под предводительством моего отца, мы наткнулись на странное племя, живущее далеко в горах. Очарованный красотой смуглых и голубоглазых женщин этого народа, отец приказал атаковать. Они храбро сражались, но у них не было шансов против закаленной десятками подобных набегов орды. Немногочисленное племя было почти полностью уничтожено. Мне было двенадцать – и уже тогда мне были отвратительны эти набеги. Но выбора у меня, сына своего отца и будущего вождя, конечно не было. Я мог лишь стараться облегчить положение пленников. Среди захваченных женщин была одна, ждущая ребенка. Она была прекраснее всех, кого я видел, и это, конечно, привлекало внимание мужчин. Я вступился за нее – воины не посмели ослушаться сына вождя, к тому же меня с колыбели учили сражаться и уже к двенадцати годам я выходил против взрослых – и побеждал. Я забрал женщину в свой шатер, где она была в безопасности – мне и в голову не приходило принуждать ее к чему-либо. Постепенно женщина научила меня своему языку и другим наречиям, которые знала - а знала она немало…»       Мужчина слабо улыбнулся, вспомнив все, что ему наговорила Эволет. Узнав, что он понимал каждое слово, она, наверное, захочет его убить…       «Мой отец не знал, что в этом племени голубоглазые женщины были шаманками, ведающими. Они не смогли спасти свой народ, их силы были силами мира, врачевательства и познания. Шаманки ничего не смогли противопоставить яростной силе моего народа – силе свирепых хищников. Я же с детства отличался от своих соплеменников – как, впрочем, и положено сыну великого вождя. В благодарность за мое покровительство, видя мою жажду знаний и стремление к красоте жизни, шаманка многому меня научила – основам врачевательства, искусству чтения тайных знаков, которые предки посылают нам ночами на небе, искусству видеть, когда человек говорить правду и ложь.… Позже, когда я доказывал свое право на власть и завоевывал уважение племени, эти знания оказались мне очень полезны. «Ты подарил мне жизнь, а я подарю тебе счастье» - говорила шаманка. Она была очень серьезна, но я был слишком юным и не обратил внимания на эти слова.       Однажды она сказала, что скоро уйдет к предкам и умоляла меня позаботиться о ее ребенке. Но что я, мальчишка, пусть и поумнее кое-кого из старших соплеменников, мог сделать? Оставить ребенка? Ни одна наша женщина не приняла бы дитя рабыни, и мое влияние бы не помогло. Шаманка рассказала мне, что на севере живет народ, дружественный ее племени. Если бы ребенка можно было отправить туда… Ночью она родила девочку с такими же прекрасными голубыми глазами, как у нее самой. Ее предсказание сбылось – она лишь успела один раз обнять и поцеловать дочь, шепча что-то – заклинания, как я сейчас понимаю. Потом удивительно ясный взгляд обратился ко мне – она уже не могла говорить. Но я понял ее безмолвную мольбу. «Я позабочусь о ней» - вырвалось у меня против собственной воли. Шаманка улыбнулась мне и закрыла глаза – навсегда.       В ту же ночь я тайком ушел из нашего временного – у нас не бывало постоянных – становища. Два дня скакал на север, едва не загнав коня, но сумел довезти девочку до упомянутого ее матерью племени. Наверное, дух шаманки защищал ее, иначе как бы она выжила за два дня этой сумасшедшей скачки? Я пробрался в стан племени – для меня этот не составило труда – и оставил девочку на пороге одного из шалашей. Потом издалека убедился, что ее обнаружили и забрали. Теперь она была в безопасности. Я сдержал клятву, данную голубоглазой шаманке.       Конечно, мое отсутствие было замечено. На топот моего коня вышел разгневанный отец. Я не собирался ничего объяснять. Ни отец, ни старшие воины ничего от меня не добились. Тогда меня наказали беспощадно жестоко, били, пока сухая степная трава на два шага вокруг не стала красной от крови. Теряя сознание, я словно наяву услышал голос голубоглазой шаманки, благодарившей меня. Теперь она могла быть спокойна…       Обычаи моего племени таковы, что с наказанием кончаются все счеты. Никто не вспоминал больше о моей отлучке. На нас напало другое кочевое племя, пришлось сражаться, потом в спешке сниматься со стоянки и искать новое место. В этой суматохе никто не вспомнил ни о рабыне, ни тем более о ее ребенке. Девочка была спасена.       Я вырос и занял место своего отца – место вождя. Теперь я мог повести свой народ куда пожелаю. Впрочем, путь был мне известен – на север, за горный перевал, туда, где осталась голубоглазая девочка. Наши жизни были связаны, я понял это с того момента, когда взглянул на нее в первый раз. Конечно, ты не помнила меня. А я был связан долгом предводителя и был вынужден атаковать приютивший тебя народ, захватить тебя в числе рабов. Я сразу узнал тебя – ты так похожа на свою мать. Один взгляд – и я вспомнил слова пленной шаманки. Она сдержала обещание, как я сдержал свое, и действительно подарила мне счастье. Я полюбил тебя, Эволет… Я делал все, чтобы уберечь тебя. Прости, я знаю, что порой ничего не мог изменить. Ты не узнаешь, как я рисковал и чем пожертвовал, чтобы спасти тебе жизнь в этом переходе. Похоже, это моя судьба – спасать тебя, голубоглазая девочка…».       Раннас бросил усталый взгляд на потухающий костерок и закрыл глаза. Он еще успеет немного отдохнуть, прежде чем небо начнет светлеть и солнце снова вонзит свои беспощадные лучи в эту иссушенную землю. Спящая Эволет шевельнулась на его плаще.       «Я выведу тебя отсюда, чего бы мне это не стоило. Обещаю».